Один чудесный вечер

 

Я вышла с работы в великолепном настроении. Мне предстояли экспедиция по магазинам в поисках маленького черного платья и укладка от чудо‑парикмахера, бесплатно в обмен на маникюр (в близлежащем салоне, о котором я когда‑то писала), – в общем, следовало полностью привести себя в порядок перед свиданием. Я решила послушать Свена и выбрала простое черное платье на бретельках, которое эффектно подчеркивает мои плечи и спину – части тела, на которых у меня никогда не бывает лишнего жира. После некоторого сомнения по поводу туфель из крокодиловой кожи для этого наряда я не смогла устоять перед их элегантностью и примерила пару. Затем изучила свое отражение в зеркале – под нужным углом, слегка выгнув назад шею, что сделало меня похожей на Одри Хепберн в шикарном эпизоде фильма «Завтрак у Тиффани», где она приходит на прием. В итоге я еще надела коричневые бусы, и оказалось, что они прекрасно гармонируют с обувью и дополняют ее.

– И где же этот Расти Тролер? – спрашиваю я у зеркала, подражая известной актрисе.

Ну что ж, очень даже неплохо.

Лайам пришел раньше. Правда, может быть, это я немного опоздала. Я могла потерять счет времени, пока, стоя перед зеркалом, поднимала волосы, пытаясь понять, идет ли мне высокая прическа, и с выражением цитировала фильм: «Фред, ради твоих денег я готова выйти за тебя замуж в любой момент». Но, честно говоря, я задержалась не только из‑за прически. Меня продолжали мучить сомнения по поводу туфель, и я панически испугалась, что какая‑нибудь супермодница обратит внимание на мой промах и я буду унижена во время первого же свидания. Я то направлялась к выходу, уверенная, что не ошиблась с обувью, то возвращалась, решив, что выбор ужасен, – и так до тех пор, пока не подошло время моей встречи в ресторане с Лайамом. И хотя пешком можно было дойти минут за пять, я пулей влетела в такси, сжимая большую сумку с простыми черными лодочками на случай, если я все‑таки почувствую себя неуверенно в крокодиловых туфлях. Затея с такси стоила мне пять долларов и кучу нервов, потраченных в пробке на Парк‑авеню. Наконец добираюсь до места и вижу – Лайам сидит у барной стойки и потягивает виски.

– Сногсшибательно, – говорит он, увидев меня. – Просто божественно.

Потом наклоняется и целует в щеку, так близко к губам, что во мне тут же возникает желание отдаться сразу, не сходя с места. Пытаюсь избавиться от призрака Элли Макбил, возникшего у меня в голове, а он спрашивает:

– Как сегодня дела у нашего неподражаемого автора?

– Великолепно, просто замечательно, а твои? – Замечаю, что, как и он, повышаю голос в конце фразы.

– Я покорил мир, переделал массу дел и даже успел позаниматься в спортзале. Все как обычно?

– Да, конечно, – отвечаю я, думая, что сегодня преуспела не меньше: у меня трижды спросили телефон, пока мы с Тиффани ходили в кафетерий (это ли не покорение мира?); я не потеряла день, придумав, как правильно отказать Сету (распродажа образцов в интернет‑магазине). Правда, была настолько занята подготовкой к свиданию, что не хватило времени на спорт. Хотя этот пункт также можно считать выполненным, потому что героиня книги, которую я сейчас читаю, «Джемайма Дж.», занималась сегодня за нас двоих в прочитанных мной с утра главах. Это тоже идет в зачет, ведь в противном случае мне придется постоянно втягивать в себя живот.

Нас подводят к столику, и Лайам устремляется к моему стулу, чтобы отодвинуть его и помочь мне сесть. Впервые в жизни мужчина так ухаживает за мной. Я и не думала, что кто‑то еще способен на подобные поступки. Обычно мужчины цитируют лозунги феминисток и считают их прекрасным предлогом, чтобы не вести себя по‑рыцарски. Я уверена, борьба женщин за равные права будет развиваться по такому сценарию – сначала право голоса, потом женщина‑президент, а затем нам перестанут открывать дверь и пододвигать стул.

И все же я не настолько наивна! Поверьте мне, уж я‑то знаю: если парень делает вид, что его интересует не только секс, это совсем не значит, что так оно и есть. Но я не буду сейчас забивать себе этим голову, ведь сегодня у нас только первое свидание, и еще не скоро проявятся все недостатки и грязные намерения. А с другой стороны, каким бы чудесным ни был мужчина (это, конечно, не относится к такому классному парню, как Лайам), вдруг оказывается, что он плохо целуется и, хуже того, ни на что не способен в постели. Как будто мне от этих отношений нужно еще что‑нибудь, кроме секса!

Пребываю в блаженстве от первого свидания и, когда Лайам привычным жестом пододвигает мне стул, разрешаю себе глубоко вдохнуть запах его одеколона – он заставляет сердце трепетать в груди. Одного этого запаха достаточно, чтобы лишить женщину чувств, если в жизни (а не только в романах и сериалах) это вообще возможно.

– Ты часто здесь бываешь? – интересуюсь я, заинтригованная тем, что он, хотя и не живет здесь, знает лучшие рестораны города.

– Я знаком кое с кем из его владельцев. Деловые связи. Обычно у парней, с которыми я встречаюсь, есть знакомые официанты, но владельцы... Это что‑то новенькое. И я тут же представляю, как лечу на побережье, трудно сказать какое именно, но о нем часто говорят: «Я отправляюсь на побережье».

На мне черные очки в стиле Джекки Онассис и жемчужное ожерелье.

И действительно, Лайам знает всех в этом ресторане, от официантов до шеф‑повара в большом белом колпаке, который подходит узнать, как нам понравились суши, и затем присылает еще несколько блюд на пробу.

Я ощущаю себя знаменитостью, ну или по крайней мере знаменитостью в моем представлении. Меня немного волновало, о чем мы, люди из таких разных общественных слоев, будем разговаривать. Дома я даже подготовила небольшой список тем (вопросы о работе, ресторанах, избыточная коммерциализация в современном мире), но, как оказалось, все мои старания были напрасны. Лайам умный и веселый человек, поэтому прекрасно ведет беседу.

Мы заказываем фирменное блюдо – фруктовый коктейль, и Лайам поднимает бокал.

– Пожелаем голубому и розовому содержимому этих бокалов оставаться на своем месте и не попадать на мой пиджак, – говорит он и обворожительно улыбается.

– Давай выпьем за это, – отвечаю я, подражая британскому акценту и изо всех сил стараясь выглядеть сексуально. Пытаюсь разобраться с обилием фруктов, соломинок и примитивных палочек для размешивания, торчащих во все стороны из моего бокала. Что касается Лайама, он справляется с коктейлем со сверхъестественной ловкостью: аккуратно достает соломинку, надавливает на фрукты, чтобы они погрузились глубже, и спокойно кладет палочку для размешивания на стол. Интересно, а какие трюки он может проделывать с застежками, шнуровкой и завязочками, которых так много на моем белье?

– Лейн, что ты не любишь из еды? – спрашивает Лайам, изучая меню. – Блюда здесь рассчитаны на двоих.

Я уверяю, что всеядна, потому что боюсь оплошать в отношении суши. Такое впечатление, что в жизни есть два типа людей – те, что с удовольствием едят кожу угря и считают слово «жирный» милым прилагательным из области кулинарии, и другие, предпочитающие вареное мясо краба с авокадо. А я понимаю, насколько важно, чтобы вкусы людей совпадали. Поэтому ради идеального свидания готова забыть о нелюбви к покрытым слизью морепродуктам.

Официант возвращается, и Лайам делает заказ: несколько роллов из разных обитателей моря, и мне остается только гадать, как долго они томились в темных глубинах. Но я улыбаюсь, как будто нам сейчас принесут десять фунтов икры и горячие блины. Время от времени слышу знакомое слово – моццарелла, и радуюсь, что в блюдах будет хотя бы один известный мне ингредиент.

