Личностный стиль ведения переговоров

...К утру буря усилилась. Советская сторона перенесла первую встречу со «Славы» - ее качало, как поплавок, - стоявшей у входа в гавань, на более тяжелое морское судно «Максим Горький», пришвартованное у пристани, где Горбачев провел ночь. В 10 утра к «Горькому» подплыл небольшой катер. Держась за поручни, чтобы не потерять равновесие, Буш, Бейкер, Скоукрофт, Сунуну, Фицуотер и Зёллик взошли на борт советского судна. У госсекретаря за ухом был наклеен кусочек пластыря от морской болезни. Фицуотер уверил репортеров, что рвоты у Бейкера не было.

На верхней палубе Горбачев нервно мерил шагами наспех подготовь ленную к встрече кают-компанию. Здесь же находились Эдуард Шевард­надзе, Александр Яковлев, Анатолий Добрынин и другие помощники. По одной стене стояли книжные стеллажи, на другой — висел строгий портрет тезки корабля, пролетарского писателя начала XX века.

Как вспоминал потом Сергей Тарасенко, Горбачев и Шеварднадзе
«ясно осознавали, что мы, не мешкая, должны совершить грандиозный
маневр. Мы понимали, что Советский Союз стремительно летит в пропасть, и наш статус сверхдержавы развеется, как дым, если его не подтвердят американцы. Сейчас, когда обвал 1989 года остался позади, мы хотели добраться до какого-нибудь плоскогорья - перевести дух и оглядеться по сторонам».

Широко улыбаясь, Буш вошел в кают-компанию и пожал Горбачеву руку. Пока репортеры строчили в блокнотах, а фотографы щелкали фотоаппаратами, президент изображал из себя бывалого моряка, утвер­ждая, что ночная качка ничуть не тревожила его сон на «Белнапе»:

- Это сущие пустяки!

Горбачев пошутил, что ненастье входило в секретные планы Советс­кого Союза - разоружить 6-й флот США. Буша эта реплика, казалось, озадачила - уж не собирается ли Горбачев сбивать его с толку, чтобы подмять под себя? Улыбка исчезла с лица Буша. Он отметил, что буря как будто стихает, а это «хороший знак». Надев свои очки пилота, Буш произнес:

- Давайте приступим к работе.

Журналистов попросили покинуть кают-компанию.

За длинным узким столом Горбачев сказал сидящим напротив аме­риканцам:

- Не знаю, кому начинать. На моем судне вы гость. С другой стороны, это вы пригласили меня на встречу.

Кое-кто из американцев поморщился, усмотрев в этих словах типич­но горбачевский прием перекладывать груз на чужие плечи: Горбачев вынуждал Буша объяснить, чего ради тот пригласил его на Мальту.

Буш принял вызов. Немного нервничая, он заговорил пронзитель­ным, высоким голосом: у него есть «некая модель» о необходимости использования возможностей, возникших вследствие существенных пере­мен в мире. Горбачев кивнул и что-то записал в маленьком оранжевом блокноте - Павел Палащенко синхронно переводил ему на ухо.

Буш продолжал:

- Вы имеете дело с администрацией, которая желает вам удачи
в ваших начинаниях. В случае успеха перестройки мир станет лучше.-
Взглянув на две страницы текста - список инициатив, он сказал: -
Вот кое-какие идеи.

Он повторил свое предложение отказаться от поправки Джэксона — Вэника. Он также «проработает возможность» приостановления конгрес­сом поправки Стивенсона, препятствующей предоставлению кредитов Советскому Союзу Экспортно-импортным банком США. Он будет содействовать «диалогу» между Москвой и Организацией экономического сотрудничества и развития.

Буш обещал, что будет настаивать на предоставлении Советскому Союзу статуса наблюдателя по контролю за соблюдением Генерального соглашения о тарифах и торговле (ГААТ).

- Деятельность в рамках ГААТ,- заметил он,- пойдет на благо перестройке. - И выразил надежду, что Горбачев в скором времени примется за реконструкцию советской экономики, и в первую очередь системы ценообразования.

Он вручил Горбачеву перечень возможных областей «технического сотрудничества» (эвфемизм слова «помощь») с Соединенными Штатами, что способствовало бы созданию в Советском Союзе банковской систе­мы, фондовой биржи и прочих институтов свободного рынка.

