Пятый месяц по календарю Мира людей, год 380 6 страница. Тем не менее, оба эти раза чёрный меч помогал мне, демонстрируя силу, которая не может быть ничем иным

Тем не менее, оба эти раза чёрный меч помогал мне, демонстрируя силу, которая не может быть ничем иным, кроме как волей меча. Несмотря на то, что именно я срубил Гигас Сидар в его прошлом обличьи. Может, я и использовал его нечасто. Но то чувство решительности и единства, что я испытываю, когда держу его рукоять и использую навыки, определённо не уступало тому, что я чувствовал с мечами, которые я лелеял ранее.

И, несмотря на это, я не решался дать моему мечу имя, понимая, что оно должно контрастировать с мечом Юдзио, его «Синей Розой», только так их можно было сопоставлять… наверное.

Белое и чёрное. Цветок и дерево. Два меча, которые как подобны друг другу, так и противоположны.

Для таких идей не было никаких оснований, но я уже два года об этом думал. С тех самых пор, как мы покинули деревню Рулид. А всё из-за того, что «Синей Розе» и чёрному мечу просто суждено когда-нибудь скреститься в бою.

Мой разум говорит мне, что это невозможно. Потому что у меня и Юдзио, их владельцев, нет никакой причины драться друг с другом. С другой стороны, как мне подсказывает сердце, это не обязательно относится именно к мечам. Как никак, прошлое воплощение Гигас Сидара было срублено именно «Синей Розой», и именно из-за неё он свалился на землю…

Я продолжал представлять свой чёрный меч на столе, при этом меня заполняла не пустота, а воспоминания и тревога. Простой кончик в виде усечённого конуса… Рукоять, обёрнутая чёрной кожей… Гарда очень изогнутой формы. Трудно поверить, что слегка толстоватое лезвие с лёгким, прозрачным, подобным кристаллу, эффектом изначально было деревом. Свет падал на него и накапливался в нём, делая края и вершину острыми как бритва и ужасно красивыми…

Форма каждой её иллюзорной части была сначала смутной, но как только все мысли исчезли, они становились всё чётче. Вскоре он уже обладал весом, плотностью и даже теплом, а на столе чувствовалась аура, что он испускал.

Когда я решил всё-таки взглянуть на блестящее лезвие, то услышал откуда-то голос.

— Глубже. Иди глубже. До тех пор, пока не увидишь воспоминания, скрытые в мече, саму суть его души.

Без какого-либо звука проявлялась чернота меча. Пелена окружила все книжные полки, что были вокруг, и мир охватила тьма. Я ещё не осознал, но в этой бесконечной тьме остались только я и меч. Чёрный меч медленно поднялся и остановился лишь в тот момент, когда его рукоять оказалась вверху, а кончик лезвия внизу. Моё тело мерцало и растворялось, моё сознание засасывало в меч.

Когда я очнулся, то ощутил себя одиноко стоящим кедром, укоренившимся в промёрзлой земле.

Меня окружал густой лес. Но почему-то ни одно дерево не растёт вокруг меня. Я абсолютно одинок, так как стою посередине этого пустого круга. Я пытаюсь воззвать ко мху и папоротникам, покрывавшим почву у моих ног, но я не слышу ответа.

…Одиночество.

Опустошение. Меня наполняет чувство одиночества. Желая видеть свои ветви на фоне тех, других деревьев, я с нетерпением жду момента, когда подует ветер, и я смогу дотянуться до них, но раз за разом этого не происходит.

Если я растяну свои ветви, то смогу их достичь. Зная это, я впитал силу земли, в которой лежали мои корни, и солнца, падавшего на мои листья. Мгновение, и мой ствол начал расширяться, а ветви — расти. Вот мои спицеподобные листья приближаются к светло-зелёным листьям пильчатого дуба, что растёт рядом.

Тем не менее, о нет, несчастье. Листья пильчатого дуба увядают, становятся светло-коричневого цвета, я ещё не успел их коснуться, а они, кружась, уже падают вниз. Даже его ветви и ствол теряют свою влагу, гниют, и постепенно разрушаются даже корни. И не только пильчатый дуб. И другие деревья, что стояли вокруг пустой земли, тоже начинают увядать и гибнуть одно за другим. Их останки моментально, как будто маскируя, покрывает мох.

Стоя посреди пустой земли, радиус которой снова увеличился, я скорблю и вновь выкачиваю энергию из земли и солнца. Мой ствол скрипит, когда увеличивается, мои ветви скрипят, когда вытягиваются в длину во всех направлениях. Я отчаянно протягиваю свои листья к вершине ближайшей персеи.

