Кризис национальной культуры

Это кризис национальной культуры, профессиональной и гражданской морали. В результате и в процессе всех этих кризисов под ударами юридического позитивизма начинает разворачиваться «системный кризис самоидентификации» граждан. Признаки этого кризиса являются основными для окончательного признания катастрофы страны.

Этот кризис характеризуется: полным разрывом культурных взаимосвязей-взаимоотношений между социальными группами страны, продолжающейся эмиграцией за рубеж состоятельных людей и молодых, активных и более-менее образованных граждан; значительной культурной «дебилизацией» жителей страны и сотрудников госаппарата; резким падением общей и бытовой культуры всего общества, а также работников жилищно-коммунальных, медицинских, образовательных и т.д. структур.

Национальная поэзия, например, всегда и везде обращается к индиви­дуальному в человеке (божественному, экзистенциальному, метафизическому и т.п.), показывает горизонты его сознания, души, дает возможность ощутить без­граничную свободу, которая заложена в каждом из нас по естественному праву (происхождению) и в том языке, на котором такое искусство создается.

Национальное искусство в парадигме естественного права обязано быть своеобразным «зеркалом», которое

(1) сообщает человеку своей нации и нации в целом их подлинный мас­штаб и значимость,

(2) сохраняет и выра­жает высший смысл времени, само время, каким бы оно ни было;

(3) передает это знание по цепочке в будущее в качестве информации к размышлению о времени и языке для новых поколений;

(4) пытается показать, предупредить народ о его возможном будущем, моделируя и пролонгируя замеченные тенденции научного, технико-технологического, информационного, социального и пр. развития.

И, как следствие нарушения естественного права человека иметь такую информацию, а деятелям искусств (обязанность) производить именно такую информацию, в «кризисном обществе» это искусство не находит себе места. Именно такого искусства кризисное общество боится и поэтому оставляет невостребованной и из-за страха увидеть свой подлинный масштаб.

Талантливое национальное искусство (поэзию, серьезный театр, живопись, кино, художественную прозу и т.д.) «кризисный госаппарат» и «кризисное общество» не допускают к себе, выталкивают (под шутки «новой» эстрады, под примитивную музыку, танцы, кино, литературу и т.д.) из жизни страны.

В национальной культуре начинают четко прослеживаются кризисные тенденции:

1) поэзия, литература, живопись говорят на языке общества, которое сформировалось в ходе развертывания политического, социального и экономического кризиса.

Они отстаивают не то, на чем нация, общество де­ржатся, а подстраиваются под современный язык, и под внешний мир, каким он виден невооруженным гла­зом, под сленг, которым говорит материально преуспевающая на глазах у всех небольшая и далеко не лучшая часть общества. И деятели «нового» искусства не желают знать, почему все происходит так, а не иначе, кто за это отвечает и ради чего стоит жить.

Поэтому «новое» национальное искусство становится предельно лояльным, равнодушным и некритичным ко всему, что вок­руг происходит. Важнейшего для искусства акта познания - смыслового скачка - в «новом» искусстве уже нет; похоже на то, что искусство в условиях этих кризисов стало выполнять какие-то поверх­ностно-терапевтические задачи;

2) раскалывающееся и деградирующее общество ждет от своего искусства разговора на понят­ные, близкие ему темы: физиологии, быта, потребления и т.п. «развлекухой». Словом, на темы из тех областей, где членам «кризисного об­щества» еще оставлена относительная свобода. И «новое искусство» обслуживает заказ с охотной готовностью, т.к. оплата в этом случае поступает сразу: в виде признания аудитории, внимания прессы, одобрения госслужащих.

Говоря о российской действительности, следует добавить еще два обнаруживших себя направления:

1) отношение к власти и моральный облик низовых менеджеров, «предательство» интеллигенции и ксенофобия («морально-политическое» направление);

2) оппозиция к богатым и сытым (их жизни, развлечениям и т.д. – тематика «классовой зависти»).

Кажется, что, включая «развлекуху», эти три направления одинаково «народные» (по потреблению, тиражам).

Но уже говорят, что только за «развлекухой» и «классовой завистью» признается сегодня перспектива, а за «морально-политическим» – угасание. Уже проскальзывают идеи авторов и издателей этого направления о том, что раз «идейные» атаки ничего не меняют в жизни, то спрос на них падает и «пора их заканчивать», переходить на эзоповский язык для «посвященных», к размышлениям о Боге и душе, о себе «единственном» и т.п.

Словом, народ может остаться без серьезного национального искусства. И прогнозируемый результат этого уже понятен…

В этих условиях происходит отказ людей признавать себя принадлежащим к своей и старой и новой национальной культуре. Происходит потеря людьми самоидентификации, при которой человек перестает ощущать свою идентичность с национальной культурой и самой нацией, с обществом, со своей страной (деградация нации все возрастает, а общество уже распадается и становится чужим, а даже враждебным отдельному человеку) и вообще с какой-либо структурой общенационального уровня.

