Объяснить - значит прочитать

В восприятии ученика создаю некий вакуум, заполнить который может только книга. "Чтение" важнее любой суммы "сведений" о писателе, полученных без "участия" писателя.

-... Совершено преступление. Наскоро отмыт в ведре с водой кровавый топор. Теперь бы только уйти. Словно в бреду спускается Раскольников по лестнице. Один пролет, другой. И вдруг - кто-то с дворником поднимается навстречу. Хотим ли, чтобы Раскольников ушел незамеченным?

Вот так вопрос! Правомерен ли он? Почему бы и нет. Давайте послушаем ребят.

- Как-то раньше не приходило в голову спросить себя об этом.

- Хочу ли? В Раскольникове есть что-то такое... Ну конечно же хочу! А впрочем... Нет, все-таки хочу, чтоб ушел.

Так думает и этот, и тот, и другой.

- Но вспомните,- говорю классу, надеясь вызвать другое мнение,- как он расправляется с Лизаветой.

Ужасная сцена тут же комментируется.

- Ну так как же?

Оказывается, всё так же: хочу! хотим!

В таком случае придется объяснить более чем странное отношение к герою.

Объяснить - это прочитать роман. Даю ребятам один путь к книге - свой. Но каждый идет по-своему, и потому это разные пути, наполняющие урок и разным содержанием.

Можно тысячу раз требовать: "Читай! Читай внимательно!" - и не получить ни того, ни другого. Нужно создать условия, при которых не читать или тем более читать невнимательно невозможно, т. е. так поставить вопрос, чтобы поиски ответа на него требовали напряжения мысли, вдумчивого отношения к прочтению текста.

"В какой семье я хотел бы жить и воспитываться: у Болконских или Ростовых?" По существу, это первый, но в перспективе и заключительный урок по "Войне и миру". Тема сразу потянула весь роман, да так, что к нему потянулись все ребята. Каждый, разумеется, дорожит своей семьей: какой бы ни была, главное есть. И все-таки... Выбрать семью - это выбрать себя: не только сегодняшнего, но и завтрашнего.

Те, кто отдал симпатии Болконским, заняли правую сторону класса, слева - приверженцы Ростовых. Их больше. На партах объемистые тома "Войны и мира" с треугольными, круглыми, овальными печатями школьных, районных, заводских библиотек. И - закладки, закладки. Мнение без аргументов (знания текста) - пустой звук! И вот они - аргументы...

Каким бы ни был итог диспута, цель достигнута: спорили вдумчивые читатели. Приближаясь к нравственному опыту минувших поколений, они усваивали все самое лучшее. Им было что сказать друг другу, себе, учителю, мысленно - своим родителям. Кое-кого из них, впрочем, я познакомил с итогами дискуссии: пусть узнают, чем живут и чем хотели бы жить их дети. Взрослым только кажется, будто то, о чем с таким жаром дискутируют ребята, давно уже найдено. Так ли уж давно? И найдено ли? Не лучше ли поискать заново с теми, кто мыслит острее, современнее.

... Мы уже проходили Чехова, а Никита все еще читал Толстого, все еще "выбирал". Я не торопил - пусть! Вдумчиво прочитанный Толстой по-своему помогал и Чехову, Горькому, Фадееву...

Тайна "рахметовского списка"

Когда входишь в читальный зал публичной библиотеки, охватывает смятение. Бездна книг! К скольким из них ты еще не притронулся и, возможно, никогда не притронешься! Как в этом громадном списке книг определить свой, так, чтобы он, оставаясь твоим, личным, включил бы в себя лучшие книги мира? Рахметов ("Что делать?") предложил любопытный принцип: выбирать "капитальные" творения, в остальных, по его мнению, многое разжижается, повторяется. И у Рахметова был список "капитальных" творений. Как-то с ребятами мы долго разгадывали "тайну" этого списка, по нескольку раз перечитывая главы романа. Решили: подобно Рахметову, каждый составит свой "рахметовский список".

Он не обязательно должен быть большим. Иногда и маленькие библиотечки оказывают огромное влияние, если жить книгой, а не просто быть среди книг. Мне, откровенно говоря, не очень нравится "модное" стремление к большому количеству книг. В чьей-то библиотеке их тысяча, в моей, дай бог, наберется сотня из той самой тысячи. Зато каждая - целый мир, как бы заново прожитая своя и чужая жизнь. Вспомним, как у Горького читал повар Смурый. Плакал, духовно очищался, умнел. И всегда радовался, открывая крышку сундука. Всем бы нам не мешало иметь такую "библиотечку" и так читать.

Когда знаешь свои книги, будешь читать и другие, отыскивая в них свое. Увлекая "списком", я вовлекал ребят в неохватный мир книг, давал компас, а не ограничитель.

На турнире умов

Если урок всему (!) начало и всего (!) итог, домашних заданий - минимум. Оставить те из них, что сулят открытия, спорные решения, волнуют новизной, ради которой интересно и радостно напрягать ум. Ведь перегрузки могут быть и в недогрузках - ярким, творческим. Но есть и другие, более важные аспекты. Задание не "прикладывается" к уроку, а органически вытекает из него. Образно говоря, вместе с ребятами копну книгу и отдаю лопату им. Часть урока, быть может, самая интересная, но нереализованная, и есть задание.

"Я знаю, твоя дорога - это дорога чести",- говорит Кутузов князю Андрею ("Война и мир"). Да, эта "дорога" увела его из гнетущей пустоты светского салона Шерер, заставив испробовать горечь военной славы. Этой "дорогой" ехал он на батарею Тушина, подавляя "нервическую дрожь" и внушая себе мысль, что "не может" бояться. "Дорогой чести" проходит Болконский и сквозь бурные события 12-го года, минуя царскую свиту, штаб Кутузова, направляясь в полк, к солдатам...

Не категорической точкой - интригующим многоточием закончился урок. В виде краткого афоризма пусть каждый выразит свое понимание чести, основываясь на жизненной биографии и характере героя. И только? Да. Задавать опять же не надо - сами берут. Лишь немногие угадывают емкость работы и ее особую трудность - творческую. Но такая трудность не пугает. Судить об изречениях будет не только учитель - весь класс. Всякий прочитает свой афоризм вслух. "Опрос" примет форму своеобразного турнира, где ребята покажут умение, за которым - знание. Им предоставлено право начать новый урок, а не повторить предыдущий. Наверное, поэтому их интерес к уроку, а в общем, к себе самим так велик.

Множеством счастливейших минут живет в памяти учеников школа. Собственными афоризмами тоже: честь - "горделивая совесть", способность "в себе уважать другого, в другом - себя", "память о человечестве" и т. д. Искусство общения не эталон, до которого поднимаюсь, а рубеж, от которого иду дальше - к самостоятельному творчеству ребят.

Их критерий

Математика, физика... Там - задачи! А литература? Что-нибудь и как-нибудь? Пусть же и в литературе будут свои увлекательные задачи. Неокрыленный ум часто не желает и по этой причине не способен усваивать ни большие, ни даже самые малые дозы знаний.

Не мог понять в сей миг кровавый, На что он руку поднимал!..

- Не ошибся ли Лермонтов? Может, следовало иначе сказать: на кого он руку поднимал? Речь-то идет о поэте.