- Проглядите это, - сказал он. - Мы приветствуем совместную деятельность в любом из перечисленных аспектов.

Подавшись вперед, Горбачев кивнул.

Гейтс заранее проинформировал Буша, что больше всего Горбачев хочет, чтобы на Мальте были достигнуты договоренности о заключении в 1990 году соглашений по стратегическим наступательным и обычным вооружениям в Европе.

- Давайте этим всерьез и займемся,- сказал Буш.

Он предложил ряд конкретных пунктов по СНВ, которые Бейкер и Шеварднадзе могли начать разрабатывать в январе [19]. Он признал, что в предложениях США есть «белые пятна», так как его собственное правительство еще не пришло на этот счет к полному единодушию, однако наверняка к моменту встречи Бейкера и Шеварднадзе «мы полно­стью проясним свою позицию» [20].

Буш также предложил провести до конца 1990 года встречу глав государств - участников Совещания по обычным вооруженным силам в Европе, на которой присутствовали бы он и Горбачев.

- Если мы скажем, что надо установить крайний срок, переговоры быстрее будут продвигаться вперед.

Он видоизменил свои предложения по химическому оружию, выдвинутые им в сентябре в ООН. Ранее, обязуясь уничтожить 80 процентов всех существующих запасов химического оружия США, он оставлял за собой право производить его в целях защиты от террористов и «государств вне закона». Сейчас же заявил, что Соединенные Штаты прекратят всякое производство химического оружия, как только 40 государств, способных его выпускать, договорятся о его запрещении.

Повторив слова Бейкера, обращенные к советскому руководителю в мае, Буш призвал Горбачева распространить гласность и на советских военных путем обмена информацией с Вашингтоном по военным рас­ходам и производствам. Он придвинул к Горбачеву стопку пентагоновс­ких документов, сказав:

- Это первый шаг на пути к такого рода обмену, хотя как бывший
директор ЦРУ, я буду крайне разочарован, если КГБ не предоставит вам
аналогичных материалов.

Горбачев хмыкнул.

Буш не ограничился семнадцатью инициативами, привезенными на Мальту. Предварительно смягчив Горбачева, он занял твердую позицию в отношении Центральной Америки: советско-кубинский авантюризм в Западном полушарии остается «единственным и самым серьезным камнем преткновения» в советско-американских отношениях - «гигантс­ким шипом в подошве, который мешает мерно идти вперед».

Буш сказал, что просто не понимает, почему советское руководство допускает помощь сандинистов сальвадорским повстанцам, которые вбивают клин между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Президент Коста-Рики Оскар Ариас, немало сделавший для установле­ния мира, особо подчеркнул, что Буш должен убедить Горбачева прекра­тить поддержку Кастро.

- Кастро ставит вас в ложное положение, - серьезно заметил Буш. - Подрывает ваш авторитет, разрушая все, за что вы боретесь. Вам надлежит понять: американцы не могут одобрить вашу поддержку Гава­ны и Манагуа.

Горбачеву не стоит недооценивать, предостерег президент, резкое отношение его самого, конгресса и американского народа к этой проблеме. Последовав совету Бейкера, он предупредил, что Соединенные Штаты не снимут поправку Джэксона-Вэника и не станут предпринимать никаких шагов по оказанию помощи советской экономике до тех пор, пока Кремль не прекратит чинить безобразия в Центральной Америке. Учитывая лояльность Советского Союза в отношении столь значительных перемен в Восточной Европе, как может Горбачев мириться с тем, что в Централь­ной Америке его имя связывается с «представителями старого мышления»?

Горбачев ответил, что пытался убедить Кастро начать перестройку в какой-либо ее форме. Советский Союз уважает право других госу­дарств на самоопределение, и «мы не можем ему диктовать».

- Я сказал Кастро, что он идет не в ногу с нами, и что ему стоило бы последовать примеру стран Восточной Европы. Но у него своя голова на плечах.

Что касается Никарагуа, то советское правительство потребовало у Манагуа объяснений насчет самолета с огнестрельным оружием и раке­тами, но сандинисты отрицают свою причастность к этому делу.

- Что ж, - сказал Буш, - они вам лгут.

