Депрессивные личности

 

Забыв себя, тебя я не лишусь.

Гердер

 

Обратимся теперь ко второй основной форме страха, связанной с существованием единства и целостности “Я” и глубинным переживанием утраты безопасности. Основным импульсом у этих личностей, как это сле­дует из приведенной выше аллегории, является “ре­волюция”, или, иначе говоря, стремление объединить­ся с “большим центром”, другими людьми, избежать поворота к самому себе. Мы определяем это качество как стремление к самоотдаче и расширению своего духовного содержания.

 

У депрессивных личностей преобладает стремле­ние к доверительным близким контактам, страстное желание любить и быть любимым, соотнесение сво­ей сущности и своего поведения с мерками и масштабами человеческого общества.

 

В их любви превали­рует желание сделать любимого человека счастливым — они сочувствуют нам, догадываются о наших желани­ях, больше думают о нас, чем о себе, в порыве само­отдачи готовы забыть о себе и, по крайней мере в данный момент, готовы слиться с понятием “Мы”, пренебрегая индивидуальными различиями.

 

Прообразом каждой любви являются отношения между матерью и ребенком, и, быть может, каждая любовь пытается восстановить то, что переживалось нами в раннем детстве: чувство безграничной и бе­зусловной любви к нам, к нам таким, какие мы есть, и ощущение того, что наше существование совмест­но с другими переживается как счастье. Мы прино­сим в жизнь нашу предрасположенность к любви и расцветаем, когда эта способность становится вос­требованной. Любовь воспринимается как чувство собственной ценности, и наша готовность любить возвращается к тому, кто принимает ее. Мы снова должны повторить, что это выглядит таким обра­зом, будто у человека преобладает самоотвержение и самоотдача в ущерб потребностям становления своего “Я”

 

Первым следствием этого является то, что парт­нер депрессивной личности становится сверхценным объектом Любящая самоотверженность стремится посвятить себя партнеру и без связи своего суще­ствования с другим человеком невозможна. Отсюда устанавливается и распространяется зависимость, которая является центральной проблемой для лиц с депрессивными чертами характера: они больше, чем другие, зависят от партнера. Их способность любить и готовность любить вместе с их потребностью в любви — вот две стороны их натуры, которые Эрих Фромм в своей книге “Искусство любви” определил двумя фразами: “Я нуждаюсь в тебе, потому что люблю тебя” и “Я люблю тебя, потому что я в тебе нуждаюсь”. Неся свою любовь каждому, поскольку не может не любить, депрессивная личность не ве­рит в возможность того, что ее потребность в любви будет реализована.

 

Когда один человек настоятельно нуждается в дру­гом, он стремится уменьшить дистанцию между ними. Ему причиняет страдание пропасть, разделяющая “Я” и “Ты”, та дистанция, в которой безусловно нужда­ются шизоиды и которую они поддерживают в целях самозащиты. В противоположность этому депрессив­ные личности стремятся достичь максимальной бли­зости и, по возможности, удержать ее. У них так мало развиты эгоистические, направленные на обеспече­ние “Я” стремления, что любая дистанция, любое от­даление и разъединенность с партнером вызывают у них страх, и они делают попытки снять это дистанцирование. Отдаление от партнера означает для них оставленность, покинутость и заброшенность, что мо­жет привести к глубокой депрессии вплоть до отчая­ния.

 

Что делать, чтобы избежать мучительного разрыва и уйти от страха утраты? Единственный способ со­стоит в развитии такой степени самостоятельности и независимости, чтобы полностью освободиться от партнера. Но именно это очень тяжело для депрес­сивных личностей, у которых ослабление тесного контакта с другими тотчас же высвобождает страх утраты. Они делают попытки найти спасение в дру­гих людях, которые сняли бы подобные проблемы, но мы видим, что положение от этого лишь ухуд­шается.

 

Им кажется, что такую безопасность дает им зави­симость — и они ищут ее либо входя в зависимость от другого, либо поставив другого в зависимость от себя. При любом типе зависимости они нуждаются в обе­щании — пусть лживом — не оставлять их.

