Теоретические основы прикладной социальной психологии: состояние и перспективы развития

 

Эффективность прикладной социальной психологии зависит от состояния общей и частной социально-психологической теории. Между ними существует как прямая, так и обратная связь.

В качестве теории прикладной социальной психологии выступает широкий спектр научных ориентации, их приложения в разных сферах, а именно:

- в сфере политики - политическая психология;

- в области национальных отношений - этническая психология;

- в границах организаций - организационная психология;

- в рамках экономики - экономическая психология.

К сожалению, социально-психологическая теория (как зарубежная, так и отечественная) находится в кризисном состоянии. Но природа этого кризиса в области западной социально-психологической теории одна, в сфере отечественной - другая.

В связи с этим важно подробно изложить дискуссию в литературе и реферативных изданиях о состоянии социально-психологической теории. Дело в том, что практикующий социальный психолог должен быть в курсе современных теоретических дискуссий, чтобы грамотно представлять предмет своей деятельности, обладать современными знаниями о содержании социально-психологических явлений и пользоваться как диагностической, так и другой методикой.

В течение трех последних десятилетий теоретики и практики социальной психологии были заняты поиском адекватной модели и эффективных исследовательских методов социально-психологического знания. Тенденция к критической ревизии теоретических и методологических основ дисциплины наметилась на рубеже 60-70-х годов, когда американские социальные психологи, а вслед за ними и их европейские коллеги заговорили о кризисе экспериментальной социальной психологии. Констатация внутреннего неблагополучия дисциплины выглядела в те годы достаточно неожиданной. Дело в том, что стремительное развитие социально-психологических исследований после Второй мировой войны, прежде всего в США, создавало впечатление весьма успешного и результативного развития данной науки. Как заметил один из первых критиков дисциплины американский психолог У. Мак-Гайер, «в то время... казалось, что социальная психология переживает "золотой век". Она была престижной и продуктивной областью науки, где огромное число... ученых проводили свои исследования с той верой и энергией, которые можно наблюдать у тех, кто хорошо знает, куда идет» [3].

К концу 60-х годов ясное представление путей и задач сменилось повсеместным разочарованием в результатах, сомнением в целях и неуверенностью в истинности социально-психологического знания.

Проблема неадекватности теоретического арсенала экспериментальной социальной психологии ее предмету - поведению людей в реальном социальном мире - стала отправной точкой драматического процесса обретения социальной психологией своей идентичности. Эта проблема остается сквозной темой теоретических дискуссий на протяжении 70-80-х годов. Впервые она отчетливо прозвучала в одном из писем редактора пятитомного издания по экспериментальной социальной психологии американца Л. Берковича. «Мне кажется, - признавался он одному из коллег в 1970 г., - что социальная психология находится сегодня в стадии кризиса - в том смысле, который имел в виду Кун в своей работе "Структура научных революций"». Очень многие, во всяком случае в 70-е годы, видели лишь временную ситуацию «методологического дискомфорта», которая требовала совершенствования способов контролируемого лабораторного эксперимента, более широкой практики полевых исследований, эксперимента в естественных условиях, наблюдения и т.п. При этом обсуждение «проблемы метода» протекало в рамках прежней, неопозитивистской модели социальной психологии как «объективной» науки, ориентированной на идеал строгого физического знания. Отказ или даже сомнение в эффективности экспериментальных методов воспринимались как вызов научному статусу социальной психологии.

В соответствии с общей неопозитивистской ориентацией послевоенной психологии предмет социально-психологического знания мыслился исключительно как объект, подлежащий каузальному объяснению путем экспериментального сбора данных и их обобщения. Процесс изучения социально-психологических явлений трактовался как лишенный каких-либо субъективных и ценностных значений. Таким образом, модель социально-психологической науки, доминировавшая в 60-70-е годы, полностью укладывалась в позитивистскую схему построения научного знания с непременными операциями верификации. Однако именно в этот период начались активные поиски альтернативных позитивизму теоретических принципов построения науки о психологическом измерении социального поведения.

