Этот — да. Добрый, тихий, не пьет, детей любит, деньги в дом приносит. Все подруги завидуют.
Так, ясно.
— А квартира на ком числится?
— При чем здесь квартира?
— При том. Если квартира принадлежит тебе, то после того, как вы расстанетесь, тебе будет где жить. А если квартира его — то ты становишься бомжихой с двумя малолетними бомжатами на руках.
Ну так на ком?
— На нем.
Большой недосмотр, когда собираешься приделывать супругу рога.
— Ладно. Как у тебя с работой, много получаешь?
— Сейчас совсем не получаю. Сократили меня.
Дальше — больше.
— Накопления есть?
— Зачем?
— Затем, чтобы, когда ты изменишь мужу и он тебя выгонит на улицу из своей квартиры, ты могла продержаться, прокормить себя и детей, хотя бы два-три месяца. А не бежать вымаливать прощение на следующее же утро. На следующее утро их могут не принять. Или принять, но на очень невыгодных для тебя условиях.
Поняла?
— Поняла.
— Тогда пошли дальше. Юридической стороной вопроса владеешь?
— Насчет чего?
— Насчет детей. Вдруг твой бывший муж надумает забрать у тебя детей. На основании того, что ты не можешь их содержать, так как не работаешь и бомж? Не думала об этом?
— Нет.
— Ты, я вижу, вообще ни о чем не думала, кроме…
Нет, ты, конечно, можешь все, что угодно, можешь в том числе это. Только подумай о раскладе: квартиры — нет, денег — нет, работы — нет, а туда же.
Конечно, я ей мог запретить прелюбодеяние, мог сказать: «Жена, да убойся мужа своего…» Сказать мог, но она бы все равно сделала по-своему. Сделала под влиянием сиюминутных желаний. Когда-нибудь, случайно, в не самый подходящий момент, столкнулась с предметом своего обожания и в состоянии любовного аффекта завалила на ближайший диван. Пять-десять минут было бы очень хорошо. Но потом, как бывает, туда кто-нибудь обязательно бы сунулся, сам того не желая, увидел… посчитав себя не вправе, доложил мужу и… И дальше началась бы классическая итальянская комедия с российским трагическим привкусом.
И стоило оно того?
Не знаю, какое решение она приняла и что сделала. Может быть, сделала, но тогда уже разумно, без катастрофических последствий для семьи. А может, быть ничего и не было. Я предполагаю, что не было. Нам ведь когда чего нельзя — так вынь да положь! А когда можно… Когда можно, мы не спешим — не убежит ведь. И подходим к этому делу очень разумно, я бы даже сказал, расчетливо — что будет, если я это сделаю, чего убудет, если я это сделаю, зачем мне это надо, когда я это сделаю… И все — и как отрезало.
А то у них дошло до смешного — сидят они за праздничным столом: она, ее муж, его лучший друг, его дама, присутствующие гости, и все друг на друга искоса поглядывают. Она, со всей возможной ненавистью, на даму своего еще не состоявшегося (!) любовника, несостоявшийся любовник с чувством раскаяния за неосознаваемую им вину — на нее, его дама на нее и на своего приятеля даже не с возмущением, а с большим удивлением, ее муж в пустую тарелку из-под салата, гости — с нескрываемым интересом на них и друг на друга.
Дурдом. Ничего еще нет, но все обо всем уже знают!
Ну ладно, это примеры простые и понятные. Я бы даже сказал, стандартные. А в моей практике случались и нестандартные.
Нашла меня как-то молоденькая девушка, сама нашла, и полчаса молча сидела, уставив глаза в пол. Вот просто сидела и молчала.
— Что у вас случилось, что такое?
Молчит и только, не раскрывая рта, головой мотает.
— Может, вас обидел кто?
Опять головой мотает.
Решил я взять инициативу на себя.
— Да не переживайте вы так, справимся с вашей бедой. Вместе обязательно справимся. Ну давайте я попробую сам сказать, что у вас произошло, может, так вам легче будет.
