Тексты Пирамид

ТЗО Тексты Пирамид. - Под общ. ред. А. С. Четверухина. - СПб.: Журнал «Нева»; «Летний Сад», 2000. - 464 с., ила.

Художественное оформление С. А. Булачевой

Магические ритуальные надписи, высеченные на стенах коридоров и погребальных камер египетских пирамид - один из важнейших памятников египетской письменности, без которого невозможно понимание религии и культуры страны Нила.

Переводы текстов, выполненные русским востоковедом, учеником Б. А. Тураева А. Л. Коцейовским, снабжены подробным предисловием и комментариями; издание также включает ряд статей, посвященных различным аспектам изучения пирамидных текстов, и фотографии всех надписей из пирамиды фараона Униса.

Для специалистов-востоковедов и всех, интересующихся историей Древнего Востока.

ISBN 5-87516-166-3 Журнал «Нева» ISBN 5-89740-068-7 «Летний Сад»

А. Л. Коцейовский ВВЕДЕНИЕ

§ 1. ВЗГЛЯД ДРЕВНИХ ЕГИПТЯН НА ЗНАЧЕНИЕ КУЛЬТА ПРЕДКОВ

В науке довольно широко распространен взгляд, «будто предки или отцы отделены от богов широкою и непроходимою пропастью... Они (боги) - живые и животворящие силы, благодаря которым только и возможно существование племени, а души умерших, наоборот, существуют только благодаря дарам своих потомков и ведут только призрачное.существование1. В частности, «в такой именно стране, как Египет, в котором заботы о будущей жизни выросли до таких размеров, как нигде больше, совершенно отсутствует верование, будто мертвецы суть могучие духи2». Хотя этот взгляд высказывается таким глубоким знатоком древнего мира, как Эдуард Мейер, позволю себе не вполне согласиться с ним и попытаться внести ряд довольно существенных поправок. Прежде всего, вопреки мнению великого историка, боги едва ли меньше нуждались в получении жертвоприношений, в получении пропитания от сотворенных ими людей, чем души умерших. Ведь даже в изложении поэта, жившего во времена Октавиана Августа, проглядывает мысль, что боги, решив в принципе истребить человеческий род, считали необходимым получать от людей жертвоприношения3. По мнению древних индусов, совре-

менников составления Ригведы, «если бы на мгновение прекратились жертвоприношения, то боги перестали бы посылать дожди, возвращать в известный час зарю и солнце, содействовать созреванию нив, потому что они не захотели бы и даже, как иногда подозревают, не могли бы больше делать этого»4. По представлениям вавилонян, боги, почуяв запах жертвы, летят к ней подобно рою мух5, и сотворение человека объяснялось потребностью в создании существ, на которые можно было бы возложить обязанность служения богам6. Египтянам также не было чуждо представление, будто жертвоприносительный ритуал имел большое значение для поддержания жизни и благоденствия богов7. Таким образом, если люди существуют только благодаря богам, то и боги не могут обходиться без человеческих услуг: дары живущих на земле людей имеют громадное значение не только для душ умерших, но и для самих богов. Любопытно, что, по некоторым верованиям, боги нуждались не только в получении съестных припасов, но иногда призывали людей на помощь против различных демонов и чудовищ. Наиболее яркий пример этого мы видим в известной драме индусского писателя Калидасы: «Мужеством добытая Урва-си8, где царь Пурурувас спасает небесную деву от великанов9. Сам царь богов Индра вынужден призвать того же Пуру-руваса на помощь против угрожавших его царству исполинов10. Так, и славнейший из эллинских героев Геракл первоначально считался смертным спасителем царства богов, победителем гигантов, которые не могли быть сражены никем из богов". Подобный взгляд, надо полагать, не был чужд и египтянам. Ведь в состав войск, принимавших участие в подвигах своих божественных царей, вроде Осириса, Гора, Сетха и т. п., несомненно входили также и простые смертные, и их подданные, да и теперь некоторые из блаженных умерших принимают участие в отражении и изрезыва-

нии Нехахира, который каждую ночь нападает на путешествующего в потустороннем мире солнечного бога12. Если боги, которые всегда и везде ставились бесконечно выше человеческого рода, не могли обходиться без услуг со стороны людей, то следует ли утверждать, будто души умерших не были могущественными духами, основываясь только на том, что мертвецы нуждаются в соблюдении заупокойного культа? Ведь и па нашим русским народным верованиям, мертвецы нуждаются в погребении и панихидах, и в то же время являются существами, которые могут представлять серьезную опасность для живых. Кто не слыхал в детстве рассказов об умерших мужьях, которые приходили по ночам к своим безутешным вдовам, пока не умерщвляли этих последних или не были пробиты осиновым колом? Или как убитые мстят своим убийцам? И как некоторые мертвецы отплачивали живым за оказанные услуги? Если мы обратимся к греческой мифологии, то натолкнемся на яркие следы того, как душа умершего оказывалась единовременно и могущественной и бессильной. Так, душа убитого может сама отомстить за себя13 или принудить мрачных эринний к неотступному преследованию убийцы14, но в то же время нуждается во мстителе15. Могучая тень Ахилла может не дать попутного ветра ахейцам, пока они не принесут ему в жертву на его могиле Поликсену16, хотя и не может, по-видимому, забрать несчастную девушку своею силою. Точно так же Эдип нуждался в охране со стороны жителей Аттики17, хотя ему и предстояло вступить в сонм грозных и могучих покровителей этой страны18, и вообще, герои могли сделаться гениями-покровителями страны только в том случае, если она справляла их заупокойный культ19.

Любопытно, что Орест и Электра призывают на помощь души Агамемнона и прочих умерших участников троянской войны наряду с Зевсом и Герой20. Нечто подобное можно

сказать даже о древнем Израиле, как ни плохо мы знакомы с его представлениями о потустороннем мире. Очевидно, и этот народ считал чрезвычайно важным для умерших, чтобы живые заботились о них. Недаром к числу наказаний за грехи относилось съедение трупа собаками или птицами21, но помощь души умершего могла оказаться нелишней, почему Саул и мог обратиться к Самуилу, хотя этот последний давно уже почивал смертным сном22.

