Развитие психологии в годы Великой Отечественной войны

1.1. Требования и особенности психологических разработок в условиях войны

Великая Отечественная война существенным образом изменила жизнь страны. Военные нужды подчинили себе все сферы жизнедеятельности общества. Девизом и целью жизни каждого человека становятся слова “Все—для фронта, все—для победы”. Промышленность и сельское хозяйство, транспорт и строительство, культура и образование перестраивались на военные рельсы в соответствии с требованиями времени. Естественно, что наука и научная интеллигенция также не остались в стороне от этого процесса. Изменения затронули практически все аспекты существования и функционирования науки: организационную структуру, способы руководства наукой и координации научных исследований, их направления и тематику, формы связи науки с практикой, требования к научным разработкам и критерии их оценки, подготовку научных кадров и т. д.

Соответствующие изменения происходили и в области психологической науки. Что же означал перевод психологии на “военные рельсы”?

Практика, потребности общественной жизни всегда были важным стимулом научной деятельности. Однако в экстремальной ситуации военного времени эта связь стала еще более непосредственной и динамичной. Режим работы в условиях сворачивания (в первый год войны) деятельности ряда научных центров, их перебазирования в тыл, а также существенного сокращения числа психологов, занимавшихся непосредственно научно-исследовательской деятельностью, диктовал необходимость предельной мобилизации и концентрации всех интеллектуальных ресурсов на решении наиболее важной задачи—психологическом обеспечении практических нужд военного времени. Отсюда вытекало одно из основных требований к психологическим разработкам—их прикладная ориентированность, направленность на решение актуальных практических задач. Это становится ведущим критерием оценки результатов и основным моментом при планировании научно-исследовательской работы. База научных разработок перемещалась из стен исследовательских институтов и лабораторий в практические учреждения. В области психологии это были, в первую очередь, госпитали и клиники. Утверждалась идея о неразрывном единстве научно-исследовательской и научно-практической работы. Так, в инструктивном письме председателя Ученого Медицинского Совета Наркомата здравоохранения СССР Абрикосова и Начальника Главного управления эвакогоспиталей С.Миловидова подчеркивается необходимость “изжить совершенно неправильное мнение о том, что научно-исследовательская работа несовместима с повседневной практической деятельностью” [92, с. 53; 104, с. 52].

Другим важным требованием к научным разработкам являлось существенное сокращение сроков исследований. Это было обусловлено не только экстремальностью ситуации на фронтах, требовавшей оперативности во всех вопросах, но и тем, что результаты исследований с нетерпением ожидались практическими работниками для использования их в повседневной деятельности. Более того, очень часто именно от оперативности получения результата научной разработки зависела жизнь конкретных людей.

А отсюда вытекала еще одна важная особенность научных исследований военных лет—их открытость и доступность полученных в них результатов для широкого круга ученых и практических работников.

Эти общие требования к функционированию науки в условиях военного времени дополнялись специфическими характеристиками научно-исследовательской работы в области психологии, отчасти отражающими особенности ее предмета. Во-первых, как правило, большинство работ выполнялось психологами в тесном взаимодействии со специалистами других профилей, что позволяло комплексно рассматривать все аспекты проблемы, привлекая данные других областей знания. Так, при анализе эффективности научных исследований в одной из ключевых сфер прикладных психологических разработок в военные годы подчеркивалось, что “научные изыскания в области изучения боевой травмы, обеспечившие успехи лечения раненых, основывались на широком охвате проблем различных теоретических и клинических дисциплин, что обеспечило комплексное, всестороннее и глубокое изучение важнейших вопросов, связанных с раневым процессом...” [127, с. 4].

Во-вторых, подавляющая часть научных разработок включала в себя полный, завершенный цикл исследовательского процесса: от теоретического обоснования и экспериментальной проверки—до практического внедрения полученных в ходе исследования данных.

В-третьих, не теоретические выкладки и положения, как это нередко было прежде, выступали исходным моментом и определяли программу, процедуру и методы исследования, а конкретная практическая задача и реальные возможности ее решения. Наиболее яркой иллюстрацией этому служат разработки в области восстановления боеспособности и трудоспособности раненых бойцов: “Наблюдения над тщательно обследованными больными и ранеными должны служить основным материалом для научных выводов. Если обычно научную работу мы базируем на двух методах—наблюдении и эксперименте, то здесь в нашем распоряжении остается только метод наблюдения”[95, с. З].

1.2. Основные направления деятельности психологов в годы войны

Начавшаяся война поставила каждого ученого перед необходимостью определения его места во всенародной борьбе с врагом. Вспоминая о первых днях войны, А.Р.Лурия писал: “Чувство общей ответственности и общей цели охватило всю страну. Каждый из нас знал, что мы обязаны объединиться с нашими соотечественниками, чтобы противостоять смертельной опасности. Каждый из нас должен был найти свое место в этой борьбе—или непосредственно защищая свою страну, или работав в оборонной промышленности, которая была эвакуирована в отдаленные районы страны, или восстанавливая здоровье и тру доспособность раненых” [86, с. 129].

Основной задачей, безусловно, являлось активное и масштабное применение психологических разработок и результатов исследовании в решении важнейших прикладных задач, обусловленных нуждами военного времени; изучение негативных психологических феноменов, вызванных войной и разработка рекомендаций по их нейтрализации; осуществление психологической консультационной работы и др.