И снова листья вянут, ствол гниёт, и, потеряв всю свою Жизнь, она падает, прежде чем я могу её коснуться. И дерево рядом с ней. И то, что дальше. Деревья падают одно за другим, и пустой земли становится всё больше.

Деревья, что были рядом, завяли из-за того, что, желая их коснуться, я поглощал энергию земли и солнца. И даже понимая это, я не сдавался, я пытался коснуться их. Сколько уже раз это повторялось? Прежде чем я понял это, я стал раз в десять больше остальных деревьев в лесу, а пустая зона вокруг меня расширилась в десятки раз от той, какой была вначале. То же самое можно было сказать и о глубине моего одиночества.

Независимо от того, как далеко растянутся мои ветви, всё равно я никогда не коснусь листьев других деревьев своими иголками. К тому моменту, как я это понял, у меня уже не было пути назад. Мои листья и ветви поднимаются высоко над лесом, продолжая поглощать огромное количество солнечного света, попутно мои корни поглощают всю энергию из земли, и я никак не могу на это повлиять. Холодной, пустой земли становится всё больше, а деревья одно за другим продолжают падать…

— Ладно, этого достаточно.

Услышав этот внезапный голос, я освободился от наваждения памяти кедра.

Спустя мгновение, пейзаж вокруг меня стал снова Большой Библиотекой, где я находился. На бесконечных полках оранжевым светом сияли лампы. Полированные каменные полы. Круглый стол и на нём два меча. Это был мой «чёрный меч» и «Синяя Роза» Юдзио. Они были точь-в-точь, как настоящие, но это было невозможно. Наши мечи были отобраны, когда нас доставили в Собор.

Пока я в оцепенении смотрел на белый и чёрный мечи, с противоположного края стола протянулась рука и схватила чёрный за рукоять. Меч внезапно задрожал, а через мгновение беззвучно исчез.

Затем рука коснулась «Синей Розы», что лежала рядом. Тот тоже исчез, как будто его засосало в ладонь.

— …Да. Я могу подтвердить, что ощутила «память оружия», пережитую вами.

Подняв голову на голос, в котором слышалось удовлетворение, я встретился глазами с девушкой в чёрной мантии, сидящей напротив меня… с мудрецом Кардиналом. Тогда-то я, наконец, понял, что впал в некое подобие транса. Когда я глянул в сторону Юдзио, то увидел его зелёные глаза, бесцельно смотрящие вперёд. Неожиданно его тело затрясло, и он несколько раз моргнул.

— …Да… Я был на вершине самой высокой горы из Горной гряды на Грани…

Я по инерции крикнул своему товарищу, который до сих пор что-то бормотал с кривой улыбкой на лице:

— Так вот куда ты попал?!

— Да. Это было очень холодное и одинокое место…

— Ну же, ещё не время расслабляться…

Меня отругали так, будто я уже собирался войти в режим болтуна, из-за чего я взволнованно выпрямился. Когда я незаметно посмотрел на другую сторону стола, то увидел, что веки молодого мудреца, скрытые за линзами очков, были сомкнуты. Её брови находились немного ниже обычного, что свидетельствовало о том, что она о чём-то глубоко задумалась. Но, в конечном итоге, Кардинал просто слегка кивнула и заговорила:

— Фм… Вместо того, чтобы придумывать техники, лучше сосредоточимся на простоте процесса ритуала. Так, Кирито, начнём с твоего меча.

Она слегка постучала кончиками пальцев по столу, и на его поверхности беззвучно появился лист бумаги. Она едва коснулась листа своей правой рукой и провела ей сверху вниз.

С помощью этого искусства на нём отчётливо всплыли десять строчек. Обойдя меня, она положила такой же лист перед Юдзио.

Я обменялся с ним взглядом, и мы оба стали смотреть на листы бумаги перед нами.

Символы были записаны чёрно-синими чернилами и выведены красивым почерком. Вся надпись была на священном языке, который вплоть до каждого символа отличался от общего языка, под которым подразумевается японский. Такова была ортодоксальная запись священного языка, где слева были проставлены номера строк, а справа написан текст. Я бегло просмотрел текст, который начинался с «System call…»[3] на первой строчке и заканчивался «enhance armament…»[4] — на последней. Подсчитав количество слов, я убедился в том, что их там больше двадцати пяти.

