Глава 43

 

Пробуждаюсь как от толчка. Где я? Выпрямляюсь на стуле — и кривлюсь, как от удара в солнечное сплетение. Папа!

Розмари еще спит. Пошатываясь, встаю на ноги. Настенные часы показывают начало седьмого утра. Я проспала несколько часов.

В больнице тихо, и, пока я спешу по коридору к реанимационной палате, навстречу никто не попадается. Даже медсестры из приемного покоя куда-то пропали. Остановить меня некому, и я толкаю дверь...

Палата залита тусклым светом. Ритмично попискивают приборы. Какое счастье... Он жив!

А больше мне ничего и не нужно.

На цыпочках приближаюсь к кровати, чтобы его не разбудить, протягиваю руку — и отдергиваю.

Это не папа.

Ноги подкашиваются. Кровать, где раньше лежал отец, занимает молодой мужчина: синяя татуировка в виде птицы на шее, слабое биение пульса, бледная кожа. Замечаю все это за долю секунды, хотя пол уходит у меня из-под ног.

— Девушка, вам сюда нельзя!

Развернувшись, вижу двух медсестер.

— Где папа?! — кричу я. — Что с ним?

В глазах темнеет, я хватаю ртом воздух. Они бросаются ко мне и подхватывают с обеих сторон, пытаются успокоить, но я не слышу ни единого слова. Только жуткий нескончаемый вой у себя в голове. Потому что я поняла...

— Он умер, да? Он умер... умер...

Они выводят меня из палаты, точнее, выносят, как тряпичную куклу.

— Мисс Хэмилтон, я доктор Брэдли... Мисс Хэмилтон, послушайте меня, пожалуйста...

Передо мной возникает фигура в белом халате, но я не могу сфокусироваться. Со всех сторон надвигается тьма, люди и предметы отдаляются...

— Палата реанимации срочно понадобилась для тяжелого пациента, поступившего ночью. Вашего отца перевели в кардиологическое. У него все хорошо. Он очнулся и хочет вас увидеть...

Я проваливаюсь в черноту.

 

— Ну что, напугал я вас?

Мы с Розмари сидим по обе стороны кровати Лайонела, и каждая держит его за руку.

— Скорее нас напугала Хизер, — с улыбкой поправляет его Розмари, а я краснею. До чего неудобно — вырубилась, можно сказать, прямо у ног мистера Брэдли. Идиотка!

Лайонел, оказывается, не помнит ничего после первого приступа. Он был немало удивлен, обнаружив, что находится в больнице и только что перенес операцию. Другой сюрприз, куда менее мрачный, — перемена в наших с Розмари отношениях.

— Вы посмотрите, две самые прекрасные женщины в моей жизни хлопочут вокруг меня! Надо будет как-нибудь повторить.

— Еще не хватало, — с укором качает головой Розмари. — Я тебе гарантирую, что этого не произойдет. Знаешь почему? Я только что получила сообщение от Эда. Он приезжает сегодня днем и поживет у нас.

— С коллегой из Лос-Анджелеса. Между прочим, диетологом, — добавляю я.

Лайонел слабо морщится.

— Ты слышал, что сказал доктор. Очень важно придерживаться диеты. Никакого сыра, никакого вина...

— Никакой радости, — тянет он.

— Лайонел, я не позволю тебе сделать меня дважды вдовой. — Голос Розмари немного пугает даже меня.

— Чтобы я — да не исполнял указания врача? Боже упаси! — Он вытягивает губы для поцелуя.

— У тебя был инфаркт, тебе нельзя напрягаться.

— Мне нужен поцелуй, милая, а не секс-марафон.

Розмари заливается краской. Я встаю:

— Ладно, голубки, оставлю вас наедине.

Еще недавно эти нежности меня бы взбесили, но сейчас я полна самых теплых чувств. Прижавшись губами к папиной щетинистой щеке, бормочу:

— До скорого.

И он шепчет в ответ:

— Увидимся.

 

Следующие несколько дней я провожу в нашем коттедже. Эд, как и обещал, привозит диетолога по имени Миранда. Они знают друг друга еще с университета, а сейчас у нее обширная практика в Лондоне и Лос-Анджелесе. Она гостит у нас всего сутки, ни минуты не тратя зря: знакомится с Лайонелом и его лечащими врачами, составляет подробную диету и пришпиливает к обшитым дубом кухонным стенам десятки листков с рецептами низкокалорийных питательных блюд. Кухню будто оклеили обоями.

В выходные Лайонела отпускают домой. Я вновь могу звать его по имени — его прежний облик вернулся. Густая борода, зычный голос, страстная любовь к жизни — правда, если он не будет пренебрегать советами Миранды, скоро похудеет килограммов на тридцать. Думаю, так и произойдет. Хотя он вовсю шутит и хорохорится, заметно, что он перенес серьезное потрясение. Время от времени его голос дрожит, а когда Розмари подает ему грудку цыпленка на гриле и паровую брокколи, он послушно ест, даже не заикаясь о бокальчике "Пино нуар".

Я совершенно счастлива. Солнечными днями, сидя на траве в компании Лайонела, Эда и Розмари и хохоча над разной ерундой, понимаю: я получила то, чего желала, — и даже намного, намного больше.

 

— А как поживает тот паренек из Америки?

Мы только что завершили очередную полезную для здоровья трапезу на свежем воздухе, а Лайонел вдруг возьми и заговори про Гейба. Готова поклясться, папуля у меня экстрасенс.