Горбачев прикусил губу. Он не хотел ввязываться в спор на глазах у обеих делегаций и решил вернуться к этому разговору позже, когда останется наедине с Бушем.

Наряду с прочими предложениями Буш выдвинул идею проведения Олимпийских игр 2004 года в Берлине. Горбачев тут же увидел ловушку - он понял, что Буш таким образом его провоцирует косвенно согласиться с тем, что к тому времени Берлин станет столицей единой Германии. Горбачев не ответил на это предложение прямо - он не желал ускорять объединение Германии, которого боялся, и в то же время не хотел восстанавливать против себя западных немцев, мечтавших о единой Германии.

Позднее в тот же день члены горбачевской делегации дали отпор американцам, осудив их за «дешевый трюк, почти наверняка рассчитан­ный на то, чтобы утереть нам нос в самом щекотливом и сложном для нас вопросе внешней политики и международной безопасности».

Во время отдельной встречи с Бейкером Шеварднадзе признался, что его правительство «глубоко обеспокоено» возможностью объединения Германии. Западные немцы, с горечью говорил он, все еще лелеют надежду вернуть территории - в первую очередь польские, - утраченные в результате второй мировой войны:

- До нас доносятся реваншистские заявления со стороны Западной Германии.

Горбачев же сказал Бушу:

- Мы получили две Германии в наследство от истории. История создала эту проблему, истории ее и решать. - И, ввернув любимое словечко Буша, добавил: - Там, где дело касается Германии, я веду благоразумную и осторожную политику.

Важно, ответил Буш, чтобы преобразования, охватившие всю Во­сточную Европу, проходили упорядоченно и не ставили под угрозу «чьи-либо законные интересы безопасности», в том числе, разумеется, и интересы Советского Союза.

Горбачев начал свою официальную речь, как обычно, с абстрактных проповедей. Мир меняется, и Соединенные Штаты с Советским Союзом должны меняться вместе с ним. Они должны по-новому строить свои взаимоотношения. Новые времена требуют нового мышления. Он до­волен решением Буша начать с экономических вопросов - в первую очередь это касается предложений, свидетельствующих о желании Соеди­ненных Штатов помочь советской реформе.

Пролистывая свой оранжевый блокнот, куда он заносил реплики Буша, Горбачев сказал:

- Вы говорите, что поддерживаете перестройку. Я в этом не сомневаюсь. Но вплоть до сегодняшнего дня я искал осязаемого тому доказательства. Во время вашей речи я его услышал. Сегодня я собирался попросить вас перейти от слов к делу. Но вы это уже сделали.

Во время своего часового монолога Горбачев выразил готовность в решении некоторых вопросов пойти гораздо дальше:

- Инспекция по контролю над вооружениями на местах? - У вас может быть столько инспекторов, сколько хотите. Резкое сокращение численности советских войск в Восточной Европе? - Мы и сами знаем, что они там отнюдь не желанные гости.

Следуя практике своих предшественников, Буш протянул Горбачеву список более чем двадцати советских граждан, желающих выехать из СССР.

- Сообщите нам, - сказал Горбачев, - сколько иммигрантов вы хотите заполучить, и мы вам их вышлем!

- Давайте поставим перед собой задачу, - ответил Буш, - избавиться от подобных списков к нашей встрече в следующем году.

В этой фразе президента был скрыт глубокий смысл: чем больше будет делаться в СССР в идеологическом и гуманитарном направлениях, тем большую поддержку окажут ему США на экономическом поприще.

В полдень Буш и Горбачев отпустили своих помощников, чтобы побеседовать с глазу на глаз; остались только переводчики и стеногра­фистки. Теперь советский руководитель мог свободно обсудить с Бушем некоторые наиболее спорные вопросы, возникшие в ходе утренних пере­говоров.

Он пошел в наступление, пустив в ход свои самые убедительные доводы, от которых воздержался на расширенных переговорах. Почему Соединенные Штаты проявляют столь праведный гнев в отношении Центральной Америки, в то время как вооруженные силы США соверша­ют «интервенцию» на Филиппинах?

Действия военно-воздушных сил США в поддержку президента Акино, ответил Буш, «не более чем учения. Ведь мы ни в кого не стреляем».

Но Горбачев гнул свое. Он уже доказал - и словом и делом, - что брежневская доктрина умерла раз и навсегда. А теперь Соединенные Штаты проводят в жизнь, «как мне сказали мои коллеги, доктрину Буша!»

Буш ответил, что между действиями Брежнева в Чехословакии и дей­ствиями Соединенных Штатов в поддержку Акино «большая разница»:

- К нам за помощью обратилось правительство.

Горбачев вполне мог углядеть в этих словах иронию: ведь Кремль тоже когда-то утверждал, что его авантюры в Чехословакии и Аф­ганистане - не что иное, как «братская помощь», о которой просили эти страны.

Кроме того, продолжал Буш, на Филиппинах существует «пробле­ма» «сумасшедшего полковника» - он имел в виду полковника Грегорио («Гринго») Хонасана, возглавившего попытку переворота. В стра­нах - союзницах Кремля, парировал Горбачев, полно «сумасшедших полковников», «однако мы не вмешиваемся»! В качестве примера он привел события в Восточной Европе, где на правительства оказывали давление их же народы, а не Москва.

- События в Восточной Европе отражают суть перемен в Советском Союзе, - заявил Горбачев.

В то же время, подчеркнул он, «все стороны» должны признать, что народы Восточной Европы хотят сами принимать решения. Соединен­ным Штатам и Западу лучше не «спекулировать» на этой ситуации.

За обедом к ним присоединились помощники, и Горбачев сконцент­рировал внимание на внутренних экономических трудностях у себя в стране. Пока облаченные в ливреи официанты обносили присутству­ющих серебряными вазочками с икрой, Горбачев жаловался на пробле­мы бюджета:

- У нас и раньше был большой дефицит, а сейчас еще эти удары
судьбы.

Он рассказал о колоссальных расходах на восстановление после чернобыльской ядерной катастрофы и землетрясения в Армении. В довершение ко всему низкие мировые цены на нефть пагубно отражаются на валютных доходах Советского Союза.

«Главное испытание» его политики, сказал он, заключается в том, сумеет ли он преодолеть нехватку потребительских товаров у себя на родине? Для этого ему придется не только вылечить больные органы советской экономики, но и изменить отношение народа к труду.

Приняв свой обычный самоуверенный вид, Горбачев отметил, что в Советском Союзе государственную собственность … постепенно вытесняет «коллективная». Горбачев особо отметил «шведскую модель», поскольку, с его точки зрения, шведский социализм носит более справедливый и общественный характер, чем американский капитализм.

- Тем не менее в Швеции прибыльным является частный, а необщественный сектор, - заметил Буш.

По мнению Горбачева, всякое коллективное владение - где больше одного хозяина -можно исключить из категории частной собственности.

- Мы оба знаем, что в Соединенных Штатах почти нет частной собственности... Ведь некоторые из ваших фирм насчитывают более двадцати тысяч акционеров!

Буш из вежливости воздержался от замечаний по поводу неожидан­но проявившегося невежества Горбачева в области западной экономики. Вместо этого он поведал о своем опыте рискованного поиска нефти в Мексиканском заливе: когда он и его партнеры потеряли там нефтяную вышку, то полностью потеряли все вложенные деньги.

- Но американскому налогоплательщику это не стоило ни единого пенни, кроме, пожалуй, расходов на списание налога.

Палащенко с трудом сумел перевести термин «списание налога». Когда наконец он справился, Горбачев, казалось, был озадачен более, чем когда-либо. Он пожаловался на своих экономистов, которые дают ему бестолковые советы.

- Я тоже через это прошел! - засмеялся Буш.

Дабы упредить вопрос Горбачева о непосредственной финансовой помощи - просьба, в которой он вынужден был бы отказать, - Буш одобрительно отозвался о недавнем публичном высказывании Шевард­надзе о том, что советское руководство «не собирается просить милосты­ню», так как имеет «гордость».

- Я понимаю, что вы горды, - заключил Буш, - и мы тоже.

После обеда Буш должен был вернуться на «Белнап» на три часа - «личное время», - а затем, в 16.30, вновь прибыть на «Горький» для следующей встречи с Горбачевым. Оба руководителя собирались завер­шить день рабочим ужином на «Белнапе».