Что касается египетской литературы, то в ней встречается, может быть, больше, чем в какой бы то ни было иной литературе, указаний на существование верования, будто покойники играют большую роль в жизни переживших их людей то как враждебные, то как дружественные духи, и живущим приходится серьезно заботиться о приобретении расположения умерших во избежание печальных последствий, хотя мертвецы в то же самое время не могли защитить себя от обид со стороны живущих и нуждались в услугах этих последних. Наиболее полно и ярко отразилось это представление в известной сказке о приключении известного мудреца и знатока старинных заклинаний Сетны-Хамуаса, может быть, сына Рамсеса II23, с мумиями24. Дело в том, что он, желая добыть древнюю магическую книгу, положенную в гробницу древнего мудреца Неноферкапта, проникает в эту гробницу, но умерший волшебник силою заклинаний заставляет своего живого коллегу провалиться в землю до самых ушей25. Правда, вовремя принесенные талисманы Пта спасают Сетну от ужасной гибели, и он даже получает возможность похитить свиток, из-за которого едва не погиб26, но Неноферкапта предсказывает, что заставит похитителя не только вернуть похищенную книгу, но еще принести искупительную жертву27. Царственный отец Сетны также предвидит, что победа его сына над мертвецом, в конце концов, превратится в поражение и советует сыну возвратить похи-

щенную книгу, во избежание мести Неноферкапта28, и, действительно, не послушавшийся благого отеческого совета Сетна, благодаря козням мертвого волшебника и его жены,

готов совершить гнусное насилие над дочерью жреца, готов отдать случайно понравившейся девице все свое имущество, лишить своих детей всех прав на наследство и даже истребить их30. Возможно, что все это любовное приключение Сетны было только страшным сном31, но после него Сетна пробуждается в незнакомом месте и у него не оказывается одежд. Благодаря содействию того же Неноферкапта, Сетне удается получить одежду для возвращения в Мемфис32. После этого Сетна возвращает в гробницу Неноферкапта похищенную книгу и приносит ему умилостивительную жертву33. Любопытно, что мертвец, одержавший такую блистательную победу над Сетною, как оказывается, нуждается в услугах этого последнего. Неноферкапта просит Сетну перенести в его гробницу останки его жены и ребенка34.

Очевидно, он не мог сделать этого без помощи живого человека. Такой же точно взгляд на мертвецов, как на могущественные и бессильные существа в одно и то же время, встречается и в других литературных памятниках всех времен.

Так, рассказывают, что только мудрость уже умершего Сенасириса спасла Египет от унижения пред эфиопским волшебником. Всем известно точно также, что мертвецы нередко вторгались в жизнь переживших их людей как злокозненные демоны, причиняющие болезни и смерть живым существам. Недаром в египетской системе лечения главную роль играли не лекарственные снадобья, а заклинания35.

Особенно опасны были они для детей56, но и взрослые должны были остерегаться умерших и стараться заслужить их расположение.

По-видимому, мертвецы помнили "об оказанном им добре. Вот почему один из сановников Нового царства обра-

А. Л. Коцейовский

щенную книгу, во избежание мести Неноферкапта28, и, действительно, не послушавшийся благого отеческого совета Сетна, благодаря козням мертвого волшебника и его жены, готов совершить гнусное насилие над дочерью жреца29, готов отдать случайно понравившейся девице все свое имущество, лишить своих детей всех прав на наследство и даже истребить их30. Возможно, что все это любовное приключение Сетны было только страшным сном31, но после него Сетна пробуждается в незнакомом месте и у него не оказывается одежд. Благодаря содействию того же Неноферкапта, Сетне удается получить одежду для возвращения в Мемфис32. После этого Сетна возвращает в гробницу Неноферкапта похищенную книгу и приносит ему умилостивительную жертву33. Любопытно, что мертвец, одержавший такую блистательную победу над Сетною, как оказывается, нуждается в услугах этого последнего. Неноферкапта просит Сетну перенести в его гробницу останки его жены и ребенка34.

Особенно опасны были они для детей36, но и взрослые должны были остерегаться умерших и стараться заслужить их расположение.

По-видимому, мертвецы помнили об оказанном им добре. Вот почему один из сановников Нового царства обра-

А. Л. Коцейовский

щается к духу своей жены Ери через три года после ее смерти с просьбой не мучить его, так как он с самого дня бракосочетания не сделал ей ничего худого, заботился, чтобы она получала должный почет со стороны подчиненных ему солдат, обращался к старшему врачу во время ее болезни, заботился о ее погребении37. Очевидно, автор этого письма надеялся пристыдить душу своей жены, которой он приписывал свою болезнь. Любопытно, что покойники считались опасными не только для живых, но и для умерших.

При всем том умершие должны были дорожить добрым мнением живых, чтобы эти последние не ленились произносить жертвоприносительные формулы и совершали жертвоприношения душам умерших38.

Поэтому в загробных надписях усиленно подчеркиваются заслуги умершего перед царем, родиной и перечисляются все его добродетели39.

Такие перечисления обязательно содержат в себе обращения к живущим с просьбою произнести заупокойную жертвоприносительную формулу40. Прибавляется обещание наград за исполнение этой просьбы. А именно, дается обещание, что люди благочестивые по отношению к покойникам достигнут глубокой старости и передадут свой сан детям41, следовательно, предполагается, что покойник сумеет отблагодарить за оказанные ему услуги. Иногда покойник является в роли гения-хранителя42. Любопытно, как я уже имел случай указать в другом моем исследовании43, что покойники далеко не всегда действуют своею силою.

Так, надгробные надписи угрожают оскорбителям гробниц тем, что обиженный ими покойник позовет их на суд великого бога, возле которого он пребывает44. В известном «разговоре утомленного жизнью со своею душою» говорится, что попавший в потусторонний мир делается живым

богом, который карает за грех творящего его45 и не получает отказа от Ра ни на какие свои просьбы46. В другом тексте говорится, что Ра слышит молитвы лежащего во гробе47. В этом отношении очень интересна абидосская надпись Рамсеса II, где он обращается к своему покойному отцу Сети I с просьбой даровать продолжительное царствование, а тот отвечает из загробного мира, что он молится богам о его долголетии и благоденствии48. В папирусе Харрис постоянно влагаются в уста отшедшего в иной мир Рамсеса III молитвы богам за сына49. Таким образом, в Древнем Египте было распространено представление, будто умершие могут делаться предстателями и теплыми молитвенниками за людей пред богами50.

Словом, наряду с прочими представлениями об умерших, существовало представление, приближающееся к нашим верованиям в силу молитв блаженных умерших, но такое представление отнюдь не было господствующим, а обыкновенно полагали, по-видимому, что покойники действуют своею силою, своею мудростью51, как и боги. Правда, иногда можно было парализовать вред, причиняемый злыми мертвецами. Для этой цели у нас служит, как известно, осиновый кол. У древних греков считались необходимыми особенные очищения, чтобы душа убитого не могла натравливать на своего убийцу злобных эринний52. В этом случае убийца становился под защиту Аполлона53. Точно так же и в Древнем Египте можно было противодействовать козням злых мертвецов, прибегнув к заступничеству какого-нибудь великого бога. Рассказывали, например, что младшая сестра Нафруры, супруги Рамсеса II, бактанская принцесса Бинтрашит страдала от духа умершего; присланный фараоном для ее излечения знахарь оказался бессильным, и тогда отец несчастной должен был просить своего зятя о присылке египетского бога, который бы прогнал

злокозненного мертвеца54. Эта задача выпала на долю Хонсу, исполнителя планов, который действительно исцелил несчастную царевну уже одним своим прибытием к месту ее нахождения35, но мертвец перед своим уходом все-таки мог выговорить себе великое жертвоприношение56. Древние надписи на царских гробницах доказывают, что сам бог мертвых был естественным защитником блаженных умерших от злых мертвецов57. До наших времен дошло довольно много заговоров против мертвецов, в которых (заговорах) произносящий их стремится заручиться помощью Ра против злокозненных мертвецов58. Нередко также делаются попытки напугать мертвеца указанием, что каждый член больного находится под защитой какого-нибудь бога59. Нередко заклинания против мертвецов, причиняющих болезнь, имеют характер угрозы другого рода. Так, заклинатель указывает, что он может разрушить гробницы и прекратить жертвоприношения мертвецам, не желающим оставить в покое больного, для которого произносится заговор60. Иногда заговор превращается в попытку внушить болезнетворному демону мысль, будто ему гораздо приятнее было бы находиться у себя дома, чем возле больного ребенка61. Тем не менее, позволю себе думать, что нельзя видеть существенного различия между мертвецами и богами в том, что мертвецов можно было прогонять при помощи заклинаний или при помощи какого-нибудь великого бога. Ведь мысль, что боги ни в коем случае не становятся поперек дороги один другому, не вступают в борьбу между собою, встречается крайне редко или почти не встречается. Я могу припомнить только один случай, где богиня утверждает, будто по закону богов ни один бог не мешает действиям другого62, но несколькими строками ниже та же богиня утверждает, что она не допустила бы Киприды погубить Ипполита, если бы не боялась Зевса63. Таким образом, соблюдение упомянутого

«закона богов» обусловлено только страхом перед самым могущественным богом. В другом месте у того же самого автора, на которого я только что сослался, находим мысль, что одерживает победу тот, на чьей стороне сражаются более могущественные боги, что афиняне сильнее аргосцев, так как первых защищает Афина, которая не может быть побеждена, а последних Гера64. Все содержание «Илиады» сводится не только к рассказу о борьбе воспеваемых в ней героев, но не в меньшей мере является рассказом о столкновениях покровительствующих этим последним богов65, причем все они почти беспрекословно повинуются воле Зевса и покидают по его приказанию поле сражения66.

В «Одиссее» точно так же Калипсо должна беспрекословно исполнить повеление более могущественных богов, отпустить домой своего любимца Одиссея67. Наиболее ярким примером отступления более слабых божеств перед более сильными являются, пожалуй, знаменитые сцены в дельфийском храме, куда Орест спасается от преследующих его эринний, где они не смеют схватить его, так как боятся стрел далеко разящего Феба68. Образцом подчинения более слабых богов более могучим следует считать также историю Прометея69 и мифы о войнах богов между собою за власть над миром70.

Точно такие же воззрения на отношения богов между собою можно констатировать и в древнем Риме, где полагали, будто Юнона пыталась погубить остатки троянцев, спасшихся после разрушения Трои71, и с этой целью она побуждает Эола выпустить подвластные ему ветры на флот Энея72, но Нептун, вынырнув из глубины морской, разгоняет бурные ветры и успокаивает морское волнение73, чем разрушает план супруги Юпитера. Точно также Ютурна защищает Турна от Энея, пока фурии не обращают ее в бегство74. С подобным же воззрением на отношения богов между собою мы

встречаемся и в вавилонской мифологии. Там мы находим рассказ о том, как лунный бог подвергался притеснениям со стороны «семи злых»75. Эришкигаль, богиня смерти, запирает богиню любви и производительных сил природы Иш-тар в преисподней, напускает на Иштар различные болезни, но, узнав, что вышние боги желают ее освобождения, отпускает ее в царство живых76. Нергал не смеет сопротивляться воле сонма богов и позволяет Намтару увести себя в преисподнюю77. Эришкигаль, убедившись в невозможности бороться с Нергалом, подчиняется ему и предлагает себя ему в жены78. - Финикийская мифология точно также проникнута убеждением, что одни боги бывают вынуждены уступать другим, как это явствует из дошедших до нас отрывков Филона Библского. Они говорят (позволю себе удерживать имена собственные в том виде, в каком они переданы нам Филоном), что Эпигей-Уран неоднократно пытался насиловать Гею, что ее союзники неоднократно отражали Урана79, что Крон победил Урана, лишил его власти и овладел царством80, что Димарунт потерпел поражение и был обращен в бегство во время войны с Понтом81. Аналогичное представление о богах господствовало и в Древнем Египте. Сюда относятся всем известные эпизоды из мифа об Осирисе, и прежде всего умерщвление этого бога Сет-хом и его сообщниками82, затем победа над Сетхом сторонников Осириса83, расправа Гора с Исидой, после того, как она позволила себе выпустить на свободу84 взятого в плен Сетха. Сюда относятся и представление об истреблении врагов Осириса85, и сохраненные в магической литературе мифы о смерти Гора86. Здесь же следует вспомнить, что в египетской литературе встречаются намеки на насильственный способ приобретения власти царями богов87. К сказанному следует прибавить, что в магической литературе, по-видимому, предполагается, что и боги, а не только мертвецы,

состоят в полном подчинении искусному заклинателю. При чтении магических текстов иногда даже получается такое, впрочем, сильно преувеличенное впечатление: древние составители заговоров не имели веры в божества, в нашем смысле слова. Правда, бог в древних заговорах всегда является несравненно могущественнее человека, но человек может заставить его поступать по своей воле подобно тому, как он подчиняет своей воле и делает полезными для себя животных, далеко превосходящих его физической силой. Такое впечатление бывает особенно ярким при чтении египетской магической литературы. Там нередко мы встречаемся с угрозами богам со стороны произносящего заговор. Иногда богам угрожают прекращением жертвоприношений в случае неисполнения требований88. Иногда к этому присоединяется угроза, что непослушный бог лишится доступа в дом Гора89, а в одном случае произносящий заговор утро-

ПЛ

жает, что он вырвет локоны, находящиеся на голове бога'". В одном случае произносящий заговор угрожает, что Ра будет питаться рыбами, а Нил - правдою, в случае невыполнения требований91. Иногда угрожают богам гневом других богов92. Любопытно, что в одном случае угрожают, что фалл Ра поглотит голову Осириса93, а в другом случае говорится, что Осирис пожирает всякого бога и всякую богиню, осмеливающихся не повиноваться произносящему заговор94. Особенно важно было заручиться знанием имени бога: кто знал имя бога, тот держал бога в своих руках. Ведь божьи имена заключают в себе страшную силу. Произнося таковое на берегу реки, можно было осушить ее, а произнося его на суше, можно было достигнуть того, что из земли начинали сыпаться искры.

Когда крокодил нападает на волшебника, знающего божье имя, он силою этого имени заставляет землю падать в воду, превращает юг в север и переворачивает землю. Сло-

вом, бог должен был оказывать всяческое содействие лицу, знающему его имя95. Все вышеприведенные факты убеждают меня в том, что боги находились не в меньшей зависимости от искусных заклинателей, чем мертвецы, и что боги точно также бывали вынуждены уступать воле других богов, как и мертвецы; следовательно, едва ли будет ошибкой, если мы скажем, что мертвецы в представлениях древних народов, в том числе и египтян, были существами того же порядка, что и боги. Для доказательства того, что смерть не являлась уничтожением могущества, позволю себе сказать, что многие великие боги считались умершими и тем не менее пользовались всеобщим почитанием. Таков прежде всего самодержец греческого Олимпа - Зевс, могилу которого показывали на Крите, возле города Кносса96. Точно также Геракл, культ которого был распространен по всей Греции, считался умершим царем Египта, и его могилу помещали в Египет, на острове Фарос97. В римской мифологии божественный покровитель Рима считался, по мнению некоторых, убитым во время смотра римских войск98. Точно также у древних иранцев Яма, царь мертвых, считался первым человеком, праотцом человеческого рода, некогда могучим царем и первым вкусившим смерть, то есть мертвецом, что не мешало ему, конечно, считаться одним из могущественнейших богов99. Едва ли нужно распространяться о том, что малоазиатский Аттис и семитический Фамуз считались вкусившими смерть100.

Что касается древних египтян, то у них, по-видимому, чуть ли не все боги без исключения считались древними мертвецами. Ходячее представление, будто Осирис, как первый земнородный, был и первым покойником, будто до него боги не умирали, а возносились101, едва ли может считаться правильным. Ведь в глубоком подземелье находились гробницы Атума, Ра, Хепрера, Шу, Тефнут, которые считались

предками Осириса102. По преданию, Осирис изобрел искусство обрабатывать хлебные злаки, после того как Исида нашла их на могилах своих родителей103. Следовательно, Геб и Нут также считались мертвецами. Бог, ставший героем едва ли не самой фантастической египетской сказки, Бата,

как говорили, умер после тридцатилетнего царствования"". Едва ли можно сомневаться, что считался умершим и Ану-бис, наследовавший власть над Египтом после своего брата Баты и считавшийся одним из царей потустороннего мира. Исида точно также умерла и была погребена, как и ее брат Осирис105. Таким образом, утверждение Диодора, что царствовавшие в Египте боги были смертными людьми106, коренится, пожалуй, не только в эвгемеризме Диодора или автора, трудом которого он пользовался при составлении истории Египта, но также и в воззрениях древних египтян, которые, по-видимому, полагали, что боги были могущественнейшими из мертвецов и отличались от простых мертвецов, главным образом, степенью своего могущества, но и эти последние были наделены особою сверхъестественною силою, почему живущие должны были очень и очень считаться с отошедшими на тот свет. Действительно, кое-где в древнейших надгробных надписях мы встречаемся с намеками на то, какое значение для живущих имеет правильное отправление культа умерших. Так, мы узнаём из этих надписей, что покойник оставался «владыкой дома», что его рука была на вещах его107, то есть по-видимому, покойник оставался хозяином имущества, находившегося в пользовании его наследников, подобно тому, как, по славянским верованиям, дух предка - «дедушка домовой» - является хозяином в усадьбах своих потомков, и от него в значительной степени зависит благосостояние и здоровье потомков; поэтому со стороны древнего египтянина было совершенно естественно уверять своего предка, будто он (живу-

щий) возделывает хлебные злаки для него (своего предка)108, чтобы задобрить этого последнего, сделать его благосклонным к своим полевым работам. Как у нас, русских, считается невозможным содержать лошадей в полном здравии и благополучии без благосклонности к ним со стороны дедушки домового, так и по воззрениям древних египтян, без благосклонного отношения блаженных умерших, принятых в царство Осириса, невозможен урожай. Ведь для них наводнены поля и зеленеют берега, когда царь совершает жертвоприношения109. Как в русской народной сказке Иванушка дурачок затмевает своих умных братьев и женится на царевне и делает таким образом блестящую карьеру благодаря благоговейному отношению к последней воле отца110, так и по учению древнеизраильской религии, благословение отчее утверждает домы чад, а по верованиям древних египтян, покойники имели возможность оказывать содействие во всех предприятиях и в служебной карьере. По крайней мере, иногда в египетских надписях встречается обещание, что в награду за произнесение жертвоприносительной формулы будет даровано преуспеяние на земле и возможность оставить свой сан детям111. Само собою разумеется, что такой взгляд на значение заупокойного культа принуждал древние народы смотреть на его отправление как на нечто, имеющее первостепенную важность для живущих, почему самодержавный афинский народ мог, не задумываясь, приговорить своих победоносных флотоводцев к смертной казни за неоказание погребальных почестей в море погибшим согражданам, вместо награды за только что одержанную победу. Этот взгляд на значение заупокойного культа для живущих был во все времена и у всех народов одной из важнейших причин того, что живущие не останавливались перед расходами, чтобы воздавать должное теням умерших. Наиболее характерно это было для древних египтян. Но с течением времени, по

мере того, как одно поколение за другим уходило туда, откуда никто не приходит, правильное отправление заупокойного культа всех умерших, имевших на него право, мало-помалу делалось совершенно невозможным, так что даже в Египте переставали отправлять заупокойный культ давно умершим мертвецам, и египетский поэт имел полное право сказать: «Строящие из камня-гранита, сооружающие пирамиды, прекрасные в этой прекрасной работе, подобные богам, имеют пустые жертвенники, точно также, как несчастные утомленные, умершие на плотине, не имеющие потомства на земле, как утонувшие в воде, как те, с которыми беседуют рыбы»

§2. ВЗГЛЯД ЕГИПТЯН ЭПОХИ ДРЕВНЕГО ЦАРСТВА ''

НА ЗНАЧЕНИЕ КУЛЬТА УМЕРШИХ ЦАРЕЙ

У всех древних народов глава государства - царь представлялся не таким, как прочие смертные: он являлся или богом, или наместником бога, во всяком случае, посредником между людьми и богами, чем и объясняется тот замечательный факт, что царский сан удерживался даже в тех случаях, когда отменялась царская власть, как это было, например, в Риме113 и Афинах114. У сумерийцев и семитов царь, хотя и не почитался богом, являлся все-таки помазанником божьим, избранником, на котором почивает дух божий115. Но нигде царская власть не имела такого громадного значения, как в древнем Египте. Уже географическое положение этой страны должно было содействовать развитию в ней монархической власти.

Действительно, Египет занимал небольшое пространство, равное приблизительно 9/ю площади Бельгии, но эта небольшая страна (Египет) окаймляет, подобно узкой ленте, на

протяжении добрых 1500 верст течение Нила. Притом следует заметить, что нигде, за исключением Дельты, не достигает и 20 верст ширина узенькой полоски земли, именуемой Египтом116, так что почти повсеместно можно было в один и тот же день пройти через весь Египет в направлении с запада на восток и обратно; следовательно, можно без преувеличения сказать, что весь Египет состоял из пограничных областей, и эти пограничные области были со всех сторон открыты нападениям воинственных соседей, были лишены какой бы то ни было природной защиты, если не считать бесчисленных каналов, рукавов, озер и болот Нила. Таким образом, Египет в некоторые периоды своей истории мог превращаться в штурмуемую со всех сторон крепость, тем более, что плодородные поля нильской долины не могли не привлекать алчных взоров соседних обитателей пустынь.

В самом деле, с запада Египту угрожали ливийцы, о войнах с которыми мы читаем в надписях фараонов различных эпох.

На востоке приходилось иногда, особенно в древнейшие эпохи, вести войны с троглодитами; с юга вторгались эфиопы; с севера нередко врывались полчища азиатских завоевателей и разливались огненным потоком по берегам Нила. Все это приводило египтян к сознанию, что им необходима сильная военная организация, которой была бы подчинена вся страна, которая в любой момент могла сосредоточить все силы страны на любом фронте. Естественно было желать при таких условиях, чтобы власть верховного командования была безгранична. Таким образом, уже самое географическое положение древнего Египта делало для него необходимым и неизбежным создание сильной монархической власти. В самом деле, эпохи наибольшего развития власти фараонов являются вместе с тем и эпохами наибольшего внешнего могущества, наибольшего блеска египетского го-

сударства; когда же власть царей ослабевала, слабело и их государство, Египет утрачивал способность не только расширять или хоть удерживать свои владения в чужих странах, но даже терял всякую обороноспособность и становился жертвой неприятельских нашествий, а иногда и чужеземного завоевания. Не меньшее значение имела сильная монархическая власть для того, чтобы население древнего Египта имело возможность не умереть с голоду. Ведь Нил дает египетской почве необычайное, плодородие не даром, а в виде платы за каторжный, истинно египетский труд земледельцев, и то лишь при том условии, если их труд правильно организован, если вся страна покрыта сетью оросительных каналов и различных приспособлений, проводящих воду туда, куда она не могла бы проникнуть без содействия феллахов, неустанно черпающих воду своими «шадуфами», несмотря на палящий зной солнца, при котором им приходится работать, если устроенные где следует шлюзы не дают превращаться громадным прибрежным участкам земли в сплошное болото. Необходимо, чтобы живительная нильская влага не застаивалась в одних местностях чересчур долго и не оставляла бы другие совершенно неорошенными или мало орошенными. Выполнение такой задачи было непосильным не только для отдельных земледельцев, но даже и для отдельных земледельческих сообществ; поэтому государство брало на себя верховный надзор за состоянием оросительных и полевых работ во всей стране; создавалось воззрение, что лицо, в руках которого сосредоточена вся полнота государственной власти, является как бы опекуном всего населения Египта, опекуном, заботящимся о благе всех классов, всех слоев общества, стоящим превыше всех классовых и сословных предрассудков, так как он стоял высоко над всеми сословиями и классами, причисляясь к богам, а не к смертным людям. Ведь цари, подобно Апису, Мневису, Мен-

десскому барану, крокодилу Сухосу и т. д., были священными животными, воплощениями богов, то есть богами еще при своей жизни117. Давным-давно уже указано, что цари считались воплощениями Гора и Сетха118, но можно сказать, что фараон являлся также воплощением обеих богинь, прокровительниц Египта, то есть Нехбет и Уаджит и, пожалуй, как это ни странно на современный взгляд, обеих корон - южноегипетской и североегипетской119, бывших фетишами или, пожалуй, воплощениями неких могучих божеств и одновременно могучими богинями. По крайней мере, в титулатуре царь носит имена всех этих божеств120, а потому позволительно думать, что египетские цари считались носителями божественной и благодетельной силы всех божеств, которых воплощали в себе. Отсюда следовало, что царская власть должна была считаться безграничною, но в то же время божественное достоинство налагало на фараонов обязательство - стараться прилагать все усилия, чтобы блистать всеми добродетелями, всеми достоинствами, какие приписывались божествам, воплощавшимся в особе царя.

Вот почему, при всех крайностях и недостатках, правление фараонов отличалось все-таки благожелательным, покровительственным отношением к подданным. В голове древнего египтянина поэтому, естественно, должен был возникнуть вопрос: если царь еще при жизни воплощал в своей особе едва ли не все божества, покровительствующие Египту, и являлся добрым богом, благодетельствующим своему народу, то не останется ли он и после смерти источником всяких благ для своих подданных, конечно, в том случае, если эти последние сумеют угодить ему, воздавая ему должное почитание как при его жизни, так и после его смерти? Само собою разумеется, если в глазах древнего египтянина имел громадное значение культ даже простых покойников, проис-

ходящих не от царской крови, то не было ни малейшей возможности дать отрицательный ответ на этот вопрос, и можно представить себе, как важен был, по мнению обитателей нильской долины, культ умерших государей. В древних надписях встречаются кое-какие указания, которые являются несомненным подтверждением только что высказанной мысли. Так, тексты пирамид сообщают нам, что царственный покойник не только получал для своего собственного употребления непортящиеся еду и питье, но и кормил и поил ими тех, кто состоял при его особе121.

При этом, как можно думать, люди, имеющие сан, выдвинувшиеся на царской службе государевы любимцы имели больше шансов получить свою долю при раздаче яств и питий своего властелина122. Таким образом, умерший царь и в потустороннем мире оставался владыкой своих мертвых подданных, как и тогда, когда они были живы, и раздавал им жалованье сообразно с саном каждого из них. На этом основании соблазнительно думать, что известная заупокойная жертвоприносительная формула «Да даст царь жертву»123 имела в виду первоначально дары умершего, а не живого властелина124.

Принимая во внимание, что самые высокие саны могут быть достигнуты только на царской службе, египтяне, надо полагать, считали необходимым угождать не только живому, но и мертвому государю, чтобы получать при его посредстве жертвенные дары в объеме, соответствующем окладу лица, имеющего высокий сан. Любопытно, что покойники могли повыситься в сане по усмотрению богов потустороннего мира и получить сообразно с этим участь, совершенно не соответствующую тому общественному положению, какое занимали при жизни. Так, нищий, погребенный в рогоже, мог сделаться великим вельможею, стоящим у трона самого Осириса125. В этом можно видеть еще одну побудительную

причину ревностной службы древних египтян своим умершим государям, которые могли за эту верную службу улучшать в потустороннем мире участь своих верных слуг, давать им большее блаженство, чем то, на которое они могли претендовать как на соответствующее их общественному положению. Впрочем, не следует думать, будто царские щедроты в потустороннем мире выпадали на долю только знатных вельмож или уравненных с ними в правах после смерти лиц низших сословий. По-видимому, и не получившие никакого сана пахари, окончив свои земледельческие работы и уйдя на тот свет по тому же самому пути, как и их предки, могли рассчитывать на получение жертвенных даров от царей126. Ведь и в мире живущих цари не оставляют своими милостями простых рабочих127, хотя и не балуют их, как князей128, чересчур богатыми милостями. К сказанному следует прибавить, что умерший фараон сохранял свою власть над живущими, а потому мог отдавать приказания пережившим его людям129 заботиться об укреплении своего дома, то есть, вероятно, гробницы, и прогонять всякие печали от своих потомков130. Из всех перечисленных фактов, может быть, позволительно сделать следующий вывод: по воззрениям древних египтян, было необходимо как можно более заботиться об отправлении культа умерших государей и не останавливаться перед затратами, необходимыми для того, чтобы придать ему как можно более пышности, блеска и величия, так как это было полезным и необходимым не только для усопших властелинов, но не в меньшей степени их подданным, их государству. Вот почему фараоны IV династии, хотя отнюдь не были такими жестокими и безбожными деспотами, какими изображает их нам предание, дошедшее до нас в произведениях греческих авторов131, а, по мнению современных ученых, ревностно заботились о величии культа богов132 и, пожалуй, о благосостоянии своих подданных133, тем не ме-

нее позволяли себе напрягать все силы своей страны, чтобы воздвигнуть себе чудовищные гробницы. Чтобы выяснить себе, насколько разорительна была для Египта эта часть строительной деятельности фараонов, позволю себе привести сохраненные у Геродота цифровые данные о сооружении пирамиды Хеопса и напомнить, что эти сообщения Геродота, как показал Ф. Питри, являются вполне отвечающими

W 17Д

действительности.

По словам «отца истории», над сооружением упомянутой пирамиды должны были трудиться все египтяне, следовательно, в Египте была установлена, так сказать, всеобщая рабочая повинность, предназначенная для удовлетворения заупокойного царского культа. Для этой работы набиралось сто тысяч человек, которые должны были работать в течение трех месяцев, пока не явится на смену им другая стотысячная партия рабочих, и так в течение двадцати лет, пока не были окончены работы над зданием, в котором должен был обитать умерший царь135. Возможно, что сообщение Диодора, будто над сооружением Хеопсовой пирамиды трудилось триста шестьдесят тысяч человек136, не противоречит только что приведенным данным Геродота137, так как Диодор говорит не о величине рабочих партий, а о численности всей рабочей армии, части которой попеременно мобилизовались для работы. Если высказанные мною предположения правильны, то все население Египта во времена Хеопса равнялось приблизительно полутора или двум миллионам человек, из которых триста шестьдесят тысяч взрослых, вполне работоспособных мужчин, приблизительно столько же женщин того же возраста, несколько больше детей, чем взрослых, и некоторое количество дряхлых стариков и старух. Таким образом, больше четверти всего здорового мужского населения древнего Египта в течение двадцати лет при царе Хеопсе, царствовавшем двадцати три

года, то есть почти все время царствования этого государя, должны были трудиться над сооружением его гробницы. Можно себе представить, как отражалась на экономической жизни страны необходимость заставлять четверть, или даже больше, всего работоспособного населения трудиться для сооружения царской гробницы. К этому нужно прибавить, что лишь очень немногие из этих рабочих проживали в непосредственной близости от царских гробниц, громадному же большинству приходилось совершать целое путешествие, чтобы прибыть из своего местожительства к месту, где производились работы, и такое ежегодное передвижение всего рабочего населения страны было, конечно, сопряжено с громадными расходами и большой потерей времени. Любопытно, что египетская армия даже во время страшной войны Рамсеса II с хеттами едва ли была много больше двадцати тысяч человек138; следовательно, египетские цари для сооружения своих гробниц больше напрягали силы своей страны, чем для очень трудной войны, но страна не только не проклинала память этих, казалось бы, безжалостных деспотов, но в ближайшие столетия после их смерти могла даже давать в высшей степени благосклонные отзывы о них139. Это объясняется тем, что все труды фараонов, все их заботы о своем заупокойном культе, как мы только что видели, шли, в конце концов, на пользу не только их самих, но также и их подданных: если этим последним и приходилось нести значительная тяготы, чтобы обеспечить своим властелинам вечное блаженство в потустороннем мире, то эти жертвы, эти лишения сторицею оплачивались как в настоящей, так и в загробной жизни. Только спустя много, много веков после смерти последних фараонов IV династии, когда великое египетское государство утратило навсегда свою самостоятельность и подпало под власть чужеземных государей, чуждых и ненавистных египетскому народу за

свое презрение к его нравам и обычаям, за свое происхождение от презренных чужеземцев, не могла удерживаться в прежнем виде вера в божественность царской власти, хотя официальные надписи до самого падения язычества в древнем Египте не перестают утверждать в стереотипных фразах, будто эта вера пребывала совершенно неизменной. Больше того, народная вера тогда прониклась сознанием, что обладатели верховной власти в благословенной долине Нила могут быть противниками богов в буквальном смысле этого слова.

Так, о Камбизе рассказывали, будто он нанес смертельную рану такому великому богу, как Апис140, и был за то поражен безумием и падучей болезнью141 и, наконец, нанес себе самому смертельную рану в ту самую часть тела, как некогда Апису142.

Об Артаксерксе Охе говорили, будто он разграбил святилища древних египтян143, приказал изжарить Аписа и вместе с приятелями съел его, умертвил мендесского священного овна, поставил на место Аписа осла и велел служить ему144 и т. п. При таком положении дела, вера в божественность царской власти не могла не исчезнуть, по крайней мере, среди широких масс народа, а вслед за исчезновением этой веры неизбежно должно было исчезнуть правильное понимание смысла труда, предпринятого для сооружения пирамид - гигантских сооружений, которых боится, по выражению арабской пословицы, само время; но народ, созерцая громадные гробницы своих древних царей, невольно должен был дать свободу своей фантазии, чтобы дать ответ на невольно возникавший у него вопрос о том, как, для какой цели и при каких обстоятельствах сооружались пирамиды, и только тогда могли сложиться записанные греческими авторами легенды о жестокости Хеопса и Хефрена и о ненависти к ним народа145, и народная легенда превратила

древних благочестивых царей в безбожников, не допускавших принесения жертв богам и вообще совершения богослужения в храмах146, в мучителей, ниспосланных богами Египту147, вероятно, в виде наказания за грехи. Рассказывали, будто ни Хеопсу, ни Хефрену не пришлось почивать в созданных ими пирамидах, будто бы и тот и другой завещали своим близким похоронить их тела где-нибудь в уединенном месте, тайком от народа148.

