Практическое пособие по охоте за счастьем 7 страница

Оголодали, бедные. А потом решили наверстать…

Именно поэтому я позволил себе так много разрешить в предыдущей главе. Чтобы голодные комплексы не развивались, которые разуму не внемлют, а только урчанию голодного желудка.

Сделаю еще одно смелое заявление. Я против голода.

Может быть, не в целом, но в частностях — точно. Когда чего-то страстно и долго хочешь, то самое лучшее, что можно сделать, это найти способ то, что хочешь, употребить. Причем постараться сделать это в наименее травмирующей население и власти форме. Для чего хоть и выпустить свою страсть погулять на волю, но в жестком ошейнике, наморднике и в отведенном месте. И таким образом разрядиться.

— Нет, так не получится.

— Почему не получится?

— Мало ли что может взбрести людям в голову. Может такое взбрести!..

— Если в голову, то не страшно.

— Не понял.

— Я говорю, что если в голову, а не в какую-нибудь другую часть тела, то это полбеды. Если с головой, то много чего себе можно позволить.

— Ну конечно! Не может такого быть, чтобы много, чтобы что хочешь!

— Может.

— Не может! Вдруг он, вдруг у него…

— Ну, что, что?

— Вдруг ему захочется убивать добропорядочных граждан? Причем каждый день и помногу?

— Зачем?

— Просто так. Оттого, что вид крови и мучения жертв вызывают у него чувство наслаждения.

— Это уже не просто так. Это уже более конкретная мотивация.

— Ну и как ему реализовать свою страсть?

— С вышкой или без?

— Без.

— Без, конечно, сложнее. В полном объеме сложнее. Но можно в усеченном. Все равно можно.

— Как? Ну как можно утолить свою страсть к убийству?

— Только убивая.

— Ну вот видите!

— Но почему обязательно убивая людей? Можно убивать… ну, например, цыплят. Покупать каждый день по сто штук…

— Его цыплята не интересуют.

— Тогда можно крыс или кроликов. А чтобы их специально не ловить, пойти работать вивисектором в мединститут, и тогда на совершенно законном основании, скальпелем…

— Но они же…

— Маленькие? Тогда больше подойдет бойня, где перерабатывают в колбасу крупнорогатый скот. Там крови — по колено ходить можно.

— При чем здесь скот? Его люди интересуют. Люди!

— Да? Тогда предлагаю ему устроиться санитаром в морг. Там уже не коровы, там то, что ему нужно. Там — люди.

— Не люди, а трупы.

— Не все ли равно?

— Нет. Трупы не могут испытывать боли. А ему нужно видеть страдания жертв.

— А если хирургом?

— Хирург оперирует под наркозом. А надо, чтобы без наркоза.

— Какой он у вас привередливый.

— Какой есть.

— Ну хорошо, имеется у меня на примете одна подходящая работа. Персонально для него.

— Какая это?

— Зубной техник. Там страдающих жертв — на каждом кресле по дюжине штук в день. И без наркоза.

— А кровь?

— Пусть дерет коренные зубы.

— Перестаньте издеваться!

А никто и не издевается, просто ищет возможность реализовать столь странное желание так, чтобы вроде как и убивать, но в тюрьму не сесть и никого не зарезать.

— Ну хорошо, не подходит стоматология, пусть идет в милицию и допрашивает упорствующих преступников. Там как раз такие, как он, нужны.

— Ему убивать надо.

— Тогда остается война. Там убивать не возбраняется. Там это приветствуется. Пусть идет служить по контракту в армию и пишет рапорт о переводе его в «горячую точку». Не возьмут контрактником эти, возьмут наемником те. Люди, не боящиеся убивать, без дела не останутся…

Вы думаете, я шучу? Ничего подобного, очень даже серьезно говорю. Может быть, чуточку утрируя, но по сути верно.

Если вы что-то хотите — добивайтесь, чего хотите. Если ваши желания выходят за рамки общепринятых норм морали, обращайтесь к психологам, чтобы они избавили вас от этой нежелательной зависимости. Не помогает — ищите суррогатные способы удовлетворения свой страсти. По приведенному выше методу исключения.

А если ничего не делать, то рано или поздно до упора сжатая пружина выстрелит. И тогда мало никому не покажется.