Спектр дискуссий 70-х годов был очень широк. Достаточно перечислить такие острые темы, как: 1) соотношение теоретического и прикладного знания; 2) социальная релевантность и репрезентативность полученных результатов; 3) возможность их практического использования; 4) вероятность социально-психологических прогнозов; 5) проблема социальной базы лабораторных экспериментов, их нравственные границы, роль субъективных установок экспериментатора и ценностных аспектов поведения субъектов экспериментальных ситуаций. Начавшиеся как «споры о методах» дебаты социальных психологов постепенно переросли в «дискуссию о парадигмах». В работах американских и западно-европейских специалистов 80-х - начала 90-х годов кризис в социальной психологии воспринимается именно как кризис парадигм, а перспективы развития дисциплины ими связываются с разработкой несциентистских познавательных моделей.

Суть этого кризиса как раз и состояла в осознании чужеродности позитивистских теоретических принципов, оказавшихся слишком жесткими для того, чтобы вместить все богатство оттенков изменчивой и подвижной сферы «социальной субъективности».

Большинство западных исследователей считают апогеем кризис 70-х годов, оценивая последующее развитие дисциплины как посткризисное. С определенной долей условности можно выделить следующие этапы теоретического анализа послевоенной западной социальной психологии:

а) конец 60-х - начало 70-х годов - констатация теоретического неблагополучия дисциплины, попытки ее косметического ремонта; в этот период сохраняет свое ведущее положение американская социальная психология, вместе с тем она становится объектом критики со стороны обретающей свою силу западно-европейской науки, которая таким образом утверждает свое право на создание альтернативных моделей социально-психологического знания;

б) 70-е годы - осознание новой ситуации в социальной психологии как попытки «смены парадигмы», поиски несциентистских концептуальных рамок для описания и объяснения социально-психологических явлений; в Западной Европе возникли собственные центры социально-психологических исследований (в Женеве, Париже, Бристоле), которые не только положили конец безраздельному господству американских образцов, но и впервые за послевоенные годы составили им серьезную конкуренцию. Тем не менее «хотя теоретические идеи были новы, исследования, проводившиеся для проверки этих идей, оставались вполне традиционными; это, разумеется, были не те новые парадигмы, о которых говорили социальные психологи в годы кризиса»;

в) 80-е - начало 90-х годов - посткризисное развитие социальной психологии, активизация научных контактов между американскими и европейскими специалистами, сосуществование нескольких теоретических ориентации, ведущими из которых являются традиционный сциентизм, неопозитивизм и герменевтические установки социального конструкционизма.

Осложнил состояние социально-психологической теории ее пограничный характер. Возникнув на стыке психологии и социологии, западная социальная психология на самом деле имеет «два лица» - психологическое и социологическое. И хотя среди ее отцов-основателей были как знаменитые психологи (Лебон, Фрейд, Олпорт), так и классики социологической мысли (Дюркгейм, Мид, Кули, Гофман), социально-психологическая наука чаще рассматривается в русле психологического, а не социологического знания.

В 1989 г. развернулось широкое обсуждение итогов и перспектив развития западной социальной психологии, в котором приняли участие ведущие специалисты из США и Западной Европы. Как отмечали организаторы дискуссии Дж. Риджсмен и В. Штребе, кризис дисциплины, столь трагично воспринятый 15 лет назад, на самом деле стимулировал весьма плодотворные теоретические поиски. В теоретическом отношении «кризис разрешился... но весьма своеобразно - путем деления дисциплины на две социальные психологии, которые существуют бок о бок при минимальном взаимодействии». Иными словами, в посткризисный период проблема «двух психологии» получила новое звучание - как проблема сосуществования двух парадигм внутри психологически ориентированной социальной психологии. В основе «старой», позитивистской, парадигмы, число сторонников которой еще достаточно велико как в Америке, так и в Европе, лежит убеждение в принципиальной познаваемости внутренних каузальных механизмов, управляющих социальным поведением. Сторонники новой парадигмы, или социальные конструкционисты, полагают, что знание о социально-психологических явлениях неравнозначно физическому знанию и требует принципиально иной познавательной модели. С этой точки зрения научная истина нетождественна знанию о мире «как он есть», которым располагает объективный наблюдатель.

