Глава 13. Филип пинком открывает дверь

 

Филип пинком открывает дверь. Свечи валяются на полу. Ковёр горит в нескольких местах. Дымящийся воздух наполняется криками. Нечёткое движение проскальзывает в темноте и в течение бездыханных наносекунд Филип осознаёт, на что он смотрит в мерцающих тенях.

Перевёрнутый комод, источник того самого грохота, приземлился в нескольких дюймах от Тары, ползающей по полу, и с животным инстинктом отчаянно пытающуюся высвободиться из тисков мертвых пальцев на ногах.

Мёртвые пальцы?

Сперва, только на мгновение, Филип решает, что что-то проникло через окно, но потом он замечает иссохшее тело Дэвида Чалмерса, превратившегося в зомби, на полу, лежащего на ноге Тары, вонзающего пожелтевшие ногти в её плоть. Впалое лицо старика теперь мертвенно-синюшное, цвета плесени, его глаза покрывает глянцевая корка белой катаракты. Он рычит голодным гортанным стоном.

Таре удается вывернуться и подняться на ноги, а затем броситься к стене.

В одно мгновение Филип понимает, что происходит, и что он оставил свой пистолет на кухне, и что у него очень мало времени, чтобы исправить положение.

Доброго старого игрока на мандолине больше здесь нет, а это: неуклюжая масса мертвой ткани поднимающаяся и нечленораздельно рычащая, пускающая слюни - это теперь угроза.

Опаснее, чем языки пламени на ковре, страшнее, чем дым уже стоящий в комнате кошмарным туманом - это существо, которое материализовалось внутри их неприкосновенного убежища, является наибольшей угрозой. Угрозой для всех них.

В это же мгновение, прежде чем Филип успел даже двинуться, подоспели остальные, заполняя дверной проход. Эйприл испускает мучительный вопль, не изумления, но боли, словно животное, получившее выстрел в кишки. Она проталкивается в комнату, но Брайан хватает её и тянет обратно. Эйприл корчится в его руках.

Всё это происходит в считанные мгновения. Филип замечает биту.

Из-за переживаний предыдущей ночи, Эйприл оставила свою, подписанную Хэнком Аароном металлическую бейсбольную биту в углу у зарешеченного окна. Сейчас она отражает языки мерцающего пламени, наверное, в пятнадцати футах от Филипа. Нет времени, чтобы рассчитать расстояние или даже наметить маневр в уме. У него есть время лишь на то, чтобы прыгнуть через всю комнату.

В этот момент Ник разворачивается и мчится через всю квартиру за своим пистолетом. Брайан пытается вытащить Эйприл из комнаты, но она сильна и неистова, и она кричит.

У Филипа уходит пара секунд, чтобы промчаться от двери до биты на окне. Но в этот краткий миг, то, что было когда-то было Дэвидом Чалмерсом, надвигается на Тару. Пока грузная женщина ищет точку опоры, чтобы подняться и выскочить из комнаты, мертвец заползает на неё.

Холодные серые пальцы неуклюже тянутся к её горлу. Она отшатывается к стене, падает на неё, пытается сбросить существо с себя. Гниющие челюсти растворяются, прогорклое дыхание бьёт ей прямо в лицо. Раскрытый рот зияет почерневшими зубами. Существо тянется к бледному, мясистому изгибу ее ярёмной вены.

Тара вопит, но прежде чем зубы успевают вонзиться в неё, опускается бита.

 

* * *

Вплоть до этого момента, особенно для Филипа - сразить живой труп стало практически делом обыденным, таким же механическим, как убийство свиньи для мясника. Но здесь всё совсем по-другому. Лишь три точных удара.

Первый - тяжёлая трещина в задней височной области черепа Дэвида Чалмерса - обездвиживает зомби и останавливает его продвижение к шее Тары. Она скользит на полу, в припадке, извергая слёзы и сопли.

Второй удар пробивает череп, когда существо невольно поворачивается к атакующему, закаленная сталь биты обрушивается в теменную кость и часть носовой полости, выплёскивая потоки розового вещества в воздух.

Третий и последний удар сносит всё левое полушарие его черепа и он падает, издавая звук, как если бы кочан капусты пробивали перфоратором. Монстр, бывший Дэвид Чалмерс, сваливается мокрой кучей на одну из опрокинутых свечей. Ленты слюны, крови и клейкой серой ткани хлещут на пламя и шипят на полу.