– А теперь расскажи мне о Лейн Силверман, – просит Лайам, и я оказываюсь на грани сердечного приступа, думая, что разговор пойдет о работе и мне придется выкручиваться весь вечер, но тут он добавляет: – Только не говори мне о журналистской карьере и полученных наградах. Наш ужин сегодня не связан с работой.

Мне удается сделать вдох – признак того, что на этот раз я не попала в эпицентр шторма и выжила. Приятно думать, что впереди тебя ожидает общение без разговоров о делах, журнале «Космополитен» и Эм‑энд‑Эмс. Мне это кажется вполне осуществимым, ведь с этим человеком я чувствую себя все комфортнее. А раз так, нужно начать разговор посексуальнее, и я пытаюсь придумать что‑нибудь интригующее.

Оглядываюсь в поисках подходящей темы и вижу вокруг множество элегантных женщин с идеально прямыми волосами, сумочками от известных дизайнеров, по форме напоминающими багеты; мужчин в рубашках с накрахмаленными воротниками и джинсах, состаренных рукой профессионала, или свежевыглаженных брюках. Да уж, не особо вдохновляющий предмет для беседы. Но вот за столиком в углу я замечаю целующуюся пару.

И начинаю в стиле телевизионных шоу:

– Ну, например, я люблю долгие прогулки по пляжу с поцелуями при луне и водные виды спорта.

Как у людей, говорящих подобную чушь, может что‑то получаться в отношениях?

– Боже мой, не могу поверить! Даже не мечтал, что мы так идеально подойдем друг другу, когда встретил тебя у барной стойки, вернее, твой бокал встретил мой пиджак под стойкой бара. – Удивленно поднимает брови. – Значит, еще ты должна любить развлечения, общение и, – глубоко вздыхает, – собак. – Лайам сентиментально прижимает ладонь к сердцу, ожидая ответа.

Неужели участники английских шоу так похожи на нас, американцев? Я почти не сомневалась, что жители этой страны любят тосты, послеобеденный чай и королевскую семью. Видно, правильно говорят, что люди всегда остаются людьми, где бы они ни жили.

– Так и есть! Нас, похоже, свела сама судьба! Еще я ненавижу играть в игры, классно целуюсь и у меня идеальная фигура. Ищу человека, готового остепениться и создать семью. – Меня вдруг охватывает паника. Вдруг Лайам не поймет, что я пошутила, и примет меня за полную дуру, которая хочет захомутать какого‑нибудь парня и использовать для реализации мечты о сказочной жизни.

Но я ведь совсем не такая! Я прекрасно знаю, что мужчина – это живой человек со своими мыслями и чувствами, а не простой монтаж из любимых киногероев, который можно в любой момент включить и посмотреть в мире грез. (Хотя если взять Брэда Питта, скрестить его с Беном Аффлеком, добавить капельку от Джона Кьюзака – мог бы получиться просто потрясающий экземпляр.) Нет, все же мне еще рано думать о детях!

– Надеюсь, некоторые игры ты все же любишь, – подмигивает он мне. В другой ситуации я бы решила, что он просто противный приставучий мужик, но у Лайама это получается необычайно сексуально и он достигает своей цели.

Я снова расслабляюсь, ведь наши отношения дарованы судьбой (шутка), и понимаю, что сейчас идеальный момент для следующего этапа нашей беседы. Почти не сомневаюсь, что такого сексуального мужчину, как Лайам, могут интересовать только чувственные женщины.

– Я очень люблю игры с перьями и теплым шоколадным соусом, – отвечаю я.

– Посмотрим, предлагают ли это здесь в качестве десерта. Я сижу, положив ногу на ногу, и, сама не знаю почему, постоянно меняю их местами.

Лайам оказался совсем непохожим на других, пожалуй, даже слишком. Поэтому, когда приносят счет и близится момент расставания, сердце сжимается у меня в груди. Знаю, что не нужно слишком серьезно относиться к этому свиданию, ведь я еще плохо знаю Лайама. Я просто не могу дать волю чувствам. Ведь предполагалось, что этот вечер – всего лишь маленькая проба сил перед началом серьезной работы по поиску моего Эм‑энд‑Эмс, которая откроет мне дорогу к настоящей, с множеством призов и наград, журналистской карьере. К тому же я никогда не умела правильно прощаться!

Не понимаю, откуда у многих женщин берется хладнокровие, чтобы сразу после идеального свидания отправляться домой и потом не сожалеть об этом. Наверное, именно так и нужно поступать – со словами: «Спасибо, все было просто отлично, но завтра мне нужно рано вставать, поэтому я отправляюсь спать». Но решиться произнести эти слова не так просто, как может показаться. Пока Лайам передает кредитную карточку официанту (он не позволил мне даже достать кошелек – перехватил мою руку и покачал головой, а у меня зазвенело в ушах, бросило в жар, потом в холод), я погружена в фантазии о том, как он, крепко ухватив меня за волосы, нежно покусывает мне ухо. Дело в том, что большую часть вечера мы говорили о сексе. Это была легкая беседа, никакой похабщины. Случайная мысль: вполне вероятно, что ваши действия кажутся вам сексуальными и забавными, но для человека со стороны, или, правильнее сказать, для одинокой женщины, выглядят грубыми и дешевыми – она будет ревностно следить за вами, прислушиваться к разговору и таращить глаза. (Не могу похвастаться, что никогда не была на месте такой женщины.)

Я же, насладившись розовым, оранжевым и зеленовато‑голубым коктейлями, готова прямо сейчас сорвать с Лайама одежду и потребовать большой пакет шоколада с собой. Особенно после того, как он медленно, ложечка за ложечкой, кормил меня теплым шоколадным пралине, пока я не съела все до последней капли. Во время ужина мне казалось, что я снимаюсь в кино, и, как только Лайам оплатит счет, последует команда «Снято!» и все резко закончится. Мы поднимемся из‑за стола, и Лайам станет неумелым и неуклюжим, способным лишь на примитивный флирт, а я снова вернусь к своим мечтам. Ведь чудесам нет места в моей жизни!

Поэтому, когда мы наконец встаем и направляемся к выходу, я абсолютно не представляю, что будет дальше. С одной стороны, я надеюсь на приглашение на так называемую (хитро подмигнуть) чашку кофе, за которой следуют обычные в таких случаях занятия, ну а потом и атака; а с другой – не особо приветствую такое развитие событий и хочу все‑таки видеть Лайама джентльменом, который не станет собирать все сливки прямо сейчас и перенесет самое сладкое на другое время. Так поступают, если действительно любят и уважают.

«Дурочка, разве у нас впереди так много времени?» – думаю я про себя, или мне только кажется, что про себя.

– Времени на что?

Боже, я произнесла эту фразу вслух. Наверное, со стороны кажется, будто я пробуюсь на роль в бродвейской версии фильма «Сибил».

– А‑а... э‑э... Прости, я просто посмотрела на часы.

– Торопишься на встречу с другим парнем?

– Естественно. Через полчаса он будет встречать меня около дома.

(Парень – как приятно звучит это слово, я в восторге.)

– Тогда пойдем скорее, я провожу тебя домой, – предлагает Лайам. – Мне не терпится отправить его куда подальше.

Я знаю, что мы ведем себя, как увлеченные игрой дети, но до чего хороша идея: мужчина ревнует тебя к якобы существующему сопернику, который будто бы оказывает тебе знаки внимания. И, несмотря на то, что грубые слова не будут сказаны, само по себе стремление Лайама убрать с дороги соперника – прекрасный повод для глубоких размышлений. Погрузившись в них, а также в бесконечные телефонные обсуждения на ближайшие несколько недель, я в итоге смогу понять, означает ли эта фраза его желание быть только со мной. Джоан придется очень быстро перейти ко второму этапу нашего общения, когда она просто перестает вникать в то, что я ей говорю.

Лайам идет провожать меня до дома, и я немного расслабляюсь, потому что у меня появилось еще двадцать дополнительных минут на фантазии.