Класс - в защиту Лермонтова! Пушкин - это не только Пушкин, это... это... Дальше - жесты. Не хватает слов, знаний. Поразмышляем дома: "На что он (Дантес) руку поднимал?" Сами ребята и дали, и взяли себе это задание. После рассказывали, что пришлось заглянуть и в учебник, и в статьи Белинского. Пролистать работы современных пушкиноведов, сходить даже в музей-квартиру поэта. Малоприметное "на что" вылилось в гигантский труд. Но для ребят нет ни легких, ни трудных заданий. Интересно или нет - их критерий! А интересное всегда проблемно, потому что выражено вниманием. Последнее нередко ведет к изысканиям, находкам. Ребята, к примеру, подметили, что Лермонтов точен в выборе слова: на Пушкина "наведен удар", а "рука поднята" на Россию, искусство, культуру... Впрочем, и упрекнули Лермонтова за строчку "сраженный, как и он (Ленский.- Е. И.), безжалостной рукой". Вряд ли у Онегина безжалостная рука. Всё ведь гораздо сложнее.

На дом советую задавать один вопрос: творческий! А 15 вопросов, откровенно говоря,- это 15 раз ни о чем.

Снова на несколько минут заглянем в класс. Идет урок по Шолохову.

- "Распущается куриный колхоз?" - спрашивает у Нагульнова Банник и, не дожидаясь ответа, ехидно: "Видать, ихняя сознательность не доросла до колхоза?" Как бы следовало Нагульнову ответить на шутку-провокацию? Прежде, а быть может, и только шуткой. А Макар? "Удались зараз же отседова, контра, а то вот дам тебе в душу, и поплывешь на тот свет". Вот только так он и может "дать в душу" - буквально, физически, забыв, что рядом множество других душ, отравленных ядом кулацкой шуточки. Как быть с ними? Даже если Банник "удалится", даже если "поплывет", все равно он здесь, среди казаков, в неопровергнутом подтексте вражьего намека. Попробуем "пошутить" - за Нагульнова?! Не вместо - а за. Ответим Баннику меткой иронией? Шутить надо уметь. Смех - дело серьезное. Есть ситуации, где только шутка и выручит.

На уроке?! Ну да! "А не превратится ли сам урок в шуточку?" - скажут ревнители "знаний". Ничуть. Уже первые пробы показывают: класс, как никогда, серьезен! Войти в роль - это войти в Нагульнова, в себя, в роман. Оттого и неожиданная просьба: "Может, дома сперва пошутим, а уж потом..." С таким заданием идти домой радостно, а в школу - приятно...

Особая тема

Удивляюсь, сколь велико было в Ленине сыновье чувство. В самые острые, напряженнейшие моменты политической жизни, когда и минутки-то лишней не было, находил он время побывать на могиле матери, склониться перед светлой памятью дорогого ему человека. "...Тропинка на Волковом кладбище, туда, к этому маленькому холмику, была одной из тяжелейших дорог Владимира Ильича",- вспоминал Бонч-Бруевич. В своих питомцах стараюсь развить чувство любви и благодарности к матери как основу всего. Ведь из этого чувства вырастает и любовь к людям, Родине. Каких только заданий не придумывал! Одно время собирали странички, посвященные матери, со всего курса литературы в некую единую воображаемую книгу. Вот уже много лет работаю над уроком, тема которого названа простым и дорогим словом - Мать. Урок неизменно посвящаю - открыто, вслух! - кому-нибудь из ребят, чья любовь к маме проявляется на деле, в конкретных поступках. Но, кажется, больше всего ребят поразила одна моя необычная просьба.

- "У Ларры не было матери..." - пишет Горький. Но как же не было? Измученная, иссохшая, отчаявшаяся, стоит она возле сына-красавца. Тем не менее - прав Горький: у отщепенцев, себялюбцев, эгоистов нет матерей.

Никаких особых заданий в этот раз не будет, разве что... внимательно посмотреть на свою маму.

По-серьезному заулыбались ребята. На маму,- значит, на себя. Мать - зеркало нашего отношения к людям. Бывает, много лет живешь рядом с дорогим и близким человеком, но не видишь его, потому что занят собой. А теперь вот... По-горьковски спросишь: есть ли у тебя мама?! Незавидна участь тех, кто впервые "увидит" свою маму, когда ее уже не станет. Порой думаю: почему мои ребята в массе своей так добры? Не сыграла ли тут свою особую роль "тема матери", красной нитью проходящая едва ли не через все уроки?..

Вторжение в жизнь

На сочинение смотрю как на фактор социальной, а не просто учебной активности школьника. Даю право писать в любом жанре и жанром определяю стиль, объем, содержание. Жизненность - главный нерв сочинения! Вот как звучат некоторые темы:

"Распостылая жизнь!" (Размышления над сказкой М. Е. Салтыкова-Щедрина "Премудрый пискарь").

Всякий ли труд возвышает? Подумаем и напишем в жанре публицистического очерка.

Какой смысл быть "хорошим"? Это журнальная статья в рубрику "Время. Мораль. Люди".

Твой отец - человек "со связями". Воспользуешься ли ими? (Страничка, как бы выпавшая из "дневника".)

Видя разбитую телефонную трубку (изуродованный лифт, сломанную скамейку...), о чем размышляю? Это письмо к другу, реальному или воображаемому, а в общем, к самому себе.

Ты любишь жизнь. Но она не улыбается тебе. Сможешь ли улыбнуться ей? Внутренний диалог с судьбой вели в свое время Гейне, Бетховен, Н. Островский.

Если бы в твоем рюкзаке нашлось место всего лишь для одной книги, какую бы положил? Сегодня, наверное, эту или даже, пожалуй, ту. А завтра? А через много лет?

Человек, с которым хотел бы идти по жизни рядом: каков он? Конечно же, как и книга, в каждую пору разный. Но в главном, коренном - схожий. Тот, с которым и сам становишься лучше. Попробуй рассказать о нем!

Заботу о будущем своих питомцев отдаю в руки им самим. Не только советами, напутствиями - проблемами, за которыми вечный нравственный поиск, щедро снабжаю идущих в жизнь. О веяниях и велениях, личинах и личностях, долгах и долге, позе и позиции, службе и служении, ценах и ценностях, строить жизнь или устраиваться в ней - об этом и о многом другом подумают они, "дописывая" школьное сочинение.

"Буря! Скоро грянет буря!" Так, вероятно, мог сказать любой из писателей начала XX века, в ком хоть на миг победило чувство реального. А вот продолжил ту же мысль словами "Пусть сильнее грянет буря!" великий Горький. В призывном "пусть" по-своему выразилась партийность искусства: отражать и двигать жизнь, быть зеркалом и орудием общественного прогресса. Принципом партийности оцениваю школьное сочинение! Самый тяжкий грех - не обнаружить своей позиции. Одно из моих настенных правил гласит: кто от темы уходит - ни к чему не приходит! От темы - это и от себя, от своего гражданского "я".

Ведь хотим же, чтобы ребята писали сочинения, такие же непохожие, как и они сами. Значит, нужны и темы непохожие.

"Ну, я с тобой дома поговорю..." - цедит сквозь зубы Кабаниха своему сыну Тихону. Но "разговора" нет, потому как этим и кончается "Гроза". Кстати, придет ли Тихон домой? Или, как сестра Варвара, сбежит? Придет - куда деться! Ну а коль так - разговора не миновать. Напишем монолог Кабанихи? Чтобы всякий поверил - Кабаниха!!! Говорит не с кем-то, а с Тихоном, и не до, а после смерти Катерины.