Имел я короткий разговор с одним приговоренным к высшей мере наказания заключенным. Приговоренным за то, что он изнасиловал и убил несовершеннолетнего ребенка, мальчика, сына своих знакомых. Обычный, в принципе, был мужик, если не знать, что он сотворил. По большому счету, такая же жертва себя, как тот мальчик.

Как он до жизни такой докатился?

Обычно докатился, как все докатываются.

Однажды, еще юношей, почувствовал тягу к своему полу…

Постойте, почему вы называете его «извращенец»? Почему говорите — сразу его надо было? То, что я и вы его не понимаем, еще ничего не значит. Сексологи утверждают, что таких «извращенцов» чуть не десять процентов взрослого мужского населения, Ну такой вкус у людей. Немного странный. Что же, всех, кто любит, допустим, горячее молоко с пенками, к стенке ставить? Ну вкус у них такой. И у моего героя, вернее сказать, антигероя, тоже вкус такой. Что еще не извращение. Потому что извращенец и уж тем более маньяк это человек, который свой странный вкус навязывает партнеру. Силой навязывает. Тогда и любитель пенок может стать маньяком, если, допустим, будет кормить незнакомых людей горячим молоком до смерти.

Так вот, почувствовал мой антигерой эту свою тягу и, как все нормальные люди, испугался.

«Ой, — подумал. — Какой кошмар! Надо скорее об этом забыть».

И забыл. Что стало первой его ошибкой.

• Потому что не осознавать свои желания — значит не иметь возможности контролировать их.

Потом он поймал себя на том, что на пляжах смотрит на ноги мужчин. И на торсы мужчин. И на все прочие их места. И что ноги, торсы и особенно все прочие места мужчин ему гораздо интересней мягких округлостей и впадин женщин.

Отчего испугался еще больше.

И с еще большим усердием попытался заглушить в себе странные позывы. В чем преуспел. На пару лет.

А через пару лет, оказавшись на вылазке с семьей своих знакомых, стал играть с их сыном, стал усаживать его на колени, купаться с ним в реке, спать в одной палатке… И то забитое и забытое чувство вернулось. Вернулось уже манией.

Не в силах совладать с нахлынувшей на него страстью, он заманил мальчика подальше в лес, изнасиловал и, испугавшись содеянного, задушил.

Он ошибся в самом начале, когда впервые почувствовал, что с ним что-то не так. Не надо было бояться, не надо было отмахиваться от того, от чего он отмахнуться все равно не смог, надо было осмыслить свое желание и… Да хоть даже реализовать его. Для чего понять, кто ты такой есть, найти себе подобных и… И сколько влезет.

Гораздо лучше было бы. Всем. Мальчику, который остался бы жив, любящим его родителям и самому насильнику, за сомнительное одноразовое удовольствие заплатившему своей жизнью. А мог бы много раз, и никого не убивая.

Если бы подумал.

И, смею вас уверить, таких, которые с отклонениями, но с головой, больше, чем тех, что с отклонениями, но без головы.

Психологи, работавшие с Чикатило, утверждали, что его феномен надуман, что таких Чикатил на самом деле в стране сотни, если не тысячи. Просто эти Чикатилы, в отличие от того Чикатилы, более разумны и критичны по отношению к себе. Вовремя замечают, что хотят насиловать и хотят убивать, и идут… нет, не на промысел с кухонным ножом, а к участковому психотерапевту с коробкой конфет. Или идут к поборникам альтернативных видов любви. Или платят проституткам, которые изображают жертв насилия — кричат, отбиваются, плачут, вырывают пластмассовый кинжал из рук «убийцы» и густо льют на живот и грудь кетчуп.

И все, и пятидесяти детских трупов нет!

Я уже писал в прошлой своей книге, в «Практическом пособии по охоте на мужчин», про извращенца, получающего удовольствие от публичной демонстрации своего мужского достоинства. Желательно детям. Он тоже показывал. Но этот извращенец был очень умный извращенец, потому что много лет получал свое удовольствие, снимая штаны на лестнице в интернате для слепых детей.

А вы говорите, невозможно…

Могу привести менее кровавый, но на эту же тему пример.

Один из французских королей, Людовик порядковый номер не помню какой, был клептоманом. Болезнь есть такая, когда пациент ворует не корысти ради, а просто потому, что больной. Высокопоставленный вор вовремя поставил себе диагноз, понял, что не воровать не сможет, и… нашел выход из положения.

Подумайте — какой?