Конечно, на разных этапах войны задачи изменялись в соответствии с возрастанием значимости тех или иных аспектов практической работы. Например, если в начале войны главные усилия врачей и психологов, работавших в эвакогоспиталях, направлялись на рационализацию лечения во второй фазе раневого процесса и максимально быстрое восстановление боеспособности раненых бойцов и командиров, то в 1945 г. перед работниками эвакогоспиталей были поставлены новые задачи:

лечение последствий ранений, обеспечение медицинской помощью инвалидов, восстановление их трудоспособности, сохранение для истории материалов об организации госпитального дела. К концу войны изменились и ориентиры в области психологии воспитания и педагогической психологии: “Героика войны, ратного подвига, самоотверженной защиты родины” должна была быть дополнена героикой мирного созидательного труда [87].

Ответом на практические запросы военного времени стала многогранная самоотверженная деятельность советских психологов, включающая: проведение научных исследований по оборонной тематике; работу в эвакогоспиталях по восстановлению здоровья раненых бойцов; обеспечение психологической подготовки кадров для тыла и армии и учебно-воспитательного процесса; проведение научно-просветительской, санитарно—гигиенической и профилактической работы; непосредственное участие в боевых операциях, работа в тылу. При этом очень часто одному человеку приходилось реально совмещать разные функции.

Среди тех, кто с оружием в руках защищал Родину находились уже тогда известные психологи, а также будущие специалисты: Г.М.Андреева, В. В.Богословский, А.В.Веденов, А.И.Галактионов, М.В.Гамезо, А.Д.Глоточкин, М.И.Дьяченко, П.И.-Зинченко, В.И.Кауфман, Ю.И.Кириленко, А. Г.Ковалев, В.Н. Колбановский, Е.С.Кузьмин, Ю.А.Кулагин, Н.Г.Левандовский, Г.Д.Луков, Н.С.Мансуров, Р.М.Мещерский, Е.А.Милерян, А.В. Петровский, К.К.Платонов, Я.А.Пономарев, П.А.Просецкий, А.И.Раев, А. З.Редько, М.С.Роговин, В.Ф.Рубахин, Ю.А.Самарин, И.Е.Синица, Е.Н.Соколов, А.А.Степанов, Б.И.Хотин, Ф.Н.Шемякин, Д.Б.Эльконин и др. Многие психологи не подлежали всеобщей мобилизации по возрасту или по состоянию здоровья. Однако они записывались добровольцами в народное ополчение, формирование которого началось в первые недели войны в Москве, Ленинграде и других городах страны.

Продолжалась работа ученых в учебных и воспитательных учреждениях. Так, например, Г.Л.Соболев, автор труда о деятельности ленинградских ученых в годы войны, описывая события первой блокадной зимы 1941/42 гг., пишет, что “работники Педагогического института им. Герцена, среди которых нужно в первую очередь назвать проф. В.Н.Вернадского, С.Л.Рубинштейна и др., делали все возможное, чтобы жизнь в институте не замирала” [130, с. 94]. И жизнь продолжалась: в 1942/43 гг. в институте обучались 287 студентов и 26 аспирантов; в 1943/44 гг.—811 студентов и 32 аспиранта, в том числе окончили институт в 1943 г. 79 студентов и 5 аспирантов, в 1944 г.—120 студентов и 6 аспирантов [137]. Нередко научную и учебную работу приходилось совмещать с “непсихологической” практической деятельностью. Например, известный психолог А.В.Ярмоленко, являясь помощником директора по научной части института слуха и речи в Ленинграде, одновременно с 1941 г. работала медсестрой в эвакогоспитале. Воспитателем одного из детских домов блокадного Ленинграда являлась А.А.Люблинская.

Безусловно, не прекращалась и научно-исследовательская и научно-практическая деятельность психологов. Несмотря на изменившиеся требования к научным разработкам, советские психологи сумели оперативно и эффективно перестроить свои деятельность. Этому способствовали: опора на богатый исторический опыт; осознание ответственности и высокая самоотдаче ученых; уменьшение в годы войны идеологического давление на науку.

Еще одной формой практического участия психологов в деле защиты Отечества являлась консультационная работа и проведение военно-врачебной экспертизы. Так, А.Л.Шнирман являлся консультантом Наркома здравоохранения РСФСР, а специалист в области авиационной психологии и медицины К.К.Платонов выполнял обязанности председателя Военно-врачебной летной комиссии 16-й Воздушной армии.

1.3. Организация и руководство деятельностью психологического сообщества в условиях военного времени

Важные изменения в годы войны происходили и в организационной сфере деятельности психологов. Быстрое наступление противника в первые месяцы войны остро поставило вопрос о необходимости эвакуации в тыл ряда научно-исследовательских и учебных заведений, введения их в строй на новом месте в кратчайшие сроки и обеспечение нормального функционирования на новом месте. Основными регионами, куда происходила эвакуация, были: Средняя Азия, Сибирь, Урал. Эта нелегкая задача была решена успешно. Уже с конца 1941 г. возобновил свою работу Ленинградский институт мозга им. В.М.Бехтерева (включая и отдел психологии), эвакуированный в г. Самарканд. С осени 1942 г. Ленинградский педагогический институт им. Герцена разворачивает работу в г. Кыштыме Челябинской области [144, с. 59]. В г. Ашхабад, а затем в Свердловскую область эвакуирован Московский Институт психологии в составе МГУ.

