Исходным пунктом – о чем бы мы ни вели речь: о воспитании, развитии, формировании или социализации личности – является анализ реального состояния сознания, его тенденций, противоречий развития.
Социологические исследования показывают, что слишком долго общественное сознание было устремлено в будущее: целые поколения советских людей были уверены, что наступит время, и они станут жить лучше, красивее, что достаток придет в каждую советскую семью. Но шли годы, одно поколение сменялось другим, а прекрасное будущее все не приходило, что неизбежно вызывало апатию, скепсис, разочарование.
В 80-е годы достаточно четко обнаружилось стремление решать общественные проблемы, не откладывая их на будущее, на потом. И решать не в масштабе общества, а именно в своем трудовом коллективе, в своем районе, городе, селе, деревне. И пусть необязательно это будут огромные изменения – люди готовы согласиться с малым, но чтобы их жизненный путь сопровождался хоть небольшими, но реальными сдвигами к лучшему. В данной ситуации нельзя согласиться с теми, кто подчеркивает гражданственность позиции, устремленность в будущее у людей первых пятилеток, времени послевоенных будней и осуждает прагматизм поколения 80–90-х годов. Обе тенденции в общественном сознании реально существовали всегда. Нацеленность на будущее, готовность поступиться сегодняшним днем помогали решать многие неотложные экономические и оборонные проблемы. Так и «заземленность» нынешнего сознания направлена на преодоление демагогии и инертности многих звеньев управления, открыто спекулирующих на доверии людей и уклоняющихся от удовлетворения их повседневных нужд [5].
Особо хотелось бы отметить тот факт, что творческий потенциал личности всегда был достаточно значительным. Даже в годы застоя лучшие труженики никогда не прекращали творческого поиска, проверки новаторских идей. Чрезвычайно трудно было им работать, ибо всякий нестандартный подход, свежая мысль, как правило, осуждались и нередко преследовались.
Соответствие дел букве, а не сути привело к появлению стойкого стереотипа в общественном сознании. Люди попросту не хотели рисковать. Накопленный негативный жизненный опыт подсказывал, что попытки что-то изменить, усовершенствовать часто оборачиваются серьезными потерями для человека. Значит, легче идти накатанным путем, не подвергая себя испытаниям, – такое рассуждение и поведение были тоже в ходу.
Данная ситуация породила различные формы превращенного сознания, когда человек знал и был информирован об одном, но часто был убежден в другом, а нередко поступал совсем иначе по сравнению с тем, чего он придерживался официально. Это выразилось в различных проявлениях ложного сознания, в мифотворчестве, в стереотипах мышления, в деформированном реально функционирующем сознании.
Так, мифологизация в нашей жизни базировалась на существовании многих «священных коров», которые были неприкосновенны и неоспоримы – требовалось только их неустанное почитание и восхваление. К ним в советское время относились утверждения типа «загнивание капитализма», «расцвет социализма», «социальное равенство» и «дружба народов», а также такие перлы, как «экономика должна быть экономной», «единодушная признательность» и т.д. и т.п. Миф, провозглашенный в начале 60-х годов, что через 20–25 лет мы будем жить при коммунизме, принес разочарование и утрату той перспективы, которая питала людей в их стремлении к благополучию и счастью.
Рушится и миф о ценностях демократии, о ее спасительной роли в истории России. Семантический анализ оценки понятия демократия показал, что после взлета надежд в начале 90-х годов оно приобрело не просто неприемлемое, но и оскорбительное значение, хороня под своими обломками то, что на самом деле может быть непреходящей ценностью.
Наряду с мифами пышным цветом расцвели стереотипы, когда в сознании людей формировалось упрощенное, схематизированное, зачастую искаженное представление о происходящих процессах и явлениях. Стереотипы от других видов знания отличаются тем, что базируются не на научной основе, а на случайных, отрывочных, а то и ложных сведениях. Но они живучи, так как связаны с существующей системой ценностей, в которой нередко превратно трактуются объективные потребности общественного развития, но зато чутко улавливаются утилитарные интересы людей. И влияние стереотипов тем сильнее, чем больше в обществе нарушены нравственные и правовые критерии оценки поведения людей.
Именно скованность застойной поры способствовала появлению целого букета стереотипов, нанесших огромный вред представлению об истинной ценности социального положения человека. В этих условиях принципы К.Пруткова «казаться больше, чем ты есть» и даже «быть больше того, чем ты кажешься» проявились в опасной многоликости поведения человека, когда он в официальном плане предстает одним, а в личной жизни, товарищеской обстановке – другим.
Разновидностью этого двуличия является глубокая убежденность в том, что общие требования к сознанию и поведению касаются большинства людей, а какой-то категории можно делать «небольшие» исключения. Отсюда недалеко и до элитарного сознания. Каково оно? Прежде всего, это сознание своей зависимости от «верхов», а не от низов, уверенность, что решать твою судьбу будут не подчиненные, а вышестоящие руководители. И это в большинстве случаев было так. Поэтому можно поболтать о демократии, об участии трудящихся в управлении, а самому осознавать свою независимость от этих трудящихся (по данным 1987 г., только 16% руководителей учитывали в своей работе общественное мнение). Переход к рыночным отношениям не ослабил, а, наоборот, взбодрил элитарное сознание, которое теперь уже нередко базируется не столько на самом факте владения властью, сколько на значительных, а порой огромных различиях в доходах. Элитарность питается атмосферой вседозволенности, созданной неупорядоченными действиями политической власти, невозможностью ее ограничить ни экономическими, ни правовыми рычагами. Для элитарного сознания и поведения нет никаких ограничений даже в той части, которая касается чести и достоинства людей других социальных групп.