Пусть тут и было меньше слов, чем в искусстве для управления «Кнутом Морозной Чешуи» Рыцаря Всецелого Элдри, но всё равно, запоминать эту команду будет изрядно сложно.

— Эм-этто… взять это…

— Разумеется — нет! Вы должны знать, что даже те цыплята в Академии, стажёры, не разрешают смотреть на свои записи, пока практикуются.

Из-за отказа я состроил угрюмое лицо, а Кардинал просто продолжила:

— Во-первых, если вы возьмёте хоть что-то из этой библиотеки, и это попадёт в руки врага, то существует вероятность, что в этом пространстве образуется трещина.

— Т-то есть кинжалы, что ты нам дала раньше…

— Эти кинжалы связаны напрямую со мной, так что они не представляют угрозы. Ну же, прекращай жаловаться и запоминай. Юдзио уже начал, кстати.

Шокировано посмотрев в его сторону, я увидел, как Юдзио, демонстрируя всю прилежность студента, пристально смотрит на пергамент, будто гипнотизируя его, и слегка шевелит губами. Я привёл нервы в порядок и повернулся к своему тексту, а Кардинал продолжила раздавать инструкции:

— На то, чтобы всё это запомнить, у вас есть тридцать минут.

— Н-нет, это же не экзамен в Академии… Может чуть-чуть побольше…

В тот момент, когда я, чуть ли не отказываясь от всего, критиковал Кардинала, меня снова как молнией ударило.

— Дурак! Послушай, вас бросили и отобрали ваши мечи вчера, где-то в одиннадцать часов утра. А если вы не воспользуетесь ими в течение двадцати четырёх часов после этого, то право собственности сбросится, и вы не сможете воспользоваться искусством полного контроля.

— Аа… п-понятно. Кстати, а сколько сейчас времени?

— Уже далеко за семь. Таким образом, у нас почти не остаётся времени. Если исходить из того, что на поиски мечей вам потребуется часа два.

—...П-понятно.

На этот раз, собрав всю свою решимость в кулак, я начал пристально вглядываться в строки своей команды.

К счастью, священные умения Underworld’а состояли из слов знакомого мне английского языка, чего нельзя было сказать о магии в Alfheim Online. Его синтаксис был близок к языку программирования, так что я мог не только запоминать команды, но и частично понимать их смысл.

То искусство, что записала кардинал: 1) Переводит внедрённые файлы из объекта (то есть, оружия) в основную память, 2) Выбирает только необходимые части и изменяет их, 3) приспосабливает их к мечу и, как в данном случае, усиливает его. Вроде бы всё было составлено из этих трёх процессов. Метод был похож на тот, что я применил к цветам зефирии, когда был начинающим стажёром — «перезапись буфера изображений». Но при этом, в искусстве было полно слов, которые невозможно найти в академических учебниках. Я даже не уверен, что смогу просто написать все эти слова так же хорошо, как Кардинал.

Я пытался совместить обдумывание этого и попытки запомнить десять строк записанного искусства.

Учёные RATH, создавшие этот мир, называли систему, которая документировала все данные мира Underworld — «Мнемоническое Мультимедиа». Я уже объяснял всю эту структуру два года назад, когда мы с Асуной и Синон сидели в кафе Эгиля в Окатимати, Тайто-ку. Вот только с тех пор, как я попал в этот мир, благодаря наблюдению и экспериментам, моё собственное понимание этого всего возросло.

У всего живого в Underworld’е не было полигонов, как у моделей из VRMMO реального мира. Воспоминания камней, деревьев, кошек и собак, оружия и зданий — всё это хранится, сравнивается и считывается оперативной памятью «Главного Визуализатора» сознания людей, подключенных… нет, живущих в этом мире. И когда возникает потребность, то эти воспоминания меняются и передаются тому, кто подключился. В конце концов, это и позволило зефирии, которая не может цвести в Северной империи, сделать это после временной перезаписи уравнения из буфера данных с «невозможности цвести» на «могут цвести».

Каждый объект в этом мире сохраняется в виде воспоминаний.

Если всё это правда, то можно повернуть эту цепочку вспять и изменить память объекта, так? Иначе то, что я видел раньше, просто невозможно.

Два года и два месяца назад, в тот момент, когда я проснулся в лесу к югу от деревни Рулид, а вернее, когда дошёл до реки Рур, что текла через лес. Там я увидел одну чересчур яркую картину: я видел со спины мальчика со светло-жёлтыми волосами, девушку с длинными светлыми волосами и мальчика с короткими чёрными волосами. Они шли в сторону заходящего солнца.

