Государев указ и наказы сыщикам и стройщикам Приказа сыскных дел.

 

... Перед князем Ю. А. Долгоруковым и его товарищами стояла сложная и трудная, но вполне определен­ная задача: выломать из посадов всю белую вотчину, так «отбоярить» города, чтобы посадские люди впредь не чувство­вали никаких стеснений от беломестцев, и чтобы прекрати­лась раз и навсегда бесконечная игра в закладничество.

Столетняя практика частных и общих сысков и строений посадов оставила в наследство не только указы и приговоры, составившие XIX главу Уложения, но выработала также прочные и довольно целесообразные формы их производства, традиции сыскного дела в городах, которые следовало только применить. Эти традиции состояли в применении к посадским сыскам начал состязательного процесса, с одной стороны, и приемов писцового дела - с другой.

Всякое описание города или уезда, будь то составление писцовых, переписных, межевых или дозорных книг, в москов­ской практике являлось вместе и разбором на местах, а по апелляциям и в Москве, различных споров и тяжб, возникав­ших по поводу описания. Писец Великого Новгорода и Ста­рой Русы с уездом, например, по наказу должен был («будет меж посадцкими или митрополичьи и монастырскими людь­ми в дворовых местех, или в садех, или в огородех, и в лав­ках, и в каких землях ни будь учинитца спор») ставить спо­рящих с очей на очи, расспрашивать, сыскивать тутошними и окольными людьми, пересматривать всякие документы, ре­шать дело, «и те спорные места письма своего в книги написати за ними по сыску своему и по мере подлинно».

Эти формы заимствованы были и в практике Приказов сыскных дел при отписке дворов, людей, земель и т. п., с тою только разницей, что в писцовом деле на первом месте стоит описание, а разбор споров и тяжб является побочным и случайным делом писца, отнимающим сравнительно неболь­шую долю его внимания и труда: главная задача писца в описании существующих отношений, а не установление новых; а в сыскном деле, наоборот: впереди идет разбор претензий посадов к беломестцам и затем уже составление книг, кото­рые должны определить не то, что есть, а что должно быть впредь, закрепить новое строенье и новые отношения, при­знанные правильными Приказом сыскных дел по его инструк­циям. Можно сказать, что случайная функция писцов – суд и приговоры по спорному имуществу - с умножением и об­острением споров выделяются в особую задачу, которую осу­ществляют с 1619 г. Приказы сыскных дел. Но с внешней стороны Приказ сыскных дел действует точно так же, как и приказы, описывавшие посады: прежде всего он вырабатывает для своих уполномоченных на местах, сыщиков и стройщиков, особые наказы-инструкции и посылает на места этих аген­тов, которые должны на местах описать и составить по на­казу книги своего строения.

Сыщику или стройщику на местах необходимы были прежде всего два акта, обычно выраженные в одном доку­менте: «государев указ» о строеньи посадов, который фор­мулирован в XIX главе Уложения, и «наказ» или, как его иногда называют, «статейный список» Приказа сыскных дел, который предписывал стройщику осуществить государев указ в данном посаде и давал указания на порядок этого осуще­ствления. Оба документа, в дефектном виде, сохранились и известны в литературе.

Государев указ, каковым в данном случае для Приказа сыскных дел и его агентов являлась XIX глава Соборного Уложения, несмотря на мозаично-казуистический характер своих 40 статей, все-таки давала в них, иногда вероятно пред­намеренно, слишком общие определения и нормы, которые при практическом приложении необходимо было конкретизи­ровать. Некоторые определения были слишком общи (ст. 2, 5, 8 и 9 «около посадов», «близко посадов», «от посадов неблизко»), другие недостаточны (ст. 15, 16, 34, напр., не устанавливали срока, в какой должны беломестцы продать свои лавки и промыслы посадским людям). Некоторые говорили об одной Москве, хотя надо было разуметь все города, и наоборот. Иные неизбежно должны были вызвать бесконеч­ные и бесплодные споры, как, напр., статья 10, которая предписывала восстановить на посадах «как к которому гора-' ду были выгоны при прежних государех», не называя этих государей и, повидимому, подразумевая столетнюю давность от царя Ивана Васильевича, о порядках которого скорбели челобитчики Земского собора. Другие, наконец, прямо пред­усматривали решение вопроса в каждом частном случае, т. е. в сущности оставляли его открытым (напр., статья 9: «А в которых в тех селах и в деревнях объявятся пашенные кре­стьяне, и тех крестьян указал государь описать себе статьею»), и т. д.

