Советско-американские отношения в 70-х годах

Поездка Никсона в Китай

Китайское направление в политике Никсона активизировалось с весны 1970 года. В апреле в Китай была приглашена национальная сборная США по настольному теннису для проведения показательного матча в Пекине. Она была принята Чжоу Эньлаем. В мае 1971 года была достигнута конфиденциальная договоренность о том, что Киссинджер совершит две поездки в Пекин, причем одну негласную, и что позже Никсон поедет в Китай. В июле неожиданно было объявлено, что Никсон посетит Китай с визитом в 1972 году.

Это, конечно, было крупным достижением личной дипломатии Никсона-Киссинджера. Больше того, это было началом „трехсторонней дипломатии" (США-СССР-Китай), а не двусторонней, как это было прежде.

Никсон посетил Китай с 21 по 28 февраля 1972 года. Конечно, его визит не „изменил мир" (как он утверждал на банкете в Пекине). Больше того, он даже полностью не нормализовал дипломатические отношения между США и Китаем (обмен „миссиями связи" произошел в 1973 году), но в целом это был, конечно, прорыв в американо-китайских отношениях, имевший немалые международные последствия. Он ускорил и американо-советскую договоренность по ОСВ.

По возвращении Киссинджер рассказал мне о некоторых итогах этого визита.

По Вьетнаму не удалось договориться, хотя позиции сторон были подробно изложены. Никсон откровенно заявил китайцам, что если Се­верный Вьетнам сейчас (во время предвыборной кампании в Америке) проявил бы некоторую „гибкость и понимание", то последующий процесс эволюционного развития событий, без больших помех со стороны США, мог бы привести к тому, что в течение двух, максимум трех лет северо-вьетнамцы, по существу, получили бы в отношении Южного Вьетнама то, чего они сейчас так упорно добиваются'от США, но чего он, президент Никсон, не может дать в настоящий момент. Военного же решения в свою пользу Ханой сейчас не добьется, Вашингтон этого не допустит, конфликт только затянется.

Сам Мао Цзэдун произвел на Никсона впечатление сильной личности, но не фанатика-революционера. Скорее, он являл собой своеобразное сочета­ние философа и весьма прагматичного и осторожного в своих действиях политика, особенно в том, что связано с возможными серьезными послед­ствиями на международной арене.

Беседа -с помощником президента оставила у меня впечатление, что Никсон и Киссинджер были довольны результатами своих встреч в Пекине. Они надеялись также, что эта поездка поможет им вести свою диплома­тическую игру во время предстоящего визита Никсона в Москву. Киссинджер шутливо заметил, что они „не прочь научиться есть русскую икру с помощью китайских палочек".

Приватный обед с президентом

17 марта в Москве и Вашингтоне было опубликовано официаль­ное сообщение о том, что президент Никсон посетит СССР с визитом 22 мая 1972 года.

СУГУБО
226 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Спустя несколько дней я должен был встретиться с Киссинджером за обедом в Белом доме. Однако когда я пришел, то выяснилось, что сам президент хочет поговорить со мной. Таким образом мы обедали уже втроем.

Никсон сказал в начале беседы, что в ближайшие два месяца он будет вплотную заниматься подготовкой к московскому саммиту, чтобы обеспе­чить его успех. Подчеркнул, что удовлетворен тем обменом письмами, кото­рый установился между ним и Брежневым.

Показав на сидевшего рядом Киссинджера (молчавшего во время на­шего разговора), он сказал: „Вот известный Вам Генри, которому я целиком и полностью доверяю. Все, что он говорит, - исходит непосредственно от меня. В администрации больше нет человека, который мог бы говорить так авторитетно от моего имени. Верно, Билл (Роджерс) является моим старым другом и обладает необходимыми полномочиями госсекретаря. Но он связан с большим бюрократическим аппаратом, за которым невозможно уследить и который не может держать в секрете сугубо конфиденциальные вещи. Вот почему я действую в таких делах только через Киссинджера".