Молчит. Но головой не мотает. Значит — согласна.
Что там у нее могло случиться?
И, исходя из типичных молодежных проблем, я начинаю предполагать.
Конфликт с родителями? Едва ли. Про не понимающих молодых устремлений родителей их дети рассказывают с большой охотой.
Проблемы с учебой? Это тоже тема легкая.
Наркотики? Нет, она вела бы себя иначе.
Остается еще два десятка предположений, но голову даю на отсечение, здесь речь идет о любви. Потому что всегда идет о ней. По крайней мере, в этом возрасте.
Как поется в песне — о любви не говори, о ней все сказано… Вот она и молчит.
Ладно, ввяжемся в бой, а там посмотрим, куда двигаться дальше. Начнем с артподготовки банальностями.
— Ты, главное, не впадай в отчаяние, дело это поправимое, не ты первая, не ты последняя, со всяким бывает. Все мы подобны, болеем одними и теми же болячками, отчего лечение хорошо известно и проверено. Все будет нормально, никуда он не денется…
Нет, кажется, мимо.
— А то, что вас не понимают…
Аж вздрогнула.
— Так никого не понимают. Им кажется, что вы не пара.
Опять напряглась.
— И имеют на это полное право. Ты тоже просто в заявления не веришь. Нужны доказательства. Доказательства прочности ваших отношений.
Есть реакция.
— И дело не в них, дело в вас самих. Если бы вы были уверены друг в друге, вы бы смогли навязать окружающим свою волю, а вы, похоже, сами сомневаетесь.
Глаза подняла.
— Чем провоцируете чужое сомнение. Так всегда бывает: кто совершает пусть даже самое непристойное деяние спокойно, уверенно, тот не обращает на себя внимания. Кто суетится, тот бросается в глаза и вызывает подозрение.
Слушает.
— Вся беда в неумении защитить ваши отношения от посягательств окружающего мира. Проверьте свои чувства, дайте возможность то же самое сделать другой половине и, если вы убедитесь, что не можете друг без друга, выработайте общую линию поведения, и тогда никто — ни родители, ни педагоги, ни друзья — не сможет вам ничего сделать.
И это даже хорошо, что вам придется вашу любовь защищать, она от этого только крепче станет.
Кажется, не промахнулся…
И все-таки… промахнулся.
Потому что, когда она рассказала мне про свою беду, я только развел руками.
— Извини, — сказал, — был не прав. Насчет всеобщей подобности и схожести проблем. Твой случай нетипичный.
Хотя… Хотя с какой стороны посмотреть.
А дело в том, что она действительно любила, но любила не его, а ее. Подругу свою, однокурсницу. Такой вот неожиданный поворот. Но только в этом. Только в этом! Потому что в остальном все было, как у всех.
Она любит предмет обожания, предмет то любит ее, то не любит, то уходит, то приходит, пытаясь уйти — изменяет (здесь небольшое от стандарта отклонение — с юношами изменяет), вновь возвращается и просит прощения, родители по линии невесты и жениха (ну а кого еще?), узнав обо всем, хватаются за головы, кричат: «Мы не допустим, чтобы они…», подружки и друзья сплетничают… Все как всегда. Кроме персоналий. Вставьте в текст вместо двух «она» одно «он», и говорить не о чем было бы. Но в тексте были «она» плюс «она»…
Отчего жизнь влюбленных подвергалась множеству дополнительных испытаний. Над ними смеялись, на них показывали пальцем и тем же пальцем крутили возле виска, предлагали выселить из общаги и отчислить из института. Ну не любят у нас выпавших из строя. Воспринимают их поведение как вызов.
В общем, допекли их так, что стали они сомневаться в своей полноценности. А может, действительно…
— Это вы бросьте, нормальные вы, как все. А то, что мальчикам предпочитаете девочек, так это дело вкуса. Кто-то любит пересаливать, кто-то недосаливать.