Создавались также новые психологические центры. Особенно интенсивно эта работа развернулась в связи с необходимостью обеспечения процесса восстановления нарушенных психических функций у раненых. Так, в первые месяцы войны Лурии было поручено организовать и обеспечить деятельность тылового восстановительного госпиталя нейрохирургического профиля на базе санатория близ г. Челябинска. Аналогичная работа была проведена А.Н. Леонтьевым, назначенным научным руководителем и организатором эвакогоспиталя в поселке Кауровка на берегу реки Чусовой. Вместе со своими коллегами:

П.Я.Гальпериным, А.В.Запорожецем, В.С.Мерлиным, А.Г.Комм, Т.О.Гиневской и др., он организует работу по восстановлению движений у раненых. Перемещение психологических учреждений в отдаленные районы страны имело еще одно положительное последствие: деятельность эвакуированных институтов, лабораторий, клиник послужила отправной точкой для интенсивного развития психологической науки в местах их расположения. Вероятно, в силу этого сразу после войны начинает активно развиваться психологическая наука в Средней Азии (Казахстан, Узбекистан, Киргизия), на Урале (г. Пермь) и в других городах и районах страны..

В годы войны возник ряд новых психологических учреждений, ставших в послевоенное время крупными психологическими центрами. В 1941 г. на базе лаборатории экспериментальной психологии Тбилисского государственного университета создается сектор, а позже – Институт психологии АН ГССР (директор—Д.Н.Узнадзе). В Киеве в 1945 г. открывается научно-исследовательский институт психологии, впоследствии—один из ведущих психологических центров на Украине (директор—Г.С.Костюк). В том же году в составе Института философии АН СССР; под руководством С.Л.Рубинштейна организован сектор психологии—первое специализированное психологическое подразделение в рамках “большой”, или союзной АН СССР, ставшее одним из ведущих центров по разработке теоретико-методологических проблем психологии.

Важнейшее значение для всего хода последующего развития психологии в СССР имело создание в октябре 1943 г. Академии педагогических наук (АНН). В состав комиссии по подготовке материалов по организации АПН входил С.Л.Рубинштейн. Основными ее задачами являлись: научная разработка вопросов педагогики и психологии, подготовка научно-педагогических кадров для вузов и научно-исследовательских институтов по педагогики и психологии. АПН имела два отделения—психологическое и педагогическое. В ее ведение были переданы некоторые крупные психологические институты, в том числе и Московский Институт психологии при Московском университете. Отделение психологии АПН становится координационным и научно- методическим центром психологической науки в СССР. Под его руководством организуются научные конференции по психологии, издается психологическая научная и учебно-методическая литература.

Одной из серьезных проблем являлась подготовка кадров для работы в области психологии. После 1936 г., когда были закрыты педологические отделения в учебных институтах, подготовка психологов в стране в значительной мере сворачивается. Основными центрами кадрового обеспечения оставались кафедры психологии в педагогических институтах. В этой связи создание именно в годы войны психологических кафедр и отделений в Московском (1943) и Ленинградском (1944) университетах (а в 60-е годы на их основе и факультетов психологии), занимающихся специализированной подготовкой профессиональных психологов, не только позволило существенно повысить качество образования психологов, но и являлось убедительным свидетельством возросшего общественного статуса психологии. В годы войны продолжалась и даже интенсифицировалась подготовка психологов высшей квалификации— кандидатов и докторов наук. В начале 1940-го года в Москве было всего два специализированных Ученых Совета, которые принимали к защите диссертационные исследования по психологии в Ленинграде—один [89, с. 42]. К концу войны ситуация существенно меняется. По сведениям А.Д.Добровой, в 1944 г. в Москве насчитывается уже 9 институтов, принимавших к защите диссертации по психологии. Из 176 диссертаций по педагогическим наукам, защищенным в 1940-1944 гг. в Москве, 33 было по психологии (т. е. почти 20%) [42, с. 62-63].

Таким образом, в годы войны существенно окрепли организационные основы психологической науки, поколебленные после Постановления о педологии 1936 г., возрастает централизация управления научными разработками, создается широкая сеть новых психологических центров, расширяется их география.

1.4.Проблематика психологических исследований в годы войеы

Безусловно, наиболее яркими показателями развития психологии в годы войны являются тематика и результаты научно— исследовательской деятельности и научно—практической работы.

В конце 1941 года Управление эвакогоспиталей Всесоюзного Центрального Совета Профессиональных союзов (ВЦСПС) утвердило план НИР в эвакогоспиталях на 1942 г., включавший 136 научных тем. Основное направление научно-исследовательской деятельности—лечение военно-травматических повреждений, что составляло 90 процентов всей тематики. 36 научно-исследовательских тем (т. е. более 26 %) было посвящено лечению огнестрельных ранений черепа, мозга и периферической нервной системы, при этом речь шла в основном об углублении и уточнении диагностики травм черепа и мозга и показаний к оперативному вмешательству при поражении периферической нервной системы [144, с. 60]. Естественно, что в разработке этих тем важная роль принадлежала психологам.