Новый научный подход неизбежно ведет к пересмотру тематики социопсихологической работы. В рамках новой парадигмы социальное поведение интерпретируется как смыслосозидающая активность; поэтому осмыслению здесь подлежат такие явления, как структура, функции мышления и т. п. Эксперимент в данном случае рассматривается в качестве одного из возможных приемов поиска «истины» (т. е. дешифровки значений в языковой деятельности человеческого сообщества). С этих позиций изучение ментальной жизни на уровне отдельного индивида, которое составляет предмет когнитивной психологии, есть не что иное, как «приватизация социального», ибо всякая личностная ментальность всегда социальна по своему происхождению и содержанию.

Социальный конструкционизм - это не просто новая парадигма социальной психологии, противостоящая позитивистской традиции. Как подчеркивает основоположник новой парадигмы американский исследователь К. Джерджен, под социальным конструкционизмом следует понимать весьма широкое интеллектуальное движение, объединяющее психологов, социологов, антропологов, этнографов и историков культуры. Это движение стимулировало разработку «новой аналитической модели, базирующейся на альтернативной (не эмпиристской) концепции научного знания». Критическое переосмысление предмета психологии (и социальной психологии) сделало очевидным тот факт, что «изучение социальных процессов может служить общим знаменателем постижения природы самого научного знания». Так возник замысел социального познания, т. е. построения нетрадиционной теоретико-познавательной схемы, которая, как считает Джерджен, в самом скором времени сменит привычные представления о научном познании.

Истоки джердженовской модели социального познания восходят к его идее «социальной психологии как истории», которую он изложил в программной статье с аналогичным названием, опубликованной в 1973 г. Эта статья сыграла решающую роль в научной карьере Джерджена, который, будучи уже известным психологом-экспериментатором, совершенно неожиданно для своих коллег занялся критикой традиционной сциентистской модели социально-психологического знания. Статья 1973 г., которая сегодня считается «классической», стала поворотным пунктом и в споре о парадигмах, во всяком случае в США.

Джерджен утверждал, что социальная психология не может быть названа наукой в классическом понимании этой формы познавательной деятельности. Цель науки состоит в установлении универсальных законов путем обобщения данных, полученных в процессе наблюдения. Заимствованные из естествознания, эти представления были распространены и на социальную психологию, задачу которой также видят в обнаружении общих каузальных связей между психологическими параметрами социального поведения. С пониманием принципов социальной интеракции связывают возможность прогнозирования социально-психологических процессов и управления ими. Между тем прогресс естествознания, на который все еще ориентируется социальная психология, связан с таким простым обстоятельством, как повторяющийся, стабильный характер явлений природы. «Если бы природа действительно была склонна к капризам, естественные науки были бы заменены естественной историей» [12]. Именно такая судьба ожидает социальную психологию. В отличие от мира природы социальный мир крайне подвижен и неустойчив. Принципы, управляющие социальным взаимодействием, не могут быть универсальными (а значит, и не подлежат обобщению), поскольку нестатичны и изменчивы те эмпирические факты, на которых они базируются. Знание, полученное социальным психологом, нетождественно аккумуляции научных данных в привычном представлении. Таким образом, социальной психологии не следует ориентироваться на развитие обобщенных научных принципов, ее задача - «систематическое объяснение современного положения дел».

Свою позицию Джерджен подкрепляет аргументами двоякого характера. Первая группа доводов связана с осмыслением «обратной связи», существующей между научным знанием (в том числе и психологическим) и обществом. Получив некоторое знание о своем «объекте», исследователь стремится сделать его достоянием общественности. В этом смысле популярность социально-психологического знания превзошла все ожидания. Развитие средств массовой информации, «гуманизация» образования, заинтересованность социальных политиков - все это способствует самому широкому психологическому просвещению общества. Однако оборотной стороной этого просвещения является процесс постоянного обесценивания социально-психологических теорий.

Вторая группа аргументов в поддержку идей социальной психологии как истории акцентирует культурную и историческую относительность социопсихологических теорий.

Идея социальной психологии как истории вызвала самые противоречивые отклики в научных кругах - от полного неприятия до восторженного одобрения.