Не угадали. Он не отказался от своей болезненной привычки. Он воровал. Но воровал красиво, по-французски. Соизволил посещать лучшие в Париже дома и, заметив где-нибудь на камине изящную безделушку, профессионально так, незаметно, невзначай, р-раз…

Да не вор он, все равно не вор. Потому что безделушка эта, золотой с бриллиантами портсигар или колье, специально была положена на камин хозяевами дома. Чтобы позабавить монарха. Потом, в королевских апартаментах, специально отряженные для того слуги уворованные вещицы сортировали, упаковывали, перевязывали лентами и, присовокупив ответную бриллиантовую ерундовину, рассылали адресатам.

Милая игра, которая только добавляла шарма Людовику не помню какой порядковый номер. Умный был мужик, хоть француз и король. Или именно потому, что король и француз. А мы бы комплексовали, обманывали не столько их, сколько самих себя.

Не надо комплексовать. Потому что если понять, назвать, как называется, и приложить ум, то либо не сделаешь, либо сделаешь с наименьшими для себя и других потерями.

Я все это проходил. В жизни проходил. Но более всего в экстремальных условиях. И знаю, на что я способен и как это называется…

Было у нас одно, в общем-то, благополучное плавание на древненовгородской парусной посудине XII века по холодным арктическим морям. И были у нас, в качестве деликатесного приложения к обеду, пряники. По одному, раскрошенному, подкисшему, но все равно очень желанному прянику на одного члена экипажа в сутки.

И был среди нас один хороший наш товарищ, интеллигент в жутко сказать каком поколении, педагог, человек кристальной души, чести и дела, в общем, очень гармоничная личность. Которая ночами воровала из продуктового рундучка столь любимые нами пряники.

Эй, погодите ярлыки вешать! Он действительно был очень хорошим человеком! И честным человеком! Головой отвечаю.

Но пряники, да, воровал, когда ночную вахту нес.

Лежал я, спал и слышал, как: топ-топ, ширк-ширк, ползет кто-то к кухне. Потом звяк-бряк, лезет в ящик. Затем хрум-хрум-чавк, жует пряник. Мой пряник, который один на сутки.

Убил бы его за это.

И по идее, надо было! Надо было тут же созвать экстренное собрание коллектива, поставить виновника на «банку» и поставить ему на вид по поводу того, что:

— Можно сказать, последний кусок у своих товарищей… Да хуже этого… Повесить за это мало!

И тут же, под одобрительные аплодисменты, вздернуть на рею, осветив под ним плакат, что наказан за самоуправство, воровство и предательство.

Хорошо, я в таких ситуациях не однажды бывал и, что происходит с оголодавшими людьми, знаю. Не убил я его. И даже никому об этом не рассказал.

Ему сказал. Потом, после плавания, в поезде. Сказал:

— Знаю, что ты пряники воровал. Не отрицай, воровал, воровал… Осуждать тебя не буду, потому что от того же зарекаться не хочу. Но хочу, чтобы ты понял, что сделал. Почему сделал. И что сделать, чтобы больше так не делать.

А если о тех пряниках забыть или назвать не воровством, а как-то иначе, то можно и в следующий раз, и потом еще много раз, и не пряники…

И более всего потому, что считал себя ни на что подобное не способным. Просто неспособным, и все. Просто потому, что хороший человек.

Я так не считаю.

Я считаю по-другому.

Считаю, что могу все и имею право на все. На все что угодно! В том числе своровать какую-нибудь еду у своих друзей. Конечно, имею! Имею!

Но знаю также, что мои друзья тоже не без прав и могут, поймав меня за руку, назвать вором, хорошенько побить и не подавать мне больше никогда руки. Что лично для меня хуже, чем если побить.

Отсюда я вывел формулу саморегулирования своих нескромных желаний. Которая меня защищает. И, возможно, защитит вас.

Когда мне хочется совершить что-то такое, неоднозначное, к примеру, сильно оголодав, украсть еду или чего похуже, я говорю себе: валяй, можешь, твое право, только назови это воровством или чем похуже, и все, и бери, и лопай от пуза или дорывайся до чего похуже.

Всего одно слово — и масса удовольствий.

Одно слово.

В случае с едой — из трех букв. Вор. Ну же…

Но тогда я задаю себе следующий вопрос:

— Хочешь быть вором? Ведь это так выгодно. Если ты вор, а не просто случайно погулять вышел к продуктовому рундуку, то можешь съесть не один пряник и не два, а все потому, что бить будут как за один, а удовольствия выйдет гораздо больше. Ну что, согласен называться вором?