Штормило так, что Горбачев предложил Бушу остаться на «Горь­ком» во избежание срыва переговоров. Буш не согласился. Президентс­кий катер швыряло из стороны в сторону; лишь после многочисленных попыток ему удалось пришвартоваться к «Белнапу». Когда Буш с со­провождавшими его лицами поднялись на борт, его советники и подразделение секретной службы настояли на том, чтобы президент оставался на судне до тех пор, пока не улучшится погода.

В результате Буш с Горбачевым в тот день так и не увиделись. Когда Буш не появился на «Горьком» для послеобеденного заседания, Горбачев потребовал, чтобы ужин был организован на советском судне. Американ­цы утверждали, что «сломанные сходни» не позволяют Бушу покинуть «Белнап».

- Так объясните своим матросам, как починить сходни! - бросил Горбачев.

- Буш совершил ошибку, - сказал Георгий Арбатов, член официальной советской делегации. - Ему не следовало возвращаться на этот чертов корабль!

На берегу журналисты со всего мира узнали, что в результате бури повреждена связь с «Белнапом». Фицуотеру пришлось сделать заявление, что Буш вовсе не отрезан от мира. «Мальтийский Белый дом» сообщил, что советские и американские синоптики «обмениваются информацией».

Дело могло окончиться скандалом: на глазах у всего мира руководи­тели Соединенных Штатов и Советского Союза отправились на пустын­ный остров на краю света только для того, чтобы подвергнуть себя риску быть смытыми океанской волной в шестнадцать футов.

Из-за отсутствия серьезных новостей в центре внимания оказалась погода на Мальте - не обошлось без неизбежных метафор: мол, сверх­державы попали во власть стихий, которыми не в состоянии управлять. Том Брокоу объявил слушателям Эн-би-си, что мальтийскую встречу следовало бы назвать «встречей страдающих морской болезнью».

В состязании за общественное мнение преимущество оказалось на стороне Советского Союза. Поскольку «Горький» стоял у пристани, Горбачев и его помощники могли предоставить материалы по утренней встрече советским пресс-секретарям, которые распространяли их в вы­годной им интерпретации. За американской версией репортеры обрати­лись к Роману Попадюку, не располагавшему какой-либо серьезной информацией. Он позвонил Фицуотеру на «Белнап» с жалобой:

- Вы отдали меня на растерзание! Мне нечего сказать этим людям,
а они надрывают глотки.

Представитель Бейкера Маргарет Татуайлер позвонила своему шефу из радиорубки США на пирсе. Перекрывая шум ветра, насквозь промок­шая от дождя, она кричала с протяжным алабамским акцентом:

- Мистер Бейкер, это вопль утопающего о помощи. Я понимаю, вы
с президентом там сами по себе, потягиваете шампанское или что-нибудь
в этом роде и не представляете, что творится здесь, на суше. Так вот я вам скажу: нас распинают. Пригвождают к позорному столбу!

Бейкер и Фицуотер решили - для пущего драматического эффек­та - дождаться кульминации встречи и в воскресенье огласить миру семнадцать инициатив Соединенных Штатов. Теперь же Бейкер проревел в трубку:

- Все выкладывайте!

И Попадюк с Татуайлер начали обзванивать влиятельных амери­канских корреспондентов, сидевших в своих гостиничных номерах.

Всю вторую половину дня президент Соединенных Штатов провел в адмиральской каюте в окружении фотографий 6-го флота, хмуро глядя в иллюминатор на дождь и туман. Лишь однажды они со Скоукрофтом вышли на палубу «Белнапа», чтобы посмотреть в сторону «Горького», где - всего лишь на расстоянии тысячи ярдов - Горбачев и остальные праздновали 66-летие Яковлева.

В тот вечер Буш и те из его помощников, кто был в состоянии, пили белое вино за ужином, который президент назвал «превосходным». Очень жаль, сказал он стюардам, что Горбачев так и не узнал, «как кормят на американском флоте».

На рассвете в воскресенье буря начала стихать. Утреннее заседание планировалось провести на борту. «Белнапа», но обе стороны решили перенести его на более устойчивое советское судно. Когда катер прибли­зился к «Максиму Горькому», за ухом у президента тоже был наклеен пластырь от морской болезни.

На вопрос репортера, не помешала ли непогода встрече, Буш воск­ликнул:

- Нет, черт побери! Нет! Встреча идет прекрасно, спасибо.

С такой же наигранной веселостью он взбежал по трапу на советский корабль и протянул хозяину руку с приветствием:

- Доброе утро!

Сияющий Горбачев ответил старательно заученной английской фразой:

- Долгое время не видеть!

Накануне, желая установить контакт с Бушем, Горбачев, сдерживая стремление к превосходству, не стал обсуждать свои сомнения относите­льно того, что происходит с советской властью и коммунизмом советс­кого образца в мире. Сейчас он сказал Бушу, что хочет снять камень «с души».

Он сетовал на то, что определенные аспекты риторики и политики США носят «односторонний характер» и «не способствуют осуществле­нию моих планов». Разговоры на Западе о «падении социализма» явля­ются «провокационными и даже оскорбительными». В Москве и других «социалистических столицах» к этому относятся так же, как в свое время на Западе относились к коммунистической риторике по поводу «экспорта революции» и «кризиса капитализма». И, добавил он недовольным тоном, зачем Буш беспрестанно повторяет, что события в Восточной Европе - это «торжество ценностей Запада»?

- А почему вас это тревожит? - спросил Буш. - На мой взгляд, гласность - ценность Запада, открытость - ценность Запада, представительное правительство - ценность Запада, плюрализм - ценность Запада.

- Но ведь и у нас есть эти ценности, - возразил Горбачев. - Почему бы вам не назвать их ценностями Востока?

Бейкер, как бывший юрист, тут же подоспел на помощь, подсказав взаимоприемлемый термин:

- А как насчет того, чтобы назвать их демократическими ценностями?

- Замечательно! - воскликнул Горбачев. - Демократические ценности! Прекрасно!

Во время воскресных переговоров Горбачев потребовал «реального контроля над морскими вооружениями». Прежде всего он имел в виду ограничения крылатых ракет морского базирования.

- Как мы можем подписать серьезный договор по СНВ, если упускаем из виду целую категорию ядерного оружия?

Буш знал, что это оружие легко спрятать и что единственный способ проверки - инспекционные группы экспертов другой стороны на кораб­лях - неприемлем для американского флота.

- Это просто неосуществимо, - ответил он.

Горбачев протянул Бушу голубую с белым карту, подготовленную маршалом Ахромеевым, которая показывала, что Советский Союз нахо­дится «в кольце» американских баз, а также авианосцев и линкоров. Карта была составлена для демонстрации точки зрения советского Гене­рального штаба: суда США, оснащенные крылатыми ракетами морского базирования, представляют собой особо смертоносную угрозу для Со­ветского Союза.

В первый момент Буш растерялся.

- Я вижу, вам нечего ответить, - язвительно заметил Горбачев.

Потому что ваши слова меня весьма озадачивают, - сказал
Буш. - Контроль над морскими вооружениями трудно осуществить.

Он отметил, что территория Советского Союза изображена на карте в виде гигантского белого пятна без каких-либо обозначений внушительного военного комплекса, которому и противостоят воору­женные силы США.

- Может быть, мне стоит заполнить эти белые пятна. Я поручу ЦРУ составить карту с учетом нашего видения ситуации. А потом сравним, кто из нас более точен.

- Мы окружены вашим флотом, - сказал Горбачев. - По мере того как мы свертываем другие системы вооружений (ракеты наземного базирования и бомбардировщики), вам необходимо также сокращать морские вооружения. Следует учитывать особый фактор географии.

Советский Союз, продолжал Горбачев, исторически всегда был глав­ным образом сухопутной державой, в то время как Соединенные Штаты для защиты своих интересов на обоих океанах опирались на флот. Со временем и НАТО и Варшавский договор переориентируются на новый курс - в большей степени политический, чем военный. Он признал даже то, что Америка могла бы стать посредником в мирных преобразованиях в Восточной Европе.

- Мы больше не считаем вас своим врагом, - сказал Горбачев Бушу. - Многое изменилось. Мы хотим вашего присутствия в Европе. Вы должны остаться в Европе. Ваше нахождение там важно для будуще­го этого континента. Так что не думайте, будто мы добиваемся вашего ухода.