— И что нам теперь делать?
— То же самое, что делали. Только, пожалуй, еще активней. Забудьте про окружающий мир, абстрагируйтесь, найдите способ надолго остаться вдвоем и накушайтесь отношений до такой степени, чтобы тошно стало. Только тогда вы сможете понять, что это было — случайная блажь или выбор.
Если блажь — разбежитесь в разные стороны и забудете о том, что было.
Если выбор — то перестанете дергаться и дразнить окружающих и начнете строить совместную жизнь. Не вы первые, не вы последние. Во многих более развитых, чем наша, странах вроде бы разрешена регистрация однополых браков. И даже усыновление и удочерение детей!
Откуда дети берутся?
Например, от братьев возлюбленной, как наиболее близких к ее генотипу. Или от любых других приглянувшихся мужчин.
Так что возможно все, было бы желание. Вам, конечно, зарегистрировать брак не удастся, но жить вместе никто помешать не может. Пошумят, посмеются и привыкнут. А если не привыкнут, уезжайте куда-нибудь подальше, снимайте квартиру и тихо, без шума и вызова общественному мнению… Ну что, вам обязательно надо, чтобы все всё знали?
Надо?
Тогда ищите себе подобных, объединяйтесь с ними, образуйте компактные поселения и живите в более приятном вам окружении.
Потому что каждый имеет право жить как хочет. И имеет право разобраться — как хочет. А если запрещать… Если запрещать, то будет хуже всем — тем, кто это все равно будет делать, и тем кто будет их, за то что они делают, преследовать.
Я за самоопределение. За то, чтобы каждый, имея право на все, мог подумать, как свои скрытные желания цивилизованней реализовать и найти наименее травмирующую окружающих линию поведения.
Лучше так, чем иначе.
Что я даже на лекциях в школе умудряюсь проповедовать!
Потому как считаю, что гораздо лучше, когда какая-нибудь девятиклассница или даже восьмиклассница, увидев симпатичного ей мальчика, подумала про себя: «Он такой, такой… Я буду с ним спать».
И увидев еще одного симпатичного мальчика, опять подумала: «И этот тоже ничего. Этот даже лучше первого. Так, может, и с ним?»
И, растерявшись, решила — ой какой кошмар, а может, мне с ними с двумя. Или даже одновременно…
Да погодите вы книгу рвать — представила же, не сделала. Мало ли, кто что представляет. Вы тоже иногда такое представляете!..
Лучше — так, лучше пусть та девочка-восьмиклассница думает о двух сразу, чем вообще ни о чем думать не будет и считать, что белых детей аисты приносят, а негров грачи.
Если она не будет думать, то за нее будут. И решать за нее будут. Подкараулят бездумную в тихом месте, прижмут, за руки притянут к себе поближе и впечатают в губы горячий поцелуй. И все, и спеклась девочка, подкосились ножки, поплыло в глазках, и стала она на все готовая. Потому как — природа-мать, с ней не поспоришь!
Зато была чиста и невинна, яко ангел в небесах, и ни сном ни духом… Пока не понесла неизвестно от кого неизвестно что.
А вот если бы обо всем знала, на все имела право, в том числе и на право выбора, полагалась бы на разум, то была бы готова к отражению атаки. Так как сама бы ее готовила.
На что хочу обратить особое ваше внимание!
Ведь вот что интересно: когда тебя в том тихом месте домогается настойчивый юноша… или когда ты того же юношу там же, с теми же самыми целями, то сам процесс совершенно идентичен, до, простите, последнего телодвижения, взвизга и затраченных на это минут, а по сути… По сути, это очень разные процессы.
Противоположные процессы.
Я бы даже сказал, диаметрально противоположные!