Никсон сказал, что лично он считает наиболее важными и наиболее сложными для обсуждения с советскими руководителями два вопроса: соглашение по ограничению стратегических вооружений и Ближний Восток. По последнему вопросу они еще выскажут свои соображения (через Киссинджера). По первому же ход его рассуждений сводился к следующему: вопрос этот - вольно или невольно - стал сейчас, во всяком случае в общественном мнении США, своеобразным барометром будущего состояния наших отношений. Будет соглашение - все воспримут как добрый знак, что эти отношения строятся на фундаментально новой основе. Не будет согла­сия - будут считать, что встреча фактически не удалась, тем более, что второй важный вопрос (Ближний Восток) может быть предметом только негласной договоренности.

Настал момент принятия политических решений, сказал Никсон. Я готов пойти на паритет в этой области, хотя это и не особенно популярно в определенных, весьма влиятельных кругах США. Так давайте все же попробуем подойти к ситуации прежде всего с политических позиций, не забывая, конечно, интересов обороны обеих стран. Это надо делать сейчас, иначе скоро может быть слишком поздно в том смысле, что в этом году могут быть приняты обеими сторонами далеко идущие решения в области строительства новых стратегических систем, которые и определят гонку вооружений на все 70-е годы. Я призываю советское руководство совместно приложить усилия, чтобы достичь важного компромиссного решения и обеспечить общий конструктивный исход встречи.

После беседы с Никсоном Киссинджер сказал, что если на встрече в Москве не удастся договориться о „замораживании" стратегическиих под­лодок, то им придется дополнительно ассигновать на эти цели 2 млрд. дол­ларов на текущий финансовый год. Они считают необходимым „честно и прямо" сказать нам об этом уже сейчас, чтобы после встречи в верхах у нас не возникло недовольства. Короче, Киссинджер настойчиво вел подготовку к своим беседам в Москве по вопросу о подводных лодках.

Высказанные президентом мысли произвели благоприятное впечатление в Москве, особенно его слова о готовности согласиться на паритет с Советским Союзом в области стратегических вооружений.

Р.НИКСОН:
СОВЕТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 70-х ГОДАХ 227

27 марта Никсону было передано письмо Брежнева, посвященное вопросам, подлежащим обсуждению на встрече в Москве (Европа, Западный Берлин, Ближний Восток, Вьетнам). Наиболее подробно в нем рассматрива­лась проблема сокращения стратегических вооружений, при этом выража­лась надежда на позитивные результаты с учетом того, что позиции сторон относительно договора об ограничении систем ПРО и „замораживания" строительства шахтных пусковых установок межконтинентальных ракет наземного базирования сейчас очень сблизились. Предложение США о „замораживании" подводных лодок, говорилось в письме, дополнительно изучается советской стороной. Киссинджер, которому было вручено это письмо, сказал, что президент все больше проникается сознанием того, что его встреча с советскими руководителями по своему значению будет самым главным событием всей его внешнеполитической деятельности.

Через день - очередная встреча с Киссинджером. Он поднял, в частности, „деликатный вопрос": президент получил приглашение заехать в Польшу после Ирана (куда Никсон поедет из СССР). Учитывая, что „Восточная Европа является сферой особых интересов СССР", он хотел бы в довери­тельном плане посоветоваться на этот счет с Брежневым, памятуя, что визиты в Москву и в Варшаву будут следовать друг за другом. Брежнев не имел каких-либо возражений на этот счет.

3 апреля я встретился с Киссинджером по его настоятельной просьбе. Он попросил от имени президента передать советскому руководству, что войска ДРВ начали широкие военные действия через демилитаризованную зону и продвинулись уже на 10-15 миль южнее этой зоны. Ханой грубо нарушил договоренность 1968 года, на основании которой были приостановлены американские бомбардировки территории ДРВ и начаты переговоры в Париже (предусматривалось, что войска ДРВ не пересекут линию ДМЗ). Северовьетнамское командование начинает сейчас азартную игру, бросая в наступление фактически все свои регулярные войска.

Президент будет вынужден поэтому предпринять в ближайшие дни свои контрмеры, сказал Киссинджер. Он при этом выразил надежду, что эти вынужденные ответные военные шаги не будут расценены в Москве как намеренно направленные против интересов СССР и что все это не окажет негативного воздействия на советско-американские отношения в других областях. „Президент очень сожалеет, что все это происходит сейчас, в пе­риод подготовки к московской встрече. Видимо, придется пройти еще через один кризис, созданный ни нами, ни вами. Но очень хотелось бы надеяться, что этот кризис не отразится серьезно на начавшемся процессе заметного улучшения наших отношений и не помешает конструктивному исходу встречи в Москве", - подчеркнул помощник президента.