— Э-э... съехал, — произношу как можно небрежнее, несмотря на укол в сердце.

В последние несколько дней все наше внимание было приковано к Лайонелу. Мы подготовили дом к его прибытию, перенесли кровать на первый этаж, вызубрили расписание приема лекарств. Все крутилось вокруг него, и подумать о чем-то еще просто не было времени.

Впрочем, нет. Засыпая по вечерам, или загружая посудомоечную машину, или сидя на травке и наслаждаясь солнечными лучами, я снова и снова ловила себя на том, что вспоминаю Гейба. Мысли, как почтовый голубь, раз за разом возвращают на прежнее место.

— Он поехал на Эдинбургский фестиваль. — Надо предложить им какое-то объяснение, пусть даже это и не полная версия событий.

Лайонел лучезарно улыбается, представляя себе праздник актеров, художников, музыкантов.

— Поедешь посмотреть?

— Нет.

Он вскидывает брови.

И все вокруг переглядываются.

— Что такое? — спрашиваю с нажимом.

— Ничего, сестренка, — невозмутимо бросает Эд, хмыкая в свой мобильник.

После возвращения из Америки он целыми днями висит на телефоне — звонит Лу. Малыш должен появиться на свет через несколько недель, и происшествие с Лайонелом заставило брата задуматься, что же в жизни по-настоящему важно. Оказалось, не футбол.

— Ой, ну не будем же мы обсуждать какой-то скучный фестиваль, — капризно тянет Розмари. — Лучше расскажи-ка нам про этот ваш грандиозный прием.

Я улыбкой благодарю ее за помощь, хотя о грядущей свадьбе леди Шарлотты вообще стараюсь не думать.

— Торжество состоится завтра, в Шиллингэмском аббатстве.

Воображение немедленно подбрасывает картинку: Дэниэл при полном параде, в цилиндре и фраке. Родным не известно, что жених — мой собственный бывший почти жених. Я не говорила об этом вообще никому, за исключением Джесс. Просто не вынесла бы жалостливых взглядов и дурацких вопросов: "Ну как ты?" Потому что я не нуждаюсь в жалости. Потому что чувствую себя абсолютно нормально. Абсолютно!

— Подумать только, там, наверное, соберется столько знаменитостей! — восторгается Розмари. — А из королевской семьи кто-нибудь придет?

— Не знаю.

Если кто-нибудь из них явится, Брайан решит, что он умер и попал в рай.

— И когда тебе нужно в Лондон? — Лайонел вопросительно смотрит на меня поверх стакана с минералкой.

Проклятье. Как я скажу им, что осталась без работы? Перебираю варианты, понимаю, что объяснить это невозможно, и просто говорю:

— Я не поеду.

— Не поедешь? — ахает Розмари.

Качая головой, ловлю пристальный взгляд Лайонела.

— Со мной все будет в порядке, — тихо произносит он.

— Знаю.

— Куда мне три сиделки? Со мной остаются Розмари и твой брат. И без тебя народу хватает, чтобы нянькаться, — ворчит Лайонел. — Поезжай.

Я в тупике. Мне не страшно оставить папу. Врачи довольны его состоянием, он быстро поправляется, Эда и Розмари более чем достаточно. Но я не могу позвонить Брайану и попроситься обратно, к тому же он наверняка нашел себе нового ассистента.

— Почему бы тебе не позвонить Брайану? — предлагает Розмари.

Надо же. Я, конечно, не раз упоминала имя своего начальника в разговорах, но мне казалось, она не обращала внимания.

— Может, и стоит... — мямлю я.

— Хочешь, возьми мой сотовый, — вмешивается Эд. С каких это пор он доверяет мне свой телефон?

А у Лайонела-то вид... как у нашкодившего мальчишки. Неужели они все это спланировали?

— Вы что, сговорились от меня избавиться?

— Конечно нет, милая, — говорит Лайонел. — Просто Эд упомянул про твои финансовые проблемы... (Бросаю на брата угрожающий взгляд, но он с головой ушел в изучение сорванной травинки.) А Розмари не терпится увидеть снимки всех этих звезд.

Мачеха виновато краснеет.

Держу в руках мобильник Эда, чувствую, что все взгляды устремлены на меня, и дико нервничаю. Брайан, конечно, уверял, что все в норме, но мне по-прежнему стыдно, что я вот так его бросила. Очень хотелось бы загладить вину, но работать на свадьбе Дэниэла? Снимать крупным планом, как мужчина, разбивший мне сердце на миллион осколков, произносит у алтаря "да"? Смогу ли я это вынести?

Сможешь, Хизер.

Решение приходит само собой. Пусть я боюсь посмотреть Дэниэлу в глаза. Пусть на сей раз реветь в церкви буду я. Ну и что? Набираю номер. Брайан и успех его дела гораздо важнее, — а значит, именно их я буду ставить во главу угла.

— Алло, "Вместе навсегда". — Голос у Брайана какой-то... натянутый? Уставший?

Я лихорадочно подбираю слова, пытаясь придумать какое-то вступление, но в итоге выдаю открытым текстом:

— Тебе ведь уже не нужен помощник на завтра? Да?

— Хизер?

Он сражен. И даже не старается это скрыть.

— Ага, я.

Слышно, как Брайан затягивается сигаретой. Выпускает дым. И наконец фыркает.

— Тебе понадобится шляпка пошикарнее.