Разнообразие точек зрения сторонников Джерджена имело под собой общий знаменатель - признание необходимости более широкого социального контекста для анализа социально-психологических процессов. Та же идея, но в более категорической форме -как требование более социологизированного образа дисциплины, прозвучала и в отзывах представителей социологической социальной психологии тех лет. Пессимизм Джерджена, отказавшего социальной психологии в праве называться наукой, связан с двумя обстоятельствами: с отождествлением дисциплины с ее нынешней позитивистской моделью и с представлением о научной деятельности как об «открытии законов», утверждал Страйкер. И то и другое не вполне правомерно. Поведение, которое изучают в лаборатории, действительно случайно и нестабильно. Однако нестабильно лишь постольку, поскольку оно вырвано из социальной структуры и изъято из социального контекста. Сосредоточившись на изучении последних, исследователь тут же обнаружит «повторяемость как функцию тех ограничений, которые накладывают на поведение индивида его связи с другими участниками интеракции». В задачу социального психолога как раз и входит описание и объяснение таких эмпирических регулярностей. При этом не нужно искать детерминизм в социальном мире как таковом; достаточно разработать теории, которые и будут содержать искомую обусловленность социально-психологических феноменов.

Хотя для ревностных приверженцев экспериментальной социальной психологии Джерджен, без сомнения, являлся «ниспровергателем парадигмы», сам он в конце 70-х еще не считал себя таковым. В статье, содержащей обстоятельную критику экспериментального метода как неадекватного «постоянно возникающей подвижной природе социального поведения, Джерджен подчеркивал, что его аргументы не следует расценивать как доказательство «предела» прежней парадигмы, но скорее как «призыв к выбору более критических стандартов ее применения». Более последовательным в своем неприятии доминировавшей в 70-е годы модели социальной психологии был норвежец Р. Харре, которого Риджмен и Штребе не без оснований считают вторым после Джержена идеологом социального конструкционизма. Ему принадлежит попытка создать нетрадиционную модель социальной психологии, которая «положит конец искусственному разделению собственно социальной психологии и микросоциологии». Под последней Харре понимает теорию и практику этнометодологии, дополненную идеями лингвистической философии. Предпосылкой для разработки этой модели, которую автор назвал этогенической, послужила критика традиционной парадигмы социальной психологии (т. е. позитивизма, юмовской концепции причинности и механистического образа человека).

Таким образом, можно констатировать наличие нескольких концептуальных принципов, общих для джердженовской теории «социальной психологии как истории», модели Харре и «новой парадигме» социального конструкционизма. Это: а) ярко выраженный антисциентизм и отказ от экспериментальных методов изучения социального поведения; б) отрицание каузальности природы социально-психологической реальности и возможностей построения обобщающих, константных социопсихологических теорий; в) установка на изучение текущей локальной социопсихологической практики и ее языкового измерения.

Хотя социальный конструкционизм исповедует принципы «мирного существования» различных теоретических систем, объективно он, несомненно, выступает антиподом традиционной социальной психологии. Тем парадоксальнее выглядит попытка С. Московичи, размышляющего о предпосылках социально-психологического объяснения, найти компромисс между двумя парадигмами, или, по выражению его критика из лагеря конструкционистов, «балансировать между индукцией и конструкцией». Разумеется, перенос акцентов с дедукции на индукцию вполне может быть оправдан внутренней эволюцией социальной психологии за последние 20 лет, что и заставило одного из ведущих теоретиков европейской социальной психологии встать на защиту эмпирического описания. Во всяком случае и в 70-е, и в 90-е годы теоретические рассуждения Московичи не выходят за рамки позитивистской парадигмы в психологии.

Компромисс Московичи можно расценивать как «стихийную» попытку соединения эмпиризма и конструкционизма. Однако американский исследователь Дж. Гринвуд - специалист в области философии науки, вполне целенаправленно стремится обосновать философскую «совместимость» двух ведущих парадигм в западной социальный психологии, или, в его терминах, «традицию научного эмпиризма» и «позицию герменевтической психологии». «Логические формы причинно-следственного объяснения и экспериментальной оценки могут быть эффективно использованы в научном анализе смыслосодержащих человеческих действий», -считает автор. Поэтому цель своей монографии он видит в том, чтобы доказать адекватность каждого из альтернативных способов социопсихологической интерпретации в отдельности и возможность их синтеза в рамках реалистической философии науки. Точка зрения философского реализма, новая для социальной психологии, но хорошо известная естествоиспытателю, позволяет, оставаясь на позиции объективной, или каузальной, науки принять во внимание смыслосодержащие аспекты деятельности социальных субъектов. Реалистическая наука о человеческом действии не решает заранее вопроса о том, в каких именно терминах следует объяснять данный конкретный социальный факт. Это значит, что здесь найдется место и каузальному толкованию, и герменевтической экспликации; интерпретация значения социального действия составляет только первый этап социально-психологического познания. Вместе с тем постижение причинно-следственных отношений в ходе их экспериментальной проверки не может считаться исчерпывающим для характеристики социального действия.