И вот сразу 30 - 40 монологов! 30 - 40 развернутых ответов - художественных! Помочь ученику в собственном творчестве хоть немного подняться до великого - это воспитывать таланты, а не просто успевающих.

Даже сверхличная тема действует не сама по себе, а своей внутренней, неостывшей связью с уроком. Ни ослаблять, ни тем более терять эту связь нельзя: в ней основные импульсы творчества.

Еще раз вспомним о Корчагине. О его реакции на "крикливого франта". "Корчагина словно хлестнули плеткой. Рванул коня уздой, но крепкая рука Гусева удержала его". Ценя "обиду" и "выдержку" Павла, не забудем, однако, и о Гусеве. О роли вот этой незаметной дружеской руки. Благо тому, у кого в жизни есть свой Гусев. Благо, когда он - рядом. Рядом с такими, как Гусев (а это и Жухрай, Токарев, Рита Устинович...), духовно мужал и шел к своему правому флангу Павел Корчагин.

"Мой Гусев..." Сочинение-"исповедь". Оно поведает о самом верном друге. После и я расскажу ребятам о своем Гусеве. На уроке и почитаем, и поговорим.

Сочинение пишем обычно на листах. Бумаги всегда должно не хватать! Тогда и думается хорошо, и пишется лучше. Кроме того, снимается шок, страх за помарку, неверную мысль. Листок мудрее тетради, тем более обернутой в кальку и не дай бог общей, в полсотни страниц. В общих тетрадях, если не изменяет память, вообще не встречал хороших, толково написанных работ.

Вершины общения

Детали, вопросы, приемы, задания, монологи...- во имя чего весь этот комплекс? Удивлять искусством учителя? Увлекать литературой? Воспитывать личностью? Да, и то, и это, и другое, но прежде всего - во имя общения. Учитель отнюдь не самый главный человек на уроке, а первый среди равных ему: ведущий и ведомый одновременно. Почему так важно, чтобы не только вел, но и сам за кем-то шел? Во-первых, в уроке откроется много неожиданного, подчас любопытнее и содержательнее того, что предусмотрено планом учителя. Во-вторых (и в этом не раз убеждался), инициатива ведущего ученика в чем-то сильнее воздействует на учителя и громче зовет ребят к мыслительной активности. В-третьих, идя за учеником (его или своим путем), словесник помогает ему вырастать в личность, ибо у всякого, кто впереди и за кем идут, вместе с творческим формируется личностное. В-четвертых, ребята неохотно возражают старшему, когда он неправ: предпочитают отмалчиваться. Другое дело, если неправ их сверстник. Тут уж не раздувать, а зачастую приходится гасить полемику, дефицит которой, кстати, с годами все острее и острее ощущается на многих наших уроках. И наконец, в-пятых... Впрочем, об этом чуть позже. А пока отмечу: я против градаций педагогического общения на какие-то формы: лекция, беседа, монолог, диспут. В разных пропорциях, так или иначе на моем уроке присутствуют элементы всех форм. В принципе я - за "подвижность" урока. За уникальную, неповторимую даже для себя самого форму. Мой излюбленный жанр: урок - на один раз! Строится он в зависимости от ситуации, на гибкой основе реального и возможного в каждом отдельном классе. Между собой общаются не "стороны" и "объекты" с обязательной между ними "дистанцией", а люди, в меру своих знаний и способностей обсуждающие проблему. Всякий из них тогда владеет уроком в целом, а не отдельными его частями, крупицами, угадывая движения общей мысли. Эстафета, образно говоря, передается из рук в руки, и суть уже не в том, кто чаще и дольше касается ее на протяжении 45 минут: учитель или ученик. Главное - чтобы не выпустить, чтобы было движение. Пользуясь спортивным лексиконом, словесник уподобляется играющему тренеру, присутствие которого видно во всем рисунке игры, в целях и результатах атаки. Вывести кого-то на "удар" для меня, к примеру, важнее, чем сделать "бросок" самому. Хотя, конечно, не упускаю счастливой возможности, если кто-то и меня "выводит" на ударную позицию. В игре растет квалификация и мастерство тренера, повышается "класс" команды, варьируются комбинации. Однако перейдем от метафор к уроку. Это урок духовного равноправия, урок, на котором воспитывается демократический характер и где ученик не иллюстрирует заранее подготовленную учителем схему, а вместе с ним, иногда вопреки ему, сам постигает истину.

Ну а теперь обещанное "в-пятых".

Главный "источник"

Каждые 5 лет словесник проходит курсы усовершенствования: летние, годичные. Но можно ли, скажем, в течение одного месяца "зарядиться" сразу на 5 лет, иначе говоря, на 500 с лишним уроков?

Легко понять, почему в незнакомый класс входишь иногда со страхом. Это не только новые для тебя ребята, но еще и то новое, что они несут в себе - каждый в отдельности и все вместе. Не раз утешался: вот будут летние каникулы - и почитаю, и поразмышляю, чтобы не отстать... Но, увы, не заметишь, как в окошко постучит сентябрь "багряной веткой ивы". С новыми, значит, по-старому? Понесешь им то же, что и вчерашним? Если "то же", то уже чуть меньше. Помножьте ежегодное "чуть меньше" на годы, которыми исчисляется профессиональный стаж учителя. Не в самую ли пору сесть ему за парту?!

К счастью, у каждого из нас помимо ценных пособий, рекомендаций есть и главный "источник", откуда щедро почерпнешь все, что необходимо,- урок. Жизнь, наука, ты сам, ребята сливаются в емкую формулу большого современного, т. е. непрерывного знания, которое позволяет всякий раз обновлять урок, темы, себя, учебные средства, а не дублировать (нередко десятилетиями) одно и то же. Идя на урок, словесник обычно прикидывает: что он даст ребятам, и не задумывается, что возьмет у них. А взять еще важнее: и для учителя, и для ребят. При таком подходе к делу не очень посетуешь на то, что в каком-то классе учеников больше нормы, а сама "норма" далеко не нормативна. Некая заинтересованность появится в каждом (!) из них, несущем свой опыт, свое знание своему учителю. Больше ребят - больше и возможностей. На собственных уроках откроется тогда еще больше, чем на курсах усовершенствования. Разные и год от года новые ученики - фактически и есть разные, новые знания, укрупненные опытом и умением старшего. Прежде я учил ребят добывать знание, теперь этому учусь у них. "Сказал - усвоили - проверил" - устаревшая схема общения с ними. В роли безынициативных потребителей они, естественно, не могли и не хотели знать больше, такую же возможность исподволь давали и учителю. И вот задался целью: урок сделать основной формой повышения квалификации и самообразования. Ведь именно на уроке, а не на курсах и семинарах приходит к учителю многократно выверенное двойным (его и ребячьим) опытом самое необходимое - практическое знание.

"В ком больше "личности": в Мечике или Морозке?" - тема самообразовательного урока. Как бы ни был загружен накануне, придется еще раз заглянуть в "Разгром", казалось бы зачитанный, полистать кое-какую социологическую, философскую литературу, чтобы, к примеру, не спутать индивидуальность с личностью. Поразмышлять, в каких соотношениях с личностью такие понятия, как "интеллект", "образование". Но главное - что по этому поводу скажут ребята?