Потому что когда употребляют вас, то употребляют они, на своих условиях, так как им хочется, с назначением вам цены ими, без соблюдения элементарных правил техники безопасности и конспирации. Отчего случаются разные трагедии в виде нежелательных беременностей, гепатитов, СПИДов, сплетен, порчи ворот посредством дегтя, попыток повторения процесса, избиений из-за отказа повторения процесса и все такое прочее.
А вот когда употребляете вы… Тогда все происходит с точностью до наоборот. О чем я уже писал в предыдущей («Практическое пособие по охоте на мужчин») книге, но в ином контексте, в контексте покорения мужчин.
Так вот, когда не вас — когда вы, то вы решаете, с кем, где, как и с каким антуражем. Сами назначаете себе цену — кому-то полгода ухаживаний, кому-то сорок минут. Сами ставите условия — чтобы ни одна живая душа… Обеспечиваете безопасность и избегаете нежелательных последствий желаемого вами действа.
Чувствуете?
А главное, никаких долгих и трудных подходов к партнеру. Никаких сомнений и колебаний. Вы ведь знаете, на что идете.
— Значит, так, я тебе нравлюсь?
— Ну, конечно…
— Ты меня хочешь?
— Ну…
— Ты прямо скажи, а то я к Сережке подойду.
— Да!
— Замечательно, я тоже хочу. Тогда поступим так, послезавтра, в пятницу…
Нет, я сказала в пятницу, когда мне удобно, а не в субботу или четверг, когда хочешь ты.
Значит, в пятницу, в шестнадцать часов…
Я сказала в шестнадцать, а не в семнадцать! Ну и что, что не можешь? Зато я могу. Перенесешь свои дела на потом. Или можешь не переносить и можешь не приходить. Это твое дело.
Перенесешь?
Тогда в пятницу, в шестнадцать ноль-ноль, ко мне. Со средствами безопасности.
— Какими средствами?
— По три рубля штука. Без них не пущу. И если кому-нибудь случайно хоть слово!..
— Да ты что, да чтобы я, да никогда…
— Тогда до послезавтра. И пожалуйста, приоденься, постригись, вымойся, и вообще, постарайся выглядеть получше. А то запустил ты себя…
И пятьдесят роз.
— Каких роз?
— Красных. Мне в подарок.
Конечно, пятьдесят роз не бог весть какая цена, но хоть какая-то! Хоть такая!
Суть понятна? А также то, что не о сексе я здесь толкую. Вовсе даже не о нем. Околосексуальные приключения девочек-восьмиклассниц — это лишь пример, показывающий, как мы, зная себе цену, должны собой распоряжаться. Чтобы не продешевить, не пойти за бесценок.
Нули мы должны прибавлять! Много нулей.
Я понимаю, что очень хочется, чтобы вас «купили» побыстрее. Что уже невтерпеж. Что — сколько можно!.. Стоишь тут дура дурой, а все проходят мимо, не обращая на тебя никакого внимания, и даже те, что случайно останавливаются, как о розах узнают, сразу ноги в руки делают.
Понимаю, что хочется сбросить цену раз в десять. Как на китайском рынке, где товар, конечно, паршивый, но зато дешевый и от того уходит влет. И если вам сбросить, вы тоже уйдете.
Но нельзя сбрасывать! Даже «только на сегодня». Закрепляется цена. На всю оставшуюся жизнь. Как татуировка, как клеймо, захочешь — не смоешь. Так, может, не стоит спешить, раз на всю жизнь? Чтобы потом не удивляться:
— А чего это они меня так? За копейки.
Здрасьте пожалуйста, а за сколько? У вас же вон ценник висит, где черным по белому написано: цена — полушка. Вам цена — одна полушка. Вы ее сами себе назначили. Ну тогда еще, в молодости. Чего же теперь нервничаете? Вам вон даже больше дают, вам пятак дают! Люди добрые.
Все равно слишком дешево?
О чем же вы раньше думали? Нет, теперь цену поднять не удастся. Не любят у нас переплачивать. Спекуляция это. На ценнике одна цена, а с меня другую требуют. Нет, так не пойдет!