Эта картинка была у меня перед глазами лишь мгновение, но это точно была не иллюзия. До сих пор я могу её легко вспомнить, лишь закрыв глаза: окрашенный в красные тона закат, слегка колышущиеся на ветру волосы девушки, звук шагов в невысокой траве. Наверное, в тот момент я достал этих детей из своих собственных воспоминаний. Белокурым мальчиком был точно Юдзио. Девушкой со светлыми волосами была Алиса. И черноволосым мальчиком…

— Прошло тридцать минут. Как успехи?

Голос Кардинала прервал мысли, возникшие из глубины моего сознания.

Перевернув лежащий на столе лист, я попытался вспомнить процесс искусства с самого начала. Я повторил всё до последнего слова, и хотя я не смог должным образом сосредоточиться, с облегчением ответил:

— Наверное, я справился с этим без проблем.

— С этим можно поспорить. А ты, Юдзио?

— Эээ… эээ, этто, наверное, недостаточно… хорошо.

— Очень хорошо.

Кивнув нам и одновременно пытаясь скрыть горькую улыбку, Кардинал добавила:

— Я раньше об этом не говорила, вы не должны использовать искусство полного контроля часто, даже несмотря на его мощь. Даже от единичного использования Жизнь ваших мечей слегка уменьшится. Естественно, потеря увеличится, если вы продолжите ими драться и после. Так что используйте это искусство только тогда, когда, по вашему мнению, наступит необходимый момент. И будьте уверены, что вы правильно вложили мечи в ножны после, это позволит мечам восстановить их Жизнь.

— Это… это довольно-таки нелегко.

Со вздохом пробормотав это, я снова перевернул лист, чтобы надпись была сверху. Ещё раз просмотрев строки священного искусства, я кое в чём убедился:

— …А? Это искусство заканчивается словами «усиление вооружения», да?

— У тебя есть, что сказать об этом?

— Нет, я говорю не о том. Если я не ошибаюсь, то когда мы сражались с Рыцарем Всецелого Элдри, то он заканчивал своё искусство другими словами… Эм…ос…ос…ос…

Пока я бормотал и кряхтел, Юдзио кинул мне спасательный круг:

— Освобождение воспоминаний… это звучало как-то так, да? Он пропел это перед тем, как его кнут превратился в змею. Это было по-настоящему удивительно, не правда ли?

— Да. Кардинал, нашему искусству полного контроля это не требуется?

— Фм…

Готовясь мне ответить, мудрец в чёрном выдала такое выражение лица, словно говорила об этом уже не раз:

— Послушайте, искусство полного контроля вооружения состоит из двух этапов. Это «усиление» и «освобождение». «Усиление» частично пробуждает воспоминания оружия и увеличивает его урон. А «освобождение»… Этот термин предполагает полное освобождение памяти оружия, его Неистовой силы.

— Неистовая сила, да… понятно. Так «Кнут Морозная Чешуя» может увеличиться и разветвиться, и попутно самостоятельно атаковать врагов…

В подтверждение моим словам, Кардинал разок мигнула и продолжила рассказывать:

— Так и есть. Я раньше об этом не говорила, но вы всё еще далеки от возможности использовать искусство освобождения.

— Почему… почему так?

Мудрец, удивлённо хлопая ресницами, повернулась к Юдзио, продолжая говорить тем же тоном, что и раньше:

— Я же сказала, что это Неистовая сила, разве нет?! Атакующие способности, вызванные освобождением воспоминаний, просто нереальны для человека, лишь недавно познавшего это искусство. Тем более, если это священные предметы с высоким приоритетом… Если вы воспользуетесь этим, то искусство может быть опасно не только для врагов, но и для вас. Это может даже стоить вам жизни.

— П-понятно.

Юдзио кивнул со всем достоинством студента Академии, которое въелось во время обучения. Смотря на него, я просто не мог не покивать так же. Но, видимо, почувствовав моё недовольство, Кардинал со вздохом добавила:

— В конечном счёте, когда-нибудь придёт момент, когда и вы сможете воспользоваться искусством освобождения… Может быть, а может быть и нет. Меч научит вас всему. Ну, в смысле, если вы сможете вернуть их.

— Хээээ…

Кардиналу явно не понравился мой ответ, поэтому она с силой ударила посохом, который держала в правой руке, по полу.

К этому моменту листы бумаги, что лежали передо мной и Юдзио, сократились. Мне пришла в голову мысль, что они превратились в длинную, узкую выпечку.

