Взгляды на источники неустойчивости региональной ситуации

Социальные интересы играли в Восточной Азии свою роль. Как и в Европе, национальный фактор переплетался с экономическим. Но в Европе национализм изжил себя в годы мировой войны в той мере, в какой сама война была его порождением; в Восточной Азии после 1945 г., напротив, возникла мощная националистическая волна. Эта была третья из «длинных волн национального самоопределения», если считать двумя первыми катаклизмы строительства национальных государств в Западной Европе в XIX в. и «восточноевропейский передел» по завершении первой мировой войны. Подъем национализма в Азии придавал межгосударственному взаимодействию в ней типологически иной характер.

Корейская война ускорила поляризацию по оси «США - СССР». В начале 50-х годов в странах Запада утвердилось мнение о необходимости структурно закрепить соотношение позиций, которое сложилось в результате пяти-семи послевоенных лет. Расстановка сил в целом была ясна. СССР и США, как показало их поведение в ходе конфликта в Корее, были напуганы возможностью прямого столкновения и не доверяли друг другу.

Обе державы находились в трудном положении. В отличие от Соединенных Штатов, где власть на заключительном этапе войны перешла в руки более молодого поколения, в СССР сохранялась диктатура И.В.Сталина. Его представления о взаимоотношениях с США были формированы годами советско-американского союзничества. Действия Г.Трумэна в Центральной и Восточной Европе (план Маршалла, сохранение западно-берлинского анклава среди восточно-германской территории) могли казаться И.В.Сталину посягательствами на обещанную Москве и оплаченную ее потерями «сферу безопасности». Подобно О. фон Бисмарку, советскому лидеру были знакомы «кошмары коалиций» - тем более, что образование НАТО подтверждало склонность Запада к их созданию. Советское видение мира при И.В.Сталине складывалось под влиянием его предубеждения перед войной с США и одновременно неприятия идеи диалога с ними. Стремление избежать большой войны сочеталось с признанием возможности расширять - за счет поддержки зарубежных компартий - сферы советского влияния. Создание в 1947 г. Информационного бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформа) было воспринято на Западе как реанимация традиций экспорта революции.

По сравнению с советскими, руководители США в последние годы власти Г.Трумэна (уступившего ее республиканцам после выборов в ноябре 1952 г.) находились в более благоприятном положении в том смысле, что их политика опиралась на ясную концепцию «сдерживания», менять которую американское руководство не собиралось. Эта концепция была сформулирована в 1948 г. в директиве Совета национальной безопасности N 68 и подразумевала стремление вынудить Советский Союз ограничить зону своего контроля рубежами его государственных границ по состоянию на 1947 г.¹ Как отмечает Д.Шамбо, правительству США в самом деле «показалось, что 'международный коммунизм' начал свой марш, и доктрина Трумэна была приложена к Азии, чтобы сдержать его там»².

Корейская война не только показала ограниченность возможностей «сдерживания», но и продемонстрировала отсутствие у США четких представлений о сфере американской стратегической ответственности. Необходимо было определить ее границы и довести до СССР решимость США защищать американские интересы в ее рамках. Осуществлению этой задачи были посвящены усилия Г.Трумэна в 1951-1952 гг. Этот курс соответствовал закреплению биполярности, начало которой было положено в 1949 г. созданием НАТО. Но установка на разграничение сфер интересов США и СССР не получила развития в силу краткости оставшегося срока пребывания Г.Трумэна у власти.

Республиканцы, принявшие власть в январе 1953 г., отошли от «сдерживания». Вступление в должность Д.Эйзенхауэра повлекло за собой пересмотр внешнеполитических приоритетов, во многом связанный именно с событиями в Китае и Корее. Ревизия старых ориентиров проходила по трем направлениям: отказ от абсолютизации значения событий в Европе [1]; усиление внимание к обеспечению безопасности самих Соединенных Штатов [2]; активизация политики в Азии [3]³. В американской элите вызрело понимание того, что послевоенный мир перестал зависеть только от стабильности в Европе. Вопрос об усилении роли США следовало, в таком случае, рассматривать в масштабах Евразии. Тем большие опасения вызывал Советский Союз, распространивший свое влияние далеко на запад и восток от своей исторической территории. Эти страхи породили идею окружить СССР по периметру внешних границ сфер его влияния⁴.

Колебания в поведении Советского Союза в ходе войны в Корее были замечены и демократами, и республиканцами. Но окружение Г.Трумэна, считая корейский конфликт результатом не только коммунистических происков, но и своей непоследовательности, стремилось преодолеть неустойчивость региональной подсистемы за счет более строгого разграничения сфер интересов СССР и США, а команда Д.Эйзенхауэра в первый период пребывания у власти исходила из предположения о возможности заставить Советский Союз отступить.