Внешнее проявление этого - ответ на вопрос «кто ты?». Например, итальянец, француз, еврей, японец или китаец назовут свою национальность, американец назовет себя американцем, а в распадающемся обществе человек буде ассоциировать себя с каким-то городом, регионом, деревней, своим родом.

Первыми признаками начинающегося системного кризиса самоидентификации является употребление молодым поколением и людьми среднего возраста (активно-трудовой частью народа) словосочетания «эта страна» (а не «моя, наша страна»).

Этому начинает противостоять тенденция борьбы с такими людьми и госаппаратом других представителей общества под лозунгами «просвещенного национализма», «возврата к традиционным духовным основам нации» (ко временам, когда не было той религии, которая превалирует в нынешнем обществе, или когда эта религия, по мнению «просвещенных националистов», была «чистой», «неискаженной служением госвласти».

Это внутринациональное и межнациональное противостояние по мере углубления кризиса и падения культуры общества усиливается всплеском «насильственного национализма» у всех входящих в общество наций и народностей. «Чужих», «врагов» ищут вначале в людях с другой культурой (граждан, сотрудников госслужбы), а затем и в людях с иной внешностью, Словом, некогда более-менее единое общество, к тому же скрепляемое ранее государством и экономикой, начинает хаотическую и бессмысленную борьбу само с собой, наплевав на естественное право каждого человека.

Начинается самоуничтожение общества, нации, народа и все существовавшие до этого обычаи, традиции, моральные нормы, регулировавшие взаимоотношения внутри нации, между нациями и между нацией и государством оказываются на обочине национального самосознания людей. Из подсознания всплывают вытесненные туда культурой совсем не цивилизованные установки самовыживания, а «блок национальных моральных ценностей» оказывается неактуальным, невостребованным личностью.

Распад социальных групп общества, потеря самоидентификации личности и предоставление ее самой себе (наиболее болезненное проявление системного социального кризиса и системного кризиса идентификации) ведет к распаду всего общества как компоненты системы «страна». До этого каждый чело­век в качестве его члена, как бы бедно он ни жил, в целом понимал, что будет происходить с ним в этом обществе и по каким правилам (известным всему обществу).

И имевшая место «неуверенность в завтрашнем дне» была четко структурирован­ной: человек боялся известных ему угроз и знал, что и как будет происходить с ним в случае их реализации.

Ранее человек как неделимый элемент системы «общество» (хорошо ли плохо ли, но) понимал в меру своего культурного развития основные закономерностей происходящего и ожидае­мого, обладал каким-то достаточно логически стройным и целостным национальным мировоззрением.

Даже если оно было не таким уж верным или искусственно сконструировано и каким-то образом навязано ему государством или церковью, партией или корпорацией, оно обычно в целом все же соответствовало окружающим человека социальным условиям, требованиям государства и потому обеспечивало его более-менее гармоничное (или не всегда конфликтное) сосуществование с обществом.

Деградация культуры, привычной общенациональной картины Мира, освоенных ранее в семье, школе, вузе, в трудовом процессе технологий взаимодействия с властью, обществом, другими людьми, природой, материально-технической базой общества, общая культурная деградация и разрушение самого общества, нации, вбирающей в себя и уже морально измененных людей из «силовых» и др. госструктур, лишает человека привычной и обязательной (после природной) соци­альной среды обитания.

И распад общества и потеря самоидентификации, при уже состоявшемся развале системы политического управления, т.е. размывание и полное исчезновение нации, народа и его государства всегда закономерно приводило к исчезновению всей страны в ее ранее известном виде (и в ее ранее известных границах). На ее остатках может возникнуть и новый народ, и новое государство, родившееся из этой катастрофы и вынужденно имеющее мало общего с либерально-демократическим, и новая страна.

Или, и такое тоже было в Истории, этот народ, которому было отказано в его естественных правах (в числе других основных причин) и поэтому лишившийся своей национальной культуры и своего национального государства, будет поставлен на службу богатым нациям, новому, зависимому от сильных мира сего (и сформированного ими) государству, исповедующему юридический позитивизм.

И в этом случае, как и вообще в случае утраты национальной культуры и государственности, данный народ, нации страны будут полностью дезинтегрированы и ассимилированы соседями, пришлыми нациями.

Комментарий. Еще Адам Смит отмечал, что о бщество должно быть сконфигу­рировано таким образом, чтобы стремление к личной выгоде оборачивалось стремлением к всеобщему благу. Это и есть определение экономически свободного общества. Во многих других обществах - бюрократи­ческих, феодальных, сословных - собственную выгоду максимизируют за счет других. С мо­мента научно-технической революции все эти общества стали неконкурентоспособны.