Светлана, прихожанка Крутицкого подворья

Впервые мы попали с мужем на Кру­тицкое подворье в 2001 году, нам нужно было поговорить с отцом Анатолием Берестовым. Я не помню самую пер­вую личную встречу с отцом Даниилом, но очень хорошо помню первое чувство благодарности к нему, чувство из­умления и восхищения. А произошло вот что: была Пасха 2001 года, мы с мужем приехали на подворье на ночную службу. Заходим в храм — появляется отец Даниил, смо­трит на нас и говорит: «Идите сюда». Мы до этого с ним не общались, просто видели, что в храме есть такой свя­щенник, и он не знал нас лично. Он вручает нам иконы и говорит, что мы пойдем впереди крестного хода. Мы были потрясены, у нас-то ощущение, что мы здесь пока гости, и почему же нам доверили нести иконы, ведь это такая ответственность! Я больше не помню подобного впечатления от пасхального праздника, ведь когда идешь крестным ходом в большой толпе — не слышно и не вид­но ничего, а тут нам доверили идти в первых рядах, и это было незабываемо. Это была такая причастность к празд­нику, и я навсегда осталась благодарна отцу Даниилу за такой подарок. Служба шла весело, отец Даниил бук­вально весь горел, передавая свою радость всем людям. Пасхальная служба долгая, до утра, и уже болит спина, болят ноги, но в ту ночь вся усталость ушла на второй план, и мы воспринимали службу в едином порыве, вме­сте со всем храмом.

Помню еще похожие переживания: была Рождествен­ская служба, заканчивается утреня, вот-вот должна начать­ся Литургия. Выходит отец Даниил и говорит, что в древно­сти была традиция на большие праздники крестить людей, и у нас сейчас будет крещение, будем крестить младенца. Сначала у всех одна мысль, что стоять придется еще дольше, и это будет тяжело, у многих была такая ошарашенно- негативная реакция. Но отец Даниил сумел провести это Таинство так, что все ощущали себя крестными этого ре­бенка, это было общее душевное состояние, и такого еди­нения всех прихожан я не видела больше нигде. А Литур­гия после Крещения прошла просто мгновенно, и это был незабываемый праздник. Такие праздники умел подарить нам отец Даниил, он умел сделать новым уже привычное, буквально чудом, сделать так, чтобы служба переживалась единым существом.

Вскоре мы с мужем решили венчаться, и вышло так, что нас венчал отец Даниил. Я плохо помню само венчание, все было как во сне, и сложно проанализировать чувства и эмоции. Только потом мы осознали, какая это была боль­шая радость, как было хорошо. Моя подруга, некрещеная, невоцерковленная, скептически ко многому относящаяся, потом мне сказала, что она никогда в жизни не слышала, чтобы такие слова, такие замечательные напутствия жени­ху и невесте говорили чужие люди. Такое восприятие да­лекого от Церкви человека, который увидел, что священ­ники говорят и обращаются к людям так, как будто они самые родные, ее ощущение от речи отца Даниила — это тоже говорит о его уникальной личности.

Надо сказать, что мы — довольно ленивые прихо­жане, и, пока отец Даниил был на Крутицах, мы ходили к нему исповедоваться, когда же он перешел в храм Апосто­ла фомы, мы появились там всего один раз. Но я при этом знала, что если мне будет нужно решать какой-то важный вопрос, то я поеду именно к нему, я знала, что он есть, что я всегда могу к нему поехать.

Меня поражало, как он проникал в самую суть, точно и четко. Я ему исповедуюсь в грехе, и мне кажется, что это такой небольшой грех, но неожиданно он говорит о нем до­статочно жестко, и сразу становится все понятно, и почему это я вдруг решила, что это мелочь. Но бывало и наоборот: я корю, корю себя за что-то, каюсь, а он успокоит, утешит, потому что излишнее самобичевание — это тоже не очень хорошо. Он всегда находил правильные слова, однажды был эпизод, воспоминание о котором до сих пор меня спа­сает. Я ему пожаловалась, что боюсь одного, боюсь другого, а батюшка спрашивает: ««Символ Веры» знаешь?» — «Ну конечно». — «Читай». Я начала читать, и он говорит: «Отец Вседержитель, Он всех держит, а тебя нет?» И сейчас мне так помогает эта мысль: в «Символе Веры» все написано, есть Господь Вседержитель...

Вне храма, мы, к сожалению, общались только один раз. Мы с мужем приехали на Крутицы, у нас был вопрос к отцу Даниилу, но он попросил отложить разговор, ска­зав, что неважно себя чувствует. Мы предложили отвез­ти его домой. По дороге он стал говорить о том, что люди мало читают Ветхий Завет, думая, что это скучно, и на­чал рассказывать какую-то ветхозаветную историю. К со­жалению, не помню, что именно, но было ощущение, что он пересказывает захватывающую приключенческую книгу, настолько интересно он говорил. Уметь так по­дать — это же дар!

И проповеди его всегда было интересно слушать, все было очень точно, в самую суть, даже с юмором. В церкви-то хохотать нехорошо, но иногда он умудрялся в своей проповеди повернуть что-то так, что сдержать смех было невозможно. Мы все узнавали себя в его словах, и это воздействовало, это уже была сатира, в традициях русской классической литературы, это была живая речь, а не сухое дидактичное поучение.

Незадолго до гибели отца Даниила у меня скончалась бабушка, и как раз 19 ноября было девять дней со дня ее смерти. Я приехала с поминок очень уставшая, собираюсь прилечь, отдохнуть. Включаю телевизор и слышу, что уби­ли какого-то священника, но не звучит ни названия храма, ни фамилии, вообще ничего конкретного. Я почувствова­ла страх, я испугалась, и мы с мужем судорожно начали ис­кать — по Интернету, по другим телевизионным каналам, надеясь, что мы испугались зря. Почему даже без имени у меня было ощущение, что речь идет именно о нем, — ска­зать не могу, но эти чувства и эти минуты, когда нам по­казалось, что это о нем, — я не забуду никогда. Несмотря

на то, что мы в последние годы все-таки к нему не езди­ли, была страшная горечь и понимание, что мы осироте­ли в каком-то смысле. Отец Даниил был для меня очень значим, и горечь от этой утраты была ничуть не меньше, чем от потери родных, хотя из того количества людей, кому он помог и кому он был духовным отцом, мы были где-то на предпоследнем месте.

Иногда меня не покидает мысль, что отец Даниил всех видит, что он с нами бывает, выдергивает нас из суе­ты. Чувство осиротелости немного отступило, но я до сих пор не преодолела это состояние.