В Белом доме -лрезидент Л. Джонсон 10 страница

Все это Киссинджер говорил с заметным удовольствием, явно давая понять, что мы своими задержками с ответом президенту относительно его поездки в Москву дали китайцам возможность тактически нас переиграть. Что же, в душе я был с этим согласен.

Киссинджер сказал далее, что Никсон просил передать его личное устное обращение к Советскому правительству. (Это была явная попытка Никсона нейтрализовать неблагоприятное впечатление, которое произвело в Москве неожиданное известие о его предстоящей поездке в Китай.)

„Правительство СССР, - говорилось в обращении, - знает последо­вательность событий, которые предшествовали объявлению, сделанному президентом 15 июля (о поездке в Китай). Правительство США неодно­кратно указывало на приоритеты своей внешней политики. Президент хочет снова подтвердить содержание и дух высказываний о советско-американских отношениях, которые д-р Киссинджер сделал послу Добрынину в Кэмп-Дэвиде 8 июня и вновь 30 июня. Правительство США хотело бы продолжить и даже ускорить процесс, который был предметом обсуждения в ходе этих бесед. Заявление (сделанное президентом в связи с поездкой в Китай) не

сугубо

212 ДОВЕРИТЕЛЬНО

направлено против какой-либо страны. Любой поворот вспять последних позитивных тенденций имел бы, конечно, серьезные результаты для обеих стран. Президент очень надеется, что Правительство СССР изберет путь проведения совместно с США политики поощрения и ускорения позитив­ного развития событий в их отношениях, проявившейся в последние ме­сяцы".

Затем Киссинджер сказал, что президент хотел бы высказать дополни­тельно некоторые личные комментарии мне, как послу.

„Весьма важно, - подчеркивалось в комментариях президента, - чтобы Ваше правительство не интерпретировало бы неправильно значение этого события и чтобы обе наши страны продолжали совместно работать над всеми вопросами, которые мы обсуждали и обсуждаем в последнее время.

Вы, г-н посол, знаете лучше, чем кто-либо другой, об усилиях, которые мы предпринимали в течение последних двух лет, чтобы добиться прогресса, в частности, сделать приоритетным вопрос о встрече лидеров обеих стран.

Недавнее решение Ваших руководителей отложить нашу встречу по­будило меня решить вопрос о встрече с китайцами. Эта договоренность (о встрече с китайцами) ничего не меняет в советско-американских отно­шениях. Перед нами сейчас два возможных пути. Мы можем продвигаться достаточно быстро вперед по различным вопросам, которые обсуждаются между нами. Настоящим мы подтверждаем такую нашу готовность. Другой путь - путь мучительной переоценки наших отношений. Мы готовы следовать любым путем. Но мы предпочли бы следовать проводимому сейчас курсу".

Чувствовалось, что Никсон в душе все же побаивался резкой советской реакции и старался заранее ее максимально самортизировать. В этом же направлении действовал и Киссинджер.

Вернувшись из Сан-Клементе, Киссинджер пригласил меня 19 июля на обед с ним вдвоем в Белом доме. Он явно хотел оправдать американо-ки­тайскую договоренность относительно визита Никсона в Пекин, хотя я умышленно сам не поднимал этот вопрос.

Смысл его высказываний вновь сводился к тому, что эта договоренность не направлена против интересов СССР. При этом он делал упор на то, что Никсон уже давно и несколько раз поднимал вопрос о встрече с советскими руководителями, но они до сих пор тянут с конкретным ответом (против этого мне было трудно что-либо возразить).

Киссинджер рассказал о некоторых деталях своей поездки в Пекин. По его словам, Чжоу Эньлай сам пригласил Никсона приехать в Китай для встреч с Мао Цзэдуном и другими китайскими руководителями, но просил, чтобы публичное сообщение выглядело бы как обращение Никсона с предложением приехать в Пекин. Иначе у китайского руководства будет „много трудностей".

О Советском Союзе, по утверждениям Киссинджера, в его беседах в Пекине мало говорилось.

Он коснулся обсуждения в Пекине проблемы Вьетнама. Надо сказать, что уже в течение длительного времени Белый дом не затрагивал вопроса о Вьетнаме при обмене мнениями с нами по конфиденциальному каналу (последний подробный разговор был в январе 1971 года). Он сообщил об этом обсуждении, сказав, что оставляет „на усмотрение Советского прави­тельства" наиболее целесообразное использование этой информации в части вьетнамских дел при наших контактах с правительством ДРВ.

Р.НИКСОН:
СОВЕТСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В 70-х ГОДАХ 213

В заключение Киссинджер сделал „широкий жест", сказав, что если в связи с его поездкой в Китай в Москве появятся вопросы, то он получил инструкцию от президента „откровенно ответить на них". Вопросов из Москвы, однако, не последовало.

27 июля Никсон сделал еще один доброжелательный жест в сторону Москвы. Он предложил (через Киссинджера) заключить отдельное соглаше­ние „об уменьшении опасности непреднамеренного, случайного возникнове­ния ядерной войны". Дело в том, что этот вопрос подробно, но бесплодно (из-за негативной позиции американской стороны) обсуждался в контексте переговоров по ограничению стратегических вооружений с 1969-го по 1971 год. Теперь же Никсон предлагал выделить его в отдельную договоренность.