Их работа еще интенсивнее: меньше сомнений, теорий, а свежей, конкретной информации, почерпнутой из самой гущи жизни, больше. Тут и нашумевший кинофильм, посмотреть который учителю недосуг; и памятная встреча с прославленным ветераном войны или труда (личностью!); и острые впечатления от каких-то мимолетных статей, бог весть когда прочитанных книг, до которых все никак не добраться. Л тут, смотришь, и вечерняя дискуссия с отцом - доктором философских наук или с мамой-искусствоведом, а то и с бабушкой, у которой, оказывается, когда-то была диссертация "О роли личности...". Обо всем этом, не зная "источников", узнаю на уроке. Заинтересуюсь, можно и с "источником" познакомиться на ближайшем родительском собрании.

Итак, вместе с учителем и со всеми каждый пишет свой и общий сценарий урока, итог которого - решенная проблема. Причем обязательны ссылки на источники: книги, журналы, фильмы, лекции, встречи... Лишь в таком виде сценарий - акт состоявшегося на уроке самообразования и творческий план учителя к домашнему самообразованию. Однако разбудить инициативу - это не прикинуться незнайкой, сыграв простачка. Наоборот - войти в класс с грузом весомых, солидных и тем не менее (по большому счету) недостаточных знаний. Сколько бы учитель ни знал, недостаток всегда будет велик, даст ему и ребятам простор. Имитация незнания, как всякая фальшь, мгновенно гасит творчество. Ничто, наверное, так не мешает учителю, как мысль, будто старший знает больше ребят. Разубедят в этом сами ребята, если они пишут сценарий урока, а не просто записывают за учителем.

Как-то попросил их выбрать свой чеховский рассказ и прокомментировать. И что же? Оказалось, что некоторых рассказов я не знал даже по названиям, кое-что и не читал, а иные - забыл. За Чехова пришлось заново взяться. Не для того только, чтобы восполнить пробел, а многое благодаря новым ребятам переосмыслить на новом уровне - для себя и для них. Вот почему "сходить" к себе самому на урок и побыть немного учеником своих учеников с некоторых пор стало для меня важнее любой информации. Этому подчиняю и школьное сочинение. "Образ" или "проблему" никогда не даю "по произведениям". В таком обобщении проку немного. Не лучше ли так: "Соленая радость победы..." (по произведению советской современной прозы). Тема проинформирует, что читает и почему именно это читает тот или иной ученик и что нужно срочно прочитать мне. Впрочем, кое-что можно и не читать, довольствуясь информацией ученика. Если каждое сочинение - книга, посчитаем, сколько книг, порой толково прокомментированных, принесут ребята в своих сочинениях! Не всякую из них тотчас достанешь в библиотеке. И тут выручат ребята: кто-то предложит свою, как некогда я предлагал. В самообразовании и такая помощь нужна.

В массовой школе немногого добьешься, если не опираться на ребят. Общение - инициатива двусторонняя. Нить разговора, однако, при любой форме урока всецело в моих руках. Уточняя, корректируя, т. е. "договаривая" ученика, все-таки строю беседу по своему плану. Свободный урок не разброд, а найденное для всех, всеми принятое и всем интересное направление. Свою идею - руками ребят! Попутно выясняю, насколько каждых из них "сам", кого и с кем сдружить: вот этого не худо бы... с Дон Кихотом, того - с Фаустом, а здесь спасительную роль сыграла бы "Золотая роза" К. Паустовского. Главное - вовремя перевести "стрелку". В педагогике, как и на транспорте, "стрелочник" - фигура ответственная. Если 45 учеников "понесут" свое без компаса и ограничителя, то от урока, возможно, останется 1/45 той работы, которая запланирована. Вести за собой, общаясь, можно по-разному: то, образно говоря, как Болконский, который ринулся со знаменем в бой, не оглядываясь, побегут за ним солдаты или нет; то, как Левинсон, с оглядкой и остановками; то, как Макаренко и Сухомлинский, окружив себя учениками. Пробовал так и эдак. В каждой манере - своя поэзия. С годами, однако, все больше тянет к мудрому принципу Яснополянской школы. "Кто лучше напишет? И я с вами",- говорил Л. Толстой ученикам. Этот принцип лежит в основе самообразовательного урока, где не только учитель, но и школьник имеет право на "своего" Пушкина, Некрасова, Блока...

- Что вас заставило пойти именно в школу? - спросили однажды.

- Жажда наживы! Духовной. Люблю отдавать себя ребятам. И снова получать "себя" от них - в том количестве, сколько ребят в классе.

Веление времени

Если класс нуждается в помощи, то учитель - в помощниках. Столь популярное в наши дни самообслуживание, наверное, может затронуть и педагогическую сферу, в частности и в особенности урок литературы. Если, к примеру, ребят посвятить в нехитрые тайны проверки тетрадей, дав им права и полномочия "учителя" (разумеется, при постоянном контроле), результат превосходит любые ожидания. С удовольствием и удовлетворением и раз, и другой, и всегда! - берут старшеклассники на себя роль помощника, консультанта, лаборанта. Ведь ребята не только цель и смысл нашей работы, но и наша главная опора. Насколько приблизимся к ним, настолько будет легче и радостнее нести свои учебные, общественные и житейские нагрузки. По опыту знаю, сколь мудры и отзывчивы дети, когда им даришь право быть равными тебе. Некоторые функции учителя передаю ученикам. И это не прихоть одиночек, ищущих выхода из тупика, а веление времени. "Разгрузка" словесника не обернется "перегрузкой" ребят, если число помощников раз от раза будет возрастать, если сильного вдруг проверит слабый, а слабого - средний.

Уроки, на которых обсуждаются сочинения, проверенные ребятами, полны азарта, споров, прозрений. Учитель то и дело выступает арбитром в бескомпромиссной дуэли "автора" и "рецензента", уча того и другого, учится сам. Словом, работа полезная, творческая. Инициативой ребят кропотливо и дотошно прочитываются сотни тетрадей. Собственно, это-то и нужно: и им и нам. Скажут: но как быть словеснику в окружении пятиклассников, шестиклассников? Тетради-то здесь нужно проверять каждый день, иначе... В сочетаемости средних и старших параллелей решится и эта проблема. Предположим, словесник ведет IV и IX классы. Тетрадь каждого четвероклассника закрепляется за девятиклассником. Пять - десять минут до или после уроков вполне достаточно, чтобы класс проверил класс. Опекунам и опекаемым по душе такие отношения, которые нередко перерастают в дружеское сотрудничество.

Итак, опереться на плечи учеников - не придавить, не принизить, а поднять их до себя и того лучшего, что в каждом из них.

Научить сотрудничать

Не спорю, тетрадь - зеркало ученика, экран его интеллекта, кривая поисков, проб, ошибок, показатель изменчивых вкусов, запросов и т. д. Скажем больше: школьная тетрадь - одна из самых увлекательнейших и нужных "книг" на столе учителя. В ней не только орфографические, но жизненные ошибки, которые надо "читать" и учитывать самому. В строчках, бегущих вкривь и вкось, радостно увидеть отклик своему уроку, яркую, свежую находку. А сколь много может учитель, когда он еще и редактор! Метким словом, дописанной строчкой, грамматическим знаком - напутствовать, научить, намекнуть. Тетради - импульс к самообразованию. Начнешь проверять цитату - глядь, прочтешь всю книгу, благодарный школьнику за живительный толчок, который, увы, даже в учителе не всегда рождается собственной инициативой. В другой тетради - информация, до которой руки еще не дошли, но которая исподволь уже включена в твой личный план. Тетрадь - это и обратная связь: вслух того не скажут, о чем невзначай напишут. Но заглянуть не значит проверять, обрабатывать, оформлять. Черновые операции могут и должны выполнять учащиеся. Пушкинская Татьяна, как известно, "по чертам карандаша", оставленного на полях онегинских книг, прочитала и книги, и душу Онегина, и свои сомнения на его счет. Так же, очевидно, может читать проверенные учениками тетради и словесник. Чтобы не потерять золотой россыпи ученических находок и знать, чем живут ребята, достаточно иной раз пройтись по "полям", где "то кратким словом, то крючком, то вопросительным значком" фиксируется ход мысли и автора сочинения, и самого проверяющего.