Теоретические дискуссии в социологической социальной психологии набирают силу к концу 70-х годов. Публикации этого времени свидетельствуют о том, что представители социологического крыла социальной психологии в большей мере были озабочены «междисциплинарностью» своего проблемного поля, чем доминировавшие в нем исследователи психологической ориентации (в конце 70-х годов секция социальной психологии Американской психологической ассоциации почти в 3 раза превышала по численности аналогичную секцию Американской социологической ассоциации).

Обсуждению концептуальных особенностей социопсихологического знания в рамках социологии предшествовали (как и в психологии) более широкие дискуссии, связанные с развитием знания социологического. Одной из первых работ, обозначавших проблему социальной психологии в социологии, стала статья американца Д. Ронга с характерным названием «Сверхсоциализированная концепция человека». Как социолог Ронг выступал против господствовавшего в рамках структурно-функционального подхода представления о социальном поведении индивида как о функции социальных структур, лишенной психологических параметров и внутренней автономии. Существовавшие в 60-е годы социологические теории личности Ронг назвал «скроенными на заказ, никуда не годными карикатурами», которые служат для «одушевления» социальных структур. Как подчеркивал много лет спустя Ш. Страйкер, статья Ронга имплицитно содержала мысль о том, что социологическая теория должна включать в себя грамотную социальную психологию, отвечающую лучшим образцам социально-психологического теоретизирования.

В конце 80-х годов проблемы теории вновь оказались в центре внимания социальных психологов социологической ориентации. Но если в предшествующее десятилетие они были озабочены «распылением» своей дисциплины, т.е. превращением ее в совокупность подразделов собственно социологии, то теперь лейтмотивом обсуждения становится как раз проблема адекватности социопсихологического анализа целям социологии как фундаментальной науки о социальном развитии. С решением этой проблемы связывают сегодня перспективы развития социологической ветви социальной психологии, престиж которой в 80-е годы заметно снизился. «Единственно приемлемой» формулой построения социопсихологической теории была признана модель «структуры и личности», которую М. Кон назвал «квинтэссенцией социологического подхода к социальной психологии». Эта модель, теоретиками которой в посткризисный период стали Дж. Хаус, М. Кон, Р. Гернер, И. Мортимер и М. Швальбе, имеет давние междисциплинарные традиции в американской социальной науке.

Одной из попыток практической реализации принципов Хауса (помимо его собственных работ) стал выпуск специального журнала, посвященный социально-психологическим аспектам стратификации. Авторы, принявшие участие в обсуждении этой темы, исследовали воздействие на личность ее социоэкономического статуса, жизненной стадии, половой, этнической и возрастной принадлежности (принцип компонентов), опосредующего характера ближайших социальных условий и стимулов (условия труда, доступность качественной медицинской помощи как факторы, опосредующие связь между классовой принадлежностью и уровнем здоровья; профессиональные занятия матери как «передаточный механизм» влияния классового происхождения на речевое развитие ребенка) и содержания микросоциальных процессов и внутриличностных психологических механизмов (анализ «Я-концепции» как психологического средства, участвующего в сохранении стабильных систем социальной стратификации).

Сходную трактовку модели структуры и личности предложил американский ученый М. Кон. Современная социальная психология, включая то ее направление, которое развивается в рамках социологии, все еще «недостаточно социологична», считает М. Кон. Социопсихологи не идут дальше изучения непосредственного окружения индивида (общения face-to-face) и влияния этого окружения на те или иные формы проявления психической активности. Такая позиция равнозначна привнесению социологической перспективы в чисто психологическую дисциплину - психологию личности. Собственно же социальная психология, которая призвана конкретизировать наше понимание механизмов воздействия социальных институтов и структур на психологическое бытие личности, развивается сегодня таким образом, как будто непосредственные условия жизни существуют в макросоциальном вакууме. Отправной точкой большинства социопсихологических теорий выступает индивид.