Имелось в виду, что поскольку СССР уклоняется от конфликта, то выдвигая американское присутствие к рубежам зоны советских интересов, можно побудить Москву «отойти вглубь». На эту посылку опиралась доктрина «отбрасывания» (roll-back) коммунизма, которой пыталась обогатить американскую политику новая администрация. Сочетание наступательности и внимания США к восточно-азиатским делам привело к тому, что начиная с 50-х годов проблематика мировой периферии стала превращаться в основной источник советско-американских противоречий. Дело усугубилось кадровыми перестановками. В 1953 г. Д.Эйзенхауэр назначил на пост председателя ОКНШ адмирала Артура Рэтфорда, известного своими «азиоцентристскими» взглядами в том смысле, как их понимали правые республиканцы. Став одним из главных советников президента по военным вопросам, он, как утверждает М.Галиччо, в течение только 1953 г. трижды рекомендовал применить в Азии ядерное оружие⁵.

Не только личностные характеристики определяли рост советско-американских трений. Важнее были идейно-теоретические основания. Весной 1953 г. в Советском Союзе произошла смена руководства. На первой позиции утвердился Н.С.Хрущев, с именем которого связана массированная волна духовно-политического ревизионизма в контексте критики культа личности И.В.Сталина и отказа от одиозных догм внешнеполитической теории сталинизма (неизбежность новой мировой войны и т.д.). Началась разработка новой программы КПСС. Хотя она была принята ХХII съездом только в 1961 г., основные ее положения сложились уже в середине 50-х годов. Был сформулирован тезис о трех силах мирового революционного процесса - мировой системе социализма, рабочем движении в капиталистических странах и национально-освободительных силах в развивающемся мире⁶. Национализм был провозглашен союзником СССР. Это был важный доктринальный сдвиг, указывавший на стремление Москвы «разыграть национальную карту» аналогично тому, как приблизительно в те же годы, но с явно меньшим успехом, это пытались делать США.

На протяжении большей части 50-х годов между СССР и США существовал значительный разрыв в оценках причин региональной нестабильности. Соединенные Штаты рассматривали как ее источник коммунистическую экспансию. Они не делали различия между политикой отдельных коммунистических стран, считая действия всех коммунистических групп в Азии подконтрольными Москве. Американская политика исходила из завышенного представления о шансах перерастания локальных конфликтов с участием левых движений в войну с СССР. Отсюда следовала неадекватность американских реакций на действия КНР, демонизация «подрывной» роли Китая в регионе. Между тем, дестабилизирующим был прежде всего сам подчеркнуто наступательный характер американской политики, блокировавший возможность повысить устойчивость обстановки путем переговоров с коммунистическими странами.

Советский Союз вообще не поднимал вопрос о стабильности как таковой, очевидно, считая его теоретически несовместимым с тезисом о продолжении мирового революционного процесса «в иных формах». Подразумевалось, что неустойчивость региональных отношений отражает неустойчивость «мирового капитализма», проигрывающего соревнование «социалистическому лагерю» и предпринимающего «лихорадочные попытки повернуть колесо истории вспять». В этом смысле нестабильность воспринималась как неотъемлемая часть мировой политики.

Но отношение к нестабильности в ее революционных проявлениях как к норме международных отношений в теории не исключало стремления СССР поддерживать стабильность на практике, если это соответствовало советским интересам. Советский Союз стремился к взаимопониманию с США. Главными принципами подхода СССР к отношениям с Вашингтоном были: уход от прямого столкновения, кроме как в случае нападения на территорию СССР или стран Варшавского договора; отказ от эскалации региональных конфликтов, способных перерасти в общий конфликт с США; диалог по основным международным проблемам; укрепление биполярности как средства закрепить преобладание СССР и США в региональных делах и мировой политике в целом. В политике Москвы выработался двухуровневый подход к стабильности: стремление придать устойчивость отношениям с Вашингтоном на глобальном уровне сочеталось с возможностью опосредованно противостоять Соединенным Штатам в региональных конфликтах. Можно указать на сходство этой логики с той, что была положена в основу принятой в 60-е годы в США концепции «гибкого реагирования», первые работы в ключе которой были опубликованы в годы правления Д.Эйзенхауэра и стали реакцией испуга на присущее его первой администрации «снижение» политико-психологического барьера против применения атомного оружия⁷.