Филип стоит над телом, запыхавшись, его руки словно приварены к бейсбольной бите. Предвещая ужас, прорывается пронзительный высокий звуковой сигнал. Это громко верещат аккумуляторные пожарные сигнализации на первом этаже и Филип мгновенно идентифицирует звук, разрывающий его уши. Он бросает окровавленную биту.

И вот тогда он замечает разницу. На этот раз, после уничтожения трупа, никто не двигается. Эйприл смотрит с порога. Брайан выпускает её, он тоже в немом изумлении. Даже Тара, сидя у стены по другую сторону комнаты, охваченная слезами отвращение и муки, уставилась почти кататоническим взглядом.

И самое странное, что все они глядят не на кровавые кучи на полу. Все они смотрят прямо на Филипа.

 

* * *

Со временем они погасили пламя и очистили помещение. Они обернули тело и переместили его в коридор, где оно полежит в безопасности до захоронения.

К счастью, Пенни почти не застала разгрома в комнате. Впрочем, она услышала достаточно, чтобы снова уйти в свою тихую невидимую раковину.

На самом деле, все предпочитали хранить молчание как можно дольше, и мучительная тишина длилась весь оставшийся день.

Сёстры пребывают в ступоре, просто убираются и даже не разговаривают друг с другом. Обе словно плачут сухими глазами. Но они всё время смотрят на Филипа, он чувствует их взгляды, будто холодные пальцы на шее. Что они, чёрт возьми, от него ожидали? Что они хотели, чтобы он сделал? Позволил монстру укусить Тару? Или Филип должен был попытаться договориться с существом?

 

* * *

В полдень на следующий день, они провели импровизированную поминальную службу во внутреннем дворе, окруженном охранным ограждением. Филип настоял на том, чтобы самому вырыть могилу, отказываясь от помощи даже Ника. Это заняло у него часы. Глина Джорджии неподатлива в этой части штата. Но к полудню, Филип, обливаясь потом, закончил.

Сёстры спели любимую песню Дэвида - “Will the Circle Be Unbroken” - на краю его могилы, чем довели Ника и Брайана до слёз. Песня разрывает душу ещё и потому, что возносится в высокое голубое небо и смешивается с вездесущим хором стонущих звуков, доносящихся из-за забора.

Затем все они собрались в гостиной, распивая спиртное, которое они раздобыли в одной из квартир (и хранили на чёрный день). Сёстры Чалмерс травили байки о своём отце, его детстве, ранних днях в группе Barstow Bluegrass Boys, и его бытности ди-джеем на WBLR в Маконе. Говорили о его характере, его щедрости, его распутстве и его преданности Иисусу.

Филип позволяет им говорить и просто слушает. Хорошо наконец услышать их голоса, хоть немного почувствовать облегчение после ужасных переживаний предыдущего дня. Может, им так легче отпустить, а может им просто нужно выговориться.

Вечером того же дня, когда Филип в одиночку, заправляет свой стакан на два пальца последней порцией низкосортного виски, на кухню заходит Эйприл.

- Знаешь...Я хотела поговорить с тобой...о том, что случилось.

- Забей, - говорит Филип, вглядываясь в карамельную жидкость в бокале.

- Нет...Мне следовало сказать раньше....Наверное, я была в шоке.

Он смотрит на нее. - Мне жаль, что всё случилось именно так. Я действительно сожалею, что тебе пришлось увидеть всё это.

- Ты сделал, что должен был.

- Спасибо, что говорита это. - Филип похлопывает её по плечу. - Я очень привязался к твоему папаше, он был замечательным человеком. Прожил долгую и достойную жизнь.

Она прикусила щёку, и Филипу показалось, что она борется с желанием заплакать. - Я думала, я была готова, что могу его потерять.

- Никто не может быть готов к такому.

- Да, но такое... Я все еще пытаюсь осознать это.

Филип кивает. - Черт знает что.

- Я считаю... люди не должны.. ты просто не знаешь как ориентироваться в этом дерьме.

- Я знаю, что ты имеешь в виду. - Она смотрит на дрожащие руки. Наверное, она не может избавиться от воспоминаний о том, как Филип разбивает череп её отца. - Все, что я хотела сказать… я не обвиняю тебя в том, что ты сделал.