Так что зря вы тогда…
Не так надо было тогда. По-другому надо было. Подороже.
И, подняв цену, надо было ее держать. Сколько возможно держать. И даже когда уже невозможно, все равно держать! Используя свой шанс до конца. В конце концов не все на рынках и барахолках, кто-то и в валютных магазинах вещи покупает. И значит, дороговизна их не пугает. И надо ждать их, а не других. Сколько возможно ждать. И даже когда кажется, что уже невозможно.
Тем более что сбросить цену никогда не поздно.
Раз есть что продавать и имеешь право продавать…
Раз имеешь право на все.
А мы половину молодости тратим на то, чтобы доказать, что можем прийти домой в одиннадцать.
— Нет, в десять! Десять — крайний срок! — не соглашаются родители.
— Нет, в одиннадцать.
— Нет, в десять!
— А других отпускают до двенадцати.
— Кого это?
— Всех! Одни только вы…
Чего кричим, чего злимся, чего доказываем? Аксиому доказываем. Да имеем мы право прийти в одиннадцать часов. И в двенадцать имеем. И в пять утра. Не одни, а с пьяными вдрызг приятелями, которые разобьют всю посуду и лицо отцу. Можем вообще не приходить.
Это наша жизнь — нам и решать.
Но… Но как всегда, не без оговорок.
Второе авторское отступление, или Еще одна попытка оправдаться, на этот раз перед родителями детей, которым я разрешаю все, и попытка предупредить детей о пользе дружбы их с их родителями
Очень опасаюсь, что, прочитав эту главу, юные отпрыски, которым я объяснил их права, но не смог объяснить условия их реализации, придут домой, швырнут в угол школьный портфель и скомандуют:
— А ну — стройся!
Семья, стройся. И, расхаживая перед строем вытянувшихся во фрунт родителей, популярно объяснят:
— Я тут книжку прочел, так там один мужик сказал, что я имею право на все, что могу приходить домой хоть в два часа ночи, могу послать вас всех куда подальше, и вообще, отстаньте от меня со своими нотациями.
И действительно может. И приходить поздно. И не приходить. И послать.
Рад бы сказать, что — нет, но не могу. Сам с собой в противоречие войду. Невозможно такое, чтобы в принципе — можно, а в данном конкретном случае — нельзя. Закон, он для всех случаев одинаков. Как закон всемирного тяготения, который один на всех, а не так, чтобы меня к земле пригибало, а тебе, в виде исключения, можно было к облакам подпрыгивать.
Так что могут они, можете и вы.
Но при одном условии — если вы независимы от родителей. Если своей жизнью живете — сами кормитесь, сами одеваетесь, крышу над головой имеете.
Тогда — конечно!
А если нет, то как-то странно получается. Нечестно получается. Ведь дети, они напоминают… Напоминают… Ну да, паразитов. Это я не к тому, чтобы кого-то оскорбить, это я просто определение ищу. Определение «паразит» подходит больше всего — несамостоятелен, на своих ногах не стоит, пищу добывать не умеет, а кушать тем не менее хочет обильно.
Похоже?
Конечно, похоже. Я сам таким был. Как и все были. Почему и решился назвать молодежь, живущую под крылышком родителей, — паразитами.
Только в нашем случае паразит получился какой-то очень интересный. Непохожий на природный аналог. Сидит, простите за натурализм, такой глист в кишочках организма, на котором паразитирует, тянет чужие соки, и все-то его не устраивает. И это не так, и то не этак…
Организм попался какой-то не такой, какой-то дохлый, сам себя накормить досыта не может. Это просил — не вышло. То требовал — фиг! То ли дело у других организмы! Такие организмы!.. Обзавидоваться можно. А этот…
И кусает со злости кишочки, в которых жить соизволит.
Вот тебе, вот!..
Ну не глупо ли?
Глупо, конечно! Но так и есть.