В Белом доме после торжественной церемонии подписания Договора о запрещении бактериологического оружия (10 'апреля) ко мне подошел Никсон. В разговоре один на один он коснулся обострения обстановки в Индокитае и сказал: „Нам нужно пройти этот новый кризис с наименьшими потерями для советско-американских отношений и весьма важно, чтобы оба наши правительства не теряли контроль над событиями, особенно в области двусторонних отношений".

Чувствовалось что Белый дом готовился к каким-то новым „драмати­ческим" акциям против ДРВ, хотя президент и не захотел их пока уточнять. Через несколько дней (в воскресенье) я был в Белом доме на просмотре кинохроники, посвященной двум поездкам Киссинджера в Китай (подарки

СУГУБО
228 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Чжоу Эньлая). На просмотре были лишь отец и мать Киссинджера, симпатичные люди, специально приехавшие из Нью-Йорка (где они жили), он сам и я с женой.

В целом этот вечер в Белом доме оставил в памяти какое-то странное, иррациональное впечатление: хорошая обстановка, приятные собеседники, впечатляющая кинолента - на фоне развертывавшихся кровавых битв за тысячи миль в джунглях далекого Вьетнама.

Киссинджер тайно летит в Москву

Вскоре Киссинджер сообщил, что президент - на фоне опасно обостря­ющейся обстановки - считает целесообразным его краткую поездку в Москву для встреч с Брежневым и Громыко примерно 20-21 апреля, если они с этим согласны. Оттуда он вылетит в Париж, где намечена его встреча с представителями ДРВ. Президент хотел бы, чтобы эта поездка в Москву состоялась в обстановке полной секретности. Даже посольство США не должно знать об этой поездке. Киссинджер мог бы остановиться в Москве в любом месте по выбору советской стороны.

Администрация Никсона явно делала попытку более активно вовлечь Москву в свою дипломатическую игру вокруг Вьетнама. В Москве же надеялись, что участие СССР может как-то способствовать урегулированию конфликта.

Москва выразила согласие на этот тайный визит. Киссинджер ска­зал, что готов встретиться с северовьетнамцами и в Москве, если они согласны на это (однако Ханой явно предпочитал Париж, а не Москву как место встреч). Затем он доверительно изложил позицию США по главным направлениям предстоящих конфиденциальных переговоров с северовьетнамцами (сами вьетнамцы ничего нам о своей позиции не говорили).

Через день раздраженный Киссинджер снова обратился ко мне: прези­дент просил срочно передать советским руководителям, что северовьет-намцы только что информировали американскую сторону о том, что они -без объяснений - берут назад свое согласие на встречу с Киссинджером 24 апреля в Париже. В то же время они продолжают военные действия. В этой связи президент отдал приказ подвергнуть бомбардировкам военные объек­ты в районе Ханоя-Хайфона. Бомбардировки будут прекращены, если Ханой даст согласие на встречу 24 или 27 апреля.

По словам помощника президента, придется прибегнуть „к решитель­ным мерам", если в Ханое будут вести дело к военному решению и „возьмут курс на то, чтобы свалить второго президента в США", как это было с Джонсоном.

С Киссинджером я встречался три дня подряд - 15, 16 и 17 апреля. Ханой и Вашингтон (через Москву) лихорадочно обменивались телеграммами -спорили о датах встречи Киссинджера с северовьетнамцами. Наконец, он сообщил, что вылетает в Москву для бесед как по вьетнамским делам, так и в связи с подготовкой встречи в верхах в Москве.

20 апреля глубокой ночью Киссинджер вылетел в Москву. Я сопровож­дал его. В лучших традициях конспирации (вся поездка Киссинджера была строго засекречена) я в полночь выехал на машине посольства в услов­ленное место, где меня поджидала автомашина из Белого дома. Она и

Р.НИКСОН:
СОВЕТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 70-х ГОДАХ 229

привезла меня на военный аэродром около Вашингтона, куда инкогнито приехал и Киссинджер.