— Нет, не согласен.

— Тогда убери руку и не дергайся!

И убираю, хотя и дергаюсь.

Только так можно защитить себя от соблазнов, которые вползают в душу как ядовитый туман, как раковая опухоль, незаметно, без боли и каких-либо неприятных ощущений. И которые разрушают душу как яд, как рак.

Только так можно…

И только потому, что все можно…

Глава 16. Постулат третий, толкующий о вреде голых эмоций, или Чем человек отличается от животных

Эмоции мы любим, в эмоциях мы живем, к эмоциям мы стремимся. Таким, чтобы дух захватывало, чтобы если радость, то рот до ушей, на одной ножке прыгать и всех прохожих в щечки целовать, а если злость, то — посуду, телик и все, что под руку попадет, вдребезги и шарить в кладовке топор.

Без эмоций жизнь пресна и скучна.

Это верно.

Эмоции — это самое-самое…

Тоже соглашусь.

Без эмоций не бывает дружбы, любви и вообще ничего не бывает.

Насчет любви и дружбы — это в точку. Без эмоций дружба, а тем более любовь все равно что еда без соли и перца.

Эмоции — это самое лучшее, что может быть в человеческой жизни…

Тут выражу некоторое сомнение.

Эмоции свойственны только человеку и делают человека человеком.

А тут не соглашусь категорически! Что же это вы животных обижаете, братьев наших меньших? Они что, по вашему мнению, чурбаны неодушевленные, ничего не чувствуют?

Еще как чувствуют!

Вспомните свое домашнее зверье — кошек, собак. Как они грустят и радуются жизни, злятся, кусая ваши ноги и тапочки, впадают в депрессии, ластятся, испытывая к вам самые нежные чувства, дерутся с себе подобными, ненавидя их…

А вы говорите… С эмоциями там как раз все нормально. И не только с примитивными, но и с более утонченными, такими как ревность, неудовлетворенность своим социальным статусом…

Чего вы улыбаетесь?

Зря улыбаетесь.

Перескажу вам один проведенный зоологами опыт. Довольно-таки жестокий опыт. От стаи бабуинов был отлучен ее вожак, причем не просто отлучен, а посажен в клетку, которую поставили вблизи места обитания стаи. Бывший вожак видел, как его «должность» занял новый самец и как он перераспределил в свою пользу его гарем. Он все видел и ничего не мог сделать, кроме как трясти в ярости клетку и грызть прутья. Через несколько недель у него был диагностирован инфаркт! Переживал бабуин. Так переживал, что чуть не помер.

Так что давайте не будем…

Отсюда следует вывод, что эмоции — это скорее животное начало в человеке, чем человеческое. А человеческое…

Давайте подумаем вместе, чем мы отличаемся от животных? Так, навскидку. Глаза, уши, нос есть и у них, и у нас. Конечности, плюс-минус когти, те же самые. Легкие, сердце, печень, желудок, кишки, органы размножения похожи. Так же, как они, мы видим, слышим, ходим, бегаем, едим, освобождаемся от еды, размножаемся… А чем же тогда мы отличаемся?

Ну чем?

Головой отличаемся. Сознанием. Умением мыслить. Почему человек и называется «гомо сапиенс», а не, к примеру, «гомо эмоционалис». Единственное, что не умеют делать животные, — это думать. Это и есть главное наше с ними отличие.

Это!

Но только почему-то мы не хотим им пользоваться. Не хотим, и все тут! Предпочитая разуму эмоции. Отчего и живем как, простите, хрюшки. И обращаются с нами, как с хрюшками, загоняя в стойла и отправляя на бойни для переработки в фарш. На что мы иногда обижаемся и даже так и говорим «скотская жизнь». Хотя чего обижаться — надо было не хрюкать.

Отчего так происходит?

Оттого, что эмоции. Сплошные эмоции…

Что совершенно не значит, что я против эмоций. Ничего подобного, наоборот — за. Это еще поискать надо такого, который больше — за.

Но только если не за счет разума. Только не за счет!

Или вы подумали, что я такой черствый, с удаленными хирургическим путем эмоциями сухарь, который ни радостей, ни горестей не знает? Ничего подобного. И радости, и горести, и хохотать до упаду, и волосы, если что, можем запросто клоками вырывать… Более того, своими эмоциями я обеспечен до старости, потому что мои эмоции надежно защищены.