• Не любят отдельные дети своих родителей, но тем не менее с них питаются и с них живут. Каждый день.
Чего же тогда выступать? Тогда надо тихо сидеть. Как и сидят настоящие паразиты. А вы суетитесь.
— А что же вы тогда говорили?..
Говорил: имеете право… Не отказываюсь.
Только вначале надо исторгнуться из тех кишочков на белый свет, перерезать питающую жизненными соками пуповину, встать на свои ножки и лишь тогда сказать все, что вы о них думаете.
О папе.
О маме.
О дедушке с бабушкой.
О братьях и сестрах.
Только так, и никак иначе! Потому что иначе будет нечестно. И невыгодно. Самое главное, что невыгодно! Вы сегодня повыступаете, а завтра вам ток соков перекроют — и привет!
Так что вы помните, кто вы такие есть, сильно не шумите, а если собираетесь шуметь, заранее поинтересуйтесь ценами на жилье в городе, стоимостью продуктов и одежды на рынках и проштудируйте «Книгу о вкусной и здоровой пище», так как готовить вам придется себе самому.
Мораль ясна?
Мораль вся та же — вы можете много чего, но только хорошенько подумав и просчитав последствия. А потом уже…
Убедил? Если убедил, тогда пошли дальше. По столь любимому мной ассоциативному ряду.
— Вот скажите мне, чем отличается хороший покупатель от плохого?
— Наверное, умением общаться с продавцами.
— Нет, не умением.
— Тогда способностью выбрать добротный товар. Тот, кто может определить, какой товар лучше, тот и хороший.
— Опять — нет.
— Может быть, знанием юридических тонкостей и умением защищать свои покупательские права!
— И снова мимо.
— А чем же тогда?
— Деньгами. Вернее, их наличием и их количеством. То есть хороший покупатель отличается от плохого числом купюр, которые он без ущерба для своего бюджета может истратить.
Когда у вас в кармане тысяч сто долларов, вы очень хороший покупатель. Раз в сто лучше того, у которого в кармане тысяча. И в тысячу раз того, который получил зарплату. Вы вальяжно входите в магазин и ждете, когда к вам подбегут и вас сопроводят. И к вам подбегают, потому что солидного покупателя сразу видно.
— Чего у тебя нового?
— Вот шуба, извольте-с посмотреть.
— Ну пошли посмотрим.
И неспешно идете к прилавку. Где на первый попавшийся товар не бросаетесь, а смотрите, щупаете, прицениваетесь, привередничаете.
Вот эта шубка за пятнадцать штук баксов вроде ничего. Правда, покрой… В таких ходили года два назад. И у меха выделка не очень. И пуговицы.
— Ну-ка, дай другую.
Нет, тоже не то…
И эта…
— Эй, милейший, подойди-ка сюда.
— Чего изволите?
— Вот эта шуба… Пуговицы у нее какие-то не такие, какие-то аляповатые. Может, у тебя еще одна есть, такая же, но вот здесь и здесь по-другому и с другими пуговицами?
— Нет, только эта.
— Эта, говоришь…
Снова пощупали, помяли, подергали, понюхали… Вздохнули.
— Нет, не буду. Потом как-нибудь. Когда новый завоз будет, ты подбери мне чего-нибудь, с другими пуговицами, и прозвони на мобильный. На тебе визитку.
И визитку суете.
Потому что нормальный покупатель, с деньгами. На которые запросто можно эту шубу купить, соседнюю, те, что дальше, те, что в подсобке, те, что на продавцах, охране и главном бухгалтере, причем вместе с продавцами, охраной и главным бухгалтером и всем этим магазином. Отчего можно позволить себе не выпендриваться, не изображать ничего, а подходящий товар искать.
Такой покупатель не проигрывает, такой берет лучшее. Таким и надо быть.
А каким не надо быть? Таким, как мы, не надо.