Уверена, сейчас вам очень интересно, что же произойдет дальше. И вы думаете, окажется ли она стопроцентной «дивой», готовой к испытанию? Сможет ли после смеси разноцветных коктейлей устоять перед искушением? Ведь от этого англичанина просто дух захватывает – он только что фактически занимался с ней сексом с помощью шоколада; с первого раза понимает плохие шутки в стиле шоу знакомств; отдает предпочтение фактически несовместимым вещам – ванна с медными лапами вместо ножек и готовому завтраку из хлопьев «Какао пебблс» (вот это здорово!). Еще у него очень быстрые и ловкие руки, достойные хирурга, что выяснилось во время его манипуляций с джунглями во фруктовом коктейле. И ринется ли она, учитывая все вышесказанное, в тот омут, о котором мечтала весь вечер, ведь в любом случае перед ней стоит задача найти себе мистера Прямо Сейчас?

Или она поступит как неисправимая мечтательница, абсолютно безнадежная романтическая натура, и решит остаться загадкой для Лайама до следующего свидания, хотя прекрасно знает, что появление рядом с ней такого человека еще больше усложнит ее и так непростую жизнь?

И вот только теперь, когда я голышом удобно устроилась в кровати, закутавшись в одеяло, и мне тепло и приятно, а на лице сияет блаженная улыбка, я расскажу о том, что вам так не терпится узнать.

Самым лучшим в нашей прогулке было молчание. Он держал меня за руку и нежно водил пальцем по моему запястью, и все дома, мимо которых я ходила миллион раз, не замечая их, в этот вечер казались мне новыми и прекрасными, будто светящимися изнутри. (Когда же успели посадить эти саженцы? А это кафе с плетеными креслами – самое очаровательное, разве не так?) Каждое здание казалось мне по‑королевски величественным, а свет в окнах согревал душу.

Мимо проезжали машины, но я их не замечала. А может быть, даже мы шли по пустынным улицам и каждый фонарный столб, линия на тротуаре, навес и табличка «Не парковаться!» были предназначены только нам. Обычно я считаю, что долго молчать нельзя, и глупо пытаюсь заполнить паузы болтовней на любые пришедшие на ум темы. (Вот, например, одна из них: почему не делают хлеб, который не крошится, ведь он был бы просто превосходен для сандвичей?)

Но в тот момент молчать было бесконечно приятно. Если бы нас снимала камера, она наверняка опустилась бы прежде всего вниз – ведь мы шли в ногу, – затем задержалась на руках, теплых и словно излучающих мерцающее зеленоватое сияние – проявление наших чувств, а в конце крупным планом показала наши спины, чтобы продемонстрировать, как постепенно уменьшается расстояние между нами.

У Юнион‑сквер нашу прогулку прервал красный сигнал светофора, и мы медленно повернулись друг к другу. Лайам смотрел на меня улыбаясь, потом его веки опустились, и густые ресницы скрыли красивые глаза моего спутника. Меня бросило сначала в жар, потом в холод, сердце сжалось в груди, и волна чувств охватила все мое тело – эмоции, свойственные скорее шестнадцатилетним. А Лайам склонился ко мне, и я ощутила мягкие изгибы и влажное тепло его губ еще до того, как они соприкоснулись с моими. Я слышала его дыхание – потрясающе интимный звук – и понимала, что вся дрожу в предвкушении. Наконец с нежностью перышка, опускающегося на землю, мы коснулись друг друга – и ощутили колоссальный взрыв чувств (его силу можно сравнить разве только с размерами «Волшебного королевства Диснея»). Никогда не чувствовала ничего подобного за двадцать семь лет своей жизни!

Я думала, что не смогу устоять на ногах и упаду прямо там, на углу, но в этот момент мы слились в ненасытном французском поцелуе, исследуя глубины друг друга. Лайам нежно обхватил меня за шею и ласково гладил мои струящиеся по спине волосы.

Не знаю, возможно, многочисленные женщины Лайама с Парк‑авеню всегда церемонятся, и Лайам не был готов к моему раскованному поведению. Но я не могла удержаться – должна была почувствовать, пусть даже через брюки, его потрясающий зад, о котором грезила сегодня целый день, машинально изображая его на любом попадавшемся мне клочке бумаги. («Зачем они тебе в таком количестве?» – недоумевал Джон, когда я пришла к нему за третьим блокнотом.) Зад Лайама был для меня все это время как шоколад «Годива», манящий с соседнего блюда, который просто необходимо заполучить. Дотронувшись до него, я почувствовала, как Лайам улыбнулся, не прерывая поцелуя, и поняла, что он не возражает.

Сигнал светофора менялся на зеленый, потом снова на красный раз десять, а может быть, и двадцать.

Красный, зеленый – стойте, идите.

Мы не обращали внимания.

Гудок автомобиля.

Нам нет до него никакого дела.

Когда мы наконец оторвались друг от друга и наши губы и языки с неохотой расстались, Лайам еще мгновение стоял, не открывая глаз, словно не мог прийти в себя.

Я – опасная роковая женщина! Вот это да! В моем левом мизинце заключена сила, способная превратить любого мужчину в соляной столб. А это уже серьезно!

И когда Лайам все‑таки открыл сияющие голубые глаза, он прошептал:

– Боже мой, Лейн, ты сногсшибательная. Я готов вечно стоять здесь и целовать тебя. У меня просто дух захватывает.

А я и не мечтала, что все так прекрасно сложится.

Впервые я не сожалела о том, что у моего подъезда нет швейцара. Ведь то, что мы творили, стоя прямо напротив дома 555 на Западной Тринадцатой улице, несомненно, могло бы стать веским поводом для моего выселения.

Кто знает, как долго мы бы там простояли, но вернулась миссис Крамер с третьего этажа, выгуливавшая собачку чихуа‑хуа. Ей пришлось громко кашлянуть, чтобы мы освободили дорогу.

Да уж, могу представить, я член организации девушек‑скаутов. Если у них выдается особая нашивка за самообладание – я бы с гордостью пришила заслуженную мной сегодня большой безопасной пластмассовой иглой. Признаюсь честно, расставаться у двери моей квартиры настолько разгоряченными равносильно настоящему подвигу. Но я не скаут, и мне нельзя сильно увлекаться Лайамом – лежать сейчас в кровати с улыбкой до ушей, представляя себе обнаженного мужчину, который не работает в моей компании и просто не может стать моим Эм‑энд‑Эмс, – поэтому я все же чувствую легкое сожаление. Нельзя было упускать такую шикарную возможность, на моем месте этого не сделала бы ни одна девушка в здравом уме. Ведь меня ожидало нечто особенное! После чего я могла бы расчистить себе дорогу к реальным целям.

Но с другой стороны, вспоминаю чудесное ощущение от коктейлей и потрясающие мгновения нашего общения, о которых буду думать вновь и вновь. Да уж, правильно говорят, что у меня напрочь отсутствует здравый смысл.

На следующей неделе я полностью освоила обязанности секретаря, разобралась во всех деталях и узнала все ходы и выходы. Выяснилось, что Сет хорошо умеет вычислять курс валют, и несмотря на то что я перенесла наше свидание на следующую неделю, мне удалось перепоручить ему это задание. И всего через час он вернул мне бумаги в условном месте – комнате с ксероксом, – и я даже разволновалась. Мне так здорово все удается!

Мы с Тиффани уже много раз вместе обедали, и хотя работаем в двадцати футах друг от друга, общаемся через компьютер – отправляем друг другу сообщения, обсуждая то одно, то другое. Уж очень я люблю офисные сплетни! Кто знал, что я буду тратить на них почти все свободное время? Что касается милого парня Джона, его тоже можно причислить к сплетникам. Не знаю, чем мотивировано его поведение, но он постоянно присылает мне разные ссылки на снимки диких зверей в Интернете и делает к ним подписи, например, такие: «Хряк Тома», «Тарантул Тома» или «Барракуда Тома», – чтобы я могла определить, какие именно кабан, паук или рыба напомнили ему подружку нашего босса. Мне жаль Тома, ведь он классный парень, но все же не могу отогнать от себя мысль, что в его девушке должно быть что‑то особенное, иначе он не смог бы в нее влюбиться. Разве имеют значение плохая стрижка, ужасный маникюр, отвратительное настроение и гадкие манеры, если речь идет о любви?

