Декабря, 21:48 реального времени

Зрелище за воротами было довольно мрачным. Штук пятнадцать верховых драконов гарцевали на площадке возле ворот. Их всадники, точно башибузуки, улюлюкали и потрясали оружием, выкрикивая невнятные оскорбления. А по дороге к городу приближалась странная процессия.

Десяток здоровенных, бугрящихся мышцами орков со скрежетом волокли на веревках длинные сани. Полозья у саней были покорежены и неаккуратно выровнены, на бортах все еще сохранились выбоины и следы копоти. Вперед выдавалась какая-то оглобля, на которой висела небольшая клетка. В клетке зачем-то болтался сердитый цыпленок.

В санях же сидел весьма колоритный персонаж. По расе — человек, по классу — скорей всего, гладиатор. Из одежды на нем были только сапоги, напоминающие растоптанные кирзачи, проклепанные кожей и стальными бляхами семейные трусы, куча татуировок и что-то вроде сбруи, на которой держались один наплечник и едва прикрывающее пупок зерцало. В одной руке командор папуасов держал здоровенный хлыст, в другой — нечто вроде разукрашенного перьями посоха или, скорее, короткого копья, на которое была насажена голова.

По мере того как сани приближались к городу, собравшиеся на стенах жители Бермундии смогли наконец внимательнее разглядеть это экзотическое украшение. Это и правда была голова, срезанная и обработанная как трофей. По понятным причинам, это умение не было особо распространено на основных континентах «Эпохи Химер», зато уж на Черном континенте — сколько угодно. Испачканная и свалявшаяся белая борода, нос картошкой, красный колпак с белой оторочкой...

— Так ведь это же... — нерешительно проговорил кто-то. — Это же Дед Мороз!

На физиономии горемычного Санта-Клауса навсегда застыло горестное, чуть извиняющееся выражение. По стенам прошел ропот.

— Слышь ты, Тармазан, приемыш обезьян, — возмущенно заорал кто-то. — Хороший понт, он, конечно, завсегда дороже денег, но хоть что-то святое надо иметь, а?

Сани остановились. Предводитель папуасов едко ухмыльнулся и эффектно щелкнул бичом по спинам орков. Впечатление было несколько смазано тут же раздавшимися угрожающими фразами:

— Слышь, ты полегче, а?

Вождь досадливо поморщился и, взмахнув посохом, закричал:

— Здорова, бермундийские голодранцы! Я прибыл сюда сообщить вам пренеприятнейшее известие...

— О, гляди-ка, обезьянка Гоголя читала! — хмыкнул кто-то, и со стен грянули хохотом.

Папуас скрипнул зубами.

— Ну-ну, — проговорил он. — Юмористы, значит? Давайте-давайте, в Джамбее тоже поначалу хохмили.

Смех быстро заглох. Слух, принесенный Муней-скороходом, уже пронесся над Бермундией. Злорадно оскалившись, вождь продолжил:

— Так вот, голодранцы, я прибыл сюда сообщить: Новый год отменяется! Вместо него будет кровавая резня и беспредел!

— Мужики, всякий юмор должен иметь границы, — солидно сказал какой-то бермундийский орк. — С меня хватит. Кто за то, чтобы сейчас навалять этим умникам?

Судя по одобрительному гудению, за формированием боевой группы дело бы не стало. Но тут снова заговорил вождь:

— Эй, умники! Не терпится мне морду пощупать? Ну, предлагаю: десять ваших лучших бойцов против одного моего! Выигрываете вы — я ухожу. Выигрываю я — продолжаем с того момента, на котором прервались. Вы ничем не рискуете. Как вам?

— Ох, чую подставу! — не раздумывая, прошипел Ксенобайт.

— Точно! — подтвердил Банзай. — Ребята, и не вздумайте... Махмуд, дуй-ка с Мак-Мэдом к воротам, и будьте готовы их моментально закрыть...

— Муня... Где Муня?! — лихорадочно заозирался Ксенобайт. — Интересно, в Джамбее тоже был такой спор? Черт, что произошло в Джамбее?!

Ксенобайт, точно куница, вытянулся, огляделся по сторонам, нырнул в толпу... Несколько минут он рыскал там, время от времени выныривая, чтобы оглядеться. Рывок, короткий писк — и перепуганный Муня снова оказался у программиста в горсти.

— Муня! Что было в Джамбее?! — страшно вращая глазами, спросил Ксенобайт. — Там ведь тоже вся эта лабуда была про десять против одного?!

— Да!

— А что потом?! Муня, что потом было? Кто вышел на поединок?

— Я не... Я не знаю, я не видел!

— Муня, что было потом?!

— Они выпустили курицу! — заверещал в ответ Муня. — И все стало плохо!

— Курицу?! — От удивления Ксенобайт даже выронил маленького гоблина. — А... Как это...

— Не знаю! — продолжал кричать Муня. — Она их всех порвала! На клочки, как Тузик грелку, как никотин хомяка, как Ленин буржуазию! А пока все дуплили...

Ксенобайт уже сорвался с места. Взлетев на стену, программист глянул вниз. Десять персонажей — пять бойцов, три мага и два лучника — выходили вперед, машинально разворачиваясь в боевой порядок. А предводитель папуасов уже быстро вытравливал перекинутую через блок веревку, опуская клетку с цыпленком на землю...

— Мужики! — во все горло завопил программист. — Берегитесь! Курица подставная!

Естественно, никто не обратил внимания на такое идиотское предупреждение, а ничего более вразумительного Ксенобайт придумать не успел.