Заведется у нас случайно в кармане жалкая тысяча, и что мы сразу делаем? Правильно — бежим в ближайший магазин. Очень нам хочется чего-нибудь купить, чтобы доказать свою, как покупателя, состоятельность. Любим мы принести домой в фирменном пакете какую-нибудь пустяковину. Развернуть, раскрыть, вытащить, поглядеть, примерить, в сеть включить.
Эх, здорово!
И через месяц, получку получив, снова бежим. Причем, что интересно, в магазине, быстро сориентировавшись, направляемся туда, где очередь стоит. Потому что соперники нам нужны, у которых мы товар из-под носа уведем. И зрители нужны. Которые смогут оценить наш покупательский подвиг.
Да я…
Да такой…
Да запросто могу купить все, что захочу. Хоть на целую тысячу рублей!
И стоим, оглядываемся, пыжимся. Изображаем богатого покупателя. К сожалению, только изображаем.
Домой придем, товар развернем, полчасика побалуемся, а потом думаем на фига купил? Как будто лучшего употребления деньгам не мог найти.
• И в жизни так же — напрягаемся, изображаем благополучие.
— Да нормально все — квартира, машина, дача на море.
Но не говорим, что квартира — однокомнатная «хрущоба», что машина инвалидка шестидесятого года выпуска, а дача — коробка из-под холодильника, стоящая на берегу Карского моря.
— А с работой как?
— Отлично. Скоро на повышение пойду…
В том смысле, что теперь туалеты придется мыть не на втором, а на седьмом этаже.
— Ну я рад за тебя.
— Я сам за себя рад…
И зачем было обманывать, зачем щеки надувать?
Не проще ли правду сказать? А еще лучше добиться того, о чем рассказываешь?
Но мы дуемся, изображаем, врем…
Почему?
Да понятно почему…
Позволю себе еще одно сравнение. Околоспортивное.
Жизнь — это очень длинная дистанция. Марафон. Который все хотят пробежать так, чтобы получить на грудь большую чемпионскую медаль. И имеем шанс получить эту медаль. Если бежать. Но по ходу дистанции забега столько соблазнов — на столах рядами стоят прохладительные напитки, бесплатно раздают пирожки, хот-доги и всякие прочие вкусности, которые можно есть неограниченно, но с которыми в животе быстро бежать затруднительно. А вот как раз милая тенистая лужайка, где можно прилечь на траву и вздремнуть, переваривая пирожки. А в стороне от лужайки стоят очень симпатичные юноши и девушки, с которыми можно задружиться и даже больше.
Ну как можно пробежать мимо стольких благ?
А пробежать, если мечтаешь о чемпионской ленте, надо.
Ну и как тут быть?
В принципе, есть три варианта решения задачи. И: всё более-менее нормальные.
Первый — бежать, не отвлекаясь на воду, хот-доги, лужайки и мальчиков. И даже не оглядываясь по сторонам, чтобы ничего этого не видеть. А видеть лишь мокрую спину впереди бегущего спортсмена.
Тогда есть шанс взять «золото». Или хотя бы «бронзу».
Нет, не хочется бежать?
Тогда надо сказать самому себе:
— Нужны мне эти ваши железяки, чтобы из-за них жилы рвать! Да гори они синим пламенем!
Отказаться от надежд на призовые места, но зато собрать вдоль дистанции все возможные удовольствия — и воды упиться, и пирожков объесться и еще по всем карманам и за пазуху рассовать, на всех лужайках поваляться и со всеми парнями и девицами перезнакомиться. Но уж тогда со всеми, раз пришлось своей мечтой пожертвовать!
А мы обычно не успеваем урвать ни того ни другого — бежим еле-еле, тем не менее до последней минуты надеясь выиграть соревнование. Всем уже понятно, что мы придем последними. И нам понятно. Но мы все равно мечтаем: а вдруг… Из-за этого упускаем возможность наесться пирожков и порезвиться на лужайке. Потому что не спортсмены мы. И не гурманы. Серединка на половинку.