Чем?

Разумом!

• Просто эмоции — это воздушный замок, который, может быть, и прекрасен, но, к сожалению, недолговечен. Воздух — очень непрочный материал. Хотите защитить свои эмоции — придется облекать воздушный проект в камень и железо.

Засучивайте рукава, месите цемент и песок, возводите стены, башни, забирайте амбразуры окон решетками, копайте круговой ров… Потом поднимайте цепной мост и живите под их защитой как хотите, хоть даже неисправимым романтиком. Только тогда ваши эмоции устоят под натиском циничного во всех отношениях мира.

Но придется потрудиться, попахать, попотеть, попачкать руки, чего, конечно, можно избежать при воздушной кладке. Камни и кирпичи неблагодарный материал, но зато прочный! А воздушные сооружения всегда рушатся и давят своих хозяев невесомыми обломками. Насмерть давят.

Я предпочитаю грязь в качестве почвы под фундамент и предпочитаю камни в качестве строительного материала. И в таком, возведенном своими руками, доме и живу. И пусть какой-нибудь циник попробует меня из моей крепости выбить. Пусть попробует в чем-нибудь переубедить. Я сам похлеще него реалист и, если что, смогу что почем объяснить.

• А просто эмоции… Просто эмоциями вымощена дорога в ад.

Это не я сказал, это такая пословица есть. Я ее даже немного смягчил, потому что в оригинале — не эмоции, в оригинале — благие намерения! Ведущие в ад.

Я не верю голым эмоциям, голые эмоции всегда врут. Всегда, даже когда не врут!

Примеры? Да пожалуйста!

Очень мы любим жалеть бездомных котят и щенят, останавливаемся возле них, гладим, слезки пускаем, еду выносим… Ну да, очень добрые эмоции и очень хорошие намерения — накормить бедное животное. Только почему-то никто из нас этих бездомных кошек и собак к себе домой жить не забирает. Да понимаю, что теснота, грязь и, может быть, лишай. Только это отговорки. Потому что накормить раз — это не жалость, это попытка задешево купить чувство душевного комфорта — ах какой я хороший, бедную собачку покормил. А потом бросил и забыл. Уж лучше бы не кормил, лучше бы дал ей сдохнуть, чтобы прекратить бесконечные мучения. Лучше бы собачников вызвал!

Или взял и спас!

Да что собаки, людям милостыню бросаем — и бегом, бегом от них, чтобы, не дай бог, не узнать об их проблемах. Кинули копейку и откупились. Люди добрые…

Но это примеры так, в общем-целом.

Хотя есть и другие…

Знал я одну девушку, самую непорочную, чистую и романтичную из всех, которых я знал. Этакую сошедшую со страниц книг Мальвину тире Золушку тире Суок, с бантами, голубыми глазами и большим добрым сердцем.

И вот однажды, как всегда случается в сказках, эта Мальвина встретила своего Пьеро, тоже почти сказочного персонажа, с еще большим сердцем и еще более голубыми глазами.

Два романтических создания нашли друг друга и припали друг к другу.

Фанфары и фейерверки возвестили об их любви миру. Пели птицы и расцветали цветы. Ура!

Но вмешалась грубая, как рашпиль, жизнь. Мальвина забеременела. Ну так бывает, у всех бывает, и у Мальвин тоже.

Забеременела, но ничего своему возлюбленному Пьеро не сказала. Как-то не увязывалось это слово — за-бе-ре-ме-неть — с их романтической любовью.

Но потом все-таки сказала. После чего долго рыдала на плече Пьеро, и Пьеро долго плакал на ее плече, и их горючие слезы, сливаясь, текли по их щекам и капали на землю.

Так они плакали день, два, три. И о том, о чем надо было поговорить, не говорили. А говорить надо было о том, что делать дальше — жениться или делать аборт. Жениться им было рано, а делать аборт… Для этого это жуткое слово нужно было произнести вслух. А-борт… Ну как они, изнеженные души, могли такое сказать? Никак не могли.

И другого ничего не могли.

Отчего Пьеро потихоньку слинял. Как почти все Пьеро в подобных случаях.

Но Мальвина без помощи добрых людей не осталась. Очень хорошие, любящие ее и переживающие за нее подружки посоветовали, что нужно делать, чтобы ребенка не было. И принесли какие-то травки.