- Признателен за это.

Она смотрит на его стакан. - У тебя ещё осталось это дешёвое вино?

Он находит немного оставшегося вина в одной из бутылок и наливает ей. Они пьют в тишине в течение продолжительного времени. Под конец Филип спрашивает: - Как твоя сестра?

- А что с ней?

- Она кажется не... - Его голос замирает, не найдя нужных слов.

Эйприл кивает. - Во всепрощающем настроении?

- Что-то типа этого.

Эйприл горько улыбается. - Она до сих пор обвиняет меня в краже её обеденных денег в школе Кларкс Хилл.

 

* * *

В следующие несколько дней формируется новая смешанная семья, в то время как сёстры Чалмерс находятся в печали, время от времени рассуждая ни о чем, время от времени объявляя всем бойкот, иногда прячась в своих комнатах подолгу плача или размышляя.

Эйприл, кажется, справляется с переходным состоянием лучше, чем её сестра. Она собирает вещи отца и переезжает в главную спальню, предоставив Филипу комнату, которую она занимала ранее. Филип обустраивает милый уголок для Пенни с полочками и раскрасками, которые он нашёл на верхних этажах.

Ребенок привязался к Эйприл. Они проводят вместе целые часы, исследуя верхние этажи, играя в игры, и пробуя все способы превратить их скудную провизию в творческие обеды, мелко накрошенные и наскоро приготовленные на огне Sterno. В ход идут и персик и изюм, и консервированные овощные миксы с сюрпризом (сюрпризом, к сожалению, всегда оказывался фарш из вяленой говядины).

 

* * *

Постепенно, орды ходячих перемещаются подальше от их местонахождения, оставляя позади только несколько зазевавшихся, давая Блэйкам и Нику шанс осуществить разведку в соседних зданиях. Филип замечает, что Брайан становится смелее и уже готов выходить из здания на время коротких походов. Но именно Ника Парсона это место захватило больше всех.

Ник устроил себе комнату в квартире-студии 2F на втором этаже в восточном конце коридора. Он нашёл там книги и журналы, и притащил туда дополнительную мебель. Он проводил всё время, высовываясь с балкона, делая наброски соседних улиц, рисуя карту близлежащего района, читая Библию, закладывая сад для зимних овощей, и много размышляя о том, что же произошло с родом человеческим.

Также он довёл до ума свой хилый мостик между двумя смежными зданиями.

Узкий проход сооружён из фанеры и лестниц для покраски, связанных между собой верёвкой и клейкой лентой (и, большей частью, молитвами). Пешеходный мостик протянут от задней части их крыши, охватывая двадцатипятифутовый промежуток над переулком, и соединяется с главным швеллером пожарной лестницы на соседней крыше.

Завершение мостика означает поворотный момент для Ника. Однажды, призвав свою храбрость, он протанцевал шимми через хрупкую конструкцию и, как он и обещал, он проделывает этот путь к юго-восточному углу квартала, не спускаясь на улицу. Оттуда он вычислил путь на пешеходный мост к универмагу. Когда ночью он вернулся назад с полными руками вкусняшек от Дилларда, его приветствовали как героя войны.

Он приносил им изысканные конфеты и орехи, тёплую одежду, новую обувь и чеканные канцтовары, дорогие ручки, газовую походную плитку, атласные листы и роскошное бельё, и даже мягких игрушечных животных для Пенни. Даже Тара светилась при виде европейских сигарет с пастельными обертками. Но для Ника в этих сольных пробежках было ещё кое-что. И это он приберегал в первую очередь для себя.

 

* * *

Спустя неделю со дня смерти Дэвида Чалмерса, Ник поговорил с Филипом о маленькой разведывательной миссии, с использованием его разработки. Филип не в восторге от перспективы переходить лестницу-мост: он утверждает, что беспокоится о том, что лестница может рухнуть под его весом, но на самом деле, причина в тайной боязни Филипом высоты. Ник уговаривает его, разжигая его любопытство.

- Ты должен видеть это, Филли, - говорит с энтузиазмом на крыше Ник. - Это место просто золотой рудник, чувак. Говорю тебе, это прекрасно.

С великой неохотой Филип поддаётся и, буквально, тащит себя через мостик, на руках и коленях позади Ника, ворча всю дорогу и тайком дрожа от страха, даже не глядя вниз.

Добравшись до противоположной стороны, они спрыгивают вниз и спускаются по пожарной лестнице, а затем проскальзывают в смежное здание через открытое окно. Ник ведёт Филипа через заброшенные коридоры бухгалтерских фирм, на полу, словно опавшие листья, валяются забытые бланки и документы,.

- Уже недалеко, - говорит Ник, ведя Филипа вниз по лестнице через заброшенные коридоры, заваленные опрокинутой мебелью.

Филип внимательно прислушивается к эху шагов, поскрипывающих через испепелённые обломки. Он чувствует "белые пятна" и пустые места своим солнечным сплетением, слышит каждый щелчок и каждое жужжание словно что-то могло наброситься на них в любой момент из под опрокинутой мебели. Рука лежит наготове на 22-калиберном в его джинсах. - Сюда, сразу за парковкой, - говорит Ник, указывая на нишу в конце коридора.

Поворот за угол. Мимо опрокинутого торгового автомата. Вверх по короткому лестничному пролету. Через металлическую дверь без надписи и, внезапно, без предупреждения, весь мир открывается перед Филипом.

- Святая богоматерь, - удивляется Филип, следуя за Ником через пешеходный мост.

Проход забит грязью, заполнен хламом и сильным запахом мочи, массивные, укреплённые плексигласом стены забрызганы грязью, и искажают окружающий городской пейзаж. Но вид отсюда потрясающий. Снаружи льётся свет, и они чувствуют, что могут увидеть всё на мили вперед.

Ник останавливается.

- Здорово, правда?

- Охренетительно!

На высоте тридцати футов над улицей ветер бьёт по строению, и Филип может посмотреть вниз и увидеть, как редкие зомби блуждают под ними словно экзотические рыбы, дрейфующие под стеклянным дном лодки.

- Если бы не было этих уродливых монстров, я показал бы это Пенни.

- Вот то, что я хотел показать тебе. - Ник движется к южной стороне перехода.

- Ты видишь тот автобус? Через полквартала?

Филип видит его - огромный серебряный автобус МАРТА стоит на обочине. Ник произносит:

- Смотри выше передней двери автобуса, рядом с зеркалом, видишь отметку?

Конечно Филип видит эскиз символа над входом для пассажиров - торопливо начерченная пятиконечная звезда - сделанная красным спреем. - И что я вижу?

- Это безопасная зона.

- Что?

- Я проложил себе путь вниз по улице и обратно сюда, - отвечал ему Ник с невинной гордостью ребенка, показывающего самодельную гоночную модель своему папе.

- Вон там парикмахерская, чистая как стеклышко, безопасная как банк, с открытой дверью.

Он указывает дальше на улицу. Там пустой полуприцеп выше по дороге, в хорошем состоянии, с добротной, жёсткой - как уж их называют - складывающейся дверью? В задней части.

- Что за точка здесь, Никки?

- Безопасная зона. Места куда ты можешь занырнуть. Если ты пробежался за снабжением и попал в неприятности или что ещё. Я нахожу их всё дальше и дальше вдоль улицы. Ставлю метки на них, чтобы не потерять. Все виды каморок, можешь мне поверить.

Филип смотрит на него.

- Ты проделал весь путь до конца улицы самостоятельно?

- Да, так и есть...

- Твою_мать, Ник… ты не должен разгуливать здесь в одиночку.

- Филли…

- Нет, нет... никакого "Филли", чувак. Я серьёзно. Хочу, чтобы ты был более осторожным. Понимаешь? Я не шучу.

- Окей, окей. Ты прав. - Ник делает примиряющий жест руками. - Я слышу тебя.

- Отлично.

- Ты должен согласиться, однако, что это место - скала. Учитывая нашу ситуацию, не так ли?

Филип пожимает плечами, смотря вниз сквозь грязное стекло на кружение рыб-каннибалов. - Да, я полагаю.

- Все могло быть намного хуже, Филли. Эта площадка расположена так, что ты можешь видеть весь путь вокруг. В нашем распоряжении теперь достаточное количество комнат в жилых зданиях, магазины с продовольствием на расстоянии пешего хода. Я даже думаю, что мы могли бы найти где-нибудь генератор, возможно запустить двигатель автомобиля и вернуться назад. Я не могу представить, что мы останемся здесь, Филли... Я не знаю... на долгое время. - Он думал об этом довольно долго. - Бесконечно... знаешь?

Филип смотрит через грязное стекло на кладбище пустых зданий и оборванных монстров бродящих без цели появляющихся и исчезающих из вида.

- Все неясно в наши дни, Никки.

 

* * *

Этой ночью вернулся кашель Брайана. Погода становилась всё холоднее, и влажность увеличивалась с каждым днём - всё это негативно сказывалось на иммунитете Брайана. С наступлением темноты, комнаты промерзали. К утру было холодно как в холодильнике, пол под носками Брайана походил на каток. Он носит один под другим три свитера и вязаный шарф, которые Ник раздобыл у Дилларда. В своих полуперчатках, с копной непокорных черных волос и впалыми чёрными глазами Эдгара Аллана По, Брайан похож на бродягу из романа Чарльза Диккенса.

- Я думаю, что это действительно хорошее место для Пенни, - говорит Брайн Филипу ночью, стоя на балконе второго этажа. Братья Блейк выпивают после обеда дешёвое вино, глядя на пустынный горизонт. Прохладный вечерний ветер играет в их волосах, а зомби-вонь скрыта запахом дождя.

Брайан смотрит на далекие силуэты тёмных зданий, словно в трансе. Для человека, живущего в Америке в двадцать первом веке, кажется почти невероятным видеть огромный город в полной темноте. Но это именно то, что видят Блейки: линия горизонта настолько тёмная и мёртвая, что походит на горный хребет в безлунную ночь. Каждые несколько минут Брайану кажется, что он видит огонь или проблеск света в чёрной пустоте. Но это все только в его воображении.

- Думаю то, что делает Эйприл - самая хорошая вещь для Пенни, - отвечает Филип.

- Да, это действительно идёт ей на пользу. - Брайан нравится Эйприл, и он замечает, что Филип возможно также немного влюблен в неё.

Ничто не сделало бы Брайана счастливее, что обретение Филипом покоя и немного стабильности в паре с хорошей девушкой.

- Вот другая та ещё штучка, не так ли? - говорит Филип.

- Тара? Унылое создание.

Последние несколько дней Брайан избегал Тару Чалмерс - ходячую язву, вечно раздраженную, параноидальную, продолжающую скорбеть по отцу. Но Брайан вычислил, что работа её успокаивает и, будучи занятой, она выглядит порядочным человеком.

- Девчёнка не осознает, что я спас её гребаную жизнь, - говорит Филип.

Брайан несколько раз сухо кашляет. Затем говорит: - Я хотел бы поговорить с тобой об этом.

Филип смотрит на него. - Что?

- Старик обернулся, как эти? - Брайан взвешивает каждое слово.

Он знает, что не единственный, кто переживает из-за этого. С тех пор, как Дэвид Чалмерс вернулся из мёртвых и попытался укусить свою старшую дочь, Брайан размышлял об этом феномене и значении произошедшего, и правилах нового дикого мира, и возможном прогнозе для всего человеческого рода.

- Подумай об этом, Филип. Его ведь не укусили. Правильно?

- Нет, не кусали.

- Итак, почему он обернулся?

Мгновение Филип пристально смотрит на Брайана, а затем темнота поглощает их. Город кажется распростёртым в бесконечности, словно пейзаж из снов. Брайан чувствует гусиную кожу на руках, словно выразив в словах и высказав их вслух, он выпустил злорадного джина из бутылки. И они уже никогда не смогут вернуть джина обратно в бутылку.

Филип потягивает своё вино. В темноте его лицо выглядит мрачным и окаменевшим.

- Как же чертовски многого мы не знаем. Возможно, его инфицировали раньше, а может он хлебнул всего этого дерьма сполна, и его организм начал перестраиваться. Старик, в любом случае, был на пути в мир иной.

- Если это правда, тогда мы все...

- Хей, профессор. Дай передышку. Мы все здоровы и планируем такими остаться.

- Я знаю. Я только говорю… возможно, нам надо больше думать о предосторожности.