По дороге в Москву мы сделали остановку для заправки горючим на секретной военно-воздушной базе НАТО в Англии. Он отсоветовал мне выходить из самолета „поразмяться". Если на этой базе увидят, что там находится советский посол, полушутливо сказал Киссинджер, то с ними случится обморок. Сам он также не выходил, чтобы сохранить секретность своей миссии.

В Москве помощник президента встречался с Брежневым и Громыко. Значительное место было уделено обсуждению вьетнамских событий. Советскому руководству совсем не импонировала предстоящая встреча с Никсоном под гул взрывов американских бомб во Вьетнаме. Мы призывали Никсона к осторожности и сдержанности. Киссинджер говорил, что они как раз придерживаются такой позиции, но „сверхагрессивные" действия вьет­намцев могут вынудить администрацию „к более решительным действиям". Короче, Киссинджер, действуя по прямому указанию Никсона, стремился добиться от советского руководства согласия оказать давление на Ханой для прекращения войны во Вьетнаме на приемлемых для США условиях. Но Москва не могла пойти на то, чтобы навязывать своему союзнику такие условия, хотя и была заинтересована в окончании войны во Вьетнаме.

Основное внимание было уделено вопросам предстоящей встречи на выс­шем уровне, и в первую очередь положению дел с договором по ОСВ. Здесь был определенный прогресс. В результате переговоров была достигнута договоренность „о замораживании" строительства подводных лодок, т. е. стратегических ракет морского базирования на определенном уровне (не более 9.50 единиц у каждой стороны). Позже американские историки расце­нили это как немалое достижение Киссинджера. Можно, конечно, и так счи­тать, но с той поправкой, что советская сторона, соглашаясь на заморажи­вание, фактически пошла на такой потолок, который позволял ей завершить строительство запланированного ранее числа морских пусковых установок для межконтинентальных ракет. Это знал и Киссинджер. Но обе стороны предпочитали не говорить об этом публично.

Было также окончательно определено, что согласно договору по ПРО каждой из сторон будет разрешено развернуть противоракетную оборону лишь двух ограниченных районов: по одному вокруг столиц и по одному району размещения МБР.

Успешно завершилась работа над текстом документа „Основ взаимоот­ношений между СССР и США".

Идя навстречу пожеланиям Киссинджера относительно секретности его визита в Москву, гостя разместили в особняке на Ленинских горах, и его обслуживание целиком взяла на себя советская сторона. Контакт с Вашинг­тоном Киссинджер поддерживал не через свое посольство, а с помощью радиостанции на борту американского самолета, на котором он прибыл в Москву. Посольство США и сам американский посол ничего не знали о пребывании Киссинджера в Москве вплоть до последнего дня, когда он пожелал переговорить с послом. Нечего и говорить об удивлении посла, когда его привезли в особняк и он вдруг увидел там Киссинджера.

Вернувшись в Вашингтон, Киссинджер через день сообщил мне, что президент „очень доволен" результатами имевших место обсуждений, кото­рые в значительной степени „обеспечивают успех основной встречи в Москве". Он передал соответствующее письмо Никсона Брежневу.

СУГУБО
230 ДОВЕРИТЕЛЬНО

Президент попросил своего помощника выяснить, не мог бы он в Москве посетить воскресную церковную службу. Эта просьба Никсона вызвана не тем, отметил Киссинджер, что он является таким уж набожным чело­веком, а чисто внутренними соображениями: посещение церкви в СССР будет широко передаваться по американскому телевидению и произведет благоприятное впечатление на значительную часть населения в США. Я сказал, что у нас, разумеется, нет возражений.

Напряженность вокруг Вьетнама растет

В начале мая, за три недели до встречи в верхах, проходил оживленный обмен посланиями между Брежневым и Никсоном. Брежнев призывал Никсона к сдержанности во Вьетнаме: „События там влияют и на советско-американские отношения".

Киссинджер высказал в этой связи, в общем-то, справедливое мнение президента о том, что Ханой всячески стремится использовать факт пред­стоящей встречи в верхах в Москве для достижения своих собственных, в первую очередь военных, целей в ЮВА. Северовьетнамцы в этом плане провоцируют одновременно и Москву, и Вашингтон. „Конечно, жаль, если эти их усилия увенчаются успехом".

