Искендер прибывает в кыпчакскую степь

 

Дай мне, кравчий, напитка того благодать,

Без которого в мире нельзя пребывать!

 

В нем сияние сердца дневного светила.

В нем и влаги прохлада и пламени сила.

 

Есть две бабочки в мире волшебном: одна

Лучезарно бела, а другая черна.

 

Их нельзя уловить в их поспешном круженье:

Не хотят они быть у людей в услуженье.

 

Но коль внес ты свой светоч в укромный мой дом,

Уловлю уловляемых долгим трудом.

 

* * *

 

Разостлавший ковер многоцветного сада

Свет зажег от светила, и льется услада.

 

Тот, кого породил славный царь Филикус,

Услыхав от абхазца, как пламенен рус,

 

Размышлял о сраженьях, вперив свои очи

В многозвездную мглу опустившейся ночи.

 

Все обдумывал он своих действий пути,

Чтоб исполнить обет и к победе прийти.

 

И когда рдяный конь отбежал от Шебдиза,

И сверкнул, и ночная растаяла риза, -

 

Царь оставил Джейхун, свой покой отстраня,

Чтобы в степи Хорезма направить коня.

 

За спиной его - море: несчетные брони,

А пустыни пути - у него на ладони.

 

Степь Хорезма пройдя, он Джейхун перешел,

И пред ним вавилонский раскинулся дол.

 

Царь на русов спешил и в своих переходах

Ни на суше покоя не знал, ни на водах.

 

Не смыкал он очей, - и, огнем обуян,

Пересек он широкие степи славян.

 

Там кыпчакских племен увидал он немало,

Там лицо милых жен серебром заблистало.

Были пламенны жены и были нежны.

Были солнцем они и подобьем луны.

 

Узкоглазые куколки сладостным ликом

И для ангелов были б соблазном великим.

 

Что мужья им и братья! Вся прелесть их лиц

Без покрова, - доступность открытых страниц.

 

И безбрачное войско душой изнывало,

Видя нежных, не знавших, что есть покрывало.

 

И вскипел в юных душах мучительный жар,

И объял всех бойцов нетерпенья пожар.

 

Но пред шахом, что не был на прелести падким,

Не бросались они к этим куколкам сладким.

 

Царь, узрев, что кыпчачки не чтут покрывал,

Счел обычай такой недостойным похвал:

 

"Серебро этих лиц, - он подумал однажды,-

Что родник, а войска изнывают от жажды".

 

Все понятно царю: жены - влаги свежей,

И обычная жажда в душе у мужей.

 

Целый день посвятил он заботе об этом:

Всех кыпчакских вельмож он призвал и, с приветом

 

Выйдя к ним, оказал им хороший прием.

И возвыся их всех в снисхожденье своем,

 

Тайно молвил старейшинам: "Женам пристало,

Чтобы в тайне держало их лик покрывало.

 

Та жена, что чужому являет себя,

Чести мужа не чтит, свою честь погубя.

 

Будь из камня она, из железа, но все же

Это - женщина. Будьте, старейшины, строже!"

 

Но, услышав царя, эти стражи степей, -

Тех степей, где порою не сыщешь путей,

 

Отклонили его повеленье, считая,

Что пристоен обычай их вольного края.

 

"Мы, - сказали они, - внемля воле судьбы,

Услужаем тебе. Мы лишь только рабы,

 

Но лицо покрывать не показано женам

Ни обычаем нашим, ни нашим законом.

 

Пусть у вас есть покров для сокрытия лиц,

Мы глаза прикрываем покровом ресниц.

 

Коль взирать на лицо ты считаешь позором,

Обвинение шли не ланитам,а взорам.

 

Но прости - нам язык незатейливый дан-

Для чего ты глядишь на лицо и на стан?

 

Есть у наших невест неплохая защита:

Почивальня чужая для скромниц закрыта.

 

Не терзай наших женщин напрасной чадрой,

А глаза свои лучше пред ними закрой!