На своей пресс-конференции (4 августа) Никсон старался представить более сбалансированно отношения США не только с Китаем, но и с СССР, как бы подчеркивая, что он ведет политику „одинакового подхода" в отношении обеих стран. Отвечая критикам, которые осуждали Никсона за то, что поездкой в Пекин он сделал предпочтение Китаю, президент утверждал, что он „просто распространяет" сейчас на Китай ту же политику перехода „от эры конфронтации без общения к эре переговоров с дискус­сией", которая проводится в отношении СССР.

В тот же день посол Индии Джа доверительно рассказал мне, что во время пребывания в Индии (на пути в Пекин, но об этом визите помощник президента ничего в Дели не говорил) Киссинджер заявил индийскому руко­водству о заинтересованности США в сохранении „необходимого баланса сил" в Азии, и что если Пекин когда-либо пойдет на вооруженный конфликт с Индией, то Дели может рассчитывать тогда на всестороннюю помощь со стороны США.

Для правительства Индии это заявление было довольно неожиданным, поскольку само оно не поднимало такой вопрос, хотя и догадывалось, что США хотят заранее нейтрализовать неблагоприятную реакцию Дели „на какой-то американский шаг". За час до телевизионного выступления Ник­сона - в связи с его предстоящей поездкой в Пекин - послу Джа позвонил госсекретарь Роджерс и заверил, что этот визит не направлен против Индии и что США по-прежнему готовы оказать Индии соответствующую под­держку, если бы Китай развязал вооруженный конфликт с ней.

По словам посла, его правительство подозрительно относится к подоб­ным маневрам администрации Никсона. Он добавил, что в Дели встревоже­ны усиливающимися в Вашингтоне пропакистанскими настроениями и по­ставками в Пакистан американского оружия. Никсон, таким образом, платит Пакистану за услуги, оказанные в осуществлении негласных контактов Белого дома с Китаем и поездки Киссинджера в Пекин.

Никсон впервые пишет лично Брежневу

Киссинджер в беседе со мной (5 августа) затронул довольно необычный вопрос. Президент хотел бы впервые обратиться с личным письмом к Брежневу. Тем самым он намерен установить „более персональный контакт, исходя из убеждения и надежды, что это может сыграть свою немалую положительную роль в дальнейших контактах с советским руководством".

Этому письму предшествовала своя история. Никсон прежде адресовал свои письма Косыгину, как премьеру СССР. В Москве тем временем

СУГУБО
214 ДОВЕРИТЕЛЬНО

продолжалась закулисная борьба между Косыгиным и Брежневым, который хотел сам вести переписку с главами других государств, но этому отчасти мешал его титул Генерального секретаря ЦК КПСС. Громыко принял сто­рону Брежнева и стал негласно соответственно инструктировать наших послов. Мне, в частности, он поручил переговорить доверительно с Кис­синджером и „объяснить ему", что главная роль в советском руководстве принадлежит Генеральному секретарю партии, а не премьеру и что письма президента „лучше" адресовать ему. Это и было сделано.

В письме, сказал Киссинджер, Никсон прямо не затрагивает вопрос о встрече с советскими руководителями, так как не хотел быть чересчур навязчивым. Однако было бы целесообразно опубликовать сообщение о такой договоренности еще до поездки Никсона в Китай.

В письме президент излагал „ряд мыслей", касающихся взаимоотно­шений между США и СССР, подчеркивал важность этих отношений. Выражал понимание „особой заинтересованности" СССР в отношении стран Восточной Европы. Объяснял политику США в отношении Китая как не враждебную Москве и подтверждал заинтересованность в продолжении диа­лога с СССР по вопросам стратегических вооружений, Западного Берлина, Ближнего Востока, ЮВА. Он выражал готовность одновременно более детально обсудить любые отдельные конкретные вопросы.

Киссинджер сказал, что наиболее важной мыслью в послании является готовность Никсона обсуждать „масштабные вопросы", не сбиваясь на менее крупные или даже второстепенные, которые может разраба­тывать исполнительный аппарат после принципиальной договореннос­ти на высшем уровне. Важно „базисное решение" на высшем уровне, которому будут подчиняться действия представителей обеих стран на раз­ных уровнях.

Никсон явно хотел и надеялся вести с Брежневым диалог „по-крупному". Однако в целом „философия" Никсона и Киссинджера насчет „масштабного ведения дел" с советским руководством, при всей ее кажущейся привле­кательности и видимой целесообразности, на практике явно давала сбои. Брежнев не был способен мыслить концептуально в вопросах внешней политики. Здесь он полностью доверялся Громыко. Последний же, сообразуясь с внутренней обстановкой, предпочитал иметь дело с конкретными проблемами и конкретными решениями. К этому его тол­кал и невысокий уровень внешнеполитической подготовки большинства членов Политбюро, с которыми было трудно проводить тактические хитроумные повороты с прицелом на долгосрочную политику. К тому же все письма Брежнева иностранным лидерам обязательно утверждались всем составом Политбюро, и поэтому трудно было ему (а точнее, Громыко) готовить далекоидущие „философские" послания. В то же время Никсон мог единолично или посоветовавшись только с Киссинджером писать свои послания и разрабатывать тактическую и стратегическую-линии.

В этом была большая и принципиальная разница между Никсоном (и Киссинджером) и Брежневым (и Громыко) и преимущество американской дипломатии. При всех рассуждениях (в большинстве справедливых) об американской демократии надо вместе с тем признать, что президент Никсон в дипломатических делах обладал большей личной самостоятельностью и свободой, чем Брежнев, особенно в крупных вопросах. Звучит, может быть, парадоксально, но это было именно так.