Конечно, не найдется второй, которому доверяешь, как себе. Риск есть. Но отнюдь не такой, когда за руль машины сажают не умеющего ею управлять. Здесь иначе: ребята потихоньку от учителя все равно "проверяют" друг друга и чужие ошибки видят лучше своих. Так пусть они это делают открыто! Отдать им тетради не значит самоустраниться, наоборот - расширить сферу общения с ними, научить сотрудничать с учителем и одноклассниками, открыть перспективу творческой и социальной зрелости, а себе - нескончаемую дорогу к книге, т. е. опять же и к ребятам. Полагаю, нет нужды говорить о том, что не все сочинения проверяются ребятами, контрольные и те, что рассчитаны на исповедь ученика, ложатся на мой стол. Использую и выборочную проверку - наиболее способного или слабого, а также того, кто проверит остальных. С десяток работ, таким образом, выпадает и на мою долю.

Заглянем в кабинет литературы и посмотрим, как пишутся рецензии.

Над классной доской знакомые пушкинские строчки: "Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами, другая - от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения". Обозначим условно эти столь распространенные среди нас бессмыслицы знаками Б-1 и Б-2. И вот - уже половина рецензии! Каждый, увидя в своей тетради одно из злополучных "Б" и прочитав слова Пушкина, поймет, за что снижена отметка, над чем нужно поработать. Слева от доски плакат: "Помни, когда пишешь сочинение".

1. Анализировать - это объяснять, а не пересказывать.

2. Где нет главной мысли, там нет и не может быть правильного отбора материала.

3. Искусство писать - это вовремя ставить точку.

4. Писать не значит списывать.

5. Будь кратким, но не коротким; простым, но не примитивным. И т. д.

Стоит проверяющему на полях или в конце работы выставить пункты, требованию которых сочинение не удовлетворяет,- и почти уже написана вторая половина рецензии. Справа - таблица проверочных знаков. Они просты, чтобы лучше запоминались: к. с.- красная строка, н. с.- неточное слово, р. п.- резкий переход, ф. о.- фактическая ошибка, п.- повторы и т. д. Программированный способ проверки дает совершенно неожиданный - психологический! - эффект: запоминая Б-1, Б-2, пункты, знаки, школьники в массе своей "вдруг начинают" писать лучше, грамотнее, наперед зная возможные срывы.

Что нести в портфеле?

Как обычно проводятся классные сочинения: контрольные, зачетные, итоговые? Ребята - пишут, учитель - наблюдает, вернее, надзирает. Два битых часа практически выключены из работы. Более того, в этой роли он даже и не учитель. У школьника и впрямь появляется желание не писать, а списать, ибо предложена формула: кто - кого? А после долгими вечерами(!), ломая голову над грудой тетрадей, словесник никак не может взять в толк, куда исчезает его поистине гигантский труд на уроках. А ведь многое, наверное, можно сделать иначе, опираясь на своих маленьких коллег, на собственное доверие к ним.

Любое сочинение - прежде всего помощь ученику. Не хожу по классу, чтобы кого-то схватить за руку, а работаю с классом. Кому-то, допустим, никак не начать: первые строчки особенно трудны. Начнем вместе! Кто-то (как Лев Толстой) размахнул фразу в полстраницы и, конечно, запутался. Делаю разбивку, попутно исправляю грамматическую ошибку; то и другое - красной пастой. Помощь не исключает контроля. Исправленное, впрочем, не в счет: лишь бы не было других ошибок. Кто-то хоть и нашел точное слово, но маловыразительное. Может, так лучше? Уже не красной пастой, а синей или фиолетовой, как дар ученику, вписываю нужное слово. Не нравится? Ищи свое. А вот этот - самый безграмотный... Позвольте, скажут нам, а что в этот момент делается за спиной учителя? Ничего особенного: пишут! Не боясь, а радуясь, если учитель подойдет: процесс пока важнее результата. Впрочем, есть уже и результат. Кто-то из самых бойких написал раньше времени. Минута, другая - и в журнале отметка: проверять-то приходится только ту часть работы, которая написана за спиной. Теперь мне помогают те, кто написал. Их не так уж и мало, потому что "длинные" сочинения не рекомендуются.

Звонок. А на учительском столе не груда тетрадей, которую порой не знаешь, как уместить в портфеле, а всего-то несколько. Они тут же отданы ребятам на домашнюю проверку. Что же понесет учитель в своем портфеле? Новинки из школьной библиотеки. Но и те раскроет не сегодня, а завтра. Сегодня, к примеру, школьный диспут, а завтра - лекция перед своими же коллегами: нужно успеть подготовиться. Да, еще билеты в театр. И потом - неплохо бы отдохнуть от соавторства с целым классом.

Общение - прежде всего контакт, т. е. большая духовная работа. Кто же не понимает, что нужно и то сделать, и это не забыть? Но когда нет возможности разом делать и то и это, начинать надо с главного - с понимания необходимости жить, учить и учиться наравне с веком.

Помогая на уроке и беря на себя часть моей домашней работы, ребята дают мне силы и возможность еще внимательнее, бережнее отнестись к ним, щедрее и откровеннее использовать резервы учебного и жизненного опыта, быть современным учителем, т.е. по-современному откликаться на современное и в особенности сегодняшнее.

Открывать перспективу

Ничто так не вредит уроку литературы, как двойка. Что останется, к примеру, от Тургенева или Чехова, вообще от великих, если каждый из них выступит в роли инквизитора?! Сколько знаешь, столько и получи - не критерий урока литературы. Здесь совсем иная шкала успеваемости, где отсчет ведется не от мертвых "колов" без единого листика и веточки, а от древа, на котором уже есть плод. В оценке произведения немалую роль играет и чувство ученика, а не только знания. Умеем ли мы оценивать чувства? Понять, что отстающий вовсе не тот, кто не поспевает за другими и, стало быть, чего-то не знает, а тот, кто не раскрылся в своих запросах, потому что еще не нашел своего пути и не знает своих запросов? Отстающий - не нашедший себя! Не состоявшийся как личность! Задавленный тисками шаблона!

Не раз замечал, как иные из нас - на уроке, экзамене - будто даже наслаждаются бледными, лихорадочными лицами ребят. Вот, мол, все вы у меня в руках! Все! Это хорошо, что "в руках", и хорошо, что "все". Но зачем рушить саму основу успеха - здоровье ученика? Дерзающие в этом смысле и есть терзающие: и себя, и ребят, и их родителей. Иной опытный наставник столько наставит двоек, что поневоле руки опускаются. Зашумели - два, молчат - два, пересказывают - два. Спросить успевает, а вот научить? За все годы не поставил ни единой четвертной, итоговой или экзаменационной двойки. А ныне ощущаю потребность отказаться и от текущей... Пока еще ставлю - изредка. Но тут же и оговариваю, что виноват в этом не Тургенев, не даже сам ученик, а я, учитель, не способный соединить их руки. И снова принимаемся за дело: я за новые тропинки к искусству, они - за новое внимание ко мне. Быть и работать на уроке - гарантия успеха. Эту истину усвоил каждый. Чего не знаешь сам, узнаешь от других. Не будут в накладе и другие, если тебе вдруг удастся понять их лучше, чем они сами себя.