Но ребенок выйти не пожелал.

Тогда хорошие подружки обратились к своим тоже очень хорошим подружкам, пожалевшим попавшую в тяжелое положение Мальвину и вколовшим ей внутривенные инъекции.

Но ребенок все равно не выходил. А обращаться за помощью врачей было уже поздно.

Поздно!

И все подружки предпочли Мальвину покинуть. Хотя и плакали от сострадания к ней.

Потом Мальвину предупредили, что после тех травок и тех инъекций она родит в лучшем случае урода.

Запоздало узнавшие обо всем родители впали в истерику и сказали, что если она родит, то пусть идет на все четыре стороны, что им прижитые неизвестно от кого дети не нужны.

Закончилось все плачевно. Мальвина уехала со случайными знакомыми в какую-то глухую деревню, где родила своего ребенка. И убила своего ребенка. О чем никто не узнал. А тот, кто догадался, — молчал, чтобы не подводить девочку под статью.

Она не села в тюрьму, но приговора не миновала. Приговора самой себе. Тот, убитый ею ребенок, преследовал ее всю жизнь. Она не вышла замуж, не имела детей, ничего не имела. Многие поговаривали, что у нее «поехала крыша».

Наверно, потому и поехала, что она была нормальной. И даже лучше, была доброй и хорошей.

Она была хорошей.

Ее возлюбленный был хороший.

Ее подружки…

А вышло вон как.

Потому что эмоции… Хорошие эмоции, добрые — любовь, жалость, сострадание… Одни только эмоции! И полное отсутствие разума.

Приведу еще один, очень показательный, на мой взгляд, пример. Эмоциональный пример о вреде эмоций.

Представьте себе: цирк-шапито, сотни людей, идущих к входу, и маленький ослик, стоящий на их пути.

Ах, какой ослик, какой милый, симпатичный ослик! Ну как такого, от полноты чувств, не погладить, не пожалеть. И жалели и гладили:

— У, какой хорошенький, какой лапушка.

И ладошкой по шерстке, по шерстке… И все по шерстке, и все умиляются и чуть не плачут от счастья.

— Мишенька, Мишенька, иди сюда, посмотри, какой ослик, погладь его по спинке.

И Миша тянется маленькой ручонкой к спинке и гладит.

А осел возьми и укуси его за эту ручку. Да так, что до крови, что чуть не напрочь ручку!

— Ах он неблагодарный, ах скотина!

И все, кто только что жалел ослика, закричали:

— На живодерню его, на живодерню, бешеного! Ребенка укусил…

Да какой он бешеный? Нормальный он. Это скорее те, кто в очереди в шапито стоял…

Потому что не думали. Ни когда умилялись, ни потом…

А дело все в том, что в тот вечер того осла погладило без малого полтыщи человек, отчего шкуру чуть не до мяса протерли. Ну имеет право осел защищаться, когда ему больно делают? Имеет право протестовать?

Вот он и протестовал как умел. А его за это — на живодерню.

Потому что эмоции, одни сплошные эмоции…

Вначале, когда под влиянием нахлынувших положительных эмоций жалели и гладили, приговаривая: «Ах, какой ослик, как мы его любим…» Что было ложью, потому что не любили и не жалели, а просто удовольствие получали за чужой счет. И во второй раз, когда в праведном гневе требовали отправить на живодерню.

А все потому, что…

Потому что благими намерениями вымощена дорога в ад! В ад, а не в рай!

И тот, кто желает избежать котлов с кипящей серой, тот не должен слепо доверять эмоциям, а должен думать, соображать, раскидывать мозгами… Что, конечно, труднее, чем просто так любить и просто так ненавидеть.

Давайте не будем жить, как животные, давайте ставить на разум. На то единственное, что отличает нас от флоры и фауны. Давайте жить, как люди. Как гомо сапиенсы! Как очень удачливые гомо сапиенсы…

Глава 17. О простоте, которая лучше воровства, или Самые большие щеки у мыльных пузырей

Простота не в смысле «простота», а простота в смысле «все просто». В отношениях человеческих просто.

Да просто, просто. И не только в отношениях.

Во многих западных фирмах о компетентности того или иного специалиста судят по стилю изложения им своих мыслей.

— Ну вот расскажи, над чем ты работаешь? Только так расскажи, чтобы я понял. Даже я, который в твоем деле — как свинья в тригонометрии.