Тематика по восстановлению боеспособности и трудоспособности раненых в ходе войны расширялась и конкретизировалась, наблюдался рост удельного веса психологических (психолого-психиатрических, психоневрологических, психолого—педагогических, патопсихологических) исследований. В числе приоритетных проблем, разрабатываемых в этой области при непосредственном участии психологов, можно выделить: травмы и инфекционные и токсические заболевания центральной и периферической нервных систем; психогении военного времени; экспертиза нервных и душевных болезней; терапия психических заболеваний и лечебная помощь инвалидам Отечественной 'войны. На втором этапе войны в число основных проблем научно-исследовательской работы в области здравоохранения включены новые: психоневрологические принципы трудового обучения и трудоустройства нейроинвалидов, посттравматические психические изменения и трудоспособность больных и др. [105, с. 64-66].

Анализ психологической тематики работ, выполняемых в 1944 г. в различных психологических учебных и научно-исследовательских центрах, показывает, что и здесь преобладала оборонная проблематика, отраженная в следующих исследовательских проектах: “Активность личности”; “Воспитание воли”;

“Воспитание бесстрашия и презрения к смерти”; “Воспитание героизма”; “Воспитание смелости”; “Воспитание воинской инициативы и находчивости”; “Воспитание решительности” и т. д. Уже этот перечень показывает, что в условиях войны основные направления исследовательской деятельности, ее тематика достаточно непосредственно отражали объективный социальный запрос общества. Это выражалось в превалировании прикладных разработок, преобладании исследований конкретно-эмпирического характера, в отсутствии абстрактных формулировок и в фокусировании проблемного поля исследования на наиболее важных, практически значимых вопросах психологии личности. Вместе с тем, в годы войны разрабатывается и “мирная” тематика—общепсихологические и психолого-педагогические проблемы, вопросы истории и методологии психологии. По мере приближения к окончанию войны ее удельный вес возрастает, и в 1945г. психология в основном возвращается к своей традиционной тематике.

1.5. Результаты и достижения советской психологии военного периода

Не имея возможности подробно осветить результаты исследований, полученные психологами в годы войны, остановимся лишь на отдельных достижениях, представляющихся наиболее оригинальными в научном отношении и в наибольшей степени отвечающими специфике военного времени [подробнее см. 54;55].

Одним из основных направлений деятельности психологов военных лет, как отмечалось, являлось их участие в работе по восстановлению утраченных или нарушенных психических функций в результате поражения мозга и периферической нервной системы как следствия военных травм.

Медицина хорошо знала о том, что функции непосредственно нарушенных участков мозга не восстанавливаются и что функции нарушенной периферической нервной системы восстанавливаются чрезвычайно медленно в результате прорастания центральных отрезков нерва на периферию. Поэтому особое внимание всегда уделялось восстановлению функций путем викариата (т. е. перемещением их к другим, как правило, симметричным органам) и путем растормаживания функций там, где поражение участков нервной ткани вело к их временному торможению. Психологи же предложили еще один путь восстановления утраченных функций—путь их функциональной перестройки.

Еще в результате довоенных психофизиологических исследований было высказано предположение, что любая сложная функция (речь, письмо, счет и др.) на самом деле является сложной функциональной системой, основанной на совместной работе многих участков мозговой коры. Каждый из этих участков, являясь частью коркового представительства того или иного анализатора, вносит свой специфический вклад в осуществление деятельности функциональной системы. Поражение одного участка коры мозга приводит к нарушению всех процессов, которые опираются на участие данной корковой зоны. Однако функциональная системность строения мозга и осуществление сложных видов психической деятельности приводит к тому, что разрушение различных участков мозга имеет следствием нарушение одной и той же функциональной системы (например, произвольного действия, речи или письма). В то же время, это нарушение каждый раз будет отличаться своеобразными особенностями и может быть компенсировано путем включения в осуществление нарушенной деятельности новых сохранных участков коры головного мозга. Именно на этом направлении восстановления нарушенных функциональных систем и сосредоточили свои усилия психологи.

Определяя роль и задачи психологов в клинической работе по восстановлению нарушенных функций, Лурия выделил следующие взаимосвязанные исследовательские задачи: установление влияния поражения того или иного участка мозга на структуру психических процессов; выявление факторов, определяющих нарушение отдельных психических функций; системное описание проявлений различных нарушений мозга. Изучая общую клиническую картину и динамику психической деятельности человека, ее отклонения от нормы, психологи, по его мнению, “должны были оказать нейрохирургу и невропатологу помощь в определении места и распространенности поражения” [82, с. 757-758]. Соответствующие практические задачи включали: разработку методов диагностики локальных мозговых поражений или осложнений, вызванных ранениями, и рациональных, психологически обоснованных методик, приемов и упражнений по восстановлению нарушенных психических функций [86, с. 130]. Основой работ по восстановлению утраченных функций путем направленного развития и перестройки функций коры головного мозга стали положения, выдвинутые и обоснованные психологами и психофизиологами еще в предвоенные годы:

1. Доказательство высокой “пластичности” нервной деятельности, выражающейся в ее способности перестраивать функциональную систему, компенсируя тот или иной дефект. Работы Э.А.Асрятяна, П.К.Анохина, Н.А.Бернштейна и их сотрудников, выполненные в 30-е гг., конкретно раскрыли в каких пределах может перестраиваться функция и какие физиологические условия необходимы для компенсирующих воздействий путем функциональной перестройки мозговых функций.

2. Обоснование принципа системной, а не локальной представленное™ психических функций в коре головного мозга. (Например, одни и те же задачи решаются различными способами и средствами). Чем более сложной является система, тем большую подвижность и изменчивость она проявляет. Бернштейн доказал, что одно и то же предметное рабочее действие (например, забивание гвоздя) почти никогда не осуществляется одной и той же группой мышц. Он разрабатывал новаторскую теорию построения движений.