Гораздо большей ценностью обладает обратный прием, когда анализ начинается с тех или иных макроструктур (класс, раса, этнос, пол) или социальных институтов, считает Кон. Двигаясь сверху вниз, исследователь прослеживает опосредованное влияние больших социальных структур на весь комплекс вплетенных в эти структуры элементов ближайшего социального окружения индивида, включая сферу межличностных отношений.

Идеи Хауса получили развитие в программной статье профессора социологии Калифорнийского университета Ральфа Тернера, который обратил внимание своих коллег на необходимость социопсихологического анализа «обратного» процесса воздействия личности на социальную структуру и культуру. В статье обсуждаются перспективы и методы разработки «интегративной модели личности в обществе», создание которой, по мнению Тернера, позволит преодолеть пропасть, разделяющую социальную психологию и макросоциологию.

Сущность современного понимания «пограничности» социопсихологического знания достаточно лаконично выразили Р. Тернер и М. Розенберг в предисловии к первому энциклопедическому изданию в жанре социологической социальной психологии: «Существует только одно пространство социальной психологии независимо от того, будем ли мы вслед за Олпортом связывать его с попыткой понять и объяснить, каким образом присутствие других актуальное, воображаемое или подразумеваемое - воздействует на мысли, чувства и поведение индивида», или, следуя определению, предложенному в «Social psychology duarterly», увидим здесь «изучение первичных отношений индивидов друг к другу, группам, коллективам или социальным институтам, а также осмысление внутриличностных процессов в той мере, в какой эти процессы влияют на социальные факторы, либо, напротив, испытывают влияние последних». Какой бы дефиниции ни придерживался исследователь и каким бы ни было его базовое образование, социальная психология в любом случае остается «междисциплинарным предприятием». Разумеется, «пограничность» дисциплины и связанный с ней комплекс проблем нельзя рассматривать как откровение 90-х годов; они являются ровесниками социальной психологии и ее неизменными спутниками на протяжении всего XXстолетия.

Наиболее «глобальную» трактовку междисциплинарной природы социальной психологии предлагает С. Московичи. По его мнению, этой науке «суждено выступить в качестве главной дисциплины, которая займется осмыслением связей между культурой и природой, равно как между социальными и физическими явлениями». Социальная психология изначально задумывалась как способ аккумуляции и обобщения всех тех сведений об индивиде и обществе, которые были рассредоточены по разным отраслям знания. И социологи, и психологи, стоявшие у истоков дисциплины, видели в ней средство для установления более тесных контактов между социальными науками.

Историческая психология представляет собой довольно развитую отрасль в зарубежной науке и в то же время привлекала явно недостаточное внимание отечественных социальных психологов. Работы В. А. Шкуратова и его учеников являются крайне актуальной и своевременной попыткой ликвидировать этот пробел в отечественной социальной психологии и закладывают современные теоретические основы прикладной социальной психологии.

Проблемы отечественной социально-психологической теории связаны с другими обстоятельствами:

- отсутствием, по существу, методологии (принципы о классовом подходе, единстве сознаний и деятельности, внешней детерминации не работали и не могут работать);

- заидеологизированностью в прошлом;

- монополизмом ряда научных школ;

- отсутствием научного плюрализма;

- анализом социально-психологических явлений только на уровне сознания, исключая из их природы пласты коллективного бессознательного.

Собственно, кризис отечественной теории связан с отсутствием теории как таковой. Теория не до конца выполняет свою миссию по научному обслуживанию прикладников из числа социальных психологов.

Кризис в отечественной области теории не мог не сказаться и на качестве деятельности прикладников из числа социальных психологов.

Дело в том, что некритическое использование западных методик приводит к необъективности данных, особенно на этапе их интерпретации. Ошибки возникают из-за концептуальной, экологической невалидности западных методик.

Выход - в создании сравнительной, т. е. межкультурной, прикладной социальной психологии [8]. Без учета культурного контекста, ментальных особенностей нельзя применять западные психодиагностические методики. Необходима их адаптация.