Ну давай, давай рассказывай!

— Рассматривая отдельные положения известной концепции Браузера Мазуринни, касающиеся Икс-эффекта в положительно заряженном Би-поле, в свете новых методологий, предложенных Геккером — Павловским, можно сделать вывод…

— Э нет, так не пойдет. Я сказал, чтобы мне понятно было. Чтобы даже если собеседник от сохи. Ну же…

Нет, не получается, какая-то путаница выходит. Ну и значит…

Значит, господин главный конструктор, получайте уведомление об увольнении, собирайте манатки и в двадцать четыре часа… Потому что если вы ничего не можете объяснить, то, выходит, ничего не знаете и занимаете не свое место.

Вот так! И иди на биржу.

Приведу одну, любимую технарями, поговорку: «Это недостаточно просто, чтобы быть гениальным». Недостаточно просто, а не недостаточно сложно.

Может, конечно, это немного того, перегиб, но, с другой стороны, когда человек понимает высшую математику, то он может преподавать ее в первом классе школы. Чему навалом примеров, когда преподавали и дети совершенно все понимали и зачеты сдавали. А вот если не понимает, то будет говорить:

— Да ты что, да ты знаешь, какая это сложная штука — высшая математика. Такая сложная!.. Куда тебе, дураку необразованному, ее понять. Когда даже я ее не понимаю…

Или другой пример. Из нашей с вами жизни.

Когда идешь сдавать экзамен, отлично зная материал, как это выглядит? Очень просто выглядит:

— Билет номер семнадцать, вопрос первый…

Раз… два… три… четыре…

В смысле четыре, в самую точку, слова. Сорок секунд весь ответ.

— Вопрос второй…

Раз… два… три…

Еще двадцать секунд. И пятьдесят на задачу. И все, оценка «отлично» в экзаменационный лист, и можно идти пиво пить.

Все очень просто. Потому что понимаешь, о чем говоришь.

А вот если не знаешь и не понимаешь…

Если не знаешь, то тогда такое начинается… От Адама и Евы начинается, даже если сдается сопромат или кишечные паразиты.

— Если существо вопроса рассматривать в свете… учитывая современные тенденции… научно-технический прогресс… а также руководствуясь материалами… то тогда, конечно, можно сделать определенные выводы в отношении ранее изложенных мною соображений, касающихся существующего положения дел, в области изучаемого нами предмета…

И так два с половиной часа, не закрывая рта. Очень наукообразно, убедительно, сложно, с примерами из жизни, ссылками и цитатами из гениев.

Заслушаться можно. И даже выпустить двухтомную монографию, автор такой-то, «К вопросу о…»

Хотя на самом деле ни черта автор не соображает, не знает и даже учебник не открывал. Отсюда и стиль изложения. Очень сложный стиль.

В отношениях то же самое. Просто все, если по-настоящему. А если чего-нибудь урвать хочешь, кого-нибудь использовать или подставить или когда комплексы обуревают неполноценности или, наоборот, чрезмерной цены, тогда конечно, тогда все очень сложно.

К этому я не подойду, потому что он человек не моего круга, этому руки не подам, так как мы не пара, того на пушечный выстрел к себе не подпущу, ведь он общается с другим, который…

Сам черт ногу сломит!

Вы то сами кто — граф, князь, барон, маркиз, чтобы с людьми так? Или новый премьер-министр?

Нет?

Вижу, что нет. В том числе потому, что вы, не допускающий кого-то в свой круг, считаете себя человеком не их круга, считаете, что они вас на пушечный выстрел, что вы совсем другого поля ягода…

Ну что за чушь?

Все мы с одного поля. С картофельного. А вы себе и без того нерадостную жизнь усложняете — с этими не хотите, с теми не можете.

Ну прямо как в армии, где количество лычек и звездочек определяет вес человека в обществе, и те, у кого две лычки, к тем, у кого одна звездочка, без рапорта не вхожи.

Но это когда маленькие звездочки, а когда большие или очень большие, тогда можно даже попробовать подойти и вежливо так отрапортовать:

— Товарищ генерал! Разрешите обратиться!

А он тебе так по-простому, если, конечно, в генерал-майорах не задержался:

— Ну что тебе, солдатик?

— Разрешите до вас дотронуться!

— Зачем это?

— Никогда за живого генерала не держался, товарищ генерал!