3. Признание того, что любая сложная приспособительная функция мозга опирается на комплекс, констеляцию нейронных аппаратов и представляет собой, по мнению Анохина, целую функциональную систему. Ее участки (или звенья) расположены в различных частях организма и объединяются лишь при выполнении общей задачи. Эта функциональная система работает как своеобразное замкнутое целое, координируя работу отдельных органов.

4. Доказательство того, что при выключении определенного звена функциональной системы возможна не только элементарная перестройка внутри нее, но и замещение выпавшего мозгового звена другим, сохранным. Замещение принимает форму сложных межсистемных, полифункциональных компенсаций.

Опираясь на эти исходные положения советские психологи в годы войны развернули широкий фронт работ по восстановлению утраченных в результате черепно-мозговых ранений самых разнообразных психических функций. Можно сказать, что фактически не осталось ни одного более или менее серьезного нарушения мозговой деятельности, применительно к которому не были бы выработаны соответствующие лечебно-восстановительные методики и процедуры. Доказательством тому является перечень нарушений (с описанием лечебных и восстановительных приемов) в обобщающей работе Лурии [81]:

1. Двигательные дефекты интеграции (различные парезы и нарушения тонуса и координации движений).

2. Дезинтеграция двигательных актов при поражениях высших уровней кортикальной организации (различные виды ап-раксий или нарушений структуры действий: разрушение пространственной и временной организации движения, внутреннего кинестетического и условно-символического плана действия, нарушения предметного уровня организации движения).

3. Нарушение оптического гнозиса зрительного восприятия (разные формы оптической агнозии: литерализная (от слова литера, т. е. буква) оптическая и вербальная алексии, сужение поля зрительного восприятия).

4. Дефекты речевых функций (разные формы травматической афазии: нарушение артикулированной речи, четкого различения речевых звуков, константного смысла слов и спонтанного воспоминания речевых образцов, письма и чтения, понимания и продуцирования развернутой онематической речи, активных форм речевого мышления).

5. Нарушения активного мышления (деменция, изъяны спонтанного течения мысли).

Проблемами восстановительной и коррекционной работы в годы войны занимались также Б.Г.Ананьев, А.Ц.Пуни, Л.Ободан, и др. Пихологи, возглавляемые А.Н.Леонтьевым и А.В.Запорожцем, использовали для восстановления движений идеи Бернштейна о построении движений.

Анализ конкретных случаев восстановления нарушенных психонервных функций мозга в результате военной травмы содержится в целом ряде работ: монографиях [80; 81 и др.], сборниках статей [114; 115; 118 и др.], отдельных статьях [4; 21; 22; 45; 47; 51 и мн. др.], диссертационных исследованиях, выполненных на материалах военного времени [9; 31; 37; 79; 94; 98; 124; 125 и др.].

Одной из приоритетных в военной тематике была проблема личностных качеств бойца и командира.

Среди работ данного направления особый интерес представляет цикл военных и послевоенных исследований Б.М.Теплова, посвященный изучению личности военачальника. Проведение этой работы было продиктовано социальным заказом, осуществлялось ученым в нелегких условиях эвакуации, вдохновлялось его стремлением помочь своему народу в его борьбе. В то же время эта, казалось бы, сугубо практическая задача приобретает в работах Теплова глубоко фундаментальное звучание. Она решалась через обращение к таким ключевым проблемам психологии, как проблема общих умственных способностей и практического мышления. Сам Теплов отмечал, что указанная работа—попытка “исследования в области проблемы способностей. Но здесь речь идет об общих умственных способностях, о качествах ума, требуемых определенным видом практической деятельности” [136, с. б]. Ум полководца, согласно Теплову, представляет один из типичных примеров “практического ума”. Поэтому изучение умственной работы полководца имеет, по мнению автора, не только практический, но и научный интерес, является одним из оснований развития психологии мышления.

Работа выполнена на военно-историческом материале,в качестве источников использовались: литературные данные, показания самих изучаемых исторических персонажей, экспертное мнение других лиц. Объектом исследования стали полководцы разных времен и народов: М.И.Кутузов, А.В.Суворов, Петр Первый, Наполеон Буонапарт, К.Клаузевиц и др.

В ходе исследования практического мышления (или “практического интеллекта”) Теплов обосновал невозможность его идентификации с “наглядно-действенным” или “сенсомоторным” (т. е. связанным с непосредственно воспринимаемыми объектами) мышлением. “Человек занятый организационной работой,—писал Б.М.Теплов,—решает стоящие перед ним задачи, опираясь вовсе не на непосредственное восприятие вещей и прямое манипулирование с ними. Объекты его умственной деятельности (взаимоотношения групп людей, занятых в каком-либо производстве, способы руководства этими группами и установление связи между ними и т. п.) таковы, что они едва ли поддаются непосредственному восприятию и уж во всяком случае не поддаются физическому, моторному оперированию с ними” [там же, с. 224].