 

Прикрывающий очи стыда покрывалом

Не прельстится и солнца сверканием алым.

 

Все мы чтим Повелителя, никнем пред ним,

За него мы и души свои отдадим.

 

Верим в суд Повелителя строгий и правый,

Но хранить мы хотим наши старые нравы".

 

Искендер замолчал, их услышав ответ.

Бесполезно, решил он, давать им совет.

 

Попросил мудреца всем дававший помогу,

Чтоб ему он помог, чтоб навел на дорогу:

 

"Те, чьи косы, как цепи, чей сладостен лик,

Соблазняют, и яд их соблазна велик:

 

Гибнет взор, созерцающий эту усладу,

Как ночной мотылек, увидавший лампаду.

 

Что нам сделать, чтоб стали стыдливей они,

Чтобы скрыли свой лик? Дай совет, осени".

 

И познавший людей молвил шаху: "Внимаю

Мудрой речи твоей, твой приказ принимаю.

 

Здесь, в одной из равнин, талисман я создам,

Сказ о нем пронесется по всем городам.

 

Сотни жен, проходящих равниною тою,

От него отойдут, прикрываясь фатою.

 

Только надо, чтоб шах побыл в той стороне

И велел предоставить все нужное мне".

Взявши силой и с помощью золота, вскоре

Все добыл государь, - и на вольном просторе

 

Муж, в пределах искусства достигший всего,

Стал трудиться, являя свое мастерство.

 

Он иссек, всех привлекши к безлюдному месту,

Из прекрасного черного камня невесту.

 

Он чадрой беломраморной скрыл ее лик, -

Словно свежий жасмин над агатом возник.

 

И все жены, узрев, что всех жен она строже,

Устыдясь, прикрывали лицо свое тоже.

 

И, накинув покровы на сумрак волос,

Укрывали с лицом и сплетение кос.

 

Так имевший от счастья немало подачек

Укрываться заставил прекрасных кыпчачек.

 

Царь сказал мудрецу, - так он был поражен:

- "Изменил ты весь навык столь каменных жен,

 

Ничего не добился я царским приказом,

А твой камень в рассудок приводит их разом".

 

Был ответ: "Государь! Мудрых небо хранит.

Сердце женщин кыпчакских - суровый гранит.

 

Пусть их грудь - серебро, а ланиты, что пламень,

Их привлек мой кумир, потому что он камень.

 

Видят жены, что идол суров, недвижим,

И смягчаются в трепете сердцем своим:

 

Если каменный идол боится позора

И ланиты прикрыл от нескромного взора,

 

Как же им не укрыться от чуждых очей,

Чтобы взор на пути не смущал их ничей!

 

Есть и тайна, которою действует идол,

Но ее, государь, и тебе я б не выдал!"

 

Изваяньем таинственным, в годах былых,

Был опущен покров на красавиц степных.

 

И теперь в тех степях, за их сизым туманом,

С неповерженным встретишься ты талисманом.

 

Вкруг него твой увидит дивящийся взор

Древки стрел, словно травы у сонных озер.

 

Но хоть стрелам, разящим орлов, нету счета, -

Здесь увидишь орлов, шум услышишь их взлета.

И приходит кыпчаков сюда племена,

И пред идолом гнется кыпчаков спина.

 

Пеший путник прядет или явится конный,---

Покоряет любого кумир их исконный.

 

Всадник медлит пред ним и, коня придержав,

Он стрелу, наклоняясь, вонзает меж трав.

 

Знает каждый пастух, мимо гонящий стадо,

Что оставить овцу перед идолом надо.

 

И на эту овцу из блистающей мглы

Раскаленных небес ниспадают орлы.

 

И когтей устрашаясь булатных орлиных,

Ищут многие путь лишь в окрестных долинах.

 

Посмотри ж, как, творя из гранитной скалы,

Я запутал узлы и распутал узлы.