И еще одна немаловажная проблема. Практические социальные психологи сегодня диагностируют с позиции одной научной школы, консультируют - с точки зрения другого подхода, оказывают помощь на основе положений третьей ориентации.

Отчасти это объяснимо тем, что спектр теорий, который можно применить на практике, чрезвычайно разнообразен: позитивизм; понимающая психология; социальный психоанализ; когнитивная психология; гуманистическая психология; бихевиоризм; интерактивный подход; нейролингвистическое программирование; экзистенциональная психология; гештальтпсихология и организационная психология (теория социальных организаций). Но все же нужно остановиться на чем-то одном и работать в одном, монологическом, теоретическом ключе. Специализация - основа профессионализма практического социального психолога, хотя уйти от комплексного, системного подхода трудно, да и не нужно во многих случаях.

Впрочем, специализация не означает жестких ограничений и запрета на применение разнообразных методик. С современной точки зрения специализация означает обоснованность (избирательность, или адресность, как принято сейчас говорить) применения методик, т. е. тех методик, которые необходимы для данной группы и личности. Иными словами, специализация не отрицает, а даже, напротив, предполагает интегрированный подход, во всяком случае, широкую подготовку психолога-практика, выходящую за рамки одной школы.

В то же время это не означает, что можно использовать нестыкующиеся между собой методики, конгломератный подход так, как иногда его понимают некоторые современные практики, т. е. в зависимости от степени своей компетенции.

Одним из существенных условий развития отечественной прикладной социальной психологии является не просто создание соответствующей сравнительной отрасли, исторической психологии, отказ от монополизма и переход к научному плюрализму, опора на профессиональный этический кодекс, на принцип «Не навреди», но и построение методологического «коридора», точнее, «тоннеля», вместо рухнувшей идеологической стены.

Образовавшуюся методологическую нишу должны заполнить принципы, стимулирующие развитие прикладной социальной психологии и работающие на практике. При этом совершенно не обязательно прибегать к смене вывесок и заменять марксистский подход на какой-либо другой.

Вместе с водой нельзя выплескивать ребенка.

На самом деле нужно идеологическое содержание старых принципов наполнить истинно психологическим.

Взять, к примеру, принцип соотношения среды и личности. С современных позиций, точнее говоря, с точки зрения экологической психологии этот принцип вполне научен и не утратил своего значения. Дело только в том, чтобы характеристики среды наконец приобрели психологическое измерение. Поэтому экологический подход может вполне претендовать на статус одной из парадигм прикладной социальной психологии.

Да и деятельностный подход в условиях рынка, конкуренции пополняется реальным содержанием. Он может также быть «вписан» и вмонтирован в теорию социальных организаций и тогда не будет выпадать из социально-психологического поля. «Дело» действительно мотивирует, порождает совершенно иные отношения и способствует проявлению личностного потенциала. Однако при этом данный подход должен быть лишен доминирующего положения, чтобы не выступать ограничителем и не противоречить социальному психоанализу.

Нельзя отрицать и научное значение марксистского подхода при диагностике стратификации, социальных конфликтов. В то же время нельзя допускать и его расширительного толкования и применения.

Новым содержанием должен быть наполнен и принцип развития. В современной редакции и интерпретации старый принцип отечественной психологии может быть переосмыслен и переформулирован в принцип личностного, профессионального и организационного развития. Основы современной трактовки данного принципа составляют идеи гуманистической психологии и организационного подхода.

Конечно, создание единой парадигмы прикладной социальной психологии - дело будущего. Но «трудности роста» не означают, что нужно вообще отказаться от теории и довольствоваться сомнительными рекомендациями.

Позитивизм, понимающая психология, организационный подход, теория немедицинской групповой психотерапии, экологическая, экзистенциональная, когнитивная, интеракционистская, историческая психология, социальный психоанализ образуют основы прикладной социальной психологии на современном этапе развития.

При этом важно все это систематизировать и использовать не бездумно, не в виде «окрошки», а обоснованно, с учетом российской ментальности, что невозможно без разработки - еще раз подчеркнем - сравнительной прикладной социальной психологии.

Таким образом, реальной основой развития отечественной прикладной социальной психологии является спектр теорий, начиная от позитивизма и кончая антисциентистским подходом.