Отсюда Теплов сделал следующие выводы. Во-первых, “интеллект у человека один, и едины основные механизмы мышления...” [там же]. Во-вторых, критерием выделения разных форм мыслительной деятельности являются особенности решаемых задач, характер связи мышления с практикой. И теоретическое, и практическое мышление связаны с практикой, но “по-разному”. В случае практического мышления эта связь “имеет более непосредственный характер. Работа практического ума непосредственно вплетена в практическую деятельность и подвергается ее непрерывному испытанию...” [там же, с. 225]. В-третьих, учитывая более высокую “ответственность” практического мышления за последствия принимаемых решений и более жесткие временные параметры его функционирования, Теплов отвергает мнение о превосходстве теоретического ума над практическим. Он пишет: “Нет ни малейшего основания считать работу практического ума более простой и элементарной, чем работу ума теоретического. Да и фактически высшие проявления человеческого ума мы наблюдаем в одинаковой мере и у великих практиков, и у великих теоретиков... Мало того. Если уж устанавливать градации деятельности по трудности и сложности требований, предъявляемых уму, то придется признать, что с точки зрения многообразия, а иногда и внутренней противоречивости интеллектуальных задач, а также жесткости условий, в которых протекает умственная работа, первые места должны занять высшие сферы практической деятельности” [там же, с. 226].

Таким образом, Теплов одним из первых обращается к рассмотрению особенностей практического интеллекта и определяет те ключевые моменты, которые и поныне используются в качестве теоретического основания при разработке указанной проблемы. Представляет интерес реконструированный Тепловым и опирающийся на основные принципы психографического исследования психологический портрет военачальника, включающий совокупность наиболее важных личностных качеств, которые являются профессионально значимыми, соответствующими специфике осуществляемой полководцем деятельности и в то же время обусловливают ее эффективность.

В годы войны в научных трудах психологов и в работах практиков рассматривался широкий круг личностных характерологических проявлений человека, что объяснялось практической важностью и актуальностью этого вопроса в военное время. Предметом изучения были такие свойства характера, как патриотизм, “большевистская убежденность и принципиальность” [65 и др.], отвага, мужество и героизм [48; 56; 97; 107; 117; 119; 141;

143 и др.], активность и инициативность, дисциплинированность и выносливость [96; 128; 145 и др.] и т. д. Именно эти качества в экстремальных военных условиях приобретали статус общественно-значимых (а для бойцов—одновременно и профессионально-значимых) свойств личности, играли особую роль в обеспечении эффективности боевой деятельности.

В общепсихологическом плане большой интерес представляли работы по изучению психогенезиса развития ощущения [2; 34 и др.]. В этом ряду необходимо упомянуть работы А.Н. Леонтьева, продолжавшего начатое в предвоенные годы изучение возникновения ощущения в филогенезе. В частности, в статье, специально посвященной этому вопросу, “К вопросу о генезисе чувствительности”[65], им обосновывается идея о возникновении чувствительности как способности элементарного ощущения, раскрывается, как в ходе эволюции происходит переход от недифференцированной чувствительности ко все более дифференцированной, вследствие чего и возникают дифференцированные ощущения. В работах, выполненных в этот период, предметом изучения являлись разные виды ощущений: слуховые, кожные, зрительные.

Фундаментальным трудом в области зрительных ощущений стала книга С,В. Кравкова “Глаз и его работа” [60]. В 1945 г. выходит третье издание этой книги, значительно переработанное, дополненное и исправленное. Кравков использовал тот новый материал, который был получен исследователями в данной области в годы войны и прежде всего при разработке проблем военной маскировки, гигиены освещения, световой и цветовой адаптации глаза к разным условиям освещения. Предметом его исследования является глаз, рассматриваемый целостно, комплексно, в единстве его строения и функций, на основе привлечения, анализа и обобщения данных, полученных специалистами разных дисциплин—математиками, офтальмологами, физиками, биофизиками, физиологами, психологами. Значительное место в книге отводится рассмотрению проблем световой чувствительности, цветного зрения, зрительной ориентации в пространстве и т. д.

Представляют интерес исследования, посвященные анализу взаимодействия различных органов чувств и видов чувствительности, среди них, в первую очередь, фундаментальный труд С.В. Кравкова “Взаимодействие органов чувств” [61]. Вышедшая в 1948 г., эта книга так же включала материалы, полученные автором в годы войны. В ней, в частности, вскрывается связь и взаимное воздействие органов чувств в процессе их функционирования. Автор, например, экспериментально доказывает, что острота центрального зрения изменяется в результате воздействия продолжительного звукового раздражителя. Равно чувствительность глаза к свету повышается под влиянием определенных дозированных воздействий вкусовых и обонятельных раздражителей. Связь цветовых ощущений со звуковыми рассматривалась и другими авторами [43].

Проблемы сознания, мышления, речи составляли ядро общепсихологических и психолого—педагогических исследований военных лет.

В научном творчестве С.Л.Рубинштейна, как и в предвоенный период, по-прежнему, основное место занимали проблемы строения сознания, его философско-психологического анализа. Концепция автора, отраженная в ряде его трудов, прежде всего, в фундаментальной работе “Основы общей психологии” [120] 1, продолжает углубляться и развиваться им в годы войны. Находясь в блокадном Ленинграде в тяжелейших условиях зимы 1941-1942 г.г, а затем в Москве, где он возглавил Институт психологии и кафедру и отделение психологии Московского Государственного университета, Рубинштейн работает над вторым изданием “Основ” (опубликованы в 1946). Проблема сознания в его единстве с деятельностью выделяется им как ключевая проблема психологии. Автор обосновывает идею об объективной опосредованности сознания на основе раскрытия его связи с деятельностью и особенностями личности. Сознание, психика рассматриваются им не как нечто пассивное, созерцательное, рецептивное, а как процесс, как деятельность субъекта, реального индивида. Таким образом, Рубинштейн дал методолого-теоретическое обоснование деятельностного подхода к сознанию, Но это не означало отождествления им сознания и деятельности: он подчеркивал как различие, специфику указанных феноменов, так и их связь в процессе реальной жизнедеятельности субъекта.