Между тем как эти темные и недостаточно детализирован­ные статьи, особенно статьи 8, 9, 15 и 16, являлись едва ли не центральной частью предстоящей реформы в городах, так как именно в них устанавливалось отчуждение в посады вла­дельческих территорий и имуществ, т. е. самые жгучие и враждотворные вопросы. В умолчаниях XIX главы громко вопияли разгоревшиеся страсти классовой борьбы, которые было невозможно ни помирить, ни обойти. На каком расстоя­нии от посадов подлежат отчуждению слободы, села и де­ревни вотчинников и помещиков? В какой срок должны лик­видировать свои лавки и промыслы беломестцы и что с ними делать, если посадские люди не захотят их покупать? Как далеко в прошлое и каким путем могут посады устанавли­вать свои права на земли, когда-то им принадлежавшие? На эти основные вопросы Земский собор не дал никакого ответа и разъехался после 29 января 1649 г., предоставив оставляе­мому в Москве Приказу сыскных дел с Боярской думой доде­лывать свое дело.

Ответы на эти и иные подобные вопросы должны были дать строелыцикам наказы Приказа сыскных дел...

До нас дошли дефектные экземпляры: помеченный февралем 1649 г. черновик государева указа Ивану Василь­евичу Колычеву, который должен был строить Переяславль Залесский, Ярославль и Суздаль, но их не строил, и наказ Василью Колычеву во Владимир, за приписью дьяка Степана Чернышева, который поэтому составлен до апреля 1649 г...

 

Уложение, XIX, 15

«А которые боярские и иных чинов люди и кре­стьяне на Москве и по го­родам покупили себе и в заклады поймали тяглые дворы и лавки и онбары и погрсбы каменные и соля­ные варницы, и торгуют всякими товары, и тем бо­ярским и иных чинов лю-дем и крестьяном те тяглые дворы и лавки и погребы и онбары и варницы продати тяглым торговым и посад­ским людем, а им теми дворами и лавками и погре­бами и онбарами и варни­цами впредь не владеть, и впредь ничьим людем и крестьяном, опричь госуда­ревых торговых посадцких людей, тяглых дворов и ла­вок и погребов и онбаров и варниц ни у кого не по-купати. А будет впредь чьи люди и крестьяне у кого купят тяглые дворы или лавки и погребы и анбары и варницы, и у них те дворы и лавки и погребы и анба­ры и варницы взяти на го­сударя безденежно; да им же за то быти от государя в великой опале и в торго­вой казни».

Наказ Приказа сыскных дел февраль — март 1649 г.

(курсивом выделено то, чего нет в Уложении)

«А которые боярские и окольничих и думных и ближних наших и иных вся­ких чинов люди и крестьяне в Володимере покупили себе и в заклад пойма­ли тяглые дворы и лавки и онбары и погребы и соляные варницы, и торгуют всякими товары, и живут в тех тяг­лых дворех или на каких ни буди местех в посаде, и тех всех потому ж, по тяглым двором и по торгом и по промыслом велел бы еси имать в Володимерь напосад в тягло». Если нет купленынх дворов на посаде, а торгуют наездом из деревень то сыскать, нель­зя ли их взять в тягло со всеми их торговыми промыслы и с дворянски­ми дворы, и со всеми их животы» (по посадской старине или родству. Если же этого нельзя, и они по сыску) «крепки будут тем людем чьи они скажутся» (то им велеть) «торговые про­мыслы, лавки и онбары и варницы про­дать володимерцом посадцким тяглым торговым людем на срок, с того числа, как им наш указ скажешь, месяцы на два и на три. А кто до того сроку тех лавок и онбаров и погребов не продаст, и те лавки и онбары и погре­бы и варницы отписывал бы еси на нас безденежно и велел оценивать земским старостам и целовальником те лавки и онбары и погребы и варницы вправду, по нашему крестному целованью... и впредь ничьим людем и кре­стьяном, опричь наших тяглых посадц­ких торговых людей, тяглых дворов и лавок и погребов и онбаров и варниц ни у кого покупать и в заклад имать и никаким торгом и промыслом про­мышлять и на варницих соли варить не велел никоторыми делы, и в том бы ecu их велел давать на крепкие поруки с записьмиь.