Но, в принципе, можно попытаться и на половинку. Что и будет третьим стилем преодоления дистанции марафона жизни. Компромиссным, позволяющим вкусить от двух пирогов сразу, пусть даже ни тем ни другим не насытившись. Что тоже неплохо. Хотя, может быть, и нехорошо.
В этом случае надо не зарываться и цели ставить посильные.
Побежать я, конечно, побегу, медали получу вряд ли, но в первую двадцатку войти постараюсь. Отчего на лужайках не поваляюсь, не пофлиртую и много не съем и не выпью. Но пару стаканов пепси все-таки хлебну, пару хот-догов съесть успею и кое с кем из зрителей познакомлюсь. Конечно, не все удовольствия, но кое-что…
Примерно так. А что выбрать…
Это решать не мне.
И не вашим родителям, приятелям, учителям, начальникам.
И никому другому.
Решать — вам. Потому что ваша жизнь принадлежит вам. Отчего вы можете распоряжаться ею как хотите. Добиваться всего, чего хотите. Дружить с кем хотите. Любить кого хотите.
В чем и есть смысл и главный интерес жизни — хотеть жить лучше, иметь право жить так, как хочешь, и жить как хотел.
Жить равным среди лучших и лучшим среди равных.
А если нет…
Глава 15. О вреде несвободы, или Почему нереализованные надежды превращаются в пороки
Потому и превращаются, что нереализованные. Потому что очень обидно, что кто-то смог, а ты нет, что кому-то хорошо, а тебе не очень, что к нему фортуна стоит лицом, а к тебе противоположным местом…
А кто виноват?
Ты сам виноват!
Тем, что не реализовался. Не смог. В мечтах. В надеждах. В земных удовольствиях.
Когда-то что-то сильно хотел, но боялся сам себе в этом признаться, сделать попытку претворить мечту в жизнь. Или не мечту, просто какое-нибудь скрытное или даже стыдное желание. Всего боялся. А желание зрело, увеличивалось, распирало изнутри и однажды ка-ак… И все! И вдребезги!
И тогда никакие запреты остановить человека уже не могут. Сорвался он, с резьбы сорвался, с катушек, с тормозов…
Сорвался.
Это все равно что не есть полторы-две недели, а потом вдруг дорваться до стола, на котором столько… Аж дух захватывает! И супы, и соусы, и мясо, и рыба, и сладкое, и десерт. Но… Но ничего брать нельзя. Чужой стол. Чужие рыба, мясо и сладкое. Взять их значит преступить одну из заповедей, значит своровать.
Ну и что, выдержим мы искус? Удержимся от того, чтобы?..
Может, и удержимся, а может, и нет.
Скорее всего — нет. Скорее всего потянемся к еде двумя руками. И если кто-нибудь попытается нас от того стола оттащить, то, пожалуй, и еще одну заповедь нарушим. Первую.
А вот если бы мы были сыты или хотя бы не очень голодны, то могли бы потерпеть. И могли бы не преступать.
И в жизни могли бы не преступать. Если бы до того так долго «не голодали», а потом не дорывались.
А мы дорываемся…
Если пьем, то до состояния поросячьего визга и так, чтобы недели на две без просыху.
Если гуляем, то тоже без головы.
И тратим… Год копим, откладываем, во всем себе отказывая, а потом, в отпуске, радостно пускаем кровные на ветер, чего в нормальной жизни никогда бы себе не позволили.
Именно отсюда наши «новорусские» перегибы. Бедные были, с талонами, пустыми прилавками и сильно развитыми комплексами покупательской неполноценности. Всё бедные и бедные… А тут вдруг к куче денег допустили. Ну как их не потратить? Вот и тратили, как умели, рождая моду на полукилограммовые платиновые цепи, малиновые прикиды и «шестисотые» телеги. Которых до недавнего времени одна Московская область в год покупала больше, чем вся Европа, вместе взятая!