Не меньше бед принесла и показуха. В сознании работников (как служащих, так и рабочих) распространилось стремление создать впечатление о «большой» и «трудной» работе. И чем больше бездельничал человек, тем больше он старался продемонстрировать видимость работы. Брались и провозглашались обязательства, которые никогда не выполнялись полностью, формировались рекламные группы для показа «достижений».
Показуха не исчезла и в условиях рыночных отношений: она только модифицировалась, приобрела новые формы и новый облик, породила немало игр в поддавки, в создание дутых авторитетов. Мало ли сейчас в аппарате управления людей, которые взлетели вверх на умении себя подать, на умении говорить, а не работать?
Одновременно развиваются и модифицируются самые изощренные формы социального паразитизма. В обществе сложилась огромная армия бездельников, которых заставить работать не удавалось: часто общество терпело поражения в борьбе с прослойкой, умело и хищно эксплуатирующей несовершенство общественных отношений, и спекулирующей на гуманизме.
Попирает моральные принципы жизни людей и протекционизм. Стремление удержаться у власти любой ценой породило целую серию приемов, причем семейственность была скорее примитивной отрыжкой прошлого. Гораздо опаснее было создание различных групп давления, групп взаимоподдержки, от которых недалеко до формирования мафиозных групп.
Существует и сознание воинствующего мещанства, т.е. той категории людей, которая привыкла «красиво жить». На определенном этапе они как-то скрывались, хотя общество знало об их существовании. Но вот с 70-х годов эти люди открыто стали кичиться своими «достоинствами», проповедуя не «тихую» мещанскую, а наступательную идеологию, перед которой иногда пасовали честные люди, не найдя способов бороться с ней.
Следует отметить и феномен социологической пропаганды, которая во многом преуспела в СССР и преуспевает в сегодняшней России. С помощью эталонов поведения, атрибутов повседневной жизни людям навязываются образцы, несовместимые с национальными традициями, обычаями и культурой [6]. Вместе с тем социологическая пропаганда может использоваться и в позитивном направлении, когда пропагандируются материальные носители духовного богатства народа.
В заключение несколько слов о таком явлении, как маргинальное сознание и поведение. Маргинализация подразумевает разрыв, потерю объективной принадлежности к некоей социальной общности без последующего вхождения в иную или без полной адаптации в новой общности. Примеры маргинальности: горожане сельского происхождения, дети из межнациональных семей, представители третьих стран, получившие европейское образование, эмигранты.
Понятие маргинальность ввел американский социолог Роберт Парк (1864–1944). Изучая расовые проблемы в южных штатах, он обозначил этим понятием положение мулатов. Иначе говоря, это характеристика пограничных, промежуточных, стоящих на рубеже культур, явлений, социальных субъектов, статусов.
Маргинальные люди имеют отношение к двум или даже нескольким различным группам, не принадлежа ни к одной из них полностью; их субъективное представление о себе и объективное положение довольно противоречивы. Маргинальный человек «живет в двух мирах и в обоих он более или менее посторонний» (Р.Парк). Затрудняя личностную идентификацию с определенной группой, эта амбивалентность способствует размыванию норм и ценностей исходной субкультуры без соответствующего приобщения к новой субкультуре.
Главный признак маргинализации – разрыв социальных связей, причем в «классическом» случае последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи. При включении маргинала в новую социальную общность эти связи в той же последовательности восстанавливаются, причем установление социальных и духовных связей, как правило, сильно отстает от установления связей экономических.
Социальная и территориальная мобильность, изменения социально-экономического статуса, перемещения в культурном пространстве, столкновение с моральными нормами иного типа приводят личность к необходимости борьбы за выживание, в которой она может проходить через конкуренцию, конфликт, адаптацию вплоть до ассимиляции. Именно поэтому маргинальность характеризуется стремлением к интеграции – желанием «войти» в группу, занимающую более высокий социальный статус, преодолеть значительную социальную дистанцию.
Маргинализация личности в условиях нарушения сложившихся социальных связей может вести к диссоциации человека, тем самым вызывая психологическое напряжение, страх, стесненность, зависть, поведение, не совпадающее с общепринятыми нормами. Маргинальная личность обладает рядом характерных черт: беспокойством, агрессивностью, честолюбием, эгоцентричностью. Именно поэтому первоначально маргинальность оценивалась негативно и связывалась с проявлениями социального дискомфорта и девиации. Однако ее социальное значение может быть положительным: отсутствие жестко очерченных норм и связей способствует повышению активности, проявлению инициативы, выработке культурных и социальных нововведений.
Таким образом, личность – продукт исторического развития, результат активной предметной деятельности и общения. Свойства личности зависят от общественно-экономических, социально-культурных и предметно-деятельностных особенностей ее образа жизни. Личность не только объект, но и субъект социальных отношений. Она характеризуется автономностью, способностью противопоставлять себя обществу, формировать новые общественно необходимые функции и образцы поведения. Вместе с тем личная независимость, творческая активность предполагают наличие самосознания, способность к рефлексии – самоанализу, самооценке, самоконтролю – и их согласование с объективными условиями жизни общества.
Литература
1. Современная западная социология: Словарь. М., 1990. С.162.
2. См. подробнее: Борисова Л.Г., Солодова Г.С. Социология личности. Новосибирск, 1997.
3. См. подробнее: Харчев А.Г. Социология воспитания [о некоторых актуальных проблемах воспитания личности). М., 1990.
4. Ядов В.А. Диспозиционная концепция личности // Социальная психология. Л., 1979.
5. См.: Бойков В.Э., Иванов В.Н., Тощенко Ж.Т. Общественное сознание и перестройка. М., 1990.
6. Лавровский А. Американская социологическая пропаганда. М., 1978. В советской литературе эта проблема впервые была затронута О.А.Феофановым (См.: Вопросы философии. 1974. № 1).