Разумеется, не случайно в такой распространенной форме вошли статьи 15 и 16 XIX главы Уложения в наказы Прика­за сыскных дел. Они получили истолкование в том смысле, что ими впредь запрещалось кому бы то ни было, кроме по­садских людей, владеть по посадам тяглыми дворами и тор­гово-промышленными предприятиями, а также принимать в них участие, и в этом расширенном толковании вошли в жизнь, как основная привилегия посадских людей на моно­польное обладание городскими торгами и промыслами.

Поэтому и в дальнейшем Приказ сыскных дел настаивал на проведении этой русской формы «цехового принуждения» и «запретной мили», расширенных на целый посад, и обра­щенных против нетяглых феодально-зависимых элементов на­селения. И в этом смысле она получила широкую известность у населения и связалась в дальнейшем с пониманием XIX главы Уложения...

В наказах была еще одна важная часть, а именно изложение посланному на место стройщику в последовательном по­рядка предстоящих ему действий, так чтобы он не мог ни растеряться, ни уклониться от своих обязанностей в силу ли неразуменья, нераденья или по иным мотивам. Вырабаты­вая свой наказ в этом отношении, Приказ сыскных дел поль­зовался практикой писцового дела и своих предшественников по сыскам в городах. Замечательно, что в тех случаях, когда Приказ сыскных дел опускал в наказе какой-нибудь обычный момент, напр., участие выборных от посада в деятельности сыщика и стройщика, то сила привычки была так велика, что на местах пропущенное само собой восстанавливалось, и все принимало обычные формы давно знакомого и администрации и населению процесса.

Наказ Василью Колычеву 1649 г. предписывает стройщику взять у посадских людей «росписи за их руками» и предвидит надобность трех таких росписей: 1) роспись закладчиков— крестьян, бобылей и холопов, которые прежде бывали тяглыми людьми; 2) роспись детей и братьев бывших посадских людей, у которых нет лавок и дворов, а сами они живут не в городе и не на посаде, а у кого-нибудь, хотя бы в кабальном холоп­стве; 3) ценовные росписи лавкам, амбарам, погребам и вар­ницам, которые будут отчуждаться на государя безденежно;

Кроме того, наказ предвидит, что стройщик будет произво­дить свою работу, «выспрашивая володимерцов посадских людей, старост и целовальников и лутчих людей, и самих тех торговых и промышленных людей», и что вместе с ним у сы­ска будут и какие-то постоянные элементы из посада. Он дол­жен написать все «сыску своего и строенья в книги», к кото­рым прикладывают руки как сам стройщик, так и попы и дьяконы, «которые с тобою у того сыску будут», посадские старосты и целовальники и лучшие посадские люди или их отцы духовные. Но как, именно должен составиться этот эле­мент мирского участия в сыске и строеньи посада, наказ не говорит.

Предоставляя в наказах стройщикам широкие полномочия, Приказ сыскных дел, однако, не устранялся от руководства посадской реформой и в наказе довольно точно отмежевывал компетенцию своей центральной руководящей власти от вла­сти исполнительной посадского стройщика. В тех случаях, когда дело шло о конфискациях, и особенно когда возможны были споры, дело не могло решаться окончательно стройщи-ком на месте, и собранный им материал поступал на усмотрение Приказа сыскных дел в Москву. Наказ предусматривает 4 таких случая:

1) пашенные села и деревни, находящиеся в 1—2 вер­стах от посадов, если они стоят не на выгонной посадской земле, а «искони вечно», то они вместе со своим населением не подлежат отчуждению на месте, хотя и заносятся в книги стройщика;

2) дворовые ремесленники и слуги вотчинников и поме­щиков на посаде, около посада и вдали от него на 1 версту и на две, также не подлежат отчуждению на местах;

3) верстанные денежными окладами и устроенные месяч­ными кормами вместе со старопоместными казаками из по­садских людей;

4) торги и промыслы, которыми владели на посаде тягле­цы, взятые затем в гости, гостиную и суконную сотни, также могли отчуждаться лишь по специальному государеву указу из Приказа сыскных дел.