Насколько я могу судить, о Томе нельзя сказать ни одного плохого слова. Когда я прихожу утром в офис, он уже разговаривает по телефону с Европой. Наверное, обсуждает сделки, или разные деловые уловки, или еще что‑нибудь. Но каждый раз он приветливо машет мне рукой через стекло. Документы, с которыми мне предстоит разобраться за день, всегда сложены в проволочную корзину у входа в мой кьюбикл. К каждому заданию есть четкие письменные инструкции, где обязательно присутствуют слова «спасибо» и «пожалуйста». Работа несложная, и никто не стоит целый день над душой. Сделав все необходимое, я могу заниматься своими делами. Если бы все начальники были такими же разумными и последовательными, как Том, анекдоты про них быстро сошли бы на нет.

После работы, упражняясь в написании имени Л‑А‑Й‑А‑М всеми возможными способами, я вдруг делаю удивительное открытие. В его имени нет букв с изогнутыми линиями! И тут же осознаю, что таких букв нет и в моем имени. Ага! – осеняет меня: пожалуй, вообще не стоит встречаться с Сетом. Время пронеслось быстро – завтра у меня второе свидание с мистером Прямо Сейчас, и мои чувства и все мои непристойные мысли об этой встрече (которые приходят в голову в самое неподходящее время) сконцентрированы только на одном человеке. О, Лайам – изумительный мужчина, бог секса! И пока я подаю Тому кофе, принимаю сообщения по телефону и разбираю бумаги, я вижу перед собой его – обнаженного, впивающегося зубами в самые разные части моего тела. Иногда он яростно, как в фильме «Девять с половиной недель», прижимает меня к стене где‑нибудь в узком проходе и срывает юбку.

В мечтах я веду такую насыщенную сексуальную жизнь, о которой можно только мечтать, и наслаждаюсь так сильно, что не желаю делиться подробностями даже с друзьями. Хочу сохранить ее только для себя. И мне придется это сделать, потому что те немногие, кому я действительно могла бы все рассказать, крайне рациональные люди (что очень раздражает) и имеют ужасную привычку постоянно упрекать меня за какой‑нибудь неверный поступок.

И поэтому на вопрос Джоан, как у меня дела, отвечаю, что все прекрасно.

– Извините, я, должно быть, ошиблась номером, – говорит подруга, и я с раздражением слышу, что она продолжает нажимать кнопки на телефоне. – Алло! Алло! Я ищу мою подругу Лейн, которая считает необходимым сообщать мне обо всех подробностях своей жизни, даже о том, что собирается в туалет. Не знаете, где она?

Когда я отвечаю, что не понимаю, о чем идет речь, она не обращает внимания на мою откровенную ложь, будто я вообще не проронила ни слова.

– О нет, только не это. С тобой случилось несчастье – это рикошет от мистера Прямо Сейчас. Я уже видела такое раньше. Редко, но случается.

Не переношу, когда она сидит, качая головой, закатывает глаза и закрывает лицо ладонями. Поэтому лучшее, что могу придумать в тот момент, – это притвориться.

– Джоан, послушай, что за глупости ты говоришь?

Рикошет. Черт возьми, только не это. Не хочу, чтобы это случилось со мной, просто невозможно.

– Смотри, ты уже не фантазируешь дни напролет о каком‑то парне с работы, ничего о нем не зная. А ведь именно это занятие помогло бы тебе реализовать свои планы. Вместо этого ты как умалишенная мечтаешь о мужчине, который не только не поможет тебе написать статью, но и, возможно, разобьет твое сердце. Предполагалось, что его функция – мистер Прямо Сейчас! Лейн, ты помнишь, чему мы научились в прошлом! (В конце этого предложения я не ставлю вопросительный знак, потому что Джоан не ждет от меня ответа.)

А она продолжает:

– Разве я не говорила, что тебе нужно просто переспать с ним, и все? Тогда он не стал бы перезванивать на следующий день и остался для тебя очередным придурком, а ты бы сейчас спокойно работала над статьей! Разве я тебя ничему не научила! (И снова сплошные восклицательные знаки.)

Рикошет. Это был рикошет. А я – жертва. У меня бешено колотится сердце, до того жестока эта мысль. Я смахиваю со стола всю бумагу, исписанную инициалами мистера Прямо Сейчас, как будто это поможет в чем‑то – например, доказать, что Джоан ошибается.

А знаете что? Рисуя рядом с именем Лайам свои инициалы (иначе я чувствую себя одинокой), я вдруг понимаю, что даже не знаю его фамилии. Это крайне неприятно, просто ужасно, я в замешательстве!

– Готова поспорить, ты даже не знаешь его фамилии, – саркастически замечает моя подруга.

– Конечно, знаю.

Его фамилия – Рикошет.

– Ну и какая же? Рикошет?

– Я не собираюсь говорить на эту тему, – отвечаю я. Мое раздражение растет, и я впадаю в панику из‑за Лайама – хотя сейчас я уже абсолютно уверена, что после завтрашних событий буду проявлять к нему только профессиональный интерес.

Вспоминаю миссис Крамер и ее громкое покашливание и едва сдерживаю смех. Ну что же, пора приучать себя к мысли, что надо попрощаться с Лайамом‑романтиком и заново познакомиться с Лайамом‑начальником. Хотя мне очень хочется знать, много ли места у него под рабочим столом. Это чисто профессиональный интерес, заявляю однозначно. Может, его рабочее место – один из тех гигантских столов, где можно проводить «совещания» любого рода, в зависимости от желания...

– Послушай, я сейчас кое‑что скажу, и больше никогда не подниму эту тему.

Конечно, естественно. Потому что в этом больше нет необходимости – ведь с данной минуты я буду думать о нем только как о своем боссе мистере... Есть что‑нибудь... гм... что я могу сделать... э‑э‑э... для вас, мистер Рикошет?

– Слушаю, – с возмущением произношу я. Если бы можно было свалить всю вину на Джоан, я бы, наверное, решилась наплевать на свою карьеру, спустить задание от «Космо» в унитаз и лечь в постель с будущим боссом. Тогда удалось бы и дальше мечтать о предстоящих горячих вечерах с мистером Лайамом Рикошетом. Правильно я рассуждаю?

– Не забывай, чем ты рискуешь. Вся твоя карьера зависит от материала, над которым ты должна работать, а твои мысли сейчас в Ла‑Ла‑Лайамандии. Так ты ничего не добьешься.

Думаю, Джоан права.

Ну ничего, я ей покажу! Пересплю с Лайамом, это будет потрясающе, а затем продолжу работать над материалом. Вот тогда и посмотрим, что она скажет!

Ну вот, теперь мой план не так уж и плох, правда?

Записываю наш с Джоан разговор в «Дневник деловой женщины» и с ужасом понимаю, насколько она права.

Я крайне усложняю работу над материалом. Но как же мое счастье? Разве мы часто встречаем на своем пути идеальную пару?

В том‑то и дело, что очень редко, если судить по толпам женщин лет по двадцать – тридцать, которые по выходным оккупируют бары: идеально уложенные волосы, тщательно сделанный макияж и призыв «трахни меня» в глазах. А что, если Лайам и есть моя вторая половинка? Вот посмотрите, я не отработала еще и недели, как Сет пригласил меня на свидание. Правда, я его перенесла, но ведь мужчинам нравится, когда женщина не так легкодоступна, правильно?Мне постоянно твердили, что именно на этом этапе отношений с мужчинами я часто ошибаюсь. Для девушки, которой раньше никто особо не интересовался, я продвигаюсь в правильном направлении и делаю успехи. А что касается самого процесса написания статьи, мои записи в этом дневнике упростят задачу. Так что, думаю, ситуация под полным моим контролем. Поэтому не произойдет ничего страшного, если я на некоторое время отложу работу над проектом в сторону и поохаю‑поахаю по поводу Лайама. УДАЛЕНО ЦЕНЗУРОЙ!!!!!

 

«СЕРАФИНА»

 

Сегодня Лайам ведет меня в ресторан «Серафина». Я была там один‑единственный раз, и страшный грубиян в темных очках кричал: «Мне наплевать, что ты журналистка и пишешь о ночной жизни, даже если для этой чертовой "Нью‑Йорк тайме!"». Он сунул мне назад визитку, словно это был один из бланков на денежное пожертвование, которые раздают на улицах слепые. А я, словно человек, чье предложение руки и сердца только что отвергли, низко опустила голову и начала продираться через толпу жаждущих войти в этот клуб. Так что мне не слишком хотелось туда идти. А вот моя подруга просто мечтала потусоваться в обществе Хилтонов и Кайзелштайн‑Кордов.

Никогда не понимала, что привлекает людей в этих заведениях. Зачем идти туда, где вас особо никто не ждет, а потом еще и разорят, выставив счет в шестнадцать долларов за коктейль? А если все‑таки удается попасть внутрь такого клуба, то вы весь вечер дергаетесь, не поднимут ли вас на смех, заметив вашего фальшивого «Гуччи».

Я предпочитаю бар в своем районе, где мне всегда рады и счет никогда не превысит пяти долларов, что бы я ни выпила. Я как‑то сказала, что представляют собой мужчины, посещающие престижные заведения, и мои слова не раз потом цитировали.

– Эти парни изображают завсегдатаев клубных тусовок и любителей завести интрижку с моделью – и с ними просто невозможно общаться. Все время говорят об одном и том же: «Ты был в "Хэмптоне" в прошлые выходные? А в Лос‑Анджелесе заходил в "Мондриан"? «К черту все это! – сказала я Крису однажды вечером, проведя пару часов в клубе «Лотус». – Я пришла в это заведение только потому, что мне нужно было написать материал, а вовсе не рвалась туда просто так, чтобы развлечься.

– Зачем же ты тогда делала укладку и макияж? И зачем я тащился вместе с тобой через весь Сохо, чтобы купить новую черную безрукавку, когда у тебя их уже штук двадцать пять? – недоуменно поинтересовался мой друг.

– Потому что я здесь на работе. Мне нужно поддерживать определенный имидж, – объяснила я.

Итак, я четко для себя определила – мне не нравится подобный тип мужчин, и если кто‑нибудь из них пригласит меня на свидание, я скорее готова сломать себе руку, чем потратить на него весь вечер.

Вы, видимо, находитесь в недоумении. Как вышло, что я иду на свидание именно с таким мужчиной (не говоря уж о том, что я постоянно – днем, ночью, за кофе и в метро – мечтаю снова встретиться с ним)?

Ну, во‑первых, когда я впервые увидела Лайама в баре, на нем не было темных очков. Во‑вторых, он просто не мог очутиться в подобном пошлом заведении – хотя бы потому, что англичанин! Ну а в‑третьих, мы с ним уже ходили во вполне приемлемое место (ресторан «Суши самба» открылся всего год назад, поэтому давно не самый популярный в городе и не утопает в клубах наркотического дыма) и прекрасно провели там время. Вот почему я знаю, что Лайам не похож на парней того типа, которые не могут устоять при виде прямых светлых волос и тонкой талии двадцать третьего размера, которая соблазнительно мелькает между топом и джинсами на бедрах.

Ну а помимо этого, есть еще его зад, и прекрасные губы, и этот язык, и... о‑го‑го!

* * *

Кормят в «Серафине» достаточно вкусно, и я с удовольствием замечаю, что Лайам знает, чем отличаются устрицы «Блу пойнт» от «Малпек», и заказывает филе‑миньон средней прожаренности. Сегодня на нем рубашка потрясающего голубого оттенка, от которого его глаза так сияют, что любой, на него взглянувший, рискует ослепнуть. Мы пьем замечательное французское каберне – «Ле Что‑то там 1944», и я чувствую себя, если это вообще возможно, опьяненной любовью больше, чем полчаса назад, когда заметила Лайама у входа в ресторан.

Ничто не нарушает спокойной атмосферы ужина. Я не могу говорить о работе, поэтому перевожу разговор на более подходящую тему – о нем, и только о нем.

К счастью, Лайам не возражает, и в другой ситуации меня бы это обеспокоило. Но жизнь моего возлюбленного настолько увлекательна, что меня интересуют все подробности: какая именно рубашка была на нем в той или иной ситуации, какой зубной пастой он пользовался в тот момент и какую предпочитает картошку – пюре или запеченную?

В первом классе средней школы у Лайама была учительница – миссис Смити. Чтобы дети лучше узнали друг друга, она сочинила песенку, в которой имя каждого ученика рифмовалось с его хобби. В первый день учебы она попросила ребят рассказать о своем любимом занятии. Все отделались простыми ответами: рисование, плавание или живопись.

Когда же пришел черед Лайама, он, ни секунды не раздумывая, выпалил: «Целовать девчонок». Просто у него есть старший брат, и в то время его любимой темой для разговоров было общение с девочками, а Лайам, как он выразился, впитывал все как губка. (Кстати, хорошее слово, нужно будет аккуратно поинтересоваться, можно ли мне использовать его в статье.)

Естественно, учительница попросила ответить иначе. На эту просьбу Лайам отреагировал как осторожный предусмотрительный юрист: «Мне придется обдумать данный вопрос, прежде чем мы его обсудим».

Услышав это, миссис Смити выпучила глаза так, что они чуть не вылетели из орбит, и сразу же вызвала в школу мать Лайама.

Позже Лайам подслушал, как мать рассказывала о случившемся отцу. Отец развеселился и пошутил: «Похоже, у нас растет маленький жиголо». Мать тоже с трудом сдерживала смех. Но вдруг заметила сына, стоящего у двери в комнату, и маленький Лайам быстро убежал, громко выкрикивая загадочное слово: «Я жиголо! Я жиголо!»

С того самого момента у него появилось новое прозвище. Мама «жиголо» рассказала учительнице, что еще он любит играть на фортепиано, а это было неправдой. Поэтому Лайам был записан на занятия, результатом которых по сей день является его способность сыграть «собачий вальс» в нижнем регистре. Поскольку я очень хорошо знаю эту мелодию, мы сможем сыграть ее в четыре руки, когда окажемся у него дома – там есть пианино. Наверное, можно побывать во всех домах, принадлежащих их семье, и везде исполнить эту пьесу (шутка).

Замечаю, что за этой моей шуткой могут стоять большие расходы, но Лайам отмахивается, словно говоря: «Деньги ничего для меня не значат». Наверное, в другой ситуации я решила бы, что он выделывается, но сейчас, даже не могу объяснить почему, меня эти слова подкупают и кажутся, вы не поверите, ужасно сексуальными!

К моменту, когда подают основное блюдо, Лайам заканчивает интереснейший рассказ об учебе в средней школе – он стал тогда лучшим игроком в регби. Я абсолютно ничего не понимаю в этом виде спорта, даже после того, как Лайам подробно объяснил мне правила и нарисовал примерную схему игры на салфетке – настоящей полотняной салфетке! (Как это некрасиво! Правда, он сказал, что оплатит ущерб.)

Еще я узнала, что однажды сердце Лайама разбила женщина на пять лет старше его. Ему было двадцать, а ей почти двадцать пять, и она была их соседкой. За все время их романа (Лайам употребляет именно это слово, потому что эти отношения были самым большим и оберегаемым секретом в жизни моего «жиголо») они так и не открыли друг другу свои чувства. А женщина эта часто повторяла: «Ты слишком молод для меня». Или: «Ты же понимаешь, мы не можем встречаться вечно».

Но Лайам не обращал внимания на эти слова, считая, что она просто ищет логическое объяснение своей любви к человеку моложе ее. И ему казалось совершенно очевидным, что она тоже влюблена, ведь невозможно одному испытывать чувства такой силы. Кроме того, эта женщина говорила ему, что любит. Конечно, время выбиралось крайне неподходящее – она звонила часа в три ночи, жалуясь на неудачно сложившийся день, и именно тогда произносила эти три слова. Лайам так страстно мечтал их услышать, что испытывал особое наслаждение. А потом было одно и то же: он вспоминал сказанное ночью, а она все отрицала. Это было по‑настоящему трагично. И, слушая рассказ Лайама, я расплакалась. А он нежно вытирал мои слезы мягкими и романтическими прикосновениями.

Я подумала о том, какие одушевленные пальцы у этого мужчины, способного на такие потрясающие чувства, о которых большинство даже не догадывается.

– Ты сможешь, конечно, сможешь, – терпеливо уговаривала я Лайама, когда он усомнился, сможет ли дальше рассказывать мне эту историю, которую столько лет хранил в себе.

Лайам быстро берет себя в руки и решительно продолжает. После того как соседка неожиданно вычеркнула его из своей жизни, он ни с кем не мог построить серьезные отношения.

Мне становится жаль его, бедняжку. В мире столько боли! Сдерживаю себя – а так хочется перескочить через стол и погладить его лицо! И тогда я определяю главную цель своей жизни: во что бы то ни стало я должна добиться, чтобы этот мужчина доверил мне сердце. В конце концов, я ведь не такая, как все женщины, – я Эб Фэб. Улыбаюсь, вспомнив автора своего нового прозвища. Мой босс принадлежит к абсолютно другому миру, в настоящий момент представляющему угрозу для моего счастья и психического здоровья. Потрясающе, насколько приятные люди работают в этом «губительном» месте. И меня там называют Эб Фэб – это так забавно! «Эб Фэб, принеси, пожалуйста, факсы!» Так хочется поделиться этими мыслями с Лайамом, но не прерывать же его. Теперь он вспоминает, как в детстве проводил лето.

Родовое имение семьи Лайама находится в Провансе, и клянусь, он сказал, что с удовольствием отвезет меня туда летом, ведь в хорошую погоду это место напоминает рай на земле.

Меня переполняет ненависть к той глупой ужасной женщине, которую он полюбил, а она не смогла достойно оценить его чувства. Я же, напротив, готова всем своим существом доказать ему, что умею любить гораздо сильнее, чем она. Уверена, она никогда не была в его доме в Провансе. Ха‑ха! Один – ноль в пользу Лейн Силверман!

Но конечно же, все это не так серьезно! Естественно, я не могу влюбиться в мистера Прямо Сейчас Рикошета. И совершенно очевидно, не поеду в Прованс! Честно говоря, мне совсем не нравится загородная жизнь (хотя там можно носить классные летние сарафаны, что абсолютно исключено в городе). Я ни капли не влюблена в Лайама!

В этот раз он заказывает на десерт теплый шоколадный пирог со сливками и спрашивает, не хочу ли я съесть его у меня дома.

К нему мы пойти никак не можем, потому что неожиданно приехал его отец. «Конечно, мы могли бы поехать и ко мне, но тогда нам придется с ним поделиться».

Лайам настолько изобретателен, что, видит Бог, мне не терпится узнать, что он придумает с десертом, но я так стыжусь своей маленькой грязной квартирки, что готова отказаться от поставленной цели.

– Конечно, мы можем ко мне поехать. – Слова произносятся сами собой, я слышу их как бы со стороны.

Потом я чувствую, как сажусь в такси, потом замечаю, что шофер по имени Омар Туама, как написано на табличке, с удовольствием смотрит в зеркало заднего вида, потом снова ощущаю на лице горячее дыхание Лайама, затем его губы, языки... вау!..

Когда мы вошли в подъезд, Лайам даже бровью не повел при виде обшарпанного холла – здесь нет ни дивана, ни кресел, ни даже стола. Он спокойно отнесся и к едва работающему лифту, и даже к моей крошечной квартирке. Не могу сказать, что меня уж очень волновала его реакция, ведь это наша последняя встреча. Лайам же заметил, что я прекрасно организовала пространство и вообще моя квартира – прелестна.

– Это ты прелесть, – отвечаю я комплиментом на комплимент и направляюсь на кухню. – Я иду за ложками.

– Не нужно никаких ложек, – тянет он меня назад.

И несмотря на то что я считаю себя вполне осведомленной в использовании теплых шоколадных пирогов со сливками, должна признать, что даже и не представляла себе, насколько разнообразна область их применения.

Вы можете думать все, что угодно, но ни капли сливок и ни крошки пирога не пропали даром – Лайам оказался большим специалистом в шоколаде и любовных играх. На этот раз я снова засыпаю обнаженной, и мне, чтобы согреться, не нужно фантазировать о времени, проведенном с Лайамом. Он сейчас действительно рядом со мной, и мне тепло и комфортно (хотя клянусь, я твердо решила, что больше этого не повторится). Лайам обнимает и нежно поглаживает меня, его губы задерживаются около моей шеи, затем приближаются к уху, я чувствую его горячее дыхание, и он шепчет:

– Ты просто потрясающая женщина.

И потрясающая женщина засыпает рядом с не менее потрясающим мужчиной.

Три часа спустя я открываю глаза, поворачиваюсь и пристально смотрю на чудо, оказавшееся в моей постели. Лайам просто прекрасен, он так уютно завернулся в мой плед из искусственного меха, что я не могу устоять, наклоняюсь и начинаю нежно целовать его – сначала в шею, затем продвигаюсь к щеке и, наконец, в губы. Он даже не думает протестовать и ворчать «Я сплю!», как это делали в прошлом многие «не ставшие моими единственными» приятели.

Я так и не могу разобрать, что именно говорит мне Лайам. Видимо, он использует язык изголодавшихся друг по другу любовников, который понимаем только мы одни. Я даже не умею этого объяснить, потому что ни единая пара до нас не чувствовала ничего подобного. И это истинная правда! И очень жаль, что продолжения больше не будет.

 

ПЛАН «Б»

 

В течение следующей недели мне все сложнее и сложнее работать над заданием «Космо». Мужчины вокруг становятся безликими, и я их почти не замечаю. Причина в том, что мой план провести одну‑единственную ночь с Лайамом и забыть о нем полностью провалился. Я отчетливо осознаю это, в очередной раз наслаждаясь обнаженным телом моего возлюбленного – какие же все‑таки у него красивые длинные ноги и крепкие ягодицы! Позади огромное количество выпитого вина и четыре часа удовольствия, сопровождаемого стоками, – я смотрю на своего спящего вундеркинда, и мне в голову приходит потрясающая идея. Ну надо же! Почему потребовалось так много времени, чтобы найти выход из сложившейся ситуации, ведь решение было очевидным и смотрело мне прямо в лицо (а также в другие части тела, не буду упоминать, какие именно)! Лейн Силверман спасет положение и сохранит рассудок!

Я тихонько подхожу к компьютеру и пишу письмо Карен – моему редактору в «Космопслитен». Предлагаю изменить тему материала – написать о том, что своего единственного можно встретить там, где меньше всего этого ожидаешь. А поскольку я тороплюсь и очень возбуждена, то добавляю еще пару аргументов личного и профессионального характера – мне кажется, что они звучат убедительно и никого не оставят равнодушным. Оглядываюсь на Лайама (трогательно что‑то пробормотавшего во сне) и, налив бокал вина, снова перечитываю письмо. Просто поразительно, насколько точно мне удалось выразить в словах свои чувства! И я быстро нажимаю на кнопку «отправить».

Это мое письмо достойно пера известного, не раз отмеченного призами журналиста. Интересно, а какой именно приз может получить журналист? Нобелевскую премию или, может быть, Пулитцеровскую? Что бы это ни было, Лейн Силверман уже на пути к ней! И я возвращаюсь к своему возлюбленному. Мистер Прямо Сейчас Рикошет становится для меня мистером Идеальным Мужем.

И вот в семь часов утра меня будит сигнал компьютера – по электронной почте пришло письмо. Осторожно выскальзываю из объятий Лайама, подхожу к компьютеру – и что я вижу? Карен совсем по‑другому представляет себе ситуацию. Почему она не спит в такую рань? Может быть, она сидит и ждет, когда я откажусь от этого материала, чтобы с точностью до секунды зафиксировать время. У нее, наверное, даже в ежедневнике отмечено: семь часов утра – проверить, нет ли писем от неудачницы Лейн Силверман.

 

Лейн!

Я, конечно, польщена, что ты считаешь меня самым замечательным, разумным, фантастическим и непредубежденным редактором из всех, с кем тебе приходилось работать. Но, как мне ни жаль, ты должна придерживаться первоначального плана. Судя по твоему описанию, о таком парне, как Лайам, можно только мечтать, а «настоящий британский акцент» делает его просто неотразимым. И все же, дорогая, тебе придется забыть о нем на некоторое время. А если это действительно «неземная» любовь, то, возможно, вы сможете соединиться в следующей жизни. Думаю, что выражение «жертвовать собой ради искусства» очень подходит к твоей ситуации. Надеюсь, ты не сочтешь меня бессердечной стервой. Если же все‑таки ты хочешь написать об отношениях с Лайамом, я готова заплатить тебе небольшой гонорар за идею и поручить материал другому автору. Ничего большего сделать не смогу. В конце концов, ты пишешь для «Космо», а не для какой‑нибудь газетенки, которую раздают в супермаркете. Поэтому подумай хорошенько, прежде чем принять решение.

Правда, судя по тому, что ты сообщила мне о состоянии своих счетов за электричество, кабельное телевидение, покупки в магазине «Сакс» и кредита по «Визе» Ситибанка, думаю, ты все же предпочтешь не отказываться от материала. Тебе решать, дорогая!

Всего наилучшего.

Карен

 

P.S. Если захочешь расстаться с Лайамом, передай ему, пожалуйста, номер моего телефона. Не возражаешь? Спасибо. Ты просто прелесть.

Но это же невозможно – я не могла написать своему редактору в «Космо», какая кипа счетов возвышается у меня на столе. Никогда бы не сделала ничего подобного, это так непрофессионально, по‑детски и совсем не в моем стиле!

Так, дайте‑ка взглянуть...

Вот черт! Я полная идиотка! Все мои надежды рухнули в одно мгновение, и, пытаясь прийти в себя, я смотрю на двести фунтов мимолетного счастья – спокойно спящего в моей кровати Лайама.

Не зря говорят, «слишком хорошо, чтобы быть правдой». Теперь я начинаю в полной мере понимать смысл этой фразы.

Придется продолжить работу над материалом. Но в любом случае я ни за что не дам Лайаму телефон Карен. Она наверняка высокая блондинка, прекрасно одетая – в трикотажной двойке и кожаных брюках. И не мечтай, дорогая Карен!

Итак, я пишу моему редактору, что с этого момента выбрасываю мысли о Лайаме из головы и продолжаю, как и намечено, работу над статьей. А заодно извиняюсь, что не указываю номер его телефона, потому что куда‑то его задевала (если вдруг я случайно столкнусь с этим парнем на улице, то сделаю все возможное, чтобы исполнить роль самого пухленького херувима – Купидона).

Итак, в моем распоряжении один месяц, одна неделя и один день.

Пора придумывать новый план.

 

ПЛАН «В»

 

Итак, решение принято. Закончилась моя первая с начала всей этой истории спокойная ночь, наполненная ощущением счастья. Пора готовиться к реализации плана «В». В офисе первым делом отправляю Сету письмо с вопросом, свободен ли он сегодня вечером. Почти целый день твержу про себя, как мантру: «Мне нужен Сет, а не Лайам». Печатаю эту фразу снова и снова. Наверное, учитель, заставляющий ученика писать бесконечное количество раз на школьной доске: «Я больше не буду дергать Салли за волосы», преследует ту же цель, что и я сейчас. Задумываюсь даже, не воспользоваться ли услугами гипнотизера, чтобы внедрить это утверждение в мое подсознание. Я не должна думать о Лайаме.

И не буду думать о его мягких податливых губах и сладком запахе пота, исходящем от его тела. И о том, как он рассказывал какую‑то страшную историю и никак не мог закончить – мы просто изнемогали от безудержного хохота.

Сет. Сет! Сет!!! Я открываю новый документ, печатаю жирным шрифтом название – «Позитивные качества Сета» – и начинаю их перечислять:

Прекрасные навыки ремонта ксерокса.

Ни разу не замечала в его письмах орфографических ошибок.

Отличный зад (но у Лайама гораздо лучше).

Обаятельный.

Любит пофлиртовать.

Работает со мной в одной компании.

Хорошо конвертирует курсы валют.

Добавляю этот перечень к списку контрольных вопросов о Сете, и вдруг мне в глаза бросается слово «валюта». А ведь у Лайама, похоже, ее немало. И пока его нельзя назвать скупым: первым подарком стали восхитительные белые розы – целая дюжина! А слова на карточке были такими, как будто я сама их писала! Потом он проявил хороший вкус и подарил мне розовую укороченную ночную сорочку от «Лепти кокет», ужасно сексуальную. (Я часто заходила в этот магазин и обещала себе вернуться на следующий день, но не делала этого, потому что повзрослела и поняла, что мои вкусы намного превосходят мой бюджет.) Надпись на карточке гласила: «Надень меня!» «Тебе не придется просить меня дважды», – ответила я. В следующий раз Лайам снова прислал мне двенадцать белых роз: «Когда я вижу эти прекрасные цветы, то могу думать только о тебе».

Вот это да, умереть можно!

А знаете, что еще? С Лайамом я чувствую себя очень сексуальной. Он не перестает повторять, что раньше не получал такого удовольствия от секса и он не был таким разнообразным. Для него я привлекательна и в спортивных брюках, и в старой футболке. В общем, всегда. Честно говоря, я так погружена сейчас в горячую атмосферу секса, что даже простое пересечение улицы становится для меня сильнейшим афро‑дизиаком. Карьера, семья, друзья – все отодвинулось на второй план, уступив место самой важной прелести жизни – плотским удовольствиям.

Каким бесконечно близким становится другой человек, когда знаешь на вкус все его тело, излизанное, искусанное и исцелованное тобой! А он открывает рот, и ты видишь кончик языка, который исследовал всю тебя и помнит наизусть все впадины и возвышенности твоего тела. Оно сразу начинает казаться недозволенно обнаженным, хотя ты полностью одета.

Я королева красоты, даже, скорее, богиня! Почему я не чувствовала этого раньше ни с одним мужчиной?

Список контрольных вопросов № 128. Лайам (фамилия пока неизвестна)

1. Читает «Нью‑Йорк тайме»:

Примечание. Доказательств нет, но карьера в издательском бизнесе требует знания рынка печатных изданий, поэтому, не сомневаюсь,– читает.

2. Характер его работы позволяет совершать романтические поездки в экзотические места. Настаивает на полетах бизнес‑классом, где мы кормим друг друга фруктовым мороженым крошечной серебряной ложечкой:

Примечание. Живет в экзотическом месте! Работает в экзотическом месте! Летнее семейное поместье находится в экзотическом месте! Ах!

3. Ставит чувства выше здравого смысла и практичности: Примечание. Доказательством является теплый шоколадный пирог (пятно от которого сохранилось на его рубашке), а также кружевная розовая сорочка от «Лепти кокет» за триста восемьдесят долларов, которая одним своим существованием противоречит здравому смыслу, поскольку состоит из незакрепленных кружевных полос. Она абсолютно непрактична, но способна пробудить сильную страсть.

4. Англичанин (в зависимости от результатов по остальным пунктам здесь возможно рассмотрение подлинных семейных документов, подтверждающих наличие английских корней в семье, но больше всего приветствуется английский акцент):

Примечание. Нет необходимости исследовать семейное генеалогическое древо – все и так очевидно. Ура!!!

5. Вызывает у меня ТО САМОЕ чувство: Примечание. Ссылка на пять наших свиданий, а также на двадцать три тысячи четыреста минут (или около того), прошедших с того момента, как я впервые его увидела. С тех пор я начисто забыла обо всех своих обязанностях, постоянно роняю вещи, не помню, куда нужно идти, и не понимаю, зачем вокруг столько разных людей.

6. Умеет прямо выражать мысли (Ричард Гир, фильм «Красотка»):

Примечание. См. выше, п. 3 (история с теплым шоколадным пирогом).

7. Когда я возвращаюсь домой, всегда встречает меня срезами (находит способ, даже если я работаю дома): 0

Примечание. Дарил цветы дважды!!! Можно не прислушиваться к женской интуиции.

8. Яне могу пройти по Виктория‑стрит просто так, не заглянув в магазин и не купив что‑нибудь сексуальное, все в кружевах и сложных запутанных завязочках, чтобы удивить его. И, надев это чудо, я никогда не услышу нелепой фразы вроде: «Оденься немедленно, через десять минут придут мои родители»:

Примечание. См. новый счет расходов по кредитной карте в магазинах на Виктория‑стрит.

9. Он так красив, по крайней мере для меня, что я просыпаюсь среди ночи и часами любуюсь на линию его подбородка и изгиб бровей:

Примечание. Хот я прекрасно понимаю – красота мимолетна. Вот черт!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

10. Если мы когда‑нибудь ссоримся, то происходит это ожесточенно и яростно, и слезы текут, обжигая щеки. Будь то напротив фонтана в Центральном парке или рядом с рождественским деревом в Рокфеллеровском центре, а может, в другом, но тоже популярном у кинематографистов месте. Но, едва расставшись, мы уже готовы помириться и всегда встречаемся на полпути между нашими домами (потому что желание уладить конфликт приходит к нам одновременно). Помирившись, мы занимаемся любовью так страстно, как никогда до этого (естественно, уже оказавшись в квартире), и благодарим Бога за нашу встречу. Потом мы веселимся весь вечер, хохоча без остановки над самыми, казалось бы, простыми вещами, – например, он произносит слово «родители», растягивая звук «а». А еще мы делаем удивительные открытия об окружающем нас мире: забавно, что люди сейчас употребляют воду только из бутылок, хотя раньше все не задумываясь пили из крана:

Примечание. Я рассказала Лайаму об этом моем требовании к отношениям. И он настоял, чтобы мы немедленно разыграли ссору у фонтана в Центральном парке (рождественского дерева, к сожалению, весной нет). Он оказался потрясающим актером и громко кричал на меня: «Как ты могла заниматься этим с французом! Ты ведь прекрасно знала, что разобьешь мое сердце и на его месте навсегда останется пустота, носящая твое имя!» Затем мы встретились на Юнион‑сквер, бурно пытаясь загладить вину друг перед другом, и направились домой, чтобы заняться... вы сами знаете чем. Разгоряченная и витающая в небесах, я вполне спокойно отнеслась к тому, что Лайам носит обтягивающие красные трусы. И не собирается менять эту дурацкую привычку!

11. Всегда готов сказать что‑нибудь остроумное: Примечание. Лучший способ назначить свидание (по телефону): «И почему я сейчас не в твоей постели?»

12. Он учит меня разным новым вещам, а я даже не подозревала, что их следует знать:

Примечание: Скользкие суши – стойкость, шоколадный пирог – универсальное использование.

Думаю, соберись все мои друзья переехать в Коста‑Рику, я бы ни капли не возражала. Конечно, в момент прощания и пожеланий счастливого пути сделала бы вид, что вот‑вот заплачу. Но на самом деле не могла бы дождаться, пока они уедут, чтобы поскорей вернуться к Лайаму. Зачем задерживаться?

Лайам никогда не тратит время на подобные формальности и вежливые фразы – он всегда переходит прямо к делу. Мой возлюбленный постоянно демонстрирует, что не выносит преград из одежды между нами. Хотя за время общения с ним я приобрела привычку надевать только тонкие и прозрачные вещи.

Стоит Лайаму появиться на пороге моей квартиры, и я слышу: «Весь день сегодня думал только о тебе».

Он сразу начинает расстегивать пуговицы, а часто и просто срывает с меня одежду (ущерб компенсируется проявлением его чувств). И едва успев закрыть дверь, мы оказываемся на полу, пробуя не изведанные до сих пор позы.

Вы можете подумать, что такое поведение необычно для миллионера. И я соглашусь с этим – Лайам разрушает все стереотипы, многие из его поступков несвойственны даже затянутому в кожу байкеру. Он постоянно грубо выражается, используя бранные слова в качестве определений, например: «Это мясо чертовски вкусное!»

Я же и представить себе не могла, что ругательства так сексуальны и добавляют значения сказанному.

«Ты чертовски горячая!» или «Я чертовски сильно хочу тебя!»

Есть еще кое‑что: Лайам, когда он не в офисе, не носит нижнее белье. «Это абсолютно излишне», – объясняет он. В его словах есть определенный смысл. Зачем утруждать себя: надевать, стирать (трусы всегда составляют основную часть белья в стиральной машине), если белье все равно окажется на полу и пролежит там большую часть вечера?

Лайам считает курение одним из самых приятных занятий. И на предупреждения о раке и эмфиземе отвечает: «Все великие люди умирают молодыми».

* * *

Не сомневаюсь, что Сет обладает всеми этими положительными качествами.

Первый этап моего плана проходит без проблем, и ровно в шесть вечера мы встречаемся около ксерокса. Сет кажется мне сдержанным человеком, и в его шутках всегда слышится нотка сарказма, но сказать, что мне это не нравится, я не могу. А вот оказавшись в небольшом бистро, которое Сет выбрал для ужина, я, естественно, сравниваю его с шикарными ресторанами, где мы бывали с Лайамом (к списку уже добавились «Бемел‑манс бар», «Баттер» и «Индастри фуд»). И хотя мне никогда не нравились богатые парни с изысканной внешностью, после общения с Лайамом я стала относиться к ним по‑другому. Просто поняла, что раньше руководствовалась стереотипами.

Для начала мы заказываем салаты, а я вспоминаю, как мы с Лайамом ели устриц, и с трудом заставляю себя поднести ко рту вилку. Сет же просит принести хорошо прожаренный бифштекс – и мне так неловко, что хочется спрятаться под столом. А когда нам подают десертное меню, мой спутник заявляет, что абсолютно сыт. А я вспоминаю теплый шоколадный пирог и участь, постигшую его в моей постели, и у меня сжимается сердце.

Мы о чем‑то разговариваем, но я не помню ни единого слова, потому что лишь физически нахожусь рядом с Сетом. Что касается моего внутреннего «я», то оно лежит лицом вниз на журнальном столике в моей квартире, сверху – Лайам, и то, чем они занимаются, я видела раньше только на канале «Спайс». Поэтому, думаю, вы не удивитесь моему дальнейшему поведению. Когда такси остановилось у моего дома и Сет потянулся поцеловать меня, я подставила ему щеку, быстро поблагодарила и вышла из машины, даже не взглянув в его сторону.

Знаю, что потом буду сожалеть об упущенной возможности. У меня уже начинает портиться настроение. Но сейчас, когда моя первая серьезная «лав стори» в самом разгаре, любой запрет лишь усиливает мои чувства к Лайаму. Я бросаю к его ногам весь свой мир – здорово звучит, правда? История нашей любви – самый настоящий роман, воплотившийся в жизнь: мы шагаем по дороге страсти, уничтожая все препятствия на своем пути. Мы противостоим всему миру. Правда, в конце меня ожидает провал: я останусь без работы и шансов на успех. Но в момент глубочайшего отчаяния Лайам спасет меня.

Он не станет всерьез относиться к такой ерунде, как карьера, и скажет:

– Все, что имеет значение, это я и ты, когда мы вместе.

И если я буду повержена, он протянет мне руку и в очередной раз докажет, что наши отношения гораздо важнее какой‑то глупой статьи. Мы полетим в Прованс и будем наслаждаться простыми земными радостями: живительным вкусом молодого вина (вращая стаканы и пробуя его, как эксперты, оценивая интенсивность дубильных веществ и остающиеся на стенках бокала «винные ножки»), прогулкой по лугу, поездкой на побережье. Сладкий запах травы и фруктов проникнет ночью в открытое окно нашей спальни, лаская нас, уставших и обнаженных, посвятивших весь день любовным утехам.

Существует единственная причина, по которой карьера так много значила для меня в прошлом, – без нее моя жизнь казалась пустой. Теперь же я осознаю, что ни единая статья и ни один контракт на книгу не могут дать мне того, что я чувствую сейчас. И суть моего выбора в том, что сделать его невозможно. Все пути все равно ведут к Лайаму.