 

Как им, вероятно, кажется, связь с другим тем прочнее, чем выразительнее они демонстрируют бес­помощность и зависимость — ведь не может быть дру­гой человек столь жестоким и бессердечным, чтобы оставить их в таком положении. Другая возможность заключается в том, чтобы поставить другого в зависи­мость от себя, как это делают дети, в противополож­ность описанным выше действиям; но, в любом случае, мотивация депрессивных личностей остается той же и состоит в том, чтобы удержать зависимость.

 

У депрессивных личностей доминирующим явля­ется страх утраты в различных его внешних проявле­ниях — страх перед изолирующим дистанцированием, беззащитностью и одиночеством, страх быть покинутым.

 

Они ищут неограниченной близости и необык­новенно крепких уз, связывающих их с другими, именно в этом находя защиту от страха — в проти­воположность шизоидам, которые видят защиту от страха в дистанцировании и освобождении от свя­зей. Для депрессивных личностей близость означает безопасность и защищенность, для шизоидов — уг­розу и ограничение их автаркии, и наоборот, дистанцирование для шизоидов — это безопасность и независимость, а для депрессивных личностей — уг­роза их существованию и страх оставленности и оди­ночества.

 

Если депрессивная личность узнает, что для парт­нера интересы существования “Я”, индивидуальности неизбежно означают расставание, то они отказы­ваются от самих себя, унижаясь и повергая себя в прах перед партнером. Говоря на языке нашей аллегории, депрессивные личности пытаются избежать страха, отказываясь от центробежного стремления к “Я” (от своего “Я”) или делая других зависимыми от себя. Депрессивная личность становится спутником друго­го человека или делает другого человека своим спут­ником. Это может быть тихая, безропотная, обращен­ная в прошлое жизнь в качестве спутника партнера или стремление создать такую жизнь для другого.

 

Страх может достигать высокой степени и осознаваться как боязнь утраты; страх остаться наедине с самим собой, с собственными проблемами продолжает оставаться неосознанным. Страхи депрессивных личностей, ка­сающиеся как собственных проблем, так и угрозы, которую несет самостоятельность партнера, при столк­новении с жизнью получают дальнейшее развитие и могут привести к реальной утрате связи с партнером, тем более что любая индивидуальность и самостоя­тельность требуют изоляции.

 

Чем больше самости и самостоятельности мы проявляем, тем больше отли­чаемся от других и тем меньше общего имеем с ними. Индивидуализация означает, прежде всего, выход из системы безопасности, предписывающей “быть таким, как все”, и связана с переживанием страха; “стадное влечение” этот страх уменьшает, и, вместе с тем, рас­творение в массе усиливает страх перед индивидуали­зацией. Для депрессивных личностей этот страх осо­бенно закономерен. Для них отличие от других, чужие мысли и чувства сочетаются со страхом утраты, так как означают переживание отдаления и отчужденно­сти. Поэтому депрессивные личности пытаются отка­заться от различения себя и других.

 

Сделаем еще некоторые разъяснения. Чем меньше мы учимся развивать свое личное существование, свою самостоятельность, тем больше нуждаемся в других. Таким образом, можно констатировать, что страх ут­раты является обратной стороной слабости “Я”. В свя­зи с этим предпринимаются попытки обезопасить себя от страха, отказываясь от всего того, что мешает или препятствует депрессивной личности и ей противо­поставлено. Если “Я” недостаточно развито, то такой человек нуждается в поддержке со стороны и вступа­ет в тем большую зависимость от другого, чем слабее он сам.

 

Но при возникновении зависимости появля­ется постоянный страх лишиться этой поддержки — ведь он так много вложил в другого, так много деле­гировал ему полномочий, что не верит в возможность жизни без партнера, так как именно в нем, в другом, заключено его существование. Депрессивные личнос­ти ищут зависимости, которая сулит им безопасность; вместе с зависимостью, однако, возникает страх ут­раты, поэтому они прилагают все усилия для удержа­ния другого, панически реагируя даже на кратковре­менную разлуку. Таким образом, образуется типичный порочный круг, который может быть разорван только с риском для собственного существования, так как ав­тономия субъекта в данном случае разрушительна.

