Творческая история «Войны и мира». Принципы работы автора над историческими источниками

В 1863 г. Толстой приступил к реализации нового творче­ского замысла, работа над которым продолжалась до 1869 г. Это был роман-эпопея «Война и мир». Новое произведение пуб­ликовалось частями в журнале «Русский вестник», а в 1868— 1869 годах вышло отдельным изданием. Во время работы над этим романом Толстой признавался в одном из писем: «Я ни­когда не чувствовал свои умственные и даже нравственные силы столько свободными и столько способными к работе... Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумы­ваю, как еще никогда не писал и не обдумывал». Этот период жизни писателя действительно был временем расцвета его творческих и физических сил, когда первые литературные про­изведения принесли заслуженный успех, счастливо склады­валась семейная жизнь (первые дети), благополучно шли хозяйственные дела в Ясной Поляне (+ за плечами уже 11 лет писательского мастерства).

В работе над новым произведением Толстой отталкивался от событий 1856 г., когда была объявлена амнистия участни­кам восстания 14 декабря 1825 г. Оставшиеся в живых декаб­ристы возвращались в центральную Россию, это были пред­ставители поколения, к которому принадлежали и родители писателя. Из-за раннего сиротства он не мог хорошо знать их, но всегда стремился понять, проникнуть в суть их характеров. Интерес к людям этого поколения, в том числе к декабри­стам, среди которых было немало знакомых и родственников Толстых (С. Волконский и С. Трубецкой — двоюродные бра­тья его матери), диктовался не только их участием в восстании 14 декабря 1825 г. Многие из этих людей были участниками Отечественной войны 1812 г. Большое впечатление на писате­ля произвело знакомство с некоторыми из них.

Толстой задумал поначалу повесть о бывшем декабристе Петре Лабазове, вернувшемся с женой из Сибири. Сквозь приз­му его восприятия писатель хотел показать современное состояние России (неудачное окончание Крымской войны, ско­ропостижная смерть Николая I, общественные настроения накануне реформы крепостного права, нравственные утраты общества), сравнить своего героя, не утратившего нравствен­ной цельности и физической силы, с его сверстниками. Очень скоро Толстой, для которого всегда была важна достоверность психологической характеристики персонажей его произве­дений, понял, что невозможно рассказывать о возвращении бывшего декабриста, не рассказав об «эпохе заблуждений и несчастий» героя. Однако в 1825 г. его герой был уже вполне сложившимся человеком, логика исследования характера влекла автора к эпохе его молодости и формирования. Это было время Отечественной войны 1812 г. Толстой признавался, что, дойдя до описания этих событий, личность его героя отошла на задний план, «а на первый план стали, с равным интересом для меня, и молодые и старые люди, и мужчины и женщины того времени». Рассказывать же о победе русской армии, не описав периода ее неудач, писатель не решился «по чувству, похожему на застенчивость». На этом этапе работы его буду­щий роман предполагался под названием «Три поры» и дол­жен был в каждой из трех частей последовательно описывать события 1805—1812, затем 1825 и, наконец, 1856 г. Писателя увлек замысел монументального произведения, на первом пла­не которого оказывалось множество исторических и вымыш­ленных лиц той эпохи (в окончательном варианте романа их более пятисот) и исторические события, потрясшие всю Ев­ропу. Осуществлена была лишь первая часть задуманного произведения, хронологически обнимающая события с лета 1805 г. до начала 20-х годов в эпилоге. В центре повествова­ния события Отечественной войны 1812 г. и судьба русского народа в этот период. Таким образом определилась ведущая героическая тема произведения и масштаб изображения, по­зволившие рассматривать новое творение Толстого как нацио­нально-историческую, героическую роман-эпопею.

В литературоведении очень долго держалось мнение, что Толстой задумал первоначально написать семейную хронику нескольких дворянских родов, что легко подтверждается вы­бором прототипов главных героев произведения. Действитель­но, среди прототипов членов семей Ростовых и Болконских много родственников писателя с материнской (князья Волкон­ские) и отцовской стороны, однако уже первая завершенная редакция романа обнаруживает совершенно иной подход ав­тора, при котором первенство отдано изображению характера исторических событий.

С момента возникновения замысла исторические события не рассматривались Толстым лишь в качестве фона, на котором разворачивается действие. Задолго до начала работы у писателя

формировался осознанный подход к изображению истории в художественном произведении. Он много и увлеченно читал исторические сочинения, например, «Историю государства Российского» Н.М. Карамзина и «Русскую историю» Н.Г. Уст- рялова. Это чтение сопровождалось серьезными размышления­ми, зафиксированными в дневниковых записях еще за 1853 г., где определены некоторые принципы художественного изо­бражения истории: «Каждый исторический факт необходимо объяснять человечески». История увлекала Толстого не как безличное описание крупномасштабных событий или деятель­ности одной выдающейся личности. Ему были интересны судь­бы целых народов, а значительные события не мыслились вне связи с конкретной человеческой судьбой. В равной мере писа­тель стремился постичь и правду каждого человеческого ха­рактера, и правду совершающихся событий. В том же дневнике есть еще одно знаменательное признание: «Эпиграф к Исто­рии я бы написал: "Ничего не утаю"».

Работа над историческим в своей основе произведением тре­бовала от писателя глубокого изучения исторических источников, на которых за время писания романа у него сложилась, по собственному признанию, целая библиотека. Это были сочинения русских и французских историков, произведения художественной литературы того времени, частные докумен­ты, воспоминания участников событий. Среди использованных Толстым источников «Описание Отечественной войны 1812 го­да» и «Описание войны 1813 года» А. Михайловского-Дани­левского, «История консульства и империи» А. Тьера, записки Д. Давыдова. И. Лажечникова, С. Глинки, Ф. Глинки, И. Радожицкого, Н. Тургенева, П. Шаликова и других, сочинения В. Жуковского, М. Загоскина, И. Крылова. Во время работы над романом Толстой посетил также Бородинское поле, чтобы на месте изучить ход главного сражения той войны.

Рано сформировавшийся интерес к истории, изучение ис­точников и материалов времен войны 1812 г. позволили Тол­стому выработать не только подход к изображению историче­ских событий в художественном произведении, но' и свой взгляд на эти события, на их причины, ход и движущие силы. В течение нескольких лет работы над произведением эти взгляды уточнялись и оттачивались. В 1868 г. в письме к М.П. Погоди­ну Толстой написал: «Мой взгляд на историю не случайный парадокс, который на минутку занял меня. Мысли эти — плод всей умственной работы моей жизни и составляют нераздель­ную часть того миросозерцания, которое Бог один знает, ка­кими трудами и страданиями выработалось во мне и дало мне совершенное спокойствие и счастье».

39 нравственная и философская проблематика в романе Л.Н.Толстого "Война и мир"

Не только социальные и сословные проблемы нашли отражение в эпопее Толстого «Война и мир», велика роль философских размышлений автора на вечные темы: проблемы человека и общества, личности и истории, самореализации и христианства.

Как и многие его современники, Толстой пытался найти образ «героя нашего времени». Им стал Андрей Болконский, принадлежащий к высшему дворянскому сословию, но отрицающий его. Первоначальные мучительные раздумья Болконского, равно как описанные желания вкусить славы Наполеона, рождены отвращением к бессмысленной и порочной «светской» жизни. Тем не менее столь тяжелое чувство возникает, растет под влиянием фальшивых отношений с женой Лизой, «маленькой княгиней», как ее все называли. Ложь этих отношений во многом обусловлена тоже «светскими» устоями. Но для самого Андрея непереносимой оказывается мысль о том, что он ошибся в себе, что его любовь к Лизе оказалась мнимой. Подчеркивая редкое внешнее очарование «маленькой княгини», Толстой раскрывает ее внутреннюю бессодержательность. Слишком поздно понимает Андрей, что оказался игрушкой собственной плотской страсти. Он вынужден терпеть около себя пустое и жалкое существо. Когда Лиза умирает при родах, в душе Андрея созревает новое, болезненное ощущение вины перед нею. Отстранившись от нелюбимой, он бросил ее в трудный момент, забыл об обязанностях мужа и отца.

Так в семейной ситуации конкретизируется восприятие Андреем (несомненно, близкое автору) аристократического мира. Бесконечно сильнее, однако, гнетет Андрея сознание своей двойственности, слабости и эгоизма. В сопереживании герою созревают всегда нелегкие размышления о том, что такое истинное чувство, почему люди нередко ошибаются в своем избраннике или избраннице, каким должен быть их союз... В процессе не просто прочтения, а вживания в произведение очень существенным моментом становится доверие к князю Андрею, ощущение правды его состояния, нравственной чистоты личности. Он близок каждому, так как совершает общие для всех людей ошибки. Но в то же время он бесконечно выше других по глубине мысли, ответственности за свои и чужие поступки.