Дальнейшее развитие в трудах Рубинштейна получает также генетический подход к исследованию сознания, психики на основе принципа единства субъекта и объекта. Сознание рассматривается в его динамике, усложнении, связанной с изменением форм активности субъекта, условий и характера его взаимодействия с действительностью.

Определяя строение сознания, Рубинштейн преодолевает ин-теллектуалистическую традицию и рассматривает его как единство отражения и отношения, знания и переживания. Им подчеркивается регуляторная функция сознания как высшего личностного образования, проявляющаяся в саморегуляции, управлении субъектом системой отношений и деятельности, то есть своей собственной активностью и своими психическими процессами. Указанные новаторские идеи в понимании сознания сыграли большую роль в развитии психологической науки, в них было представлено “новое понимание предмета психологии и новая структура психологического знания. Принцип единства сознания и деятельности лег в основу построения психологии как системы” [1, с. 269].

Изучение сознания и вообще психики человека на основе деятельностного подхода проводилась также в работах Б.Г. Ананьева, П.И.Зинченко, А.Н.Леонтьева, А.А.Смирнова, Б.М. Теплова и других ученых.

В работах А.Н.Леонтьева военных лет особое внимание уделялось исследованию генетического аспекта сознания, его развития в процессе фило-онтогенеза. Он продолжает углублять то направление исследований, которое осуществлялось им и работающей под его руководством группой сотрудников (Божович, Гальперин, Запорожец) в предвоенные годы. В частности, в ряде статей, посвященных проблемам сознательности учения [66; 70], автор выдвигает и рассматривает вопросы, касающиеся структуры деятельности, значения и личностного смысла отражаемой человеком действительности, места и роли мотивов как побудителей деятельности и т. д. Раскрывая психологическую структуру деятельности, Леонтьев соотносит такие понятия, как “деятельность”, “действие”, “цель”, “мотив” и т. д. В статье “К теории развития психики ребенка” Леонтьев ставит вопрос о движущих силах психического развития ребенка, в качестве которых им выделяются различные виды деятельности (внешней и внутренней), зависящие, в свою очередь, от реальных конкретных жизненных условий и обстоятельств [61]. На каждом этапе развития человека существует, по мнению автора, “ведущая деятельность”, как определенное, доминирующее на данной фазе отношение ребенка к действительности. Он выделяет критерии ведущей деятельности: во-первых, она является основанием для возникновения других новых видов деятельности, во-вторых, служит сферой формирования или перестройки частных психических процессов, в-третьих, оказывает наиболее сильное воздействие на развитие психологических характеристик личности ребенка на определенном этапе его онтогенеза. Соответственно, критерием перехода от одной стадии психического развития к другой, является изменение ведущего типа деятельности. Динамика сознания ребенка, выражающаяся в изменении его мотивации, приводит к тому, что одни мотивы теряют свою побудительную силу, на смену им приходят новые мотивы, а это, в свою очередь, приводит к переосмыслению прежних действий, смене ведущих видов деятельности, и, в конечном итоге, к переходу на новые стадии. Такова, согласно Леонтьеву, общая картина и закономерность психического развития.

Идея развития деятельности ребенка как основания формирования его сознания реализуется Леонтьевым и при психологическом анализе детской игры как ведущей деятельности дошкольника [65]. На примере игры автор анализирует соотношения личностного смысла и значения в деятельности, вскрывает их диалектику.

Серьезное внимание в годы войны уделялось освещению вопросов истории психологии и прежде всего отечественной психологической мысли. Интерес к своим корням и традициям при решении сложных теоретических и практических задач, с одной стороны, отражал общие патриотические чувства, переживаемые советскими людьми в годы Отечественной войны, с другой, являлся одним из важных условии активизации человеческого потенциала. Апелляция к историческому прошлому науки была также призвана консолидировать научное сообщество. К вопросам истории психологической мысли в это время обращаются многие известные ученые: Ананьев, Костюк, Рыбников, Смирнов, Теплов и другие. Характерно то, что вторая сессия АПН РСФСР (состоявшая 20-21 ноября 1944 г.) была специально посвящена самобытности и оригинальности русской психологии и педагогики. На ней наряду с докладами педагогов были заслушаны выступления психологов: Ананьева “Русская национальная психология и ее роль в мировой психологической науке”, Рыбникова “Новаторские тенденции русской детской и педагогической психологии и их отражение за рубежом”.

В тематике историко-психологических работ ведущее место занимал анализ научного творчества российских ученых—философов, педагогов, психологов, общественных деятелей: К.Д. Ушинского [3; 13; 58; 59; 90], И.М.Сеченова [44; 46; 52; 121], Л.Н.Толстого, А.И.Герцена, А.И.Галича [35] и др.

Знаменательно, что в один из самых тяжелых военных годов (1942) осуществляется переиздание книги Сеченова “Элементы мысли”, а в стенах Московского университета обсуждаются вопросы о значении русской физиологической школы в мировой науке.

Наряду с исследованиями истории отечественной психологической мысли по прежнему сохранялся интерес и к истории зарубежной психологии. Особенно актуальным представлялось критическое рассмотрение работ психологов фашистской Германии. Предметом анализа выступили расистские по своему содержанию идеи Эриха Иенша—“фюрера немецкой психологии” [134, с. 6б], В.Фишеля, Бутерзака, Кро, Ленца и других [148]. Острой критике подвергается типологическая концепция Иенша, призванная, по мнению Теплова, объяснить и оправдать претензии гитлеровских идеологов на превосходство арийской расы, доминирование животного начала над человеческим, инстинкта над разумом. Практический смысл указанных психологических подходов заключается в деинтеллектуализации человека: “Научить не думать—вот что обосновывает фашистская педагогическая психология. Уничтожить и подчинить себе всех, кто думает...” [148, с. 33].

Важным направлением практической работы советских психологов в годы войны, особенно на первых ее этапах, являлась разработка рекомендаций по психологическим основам цветомаскировки. В этой связи несомненный интерес представляет деятельность группы сотрудников отдела психологии Ленинградского Института мозга (А.И.Зотов, З.М.Беркенблит, Р.А.Каничева и др.) под руководством Ананьева. Перед ними стояла задача оперативной разработки рекомендаций для эффективного военного камуфляжа (путем маскировочного окрашивания) зданий Ленинграда с учетом тех особенностей зрительного восприятия, которые могут быть использованы для сокрытия или изменения образов зданий в восприятии вражеского наблюдателя. Была разработана специальная программа экспериментального исследования, и несмотря на его трудоемкость и сложность, уже осенью 1941 г. - зимой 1941/42 гг. в соответствующие организации, были представленны научно обоснованные рекомендации по маскировке конкретных объектов (Кировский завод, Смольный, Адмиралтейство и т. д.).

Теоретическую основу исследования составила идея о том, что фактор цвета воспринимаемого объекта никогда не выступает изолированно от совокупности других факторов, таких как расстояние до объекта, угол его восприятия, насыщенность цвета и степень его смещения в сторону дополнительного к превалирующему цвета, различная вариативность восприятия того или иного цвета спектра. Кроме того фактор цвета (в естественных условиях) зависит от влияния на зрение наблюдателя других качеств воспринимаемых объектов: формы, фактуры, величины, количества и расположения объектов в общей структуре воспринимаемого поля, т. е. топографии местности. Экспериментальная методика имитировала воздушное наблюдение летчика в полете за наземными объектами.

Была установлена различная контрастная вариативность для теплых и холодных цветов. Показано превалирующее влияние цветовых пятен больших размеров на меньшие, выявлены индуцирующие и реагирующие в этих условиях цвета. Доказано, что цвет фона следует считать индуцирующим, а цвет объекта— реагирующим на цвет фона. Продемонстрировано маскирующее значение серого цвета и показано, что красный цвет при малой насыщенности тоже может давать маскировочный эффект при правильном соотношении с фоном и другими цветовыми плоскостями и деталями объекта маскировки. Был составлен специальный атлас реально воспринимаемого цвета для различных углов зрения для всех цветов спектра[49].

Благодаря деятельности ленинградских психологов удалось, несмотря на 900 дневную блокаду Ленинграда и многочисленные его бомбардировки, сохранить от разрушения практически все высотные объекты города.

1.6. Итоги развития советской психологии в годы Великой Отечественной войны

В целом Великая Отечественная война явилась важным этапом в развитии советской психологии, оказала существенное воздействие на ее послевоенную историю.

Во-первых, именно в период1941—1945 гг. психологи получили большой эмпирический материал, позволивший сразу после войны подготовить ряд фундаментальных работ обобщающего характера, что существенно обогатило психологическую науку.

Во-вторых, возрос статус психологии в обществе, что отразилось не только в создании и финансировании государством новых психологических центров, институтов, учебных подразделений, координирующих органов, увеличении общего числа психологов, введении психологии как обязательного для изучения предмета в средней общеобразовательной школе, присуждении ряду психологов и психофизиологов правительственных наград и премий, но и в негласном снятии запрета на использование в некоторых случаях психодиагностических, в том числе и тестовых методик, а также на разработку отдельных проблем психотерапии, индивидуальной психологии, психологии труда и т. д. Другими словами, успехи психологической науки в значительной мере ослабили негативное отношение государственных и партийных чиновников к психологии как науке, а у самих психологов “сняли” комплекс страха за профессиональную принадлежность к психологическому сообществу и вины за просчеты педологического и психотехнического движения начала 30-х годов. Психология была реабилитирована в глазах общественности после разгромного Постановления 1936 г.

В-третьих, были заложены основы новых направлений психологии, таких как нейропсихология, военная психология; существенно углубились и интенсифицировались разработки в области психологии познании и педагогической психологии;

после длительного перерыва был дан импульс для возрождения социальной психологии и психологии труда. Это существенно расширило отраслевую структуру психологии, а соответственно и укрепило ее позиции во взаимодействии с другими научными дисциплинами в целом.

В-четвертых, благодаря деятельности эвакуированных научных и учебных психологических учреждений в послевоенное время отмечается бурный рост региональных психологических лабораторий, учебных кафедр и формирование психологического сообщества в районах, где до войны психология не была развита.

Наконец, предъявив суровые и жесткие требования к психологическим подходам и теориям война явилась важным критерием их проверки на действенность, практичность, социальную лабильность. Это в немалой степени определило рост прикладных направлений психологии и в послевоенные годы.