 

Если шизоидная личность защищает себя от раз­рушительной близости, придерживаясь мнения, что окружающие люди опасны и недостойны доверия, и избегая таким образом страха самоотдачи, то деп­рессивные личности ведут себя прямо противополож­ным образом: они идеализируют человека, с кото­рым стремятся сблизиться, считают его безобидным, прощают ему слабости или смотрят сквозь пальцы на темные стороны его характера. Депрессивные личности не проявляют тревоги и беспокойства по поводу возможных неприятных последствий, связанных с их доверчивостью. В связи с этим у них так мало выраже­ны фантазии, связанные с людской злобой в отноше­нии их самих и партнеров, они всецело доверяют дру­гим и не знают ограничений в любви; они подавляют сомнения и игнорируют критические замечания, не желая знать о том, какие трудности могут возникнуть на их пути, избегая споров и столкновений, поступая так, “как хочет любимый”, и нередко тем самым со­здавая угрозу отдаления от них партнера.

 

Депрессивные личности идеализируют партнера и вообще думают об окружающих лучше, чем они есть на самом деле. Это создает опасность использования их в корыстных интересах, что чаще всего и происхо­дит. Их поведение отличается детскостью и затя­нувшейся наивностью. Они придерживаются страуси­ной политики и, уходя от жизненных трудностей, прячут голову в песок, веря, что их окружают “хорошие люди”.

 

Для достижения гармонии и безмятежной близос­ти депрессивные личности, со своей стороны, долж­ны соответствовать идеалу “хорошего” — они стара­ются придерживаться альтруистических добродетелей: скромность, самоотверженность, доброжелательность, самоотречение, сочувствие и сострадание они назы­вают главными человеческими качествами. Эти каче­ства могут проявляться в различной степени — от чрезмерной скромности, когда для себя ничего не требуется, выраженной подчиняемости и приспособ­ляемости вплоть до самоотречения, а в экстремаль­ных случаях — в форме мазохистски-послушного по­ведения. Все приводится к общему знаменателю — с отказом от собственных желаний и собственного су­ществования, для того чтобы избежать страха перед одиночеством и уклониться от пугающей индивидуа­лизации.

 

При этом может возникнуть опасный самообман: дело в том, что описанные выше варианты поведения с соответствующей идеологией скрывают только мо­тивацию, исходящую от страха утраты, сами же деп­рессивные личности могут сознательно разделять дру­гие моральные ценности с меньшей скромностью, доброжелательностью и пр. Они (депрессивные лич­ности), на самом деле, добродетельны поневоле, пред­почитая отдавать и жертвовать тем, что у них так мало развито и что занимает так мало места в их жизни, — своим “Я”.

 

Такое уклонение от индивидуализации дорого сто­ит. Депрессивные личности не могут решиться на все то, что составляет суть их жизни — на желания, по­буждения, аффекты и инстинктивные потребности. Они не решаются на это не из-за страха и не из-за своей идеологии, а потому, что не могут сделать то, что осуждает другой. В связи с этим они всегда нахо­дятся в зависимости, потому что их желания и ожи­дания, которые они, естественно, имеют, зависят от исполнения их другими. Когда они не получают желае­мого, хотя бы в качестве вознаграждения за свою скромность, то уповают на Небо в соответствии с обещаниями христианской идеологии.