Киссинджер пожаловался также, что, по их данным, в портах Кубы в последние дни появилась советская плавбаза атомных подводных лодок, а также сами лодки с тремя баллистическими ракетами. В Пентагоне и конгрессе - „возбуждение". „Зачем все это нужно Москве накануне встречи на высшем уровне?"

Через день президент информировал Брежнева о результатах перего­воров с северовьетнамцами: „итог крайне разочаровывающий". Киссинджер сказал, что Ле Дык Тхо прямо заявил ему, что президент Никсон должен отказаться от всякого обсуждения вьетнамских дел с Москвой и вести его только с представителями ДРВ. „Северовьетнамец вообще вел себя вызы­вающе, как победитель", - сказал он. Чувствовалось, что в Белом доме явно „заведены", как полной неудачей встречи с Ле Дык Тхо, так и продол­жающимся наступлением северовьетнамцев в Южном Вьетнаме.

6 мая Брежнев вновь направил Никсону послание по вьетнамским делам. В этой связи Киссинджер сказал: „Можно констатировать, что наш обмен посланиями по Вьетнаму не сдвинул дела ни на сантиметр. У нас нет в этой связи каких-либо претензий к советской стороне. США будут продолжать делать все, чтобы встреча на высшем уровне состоялась и закончилась успешно. Однако мы вынуждены будем действовать по Вьетнаму так, как этого требуют от нас военные и политические обстоятельства".

По его признанию, США обсуждали вьетнамские события и с китайцами. Последние, отметил он, заявили, что в нынешних военных действиях во Вьетнаме заинтересован не Пекин, а Москва, чтобы оказать на Никсона Давление и взамен добиться на встрече на высшем уровне уступки в Европе" и на Ближнем Востоке.

В связи с запросом Киссинджера насчет наших подводных лодок я сообщил, что данные Пентагона о пребывании в портах Кубы советских атомных подлодок не соответствуют действительности. Находящиеся там лодки не являются атомными, и их пребывание там связано лишь с отдыхом экипажей.

Р.НИКСОН:
СОВЕТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 70-х ГОДАХ 231

Американская сторона, конечно, это знала, но для нее был важен факт, как бы подтверждающий, что они постоянно следят за нашей военной деятельностью вокруг Кубы, стремясь предотвратить создание там со­ветских военных баз.

Вечером 8 мая Никсон выступил по телевидению с важным заявлением по вьетнамскому вопросу. Он объявил о военных мерах, которые должны воспрепятствовать получению Ханоем оружия и припасов „для продолже­ния агрессии". Заявил, что уже начато минирование подходов ко всем северовьетнамским портам. Кроме того, вооруженные силы США будут принимать соответствующие меры в пределах территориальных вод ДРВ, чтобы пресечь поставки, железнодорожные и все другие коммуникации будут отрезаны, а удары с воздуха и с моря по военным целям в ДРВ будут продолжаться.

За час до выступления президента меня пригласили в Белый дом, где Киссинджер передал текст личного письма Никсона Брежневу. В письме президент, ссылаясь на непримиримость ДРВ в переговорах и на эскалацию ею военных действий против Южного Вьетнама, заявлял о своей решимости „лишить агрессора средств осуществления агрессии". При этом он инфор­мировал о принимаемых мерах; они кончатся, заверял он, как только во всем Индокитае наступит прекращение огня под международным наблюдением. В письме подчеркивалась важность сохранения наших отношений в этот „момент, требующий государственной мудрости". Киссинджер устно развил эту тему от имени президента.

Я подверг резкой критике объявленные президентом меры, являющиеся прямым нарушением норм международного права. Киссинджер оправдывал их, добавив, что советские суда не будут подвергаться нападению. В целом, у нас с ним состоялся довольно напряженный разговор.

10 мая в соответствии с указаниями Москвы я заявил Киссинджеру (для передачи президенту) решительный протест „против преступных действий американской авиации, приведших к гибели членов экипажей советских судов". Одновременно Советский Союз требовал гарантировать безопас­ность советских судов и членов их экипажей.