— Вы, наверное, проголодались, пока работали головой.

— Ээ? Если мы съедим это, то не забудем процесс искусства или что-то вроде этого?

— Как такое вообще возможно?

— Ооо, хорошо.

Обменявшись взглядами, мы с Юдзио взяли выпечку. Я полагал, что это была обычная выпечка, которую я покупал на рынке Центории, из посыпанного сахаром пшеничного теста. Но это был испечённый пирог, покрытый белым шоколадом. Действительно, казалось, что это печенье было сделано в реальном мире. Когда я его откусил, то от его хрустящей корочки и богатой сладости из моих глаз едва не покатились слёзы из-за чувства сильной ностальгии.

Мы с Юдзио будто конкурировали в этом. Когда закончили есть, оба были словно в трансе. Мы сделали сильный вдох и подняли головы, увидев, что Кардинал смотрит на нас двоих нежным взглядом.

Молодой мудрец медленно кивнула и заговорила:

— А теперь… самое подходящее для нас с вами время, чтобы попрощаться.

Эти короткие слова несли в себе просто огромную тяжесть. В ответ на них я мгновенно покачал головой:

— Когда мы достигнем наших целей, ты ведь сможешь выбраться отсюда?

Называть это прощанием — преувеличение…

— Фм, полагаю, что это так. То есть, если всё пойдёт по плану…

— …

Если по пути наверх мы с Юдзио проиграем в бою Рыцарям Всецелого, то Кардиналу, в итоге, вновь придётся запастись терпением, так и оставшись в. И скорее всего, финальная стадия эксперимента по нагрузке наступит раньше, чем она найдёт себе другого помощника. Так что человеческий мир неминуемо погрузится в море крови и пламени.

Но для того, кто думает о настолько печальном конце, улыбка Кардинала была слишком успокаивающей. Меня одолевало ощущение, как будто что-то туго сдавило мне грудь. Пока я жевал губы, Кардинал слегка мне кивнула и тихо отвернулась:

— Ну, нет времени. Следуйте за мной… Я выпущу вас через самую ближнюю дверь к оружейному хранилищу на третьем этаже.

Коридор от центрального зала первого этажа до входа в комнату с аварийными дверями был очень узок.

Я не мог ничего сделать, кроме как смотреть в спину Кардиналу, что шла впереди, и слушать, как Юдзио повторяет священное искусство, шагая позади меня.

Я бы хотел ещё поговорить с ней. И я бы хотел знать, что она чувствовала все эти двести лет. Я не мог не желать этого, эмоции просто захлестнули меня, и ком подступил к горлу. Однако шаг Кардинала был решителен, и в нём не было ни малейшего колебания. Я ничего не мог поделать, кроме как молча идти.

Приведя нас к знакомой большой комнате с разветвлениями на три стороны, Кардинал направилась к одиночному проходу, выходящему из правой стены. Она прошла ещё метров десять, или около того, и когда перед нами появилась простая дверь, остановилась и повернулась к нам.

Её вишнёвые губы были, как всегда, нежны. Казалось, они сами по себе выражали удовлетворение. Губки раскрылись и ясно произнесли:

— Юдзио… и ты, Кирито. Судьба всего человечества возложена на вас. Попадёт ли оно в геену огненную… или в абсолютное ничто, или, возможно…

Глядя мне прямо в глаза, она продолжила:

— …или вы обнаружите третий выход. Я уже сделала всё, что могла. Вы просто должны идти по тому пути, в который вы верите.

— …Большое спасибо, Кардинал-сан… Мы, безусловно, достигнем вершины Собора и вернём Алису к её прежнему виду.

Голос Юдзио был наполнен решимостью.

Полагаю, что и я должен был сказать что-то такое, но я просто не мог найти слов. Вместо этого я низко поклонился.

После Кардинал кивнула и, убрав с лица улыбку, провела своей левой рукой по дверной ручке.

— Готовьтесь… Вперёд!

Дверная ручка повернулась, и в следующее мгновение дверь широко распахнулась. Сопротивляясь сухому холодному ветру, что с огромной силой дунул на нас, мы с Юдзио мгновенно выскочили.

Пройдя ещё пять-шесть метров, мы снова услышали сзади непонятный шум. Когда я повернулся, то увидел лишь холодную глянцевую мраморную стену. Дверь, связывавшая нас и, исчезла, не оставив и малейшего следа.

Часть восьмая — Центральный собор