 

Отсюда возникает пассивная выжидательная по­зиция депрессивных личностей, которая не защи­щает их от разочарований и их последствий в форме депрессий, потому что в реальной жизни эти ожида­ния и упования не оправдываются. Разочарование в такой надежде на награду приводит к усугублению депрессии, к прорыву отчаяния. Депрессивные лич­ности как бы попадают в положение Тантала, который видит воду и фрукты, но не может их вкусить или ему это не разрешено. Они не могут ничего потребовать и потому ничего не имеют, не могут проявить облегчаю­щую душу агрессию, не могут в достаточной степени оценить свое состояние из-за ограниченности само­оценки, и, с другой стороны, у них не хватает мужест­ва, чтобы сдерживать себя. Приведу один пример деп­рессивного поведения

 

Одна молодая замужняя женщина говорила: “Мой муж часто развлекается с юной девушкой; я знаю, что она очень привлекательна и моего мужа легко совратить. Я сижу дома и реву, но не знаю, что придумать и пред­принять. Если я буду его упрекать, он сочтет это за дет­скую ревность. Я боюсь, что мои нервы не выдержат и он будет иметь право выгнать меня. Муж у меня един­ственный, и если я его люблю, то обязана смириться с происходящим, так уж положено”.

 

Она, очевидно, не уверена в том, что мужу “так уж положено”, но в ее представлении таковы “совре­менные партнерские отношения”, которые не долж­ны ее разочаровывать, хотя она сама их не разделяет. Она не уверена в том, что сможет бороться против того, что она на самом деле воспринимает как угрозу своему существованию, так как в силу ограниченной самооценки переоценивает свою соперницу. Вместо того чтобы защитить свои интересы и отстоять свою позицию, признав, что ее терпимость небезгранич­на, вместо того чтобы, быть может, устроить своему мужу сцену ревности, хотя бы для того, чтобы он был уверен в ее любви и привязанности, она одержима страхом перед тем, что он может ее оставить. Она уп­рекает себя в чрезмерной приверженности мещанс­кой морали, считая, что обязана приспосабливать свои желания к его требованиям (это обстоятельство ис­пользуется мужем в собственных интересах). Поскольку она чувствует, что ей угрожает утрата связи с мужем, она верит, что удержать его может только еще большая готовность к пониманию его проблем. Она совер­шенно растерялась, узнав о его презрительном отно­шении к ней. Так как она сама себя не воспринимает всерьез, то не может серьезно и до конца воспринять и осмыслить сложившуюся ситуацию.

 

В наше время мы часто встречаемся с подобными обстоятельствами, когда всеобщая неопределенность в отношении свободы и обязанностей по отноше­нию к связям, верности и сексуальной ориентации, поддерживаемая некоторыми средствами пропаган­ды, вынуждают людей — и прежде всего депрессив­ных личностей — поступать совершенно несвойствен­ным им образом, из-за страха, что их могут упрекнуть в том, что они “отстали от моды” и не понимают “веяний времени”.

 

Упомянутая выше молодая женщина подчиняется в своей жизни определенным альтруистическим тре­бованиям, которые сама ставит перед собой. Так, к Рождеству она ежегодно составляет список почти сотни лиц, которым обязана послать поздравление и (или) сделать подарок. В связи с этим по крайней мере за неделю до праздника она впадает в депрессию от страха, что не успеет вовремя выполнить свое зада­ние. Она не думает о том, как это воспримут другие, испытывает чувство вины, если ее адресаты высказыва­ют некоторое недовольство этими церемониями, и все равно выполняет намеченный ею план действий.

 

О том, какие “неудачники” часто встречаются сре­ди депрессивных личностей, свидетельствует следую­щий пример.

 

“Я должна быть мужественной, потому что все, что со мной происходит, получается вкривь и вкось. Вчера я была у парикмахера, который полностью искромсал и искорежил мою прическу. Затем мне отказал лучший портной — такое случается только со мной. В утешение я купила себе блузку, но дома она мне не понрави­лась — на самом деле я хотела совсем другого.”

 

Из данного примера легко понять, что данная личность не может достаточно ясно выразить свои желания и, вообще, ее желания носят неясный, не­определенный характер. Поэтому она всегда разоча­рована и свои неудачи связывает с различными внеш­ними обстоятельствами или с тем, что ей “не везет”. Так как она не смогла четко объяснить парикмахеру, какую хочет прическу, и не имела определенных пред­ставлений о том, какую блузку хотела бы купить, она не смогла получить компенсацию за свое разочарова­ние.