Все, что происходит далее с князем Андреем, так или иначе связано с пережитым им. Наташа Ростова привлекает Болконского именно тем, чего была лишена Лиза: искренностью, поэтичностью, свежестью и живостью чувств. А разрыв с Наташей, совпадая с грозными событиями 1812 года, предельно обостряет его одиночество, разочарование в возможности личного счастья. Начинается поиск иных ценностей, иных деяний. Князь Андрей едет на фронт и здесь осознает себя частью большого, а не узкоинтимного мира. Так формируется новое отношение к войне: восхищение сплоченностью, нравственной силой солдат, стремление слиться с ними. Возникшее тяготение к народной жизни ощущается в сокровенных переживаниях князя Андрея.

Смертельно раненый Болконский встречается и с Наташей, и с Курагиным. Собственные мучения только вначале гасят разум. Едва боль отступает, в пробужденном сознании князя Андрея возникает светлая картина детства, некогда пережитых радостей, а среди них главное – встреча с Наташей. Память доносит ее юный облик, восхитившие его при первом знакомстве – на бале. Сама жизнь, ее нетленные ценности противостоят страданиям смерти. Поэтому у Болконского «любовь и нежность к ней (Наташе) еще живее и сильнее, чем когда-либо, проснулись в его душе». С освобождением от суетного, наносного князь Андрей и в Курагине (оказавшемся в той же операционной избе) видит прежде всего несчастное существо, бесславно умирающее после долгих лет лжи и обмана. «Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце».

В этой сцене нередко усматривали христианское всепрощение (возлюби врага своего). Толстой вложил в нее иной смысл. Жалость-любовь (народное отождествление этих чувств) проявилась к тому, кто бездумно отнял у себя красоту чистого, осмысленного бытия. Князь Андрей неожиданно понимает эту драму Курагина, в страстном порыве сочувствуя ему.

Внутренняя метаморфоза Болконского происходит при небывалом подъеме духовной энергии (упадке телесной). В отрыве от всего материального он постигает высшее («божье», по его слову) предназначение сущего – единение человеческих сердец. С лихорадочным восторгом (это состояние «подчеркнуто» в тексте) он отдается жажде разделить горести и ошибки тех, кто томиться в одиночестве. Так выражаются морально-этические идеалы автора. Они волнуют, как сама не лишенная призрачности мечта о гармонии мира, мгновенном возрождении личности. Герой будто возвращается к поре чистой юности, к вечно живым родникам естественного бытия. И только смерь уносит радостную, светлую любовь, наступает тьма. Трудно переоценить впечатление от этих страниц романа. Приходит иное ощущение наших истинных возможностей, перспектив жизни и ответственности перед нею, краткой, быстротекущей, но единственно прекрасной. Параллель юность-смерть обладает редкой емкостью и силой воздействия.

Но несомненно, что наиболее яркой из затронутых Толстым проблем является проблема роли личности в истории. По Толстому, в историческом процессе осуществляется скрытая ведущая целесообразность. Для каждого человека деятельность в ее субъективных целях является сознательной и свободной, но в сложение итогов многих и разных деятельностей получается не предусматриваемый и не сознаваемый людьми результат, осуществляющий волю «провидения». Чем более отдельные люди связаны в своей деятельности с другими людьми, тем более они служат «необходимости», то есть более их воля переплетается, сливается с волею многих других людей и через то становится менее субъективно свободной. С этой точки зрения общественные деятели являются наименее субъективно свободными и наиболее вынужденными сообразовываться с общими обстоятельствами и подчиняться необходимости.

В огромном большинстве этот закон люди выполняют неведомо для себя, слепо, ничего не зная, кроме своих частных целей. И лишь «великие люди» оказываются способными в некоторой мере отрешиться от узколичного, проникнуться целями понятой ими совершающейся общей необходимости и, таким образом, стать в своей деятельности сознательными проводниками высшего общего смысла истории.

Толстой приходит к выводу, что «царь есть раб истории». Современник Толстого историк Богданович прежде всего указывал на определяющую роль Александра I в победе над Наполеоном, а роль народа и Кутузова вообще сбрасывал со счета. Толстой же ставил своей задачей развенчать роль царей и показать роль народных масс и народного полководца Кутузова. Писателем отражены в романе моменты бездействия Кутузова. Это объясняется тем, что и Кутузов не может по своей воле распоряжаться историческими событиями. Зато ему дано осознать действительный ход событий, в осуществлении которых он участвует. Кутузов не может понять всемирно-исторического смысла войны 12-го года, но он осознает значение этого события для своего народа, то есть он может быть сознательным проводником хода истории. Кутузов сам близок народу, он чувствует дух войска и может управлять этой великой силой (главная задача Кутузова во время Бородинского сражения – поднять дух армии). Наполеон лишен понимания происходящих событий, он – пешка в руках истории. Образ наполеона олицетворяет собой крайний индивидуализм и эгоизм. Себялюбец Наполеон действует, как слепец. Он не великий человек, он не может определять нравственный смысл события вследствие собственной ограниченности. Новаторство Толстого состояло в том, что он внес в историю нравственный критерий.

Что же Толстому кажется ведущим в изображаемом им потоке жизни? Вопреки всему, Толстой придает громадное и активное значение субъективному началу жизни, человеческому «я». Он создавал «Войну и мир» в эпоху бурного демократического движения, сильно подчеркнувшего роль самой личности в собственных ей судьбах.

В этом романе нашли отражение философические воззрения автора на жизнь и его понимание жизни. Толстой фаталист, но не в том целом, восточном значении этого слова, которое усвоено верой слепой, чуждой всякого рассуждения. Фатализм графа Толстого – это чадо времени, фатализм резонирующий, фатализм, выражающий собою не сплошную веру, а итог несчетного множества сомнений, недоумений и отрицаний. Если бы он убежден был просто, что история, как наука, бессмыслица, потому что разумных явлений в ней нет, а есть только один немой и совершенно непостижимый рок, который понять невозможно, потому что декреты его совершенно не сходятся с нашими человеческими понятиями о правде и справедливости, то сказали бы только, что не разделяем этого верования. Но автор не идет так далеко. Он убежден, что исторические явления нельзя объяснить научным путем; но он не решается допустить, чтобы их уже вовсе ничем нельзя было объяснить. Напротив, он думает, что все станет ясно для нас, если мы допустим предназначение. Далее, он отвергает инициативу личную как фактор, имеющий свою долю участия в событиях исторических. Он говорит, что так называемые великие люди суть ярлыки, дающие только имя событию, но меньше всего имеющие с ним связи, потому что их действия только кажутся им произвольными, а в сущности они вынуждены роковым ходом истории и определены предвечно. Но он не решается идти до конца и сказать, что человек совершенно лишен инициативы, что все его действия вынуждены законом строгой необходимости и имеют неотвратимый, роковой смысл. Напротив, он полагает, что в мелкой среде личного интереса человек пользуется свободой для достижения своих целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое-то действие; но, прибавляет он, как только действие сделано, так оно становится невозвратимо и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение. Вывод такой, что действие человеческое свободно, пока он не сделал его, но после того, как сделал, оно становится вынужденным, определенным задолго до его совершения, определенным предвечно... Этого, признаемся, мы не можем понять, и мы предпочли бы вовсе не объяснять ничего, чем объяснить таким способом. Это крайний и самый отчаянный скептицизм. Он отнимает смысл у всего, что для нас может иметь какой-нибудь смысл, и переносит его с отрицательным знаком на место, для нас совершенно чуждое и непостижимое. Он отнимает у человека всякую веру в себя и в других людей, всякое уважение к какой бы то ни было, доступной ему, полезной, общественной деятельности, заставляя его смотреть на эту деятельность как на смешное усилие муравья сдвинуть гору. Всякая жертва, приносимая человеком в порыве сердечного увлечения, всякая славная цель впереди, побуждающая его у тяжелому подвигу, - все с такой точки зрения должно показаться ему ребячеством, глупым задором. К счастью, автор «Войны и мира» не всегда смотрит на жизнь с такой точки зрения. К счастью, он поэт и художник в десять раз более, чем философ. И никакой скептицизм не мешает ему как художнику видеть жизнь во всей полноте ее содержания, - со всеми ее роскошными красками, - и никакой фатализм не мешает ему как поэту чувствовать энергетический пульс истории в теплом, живом человеке, в лице, а не в скелете философического итога.

Он любит людей, им описываемых, не за какие-нибудь особенные достоинства или заслуги, ибо таких, вообще говоря, налицо не оказывается, а естественною и безотчетной любовью русского к русскому, сына к отцу, участием зрелого и высокоразвитого человека к молодому повесе, который напоминает ему молодость.