Роман Анатольевич Силантьев, кандидат исторических наук, ученый религиовед, глава Центра географии религий при Синодальном отделе по взаимоотношениям Церкви и общества

К сожалению, мне сложно вспомнить, как и когда мы познакомились с отцом Даниилом. Это было давно, приблизительно в 2005 году, и я тогда работал в Отделе внешних церковных связей. Сначала все наши встречи заканчивались спорами: нас разделяло отноше­ние к исламу, вернее, взгляд на то, как к нему нужно от­носиться. Я был сторонником дипломатического подхода, а отец Даниил был чужд всяких компромиссов. Впрочем, это расхождение во мнениях для нас было естественным, у нас все-таки были разные задачи, у меня — именно ди­пломатическая, у него — миссионерская. Со временем спо­рить мы стали меньше, потому что у меня изменилось от­ношение к отцу Даниилу: я увидел, как болезненно на него реагируют наши враги, и эта реакция была лучшей реко­мендацией для него.

Для мусульман было важно, чтобы не только исла­мистов судили за экстремизм, но и чтобы был прецедент суда над православными. На отца Даниила пробовали по­давать в суд, и сделать это пытался так называемый муф­тий Нафигулла Аширов, в свое время отсидевший пять лет за грабеж и хулиганство. Отец Даниил тогда звонил мне, консультировался, чем может кончиться дело, но ког­да я узнал, кто за этим стоит, то успокоил его, потому что эти люди даже заявление грамотно составить не мог­ли, не то что довести дело до суда.

Общались мы с отцом Даниилом в основном по теле­фону. Иногда он звонил мне, чтобы уточнить расстановку сил в российском исламе, обсуждали мы и другие анало­гичные темы. Но встречались мы редко — наверное, всего пять или шесть раз за все время нашего знакомства. Одной из самых наших ярких встреч были, несомненно, съемки программы «Русский взгляд» зимой 2009 года; помню, нас тогда поразило, что на эту православную передачу были приглашены известный председатель Исламского совета России Гейдар Джемаль и журналист Максим Шевченко, тоже знакомый многим. На съемках был скандал, даже воз­ник вопрос о том, что передача может не выйти в эфир. Воз­вращались мы втроем: отец Даниил, писательница Елена Чудинова и я. Батюшка нас подвозил, и мы почему-то вдруг поспорили, кого из нас троих первым убьют. Решили, что отца Даниила, потому что ненависть у наших оппонен­тов он вызывал наибольшую.

Мне особенно запомнилась наша последняя встреча с отцом Даниилом — в молодежном лагере «Селигер» ле­том 2009 года. Отец Даниил приезжал туда в группе свя­щенников, они служили, а он еще и ходил проповедовать к чеченским участникам лагеря. Он не боялся ничего — это можно засвидетельствовать. Я даже сказал ему тогда, чтобы он был поосторожнее, но удержать его было нель­зя. Он рассказывал о Христе, и тогда никакого скандала не было — с мусульманами поговорили спокойно. К нему в целом хорошо относились, хорошо его воспринимали, тем более что у него были организаторские способности, он умел повести за собой людей. Весомое тому доказатель­ство — созданная им катехизаторская школа, которая дей­ствует до сих пор, даже после его смерти. Не каждый мис­сионер может создать такую школу, так поставить дело, а отец Даниил это смог.

Но скоро случилось то, что мы тогда, по дороге со съе­мок, и предполагали. Отец Даниил был убит. Можно много рассказывать, что террористы у нас бывают очень разные, но если посмотреть, от чьих рук погибали люди, то, навер­ное, абсолютное большинство из них окажется жертвами именно ваххабитов, именно они замешаны в большинстве убийств священников (исключение составляют единич­ные преступления, совершенные сатанистами). Вот и отец Даниил получал угрозы в основном от них, и известно, кто радовался этой смерти, кто ликовал на своих сайтах в Интернете.

К сожалению, тем, чем занимался отец Даниил, Рус­ская Православная Церковь централизованно не зани­мается. У нас никто не ведет постоянную работу среди этнических мусульман, но, несмотря на это, они массово крестятся — и в довольно больших масштабах. Да, идет и обратный процесс, но из Православия в ислам переходит в разы меньше людей, чем из ислама в Православие. При­чем люди чаще принимают не традиционный ислам — они уходят в исламские секты, и вряд ли это можно назвать ис- ламизацией, ведь мы не считаем христианизацией экспан­сию свидетелей Иеговы. Хочу заметить еще, что креще­ные мусульмане редко начинают воевать с исламом. Они крестятся, чтобы быть христианами, а вот бывшие право­славные, переходя в ислам, часто начинают противопо­ставлять себя Церкви — для них смысл перехода обычно заключается именно в этом протесте. Сам факт перехода из одной религии в другую — не нонсенс, но, естественно, переход в Православие вызывает ненависть у тех, кто оста­ется в исламе, так как уход из ислама и призывы к этому караются смертью.

После нападения на батюшку мне позвонили из агент­ства «Интерфакс» и сообщили, что в районе Кантемиров­ской погиб священник. Я сразу же подумал об отце Дании­ле, и, конечно, у меня был шок, хотя мне каждые полгода приходят сообщения о том, что кого-то из моих друзей убили. Но все-таки первая мысль была спокойной, потому что случилось так, как хотел сам отец Даниил.

Да, дело, им начатое, продолжается и сейчас: он су­мел обеспечить это продолжение, организовать его. Он на­всегда остался в нашей памяти, в истории всей Церкви, и, насколько я знаю, в Греции отцу Даниилу просто молятся как святому.