Через 10 минут Киссинджер сообщил, что Никсон просил передать Брежневу: президент приносит свое глубокое личное сожаление по поводу случившегося, особенно в связи с жертвами среди членов экипажа; США готовы выплатить компенсацию за материальный ущерб; президент отдал самые срочные указания военному командованию не допустить повторения подобных случаев в будущем.

На следующий день я передал письмо Брежнева Никсону в ответ на письмо президента от 8 мая (где сообщалось об эскалации действий США против ДРВ). Письмо Брежнева, весьма критическое по своему содержа­нию, было целиком посвящено Вьетнаму и опасным последствиям действий США для наших отношений, в том числе и в связи с заходами наших судов в порты ДРВ. „Я и мои коллеги ожидаем, г-н президент, что с американской стороны в этот ответственный момент для советско-американских отношений и для мировой обстановки в целом будет сделано все для того, чтобы не был нанесен непоправимый ущерб настоящему и будущему этих отношений".

Тема о встрече в верхах в письме многозначительно не затрагивалась совсем, что сразу же было отмечено Киссинджером. „А как же все-таки со встречей в Москве, будет ли она или нет? Об этом ничего не говорится в

СУГУБО
232 ДОВЕРИТЕЛЬНО

письме Генерального секретаря", - сказал он. Этот вопрос в разной форме он задавал несколько раз в ходе нашей беседы. В конце концов, он спросил, не будет ли у нас возражений, если они опубликуют заявление Белого дома о том, что получен ответ советского руководства, подтверждающий эту встречу.

Ответил, что делать такое заявление нет оснований, ибо вопрос о встрече не был прямо предметом переписки. Киссинджер спросил тогда, может ли он в этом случае сказать, хотя бы самому президенту, что советское правительство подтверждает встречу в намеченные сроки. Повторил ему, что вопрос о встрече, как это видно из обмена письмами, нами вообще не затрагивался.

Киссинджер заявил, что президент действительно хочет встречи в намеченный срок. От имени Никсона он просил передать Брежневу, что США примут самые строгие меры, чтобы не было каких-либо инцидентов в отношении советских судов в портах ДРВ или в открытом море. Кроме того, они готовы значительно сократить бомбардировки территории ДРВ во время встречи, а бомбардировку Ханоя вообще приостановить.

В Политбюро дискуссия: принимать ли Никсона? Киссинджер проигрывает пари

Надо сказать, что в Москве, в Политбюро, в это время активно обсуж­дался вопрос: идти ли на встречу с Никсоном в условиях, когда он бомбит союзника СССР. Мнения разделились. Сомнения были немалые.

Военное руководство во главе с Гречко вместе с Подгорным были против встречи. Сомневался главный идеолог Суслов. Косыгин с Громыко выступили за встречу. Брежнев.колебался, хотя по личным соображениям ему хотелось провести свою первую встречу с президентом США. Он хоро­шо понимал и негативные последствия такого отказа для наших будущих отношений с Никсоном.

В конце концов, перевесил следующий аргумент: ханойские руководите­ли, хотя и идейные союзники, упорно избегали посвящать нас в свои текущие или долгосрочные планы в ЮВА и в отношения с США, невзирая на то, что получали от нас большую военную и экономическую помощь. В результате они неоднократно ставили нас в затруднительное положение теми или иными внезапными акциями, не очень-то считаясь с тем, как это может повлиять на наши отношения с Вашингтоном. Об их переговорах с американцами мы узнавали от последних гораздо больше, чем от самих вьетнамцев. Все это вызывало подспудно растущее раздражение в Москве. „Нельзя же позволять вьетнамцам осуществлять фактическое право вето, когда речь идет о наших отношениях с Америкой" - таков был окончательный консенсус в Политбюро, которое одобрило приезд Никсона в Москву.

Надо сказать, что в пользу этого решения сыграли немалую роль и некоторые другие факторы. Прежде всего, забота о судьбе договоров с ФРГ, ратификация которых должна была проходить за несколько дней до приезда Никсона: обострение отношений с США могло помешать этой ратификации, дав дополнительный аргумент крайне правым кругам в Западной Германии, выступавшим против этих договоров. Это хорошо понимали в Москве. Кроме того, отказ в приеме Никсона, несомненно,