- Какой предосторожности? Твоя предосторожность прямо здесь. - Он касается своего 22-калиберного Ругера, заложенного за ремень на спине.

- Я говорю о том, чтобы лучше мыться, стерилизовать помещения.

- Чем?

Брайан вздыхает и смотрит на ночное небо, с низким навесом тумана, тёмным, словно чёрная шерсть. Собираются осенние дожди.

- У нас есть вода в туалетах наверху, - произносит он. - Мы достали фильтры и пропан, получили доступ к чистящим средствам, мылу, и к туалетам.

- Мы всегда фильтруем воду, спортсмен.

- Да, но...

- И мы моемся с тем хитрым изобретением, которое нашел Никки.

Так называемым хитрым изобретением был походный душ, устанавливаемый на открытом воздухе, который Ник нашел в отделе спортивных товаров Дилларда

Размером с небольшой холодильник, он был оснащён съёмным пяти-литровым баллоном и душевым шлангом, который работал с помощью насоса на аккумуляторах.

За последние пять дней, все они наслаждались регулярной роскошью быстрого приёма душа, заменяя баллон с водой так часто, как это было возможно.

- Я знаю, знаю... Просто хочу сказать, может быть, лучше сейчас подналечь на гигиену. Вот и всё. Пока мы не узнаем больше.

Филип грозно смотрит на брата: - А что, если больше нечего узнавать?

У Брайана нет ответа.

Единственный ответ исходит от города позади них. Тот напевает мрачные мелодии, злорадно сопровождая их зловонными порывами ветра и тихонько посылает всех на хуй.

 

* * *

Может быть, это гремучая смесь неаппетитных ингредиентов, из которых в тот вечер Эйприл и Пенни сварганили ужин: сочетание консервированной спаржи, тушёнки и измельчённых картофельных чипсов, приготовленных на пропановом пламени - бросила якорь в подложечной области Филипа. Или, возможно, всему виной совокупный эффект стресса, гнева и бессонницы. А может быть повлиял недавний разговор на балконе с братом.

Но независимо от причины, с наступлением ночи, и погружением в напряжённый сон, Филипа Блейка посещает странное кошмарное сновидение. Этот сон посетил его в его новой комнате (бывшая спальня Эйприл видимо когда-то являлась чьим-то домашним офисом - вычищая из комнаты вещи владельца, Филип и Эйприл обнаружили залежи заказников и образцов продукции Mary Kay Cosmetics). Но теперь, лёжа на шикарной двуспальной кровати, приставленной к стене, Филип корчится в полузабытьи, погружаясь и выныривая из лихорадочного шоу ужасов. Такой сон не имеет формы. У него нет начала, середины и конца, он просто бесконечно вращает своё колесо ужасов.

Филип обнаруживает себя в детстве, дома в Вэйнсборо, в ветхом маленьком бунгало на Фаррел-стрит, в дальней спальне, которую он делил с Брайаном. Во сне он не ребенок, он взрослый, но каким-то образом чума прокатилась во времени в семидесятые. Сон невероятно живой, практически трёхмерный. На обоях лилии и постеры с Iron Maiden, посреди комнаты - расцарапанный письменный стол. Брайан где-то дома, он кричит, и Пенни тоже там, в одной из соседних комнат, плачет и зовёт папу. Филип бежит по бесконечному лабиринту коридоров с потрескавшейся штукатуркой. Толпа зомби снаружи ломится в дом. Загороженные окна дрожат. Филип берёт молоток и пытается забить окна гвоздями, но голова молотка падает на пол. Раздаются ломающиеся звуки. Филип видит, что входная дверь трескается, он бросается к ней, и дверная ручка отрывается в его руке. Он ищет оружие в ящиках и шкафах с разрушающейся облицовкой, с потолка облетает штукатурка, его ботинок проваливаются в отверстие в полу. Стены рушатся, линолеум встаёт на дыбы, окна вываливаются из рам, и Филип слышит повторяющийся отчаянный визжащий голосок Пенни, зовущий его: "Папа!"

Скелетообразные руки пробиваются сквозь створки окон, шевеля почерневшими скрюченными пальцами.

- Папочка!

Белоснежные черепа вываливаются на пол, как жуткие перископы.

- Папочка!

Филип безмолвно орёт, и его сон разлетается вдребезги словно стекло.