 

Она жалеет себя и переживает свои неудачи, чувст­вует себя обделенной жизнью и не может реализовать себя из-за неопределенности своих желаний и неспо­собности определить свои требования к сложившейся ситуации. Печальный опыт общения с мастером, ко­торый на тот период являлся законодателем мод, выз­вал у нее тенденциозное представление о том, что она неудачница и достойна сожаления, и не дал ей возможности правильно осмыслить свою роль в про­исходящих событиях. Из высказывания типа “такое слу­чается только со мной” видно, что вина за происхо­дящее перекладывается на “злой мир”, который обрекает ее на страх и комплекс неполноценности за проклятую неудачливость. Она извлекает из этой жа­лости к себе истинное удовлетворение и не нуждает­ся ни в чем другом.

 

Конфликты депрессивных личностей проявляют­ся, в первую очередь, в форме соматических наруше­ний в воспринимающих органах. Символически представляя все, что они воспринимают, они делают это своим внутренним достоянием. Такого рода психосо­матические расстройства легко возникают при конф­ликтных ситуациях, фиксируясь в области глотки, глоточных миндалин, пищевода и желудка. Ожирение и исхудание также могут быть психодинамически свя­заны с конфликтами. В народе бытует выражение “пе­чальное сало”, или “ожирение от горя” (Kummer- Spech); связано оно с тем, что разлука или утрата близкого человека нередко компенсируются неуме­ренным пьянством или обжорством. Это почти неот­личимо от расстройств влечений, если рассматривать их как эрзац удовлетворенности или способ бегства от действительности.

 

Трудности, с которыми сталкиваются депрессив­ные личности, могут привести к умственной несо­стоятельности, при которой они не могут справиться со своими проблемами и нуждаются в уходе. Им так тяжело подумать о чем-то конкретном, они так бы­стро все забывают, что кажется, что это — органи­ческие симптомы поражения мозга. При более вни­мательном рассмотрении мы убеждаемся, что такое впечатление недостаточно обосновано. Депрессивные личности воспринимают окружающее с недостаточ­ным интересом и вниманием, потому что одержи­мы страхом; сильные раздражители до них не дохо­дят, так как лишь усугубляют конфликт и ослабляют их способность к восприятию; они как бы включают фильтр для чрезмерных по силе раздражителей, что­бы предотвратить разочарование.

 

Сюда же относятся трудности в учебе или общая утомляемость и как бы безучастность, которые, с одной стороны, несут за­щитные функции, а с другой — по типу обратной связи — усиливают депрессию, так как приводят к невыполнению ожидаемых от них действий и функ­ций и к разочарованию в себе самом. Такая кажущаяся умственная недостаточность депрессивных личностей является еще одним признаком их разочарованности и глубокой убежденности в том, что они не в состоя­нии быть счастливыми. Они охотно заранее отказыва­ются от счастья, боясь большего разочарования в бу­дущем.

 

Таким образом, они проводят в жизнь так называемую “политику зеленого винограда”: человек не верит даже в то, чего ему под силу добиться, и отбрасывает от себя желаемое, так как оно недости­жимо. Избавляясь от всего, что может с ними про­изойти, для того чтобы избежать разочарований, они нередко обрекают себя на жизнь без желаний, серую, скучную и лишенную стимулов. Они с завистью взи­рают на уставленную яствами скатерть, с которой другие берут и вкушают плоды жизни.

 

Депрессивные личности всегда подходят к преде­лу своей приспособляемости и готовности к самоот­речению. Осознав тот факт, что эти свойства не яв­ляются отклонением от их субъективной сущности и не связаны ни с чрезмерной добродетелью, ни со всепоглощающей завистливостью, мы находим воз­можности для оздоровления депрессивных личнос­тей путем освобождения их от страха и чувства вины.