§ 3. ПЕРЕМЕНА В ПОЛОЖЕНИИ ФАРАОНОВ ПОСЛЕ ВСТУПЛЕНИЯ НА ПРЕСТОЛ V ДИНАСТИИ

Итак, как мы видели в предыдущем параграфе, древнеегипетские цари во все периоды многовековой истории их страны считались богами, имели все права богов и должны были нести также кое-какие обязанности богов по отношению к людям, но, по выражению моего учителя, проф. Б. А. Тураева, «теория не всегда может быть строго выдержана на практике. И среди египетских фараонов были слабые, для которых было не по силам стоять на высоте страшных прерогатив своей власти»149, они оказывались бессильными поддерживать престиж своей власти на той недосягаемой высоте, на которую возносила ее политическо-религиозная теория, и, несомненно, во многих случаях признание божественности царской власти имело характер столь обычной у восточных народов собачьей лести150; поэтому нет ничего удивительного, что в Египте безграничная по идее власть фараонов по временам очень и очень ослабевала. Эпоха IV династии являлась временем едва ли не наивысшей ступени развития монархической власти, так как в те времена в особе царя или, как он тогда именовался, «великого бога», сосредоточивалась вся полнота государственной власти151, и вся страна видела свое счастье в слу-

жении своему государю, но именно это страшное развитие абсолютной монархии таило в себе семена разложения, так как те блага, какие получал народ от своих государей, обходились ему чересчур дорого, и он не мог не отнестись с значительной долей сочувствия к политическо-религиозному движению, которое было бы направлено к ослаблению власти фараонов, в надежде на улучшение своего положения. Словом, в Египте, при смене IV династии пятою, произошло нечто, представляющее некоторую аналогию с тем, что произошло в Западной Европе в эпоху реформации. Подобно тому, как в католической Европе светская власть пап не могла удержаться на той высоте, на какой стояла в средние века и, в конце концов, почти превратилась в ничто, хотя папы и могли по-прежнему стращать своих противников своей громадною властью над участью душ, но эти угрозы не достигали своей цели, так как широкие слои населения во всех почти западноевропейских странах были в большей или меньшей степени затронуты умственным движением, относившимся крайне отрицательно к средневековым идеалам, так как сама католическая церковь в лице своих официальных представителей перестала удовлетворять своим собственным идеалам, так как, наконец, умаление или даже уничтожение всяких привилегий, всяких преимуществ духовенства и в особенности его главы - папы представляло несомненные материальные выгоды для многих овец католической церкви152, - так и в Египте, хотя и сознавали важное значение для страны власти фараонов, хотя и сознавали необходимость царского благоволения для достижения вечного блаженства, все же, в конце концов, значительно ослабили царскую власть тем, что наряду с более древним взглядом на царей как на воплощения божеств, как на живущих среди людей богов, был поставлен взгляд на царей как на происходящих от богов людей, как на потомков бо-

гов - нечто вроде греческих героев. Этот взгляд сделался, пожалуй, господствующим и более распространенным среди народных масс153, так что цари впредь владели государством не как боги, а как ставленники богов. Чтобы уяснить смысл этого переворота, происшедшего, по-видимому, при смене четвертой династии пятою, позволю себе привести сказанные по другому поводу, но подходящие и для нашего случая, слова профессора Э. Д. Гримма: «Даже титул Божьей милостью, если употреблять его в том смысле, который он постепенно приобрел в Западной Европе, не устраняет безусловно ответственности государя за его деяния: он не отвечает за них перед народом, но признает свою ответственность перед божеством, милости которого он обязан своей властью. Другое дело государь-бог: нет такой инстанции, которая возвышалась бы над ним, ибо он сам бог, и, следова-

тельно, совершенно не отвечает за свою деятельность». К сказанному следует добавить, что божество, имеющее право давать власть, имеет право и отнимать ее, а потому цари «Божьей милостью» легко могут попадать в зависимость от лиц, считающихся провозвестниками воли Божьей.

В подтверждение этого позволю себе привести несколько общеизвестных фактов из священной истории Ветхого Завета. Бог при посредстве своего пророка Самуила поставил на царство Саула155, но, когда этот последний не исполнил повеления Господа Бога своего, то тот же св. Самуил объявил ему от имени Божьего: «Господь найдет себе мужа по сердцу своему, и повелит ему Господь быть вождем народа своего, так как ты не исполнил того, что было повелено тебе Господом»156. Отвергнув Саула, Господь, как известно, избрал себе в цари над Израилем Давида, сына Иессеева, которого и помазал на царство тот же св. Пророк Самуил157. Иеровоам, сын Наватов, поднял руку на царя Соломона и отнял у его сына власть почти надо всем Из-

раилем под впечатлением пророчества св. Ахии158. Когда Ровоам вздумал прогнать Иеровоама и подчинить себе все отцовское наследие при помощи оставшихся верными иудеев, то «было слово Божие к Самею, человеку Божию, и сказано: «Скажи Ровоаму, сыну Соломонову, и всем дому Иудину и Вениаминову и прочему народу: Так говорит Господь: Не ходите и не начинайте войны с братьями вашими, сынами израилевыми. И послушались они слова Господня и пошли назад, по слову Господню»159. Слово пророка оказалось, таким образом, достаточной силой, чтобы заставить царя отказаться от претензии на наследие своего отца, правда, не навсегда, так как «между Ровоамом и Иеровоамом была война во все дни жизни их»160. Истребление династии Амврия и переход власти к Иную объяснялись как следствие гнева Божьего на Ахава161. Даже смена царей на сирийском престоле была результатом распоряжений Иеговы, распоряжений, выполненных людьми Божьими, пророками162. Больше того, волею Божьею объяснялись, по-видимому, даже насильственные дворцовые перевороты, как бы ни были они грязны с нашей точки зрения163. Воля Божья могла сделать обязательным для нового царя не только низвержение, но даже в высшей степени зверское истребление прежней династии хотя бы в виде кары за ее старые грехи164. Наконец, Господь Бог иногда не только низвергал грешную династию, но вместе с нею губил и развращенный ею народ, отдавая его под чужеземное иго, как израильтян165 или иудеев166, или даже подвергал их полному уничтожению, как это было с народами, которых «Господь прогнал от лица Израилева»167. Если мы обратимся к египетской истории Нового царства и последующего времени, мы также натолкнемся на целый ряд фактов, свидетельствующих, что идея происхождения царской власти от милости божьей приводила к тому, что верховная власть значительно ослабе-

вала, а иногда даже делалась игрушкой, притом не вдохновенных пророков, а жрецов, которые, по-видимому, не останавливались перед фокусничеством, чтобы боги изрекали непременно то, что было выгодно всему жреческому классу или одним лишь вождям его. Наиболее ярким примером этого может служить вступление на престол Тутмоса III и его жены Хатшепсут на место здравствовавшего тогда Тутмоса I, несмотря на блеск его завоеваний и память об оказанных стране услугах.

Это событие совершилось, по словам египетской официальной надписи, так: бог Амон удостоил своего внимания мелкого и малоизвестного тогда в Египте жреца и возвел его на царское место, после чего Ра возвел его в царский сан168. При слабых Рамессидах верховные жрецы Амона, в качестве естественных истолкователей воли бога, которому служили, являются фактическими опекунами царей169. Но, кажется, нигде зависимость царей от жрецов не доходила до такой степени, как в Эфиопии до времен Эргамена III. Там цари избирались по указанию бога и пользовались божественными почестями, но были связаны по рукам и ногам предписаниями старинных законов, из которых самым замечательным был обычай царей беспрекословно умерщвлять себя после получения известия от жрецов, что боги требуют от царя, чтобы он умертвил себя170. Хотя все перечисленные факты относятся к гораздо более поздним временам, чем эпоха Древнего царства, и фараоны едва ли могли предвидеть все последствия, вытекающие из изменения во взгляде на божественность их власти, но все же, позволительно думать, не могли не догадаться, что это изменение происходит не к их выгоде; поэтому мало вероятно, чтобы цари добровольно согласились на такую перемену в своем положении, и соблазнительно думать, что легенды о безбожии Хеопса и Хефрена имеют реальную подкладку в борьбе

этих государей с теми элементами жречества, которые желали, так сказать, низвести их из богов в людей. В связи с этим следует припомнить, что египетский жрец Манефон, по-видимому, считал великих строителей пирамид богопротивными царями171, а потому можно думать, что сообщения Геродота и Диодора о царях IV династии являются отголосками жреческой традиции.

Цари неизбежно должны были потерпеть поражение в этой борьбе, так как естественными противниками их были наиболее влиятельные классы общества.

В самом деле, на смену IV династии вступает на престол династия илиопольских жрецов, у которых визирями бывали непременно жрецы Пта мемфисского172. Очевидно, вступление V династии на престол было обусловлено союзом двух наиболее влиятельных в Египте того времени жреческих корпораций. Соблазнительно думать, что жрецы не могли бы своими силами произвести государственный переворот, но нашли поддержку в номархах за обещание большей самостоятельности их от царя.

Есть факты, позволяющие думать, что в эпоху падения четвертой династии и воцарения пятой произошло коренное изменение в положении номархов, превратившихся из высших царских слуг в привилегированный класс. Правда, исследователи до сих пор не смогли констатировать явных следов ослабления центральной власти и образования нового поместного дворянства служилого происхождения, превратившегося в родовое и феодальное раньше VI династии173, но само обстоятельство, что указанные явления заметны уже в самом начале VI династии, заставляет подозревать, не начался ли процесс децентрализации и феодализации Египта в скрытой форме еще в эпоху V династии, и отдаленные веками и даже тысячелетиями исследователи, может быть, заметили не начало упомянутого процесса, а тот

момент, когда он стал сильно чувствоваться во всей стране. Если не ошибаюсь, в надгробных надписях можно найти подтверждение этой моей гипотезы. В самом деле, мы встречаемся в этих надписях с заявлением покойника, что он «не схватываем для царя»174. Соблазнительно думать, что здесь содержится намек на личную неприкосновенность, которою обладал при жизни покойник наравне с подобными ему «великими телами»175. Очевидно, интересующие нас выражения, хотя и дошли до нас в надписи, начертанной на царской гробнице, входят в состав текста, составленного для заупокойного культа не царей, а знатных вельмож, которые занимали в стране особенно привилегированное положение176. Этот текст встречается впервые в пирамиде Пиопи I, третьего царя VI династии, но составлен, очевидно, раньше, чем сочли нужным приспособить его для потребностей царского заупокойного культа. Отсюда позволительно заключить, что интересующий нас текст составлен едва ли позже конца V династии. Правильность моего мнения, что он составлен в эпоху V династии, как будто подтверждается тем, что едва ли не каждая его строка имеет ярко выраженный илиопольский характер. Следовательно, он составлен в Или-ополе и притом, весьма вероятно, в эпоху наибольшего процветания илиопольских культов, в эпоху царствования жрецов Ра Илиопольского177. Сказанного здесь, собственно говоря, покамест достаточно для подтверждения моего мнения, что в момент перехода власти от четвертой к V династии, наряду со старым взглядом египетской официальной религии на фараона как на воплощение божества, как на живого бога, находит широкое распространение другой, более новый взгляд, по которому фараоны являлись людьми, получившими власть по милости богов и, самое большее, происходящими от солнечного бога, и этот взгляд произвел коренное изменение в положении египетских царей; но, ввиду того, что

многие ученые, и притом очень крупные ученые, не замечают существенной разницы в положении четвертой и пятой династий, они думают, что со времени V династии Ра начал считаться отцом всякого фараона, отцом в физическом смысле этого слова. Такое утверждение основывают на выдержках из рассказа о рождении царевны Хатшепсут и изображениях этого события. Там, действительно, повествуется о том, как верховный бог, приняв образ мужа матери Хатшепсут, приближается к этой царице, «когда она сидит в красоте своего дворца, она просыпается от окружающего его благовония; он подходит к ней и является ей в своем божественном образе, и она ликует при виде его красоты, а он, сделав с ней все, что хотел, дает ей обещание, что она родит сына, который будет управлять Египтом»178. Такое повествование мы находим только в надписях царицы Хатшепсут, и это, может быть, позволительно объяснять себе тем, что положение упомянутой царицы было в высшей степени непрочным, что некоторые египтяне смотрели, по-видимому, с недоумением, а, может быть, даже и с негодованием на факт царствования над ними женщины, почему ей и приходилось изобретать всякие возможности подчеркнуть свои права на престол, с одной стороны: скрывать или, так сказать, затушевывать свой пол в надписях и изображениях; почему о ней сплошь и рядом говорится в мужеском роде, почему она нередко появляется на изображениях в образе бородатого фараона и т. д., а с другой стороны, Хатшепсут должна была доказывать, что она избрана своим божественным отцом, чтобы царствовать над страною Южного и Северного Египта. Отсюда было естественно додуматься до необходимости создания барельефов, изображающих чудесное зачатие и рождение царицы Хатшепсут, и нет никакого основания думать, что эти барельефы и сопровождающие их тексты написаны в более раннюю эпоху.