Запущенность, учебная или нравственная (чаще та и другая), коль уж есть, в миг не устраняется. Кого-то, быть может, надо обнадежить, успокоить - раз, другой. Завышенная оценка здесь сопряжена с высотой, на которую поднимаются оба: учитель и ученик. Если оба,- значит, не сорвутся, не сползут. Другого, напротив, полезно растревожить, уязвить, и тут свою высокую роль сыграет (иногда!) низкий балл. К третьему ни та ни другая мера не подходит. Какой должна быть оценка здесь? До поры до времени любой - только не отрицательной. Может, даже и вовсе никакой. Вместо нее - разговор, наедине или при всех (лучше при всех), скажем, на тему: что еще должен сделать учитель (заметьте: учитель!), чтобы в VIII или X классе учиться было так же интересно, как в I,- легко и трудно, радостно и увлекательно.

Не в оскорбительной, беспринципной уступке нуждается даже самый "слабый". Если знания мудро скорректированы индивидуальностью ученика и добыты им самим в пределах собственных возможностей, чего же боле? Сие, конечно, не значит, что возможности ученика исчерпаны. Школьник учится - это главное. Поначалу ниже своих способностей, а там, смотришь, и в уровень с ними. Цель - одна, путей - много, не исключены и короткие. "Человек - может добру научить... очень просто". Всей душой верю мудрости этих горьковских строк. Да, и приласкать, и научить - всё, всё может человек. Что такое "человек"? - спрашивает себя и нас Горький. И рядом с Наполеоном - грешная Настя, картежник и шулер Сатин, пропойца Актер... Недаром Макаренко, взявший на воспитание колонию малолетних преступников, учился новой педагогике у Горького. Что же мешает и нам в самых безнадежных, казалось бы, ситуациях видеть и спасать в своих подопечных человека? Мечта и призвание всякого истинного учителя - в возможности всесторонней помощи человеку на самой действенной - учебно-профессиональной основе. Собственно, поиски этой основы и ведут избранных, одержимых в педвузы.

Право на свой темп

Успехи всех складываются из успешного продвижения не большинства, а каждого. Но каждый продвигается индивидуально. Значит, имеет право на свой темп, свой путь и свой потенциал возможностей. Урок литературы, более чем всякий иной, позволяет реализовать это право: с разными на разных этапах и уровнях работать по-разному, чтобы вывести в люди каждого, кто некогда с трепетом и волнением, зажав в одной ручонке гладиолус, в другой - поздравление-открытку с напутствием старшеклассников, переступил порог школы. Оптовой, но не оптимальной педагогикой создаются лишь тупики. Смотрю не только в графы своего предмета, а пролистываю весь журнал. Наверняка обнаружится, что где-то ученик и впрямь отстал, а где-то ушел дальше других. Остановить, чтобы подтянуть, или поспешить за ним, а после (вместе с ним и незаметно для него) вернуться к пройденному, неусвоенному, одолев то и другое неразрушенной инерцией движения. У каждого из ребят есть любимый предмет и любимая тема в нелюбимом предмете. Учитывать и то и другое - это предметом вытянуть предметы, а темой - нелюбимое в предмете. Не останавливаю ученика, идущего в ином направлении, чем все, или со всеми, но медленно. Помогаю идти дальше, исподволь возвращая к исходному.

При существующем объеме информации ученик озабочен не тем, чтобы расти, а чтобы успеть, т. е. не отстать. Ценятся, как правило, успевающие, а не растущие. Растущие, но не успевающие нередко становятся трудными. Стараюсь работать так, чтобы растущие успевали, а успевающие - росли. Дополнительным занятиям - категорическое "нет". Всё - на уроке! Учебный процесс за рамками урока - ЧП и обязан вызвать тревогу: во-первых, за этот урок (достаточно ли он профессионален?); во-вторых, за уроки других дисциплин, у которых украдено время; наконец, за ученика, не желающего да и неспособного учиться в "две смены" и потому перестающего учиться в одну. Просветительскую функцию ныне выполняет не только школа. Радио, кино, театр - в немалой степени. Разумно ли без остатка отнимать личное время школьника, игнорируя другие каналы информации? Секрет обучения в том и состоит, чтобы использовать все источники знаний, сведя их к основному, собирательному - уроку. Стало быть, из его рамок можно и нужно вытеснить многое, что придет к ребятам вне и после школы, и включить все то, что без активной помощи учителя они, возможно, нигде не почерпнут. Нигде,- значит, прибавить к уроку, а не отнять у него.

Нагрузки будут и, очевидно, должны расти. У школы нет права отставать от времени, закрывать двери классов перед мощным информационным взрывом. Но вместе с нагрузками должны расти и творческая инициатива, изобретательность, мастерство - общая и профессиональная культура школьного учителя, отвечающего прежде всего за Человека в ученике.

Советы начинающим

Искусство воспитания - одно из самых древних и сложных. Но начинается оно с поразительно простого, бесхитростного: принять и полюбить ученика какой он есть.

Если урок - общение, а не просто работа, искусство, а не только учебное занятие, жизнь, а не часы в расписании, то почаще спрашивайте себя: зачем иду на урок? Мы идем к детям! Чтобы они были лучше, добрее, гуманнее многих из нас, сильнее и мужественнее, чем мы с вами; чтобы умели выходить из любых тупиков, идя вперед, а не пятясь назад, чтобы всякий равнялся на свою судьбу, а не завидовал чьей-то легкой, устроенной. По-толстовски, мучительно и остро, задавайте себе вопросы. Какую Мысль ребятам оставил? Какое Чувство пробудил? Людей или учеников видел в них? О чем думали они, слушая тебя? Может, только делали вид, будто слушали, а думали - ни о чем? Или думали о том, чего не было на уроке, и тогда, глядя на тебя, слушали себя и думали о своем? Всякий школьник учится по двум программам. Одну из них предлагает школа, а другую - нередко более реальную - соседка по квартире, дружок по лестничной площадке, иногда собственный отец, сбившийся с пути. Учитывайте и отражайте обе программы. Идти на урок - это идти в глубь человека, кем бы он ни был: учеником, его родителями, друзьями, писателем, литературным героем. И знайте: нравственное в слове - правда; нравственное в поступке - справедливость!

"Учитель - жизненный человек!" - услышал я однажды от школьника. Да, это так. Но не надо примитивно толковать слово "жизнь". Жизнь - не только то, что с нами происходит в трамвае, на улице, в общении с окружающими. Жизнь - и то, что свершается на колхозном поле, в цехе завода, в кабинете ученого, за столом писателя, в мастерской художника. Смысл вижу во всем, где есть творческое начало, ибо духовность понимаю как творчество.

Уставшим и растерянным выглядит иной словесник среди литературных исполинов: Базарова, Раскольникова, Болконского, Гамлета, Фауста... Чтобы рассказать о них, до каждого нужно духовно дорасти. Понятно: без литературных знаний - нельзя! Но книгу книгой не откроешь: нужен "ключик" жизни, хотя многое удается объяснить лишь через аналогию с книгой.

Класс - это 30 - 40 лиц (разных, непохожих) и вместе с тем одно лицо, разглядеть которое еще сложнее, чем лица. Знать своих учеников и знать то, что они знают и могут знать каждый в отдельности и все вместе,- значит быть Учителем. Изучайте ребят и в театре: если они хохочут над ерундой - их эстетический вкус неразвит. Помочь школьнику интеллектуально возвыситься до идеала и вместе с ним подняться на ту же высоту - занятие, достойное урока.

У каждого возраста свои страницы в книге. В 16 лет, листая "Войну и мир", зачитываешься войною, любовью. В 50 - уже тянет в эпилоги, дойти до которых не у всякого школьника хватает сил и терпения. Прокомментировать ребятам их и свою страницу, соединив на. уроке разные времена и возрасты и в неком обобщенном "человеке" ученика, учителя,- залог подлинно зрелого общения. Мудрость урока - в совпадении страничек.

Чем определить меру знаний, формы, стратегию урока? Инициативой ученика! Что, как и сколько нужно ему, никто не знает лучше его самого. Пусть, к примеру, каждый из ребят предложит свою систему уроков по "Войне и миру", на которых было бы интересно. Вместе с реальными запросами ученика тогда расширится и база общения с ним. Смелее используйте методическую инициативу ребят. Что будем делать? Как будем делать? Наконец, для чего будем делать? Решайте эти вопросы не в одиночку или со своими опытными коллегами, а еще и с ребятами. Это и значит изучать ученика, иметь возможность работать с ним не во вред себе и ему. И еще. Чем больше и лучше готовишься к уроку, тем сильнее желание говорить самому, слушать себя. Сдерживать свою "готовность", чтобы пробудить активность класса,- мудрость профессии.

Не копируйте ничью манеру! Подражать - это продолжать. Смотрите, как ведут уроки опытные мастера, и - учитесь у себя. В нашем деле, как в искусстве, ценен неповторимый, непередаваемый и в этом смысле передовой опыт. В чем профессиональная этика учителя-словесника? Признавать и чтить индивидуальную манеру, имея свою. Утверждать себя и свои идеи уроком, а не теоретическими дискуссиями. Не бойтесь идти своим путем! Начните, пожалуй, как нужно, как учили, и постепенно отходите от того, с чего начали,- к собственному творческому "я". Вряд ли существуют иные секреты мастерства. Не исключено, что вы вернетесь к тому, что прежде отвергали, как Маяковский к Пушкину. Возвращение к себе и есть обретение себя. Мастерство должно созреть! Пишите летопись своего опыта, нечто вроде "семнадцати мгновений урока", и почаще сравнивайте себя того с собой теперешним. Фиксируйте каждую свою удачу, пусть крохотную, малоприметную для других. Находите закономерное в ней и знайте: нет такого урока, где был бы весь учитель во всем блеске дарования. Каждый из нас глубже, интереснее того, что делает, и в этом - резервы творчества. Но разные индивидуальные стили тем не менее связаны единством трех непреложных требований к словеснику: личностно, современно, артистично.

Путь к большому умению лишь начинается и заканчивается в рамках своего предмета, а проходит через все(!) школьные дисциплины. Бывайте и на уроках математики, физики, черчения.

Наше главное звено - урок. Не состоялся он - не состоялся учитель. Не верьте "афоризму", будто к посещению семьи школьника готовиться нужно еще больше, чем к уроку. Если кропотливо и вдохновенно работать над каждым уроком, то и посещений не нужно.

Пишите конспект и после урока - с учетом реакции класса, удач и промахов. Не забывайте: каждый урок, даже многими годами отшлифованный, в чем-то пробный, первый. Если прекращен поиск, творческое становится шаблоном. Найти себя, чтобы копировать? Уж лучше сразу использовать чей-то готовый стандарт. Я, к примеру, не всегда помню, в каком классе учился тот или иной ученик, но хорошо помню, в какой период творчества судьба свела меня с ним.

Бывают и тупики. Хвалят. Кое-кто даже в восторге. А ты стоишь перед самим собой потупя голову, как виноватый Морозка перед Левинсоном, не зная, почему сделал так, а не иначе. Ждешь на распутье своего "шестикрылого Серафима", чтобы указал, каким быть. Сегодняшний - ты уже не интересен.

По-настоящему учитель открыт только ребятам. Их оценка его работы важнее любых авторитетных мнений. Стоит подумать об этом. И о другом. Сохранить себя целым, как Ларра, или, как Данко, отдать целиком? Вопрос не только философский: практический, школьный. Целым остаешься, когда отдаешь себя целиком. "Голой" методикой на нашем уроке ничего не вытянешь. Нужна душа! А у нее - своя методика!

В установке на личностную, творческую манеру как можно выше поднимите уровень самоанализа. Чтобы яркий эмпирический опыт на каком-то этапе не противопоставить научному, нужна ретроспективная оценка достигнутого. Иначе говоря, в "своем" отыскать "обязательное" для других; выверить себя авторитетом науки, ибо никакой другой авторитет (стаж работы, отзывы, награды) не поможет. Говорят: учитель всецело отдает себя ученикам. А теории своего дела? Чтобы еще больше отдавать ученикам? Кто этим займется? Творческому учителю есть на что оглянуться, над чем поразмышлять, от чего идти дальше. Он и займется этим, открыв новую сферу науки - учителеведение: своеобразную антологию индивидуального опыта и манер. Типология творческих дарований еще не только не разработана, а и вовсе отсутствует. Вместе с тем есть учителя-"поэты"; учителя-"журналисты"; учителя-"литературоведы"; учителя-"психологи"... Определите себя - кто вы? Во всех параметрах осмыслите собственный опыт. Если он по-настоящему удачен, в нем есть всё, что нужно учителю и ребятам, учителю и его коллегам...

В огромной массе своей школьники искренне хотят учиться, но на качественно иной, демократической основе. Они сами дают нам в руки метод работы с ними, отражающий глубинные процессы времени, личностные запросы юношества,- общение. Как учитель я отважился поддержать и внедрить в свою практику творческую инициативу ребят, дополнив ее своей инициативой: доверием и интересом к ученику.

Общение прежде всего духовный контакт, дефицит которого особенно остро ощущает школьник. В не меньшей степени - и учитель-словесник. Еще недавно в роли информатора, лектора, рассказчика он преуспевал. Ныне эту привилегию от него уверенно отбирает кино, телеэкран, радио, популярный журнал... Работать по старой схеме "рассказал - усвоили - проверил" становится все труднее, а при недостатке профессионального мастерства и вовсе невозможно. Не овладевший искусством общения словесник ныне бессилен давать глубокие литературные знания.

Общение - это урок сотворчества, совместного мышления, партнерства, урок свободы, где всякий может и должен высказать себя, не подстраиваясь под кого-то ("свое" и "свобода", кстати, однокоренные слова). Это, наконец, урок приобщения к своему духовному "я" другого и приобщения себя самого к духовному "я" других; шаги навстречу, союз равных и разных. Умножать, а не только уважать человека в себе и в своих подопечных - главная функция и потребность такого урока.

Спросят, на каком уровне общаться: писателя, учителя, ученика? Отвечу: на трех уровнях сразу. Каждую минуту из сорока пяти наполняйте духовной работой. По сути, это-то и открывает - в буквальном и переносном смысле - художественную книгу для всей массы учащихся, ибо ясна творческая позиция: общаться через знания и получать знания через общение. Оно дает школьнику право на свой темп, свой путь и свой потенциал возможностей и... возвращает его на урок духовного равноправия, где воспитывается творческая личность. С классом работаю, как с книгой: ищу яркого ученика, как в тексте яркую деталь. С ним и от него, подключая себя и остальных, по сути, и выстраиваю урок. У каждого урока - свой ученик! Но чтобы найти "одного", притом "яркого" и всякий раз "разного", надо видеть и знать каждого (!), а не двух-трех в безликой массе.

Прямая и обратная связь на уроках общения не проблема. Здесь сам ученик, а не книга, которую он изучает,- наипервейшая ценность. В этом смысле с Пушкиным и Чеховым иду не к Пушкину, Чехову, а к ученику, и уже вместе с ним, не отделяя себя от него,- к Пушкину, Чехову, к тем высотам культуры, науки, образования, без которых, естественно, современного урока нет. Как и себе, даю ученику право не читать книгу, если она его не увлекает. Ничто так не убивает художественную мысль, как обязательное чтение! Но при этом так выстраиваю урок и свое общение с учеником, чтобы он непременно захотел прочитать именно то, что отверг. Нередко и темы уроков озаглавливаю репликой ученика, открыто и на виду у всех полемизируя с ним. Например: "Ну а Достоевский - за что он величайший?"

"Достаньте тетради!" - наше обычное требование, которое у ребят эмоций не вызывает. На уроке общения, где результат зависит от всех и каждого, вместе с учениками вынимает, кладет на стол свою тетрадь и учитель, сказав: "Достанем тетради!" По ходу урока и на виду у всех он время от времени записывает то умное, интересное, что ученики говорят друг другу, ему, а он им. На иной, интеллектуальной высоте коллективного творчества идет оживленный разговор.

Не умозрительно, а в яви, общаясь и духовно обогащаясь, на каждом уроке учатся друг у друга и у всех учитель и школьники. Разве не любопытно записать, допустим, такую реплику ученика: "Если бы Ленского не убил Онегин, его бы убила Ольга". Попутно и стиль отшлифовать: а кого "его"? Уточним! Перед лицом большой литературы, когда у нее учатся, учитель и школьник равны. По существу, это и открывает путь к творческому (!), учебному (!) общению.

Повести за собой всех, а за кем-то, вдруг опередившим тебя, пойти самому, т. е. еще энергичнее продвигаться к истине,- не в этом ли смысл нашей работы?

Ученики пристально вглядываются в нас: обогащаемся ли мы в общении с ними? Если нет, то какой прок и в уроке, и в книге, и в нас самих? Сотрудничество - это когда обе стороны интересны! Значит, обе стороны надо обеспечить одинаковыми правами. Нет, дистанция между учителем и школьником нужна. Но это не барьер и не стена, которую нельзя перешагнуть, а более высокая ступенька, на которую должны подняться ученики и на которую по собственной воле подняли учителя - иначе могут и "опустить". Отношения с учеником не строю по принципу: ты меня понимаешь - достаточно! тебе со мною интересно - чего же еще! ко мне на урок идешь охотно - прекрасно! А понимает ли учитель ученика? Интересно ли ему с учеником и учениками? Так ли охотно он идет к ним, как они к нему?

В школьнике стараюсь прежде увидеть то, что его отличает от других и чем он, собственно, полезен и нужен другим.

Одно из моих рабочих правил: ученик, даже посредственный, заурядный, всегда чем-то интереснее литературного персонажа, если, конечно, и его "прочитать" так же неторопливо, вдумчиво, как книгу. Люблю слушать ученика по-толстовски, т. е. слышать его внутренний голос. О чем думает он, когда говорит? Или только думает, что сказать для отличной оценки? От личины, забыв о лике, берет нередко свое начало "отличник". В том же качестве зачастую утверждается и в социальной жизни. Отличные, но не личные ответы на уроках общения радости не приносят.

Себя и нас школьники воспринимают через самое близкое им и нам - урок. Когда он наполняется элементами всех знаний (литературных, жизненных, нравственных и т. д.) и воздействует человекоформирующе, то становится выше тех, кто творит его. "Урок - выше нас!" - говорю ребятам, если он получается. Впрочем, он всегда получается, потому что общение - тот тип урока, когда учитель "весь" в учениках. В лекциях, беседах, диспутах ему легко "спрятаться" от них: закамуфлировать недостаток эрудиции, культуры, мастерства. Общение полностью выявляет духовный и творческий потенциал учителя, его профессиональную пригодность. Но суть не в этом. Аккумулируя коллективный труд, оно делает учение радостью, сочетает воедино образование и самообразование, воспитание и самовоспитание. Устраняет перегрузку не сокращением программы, а новым типом отношений учителя с учеником, где в основе - доброжелательность, мудрая простота, взаимный контакт и интерес. Общение - это и разнообразие форм, стилей, структур урока, ибо реализуется оно на гибком сплаве жесткой методики и живых процессов искусства. Общение - всегда открытый урок! Прежде - для самого учителя, который с помощью ребят открывает себя и уже ключом собственной личности в каждом из них открывает личность. Девиз творческого общения прост и лаконичен: быть и работать на уроке - гарантия успеха!

Думаю, мой опыт заинтересует не только словесников и не только учителей, ибо речь идет о пути, который выверен многолетней практикой и тем конечным, высоким и стабильным результатом, вне которого, разумеется, никакие новшества, пусть и самые привлекательные на первый взгляд, принципиального значения не имеют. Впрочем, всякий опыт, чтобы его понять, надо исчерпать до конца, т. е. многое проделать самому. Никого не зову на свой путь. Нравится - попробуй, нет - ищи другой. "Рецепты хороши в медицине, а в литературе не годятся",- мудро сказал М. Шолохов. Касается это и школьной литературы. Не рецепты, а практический опыт работы предлагаю читателю в надежде, что каждый в нем отыщет полезное, рациональное, улучшит и умножит в собственном творчестве. Да и как иначе?! Порой неловко и стыдно перед портретами великих мастеров слова, что висят в кабинете литературы. Каждый по-своему нарушал традицию, чтобы продолжить и сохранить ее в неповторимости собственного поиска. Думаю, что и учитель должен так. Можно ли умело прикоснуться к великим с иных позиций? Когда словесник смущенно боится такого "равенства", мир великого и его книги закрыты.

Урок литературы... Таинство сообщения Добра и становления Личности. Весьма и весьма непростое искусство простыми средствами возвыситься до "простого": книгой соединить человека с жизнью, сдружить человека с человеком, примирить человека с самим собой, нравственно устроить его в сегодняшнем прекрасном и сложном мире и помочь переустраивать этот мир. Чтобы всякий ахнул от огромности мира и собственной значительности в нем, чтобы у каждого, прошедшего сквозь фильтр жизни, в осадке была чистота', а не пустота, книгу необходимо сделать инструментом познания Жизни и своего места в ней, а не просто и не только учебным пособием. Книга и Жизнь, Жизнь и Книга - вот полный разворот урока на уровне Современного и Своевременного.

Работать над таким уроком, своеобразной педагогической поэмой, где не только воспитываются, но и перековываются характеры,- почти то же, что писать музыку, сочинять стихи, воздвигать памятники.