Бейкер счел это заявление Горбачева самым важным и обнадежива­ющим из всего произнесенного им за этот уик-энд. Позднее он сказал своим помощникам, что Горбачев наконец-то «перестал играть в самоут­верждение», оставив свои попытки хитростью или нажимом вынудить Соединенные Штаты уйти из Европы.

Бейкер был прав. Горбачев понял, что его политика ослабления советского контроля в Восточной Европе развяжет руки соперничающим между собой и потенциально подрывным силам. Западные европейцы не сумеют сами сдерживать и контролировать эти силы - им понадобится помощь Соединенных Штатов. А потому в интересах Советского Союза сохранить могущественное присутствие США на континенте.

Отпустив помощников, Буш и Горбачев перешли к самому щекот­ливому, а возможно, и самому взрывоопасному вопросу повестки дня: судьбе Прибалтийских республик. Буш заметил, что на пресс-конферен­ции по окончании встречи эта тема обязательно будет затронута.

Горбачев сказал, что готов ответить на любые вопросы, связанные с Прибалтикой. Повторяя то, что Шеварднадзе говорил Бейкеру несколь­ко месяцев назад, он заверил Буша в «твердом намерении» Кремля избежать каких бы то ни было репрессий. Применение силы «будет означать конец перестройки».

Он и его коллеги, сказал Горбачев, «готовы искать новые пути решения» этой проблемы.

- Мы будем рассматривать любые формы объединения (Прибал­тийских республик с центральным советским правительством), которые отвечали бы взаимным интересам.

Однако Кремль не допустит одностороннего выхода Прибалтики из Советского Союза. В Советском Союзе существует Конституция, в строгом соответствии с которой и должен решаться этот вопрос; конституционный процесс не будет ни легким, ни быстрым.

В расчете на конфиденциальность этого разговора Буш, взвешивая каждое слово, напомнил Горбачеву, что за сорок девять дет Соединенные Штаты так и не признали аннексию Прибалтики Советским Союзом. И по-прежнему хотят, чтобы Прибалтийские республики получили неза­висимость. Буш сказал, что готов «откликнуться на благородство вашей позиции»: он имел в виду неоднократные обещания Горбачева о непри­менении силы против Прибалтийских республик.

Если центральные советские власти, продолжал Буш, вызовут взрыв насилия в Прибалтике, то в Соединенных Штатах «вспыхнет пожар» антисоветских настроений. Напротив, если Горбачев сдержит слово и из­бежит насилия, правительство США проявит лояльность по отношению к данному вопросу, поскольку, как выразился Буш, «мы не хотим созда­вать вам большие проблемы».

Горбачев воспринял это следующим образом: Буш не будет наста­ивать на предоставлении независимости Прибалтике, и пока туда не войдут советские танки, президент США воздержится от демагогических разглагольствований на эту тему и не станет порочить главу советского государства.

Если бы мир узнал о предложенном Бушем варианте, американские правые, несомненно, раскричались бы, что, подпав под обаяние Гор­бачева, президент пошел на тайную сделку и продал Прибалтику. Но содержание беседы осталось в тайне.

По окончании переговоров Буш и Горбачев появились перед жур­налистами в танцевальном салоне на «Горьком» - это была первая в истории встреч на самом высоком уровне совместная пресс-конферен­ция. Единственным источником резких разногласий оставалась Цент­ральная Америка - тяжелое наследство печального прошлого. Не вызы­вало сомнений, что в течение ближайших нескольких месяцев будут разработаны – и в 1990 году подписаны - договоры по ограничению стратегических наступательных и обычных вооружений в Европе.

Оба руководителя сумели даже найти положительные стороны в кап­ризах погоды.

- Этот инцидент доказывает, что мы способны хорошо приноравливаться к меняющимся обстоятельствам,— сказал Горбачев.

На пути в Америку Буш остановился в Брюсселе, чтобы проинфор­мировать союзников по НАТО об итогах встречи.

- Море было таким же неспокойным, как нынешнее время, - заявил он.

Представитель Министерства иностранных дел Геннадий Гераси­мов, как всегда, не удержался от красного словца:

- Мы похоронили «холодную войну» на дне теплого Средиземного моря, - сказал он.