Строелыцик все это должен был только внести в свои строельные книги «для ведома особою статьею», «имать без нашего указу не велел, а велел их написать в книгах имянно особою статьею», дать на поруки, «в статье до нашего указа», и о всем этом «писать к нам к Москве».

Но и в пределах предоставленной ему наказом компетен­ции решение стройщика не было безапелляционным, так как это решение, даже вполне законное, всегда можно было оспа­ривать в Москве, в Приказе сыскных дел, и тогда стройщик, осуществлявший «новое уложение», должен был играть роль обвиняемого в нарушении старых прав и старого закона. На­каз по этому поводу прямо оговаривается: «А о которых де-лех учинится у тебя с кем спор, а в сей нашей грамоте к тебе о тех делех указ не написан: и о тех статьях о указе писал бы еси и отписки велел подавать в Приказе сыскных дел»... В этом случае дело переходило в высшую инстанцию и обыч­но решалось здесь, а на место строельщику или воеводе да­валась грамота с изложением решения Приказа.

Нет основания сомневаться в том, что приведенный наказ Колычеву был стереотипным, и по его образцу составлялись и другие наказы, по крайней мере большинства стройщиков, которые рассылались в города весною и летом 1649 г. Меня­лись имена, название посада, но все существенное оставалось. Это можно доказать выдержками из наказов других городов и стройщиков, которые нередко цитируются в различных ак­тах, в том числе строельных книгах, причем цитаты совпадают с соответствующими местами Владимирского наказа Василья Колычева...

 

Глава V

Строенье посадов в городах

1. Стройщики и сыщики Приказа сыскных дел.

... Стройщики разъезжались к местам назначения ранней весной 1649 г., по мере получения ими указов и памятей При­каза сыскных дел, так что весной и летом 1649 г., когда от­чуждение слобод в Москве было закончено, а выгоны еще не отводились, в большинстве городов кипела работа над осу­ществлением XIX главы Уложения, и Приказ сыскных дел был занят ею. Стройщики обычно получали поручения не в один, а в два-три и больше смежных городов, как это делалось и в 1638—1642 гг. при боярине князе Б. А. Репнине...

Кроме специальных агентов Приказа сыскных дел, сыщи­ков и стройщиков, над осуществлением XIX главы Уложения по городам должны были работать по инструкциям приказа, также местные воеводь, как это было в 1637—1642 гг. Их по­мощь и участие были вообще необходимы стройщикам, кото­рые без них не могли бы принудить население слушаться себя. Но и помимо этого общего участия, в отдельных, осо­бенно крупных или отдаленных городах воеводы должны были заменить стройщиков и сыщиков, так как стройщиков дворян здесь могло «не стать», да и посылать их сюда было слишком далеко и разорительно...

2. Приезд стройщика (сыщика) на посад. Воевода и выборные посадские люди.

Приезжая в назначенный для строенья город, стройщик обращался к воеводе с требованием предоставить ему, согла­сно наказу, подьячих для письма и пушкарей для рассылки, «сколько человек пригож». Воевода, которому Приказ сыск­ных дел посылал относительно этого особую грамоту ра­зумеется, предоставлял и тех и других из съезжей избы.

Затем стройщик, по наказу своему, созывал посадских лю­дей в съезжую избу и объявлял им государев указ, т. е. читал XIX главу Соборного Уложения, вписанную в соот­ветствующих частях в данный ему наказ. Вот, для примера, запись действий стройщика на Опочке: «Лета 7157 июня в 28 де[нь]. По государеву цареву и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии указу и по грамоте из Приказу сыскных дел за приписью дьяка Степана Чернышева и по наказу государева окольничево и воеводы Никифора Сер­геевича Сабакина да дьяка Ивана Дмитриева, Илья Хвостов, приехав на Опочку и собрав опочецких соборных и приходц-ких попов и дьяконов и всех опочан посадцких людей, и го­сударев указ им по списку з государевы грамоты за дьячей приписью сказал».

Посадские люди должны были, по наказам стройщиков, со своей стороны выбрать из своей среды выборных к сыску и строенью, а также составить и принести за своею рукою росписи людям, дворам, лавкам, Землям и т п., на овладение которыми по тем или иным соображениям претендовала по­садская община, согласно прочитанному государеву указу.

Ближайшими активными помощниками стройщика всегда становились эти выборные: местные посадские попы, дьяконы и выбранные мирским сходом мирские посадские люди. Инте­ресно отметить, что наказная память Приказа сыскных дел В. Колычеву упоминает о местных попах и дьяконах, которые будут у сыска, но ничего не говорит об иных выборных от посадских людей, так как Приказу они были не нужны. Однако на практике всюду возникали такие выборные комис­сии, которые принимали деятельное участие в работе строй­щика и по существу направляли его шаги по устройству по­сада. И посадские люди, выбиравшие своих выборных, и стройщики, принимавшие их участие в строеньи, действова­ли на основании прецедентов, хотя разница между постанов­кой допроса в предшествующие годы строений и в 1649 г. была очень велика...

Стройщик должен был обращаться к посадским людям за инициативой в деле сыска и строенья. Своими жалобами и росписями они окружали его и создавали нужное отношение к местной борьбе интересов, нередко в отсутствие противни­ков, местных землевладельцев. Кроме того, стройщик содер­жался в городе за счет посадских приношений, и только в очень редких случаях не поддавался воздействию по­сада, шедшему на него различными путями. Обиженные «строеньем» вотчинники обычно начинают свои жалобы на стройщиков указанием на установление между ними и посад­скими мирами соглашения, а иногда и на податливость их на приношения: стройщики пишут де, «стакався с посадскими людьми», или «для своей бездельной корысти». И то и дру­гое, разумеется, могло иметь место, но не злоупотребления

стройщиков определяли направление их строельного дела, а повсеместное активное участие в нем земских посадских ста­рост и выборных людей, которые, видимо, не жалели усилий и средств для того, чтобы использовать движение 1648 года в свою пользу, и с успехом добивались этого. Так осуществля­лась на посадах реформа по XIX главе Уложения руками московских дворян и посадских выборных людей. Очень выпукло говорит о совместных действиях администрации и посадских выборных людей Старорусская строельная книга 1650 года:

«Лета 7159-го сентября в... день, по государево (т.) гра­моте за приписью дьяка Ивана Патракеева воевода Афонасеи Козмич Чоглоков да подьячей Дружина Протопопов, взяв с собою Старые Русы выборных людей, успенсково священ­ника Козьму Маркова да посадцких людей: Федора Мартыно­ва, Федора Щелковника (...12 имен) и с теми с выборными людьми в Старой Русе на посаде монастырские и церковные дворовые и варничные места и садовые и огородные места описали. А по чему теми землями хто владеет, и тех монасты-рей у архимандритов и у игуменов и у келарей з братьею з государевых жаловальных грамот и со всяких крепостей взя­ли списки за их руками, а с тех списков таковы ж списки списаны в сих книгах всех монастырей под землями подлинно. А которая земля помещицкая вряд с посады и около посадов, и ту помещицкую землю и со крестьяны отписали за госу­даря царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии в посад».

 

Росписи посадских людей и их содержание.

Согласно традиции сысков и наказу стройщиков, в каж­дом посаде посадские люди должны были давать им сказку и именные росписи заявляемых претензий «за руками». Все посады подавали сказки и росписи, иногда по нескольку и в несколько приемов, но, к сожалению, не по всем городам мы располагаем достаточно подробными сведениями, и часто у нас нехватает не только самих росписей, но и выдержек из них, даже простых на них указаний. Однако это объясняется состоянием архива Приказа сыскных дел, куда росписи, впрочем, чаще и не попадали, а также свойством главного источника, откуда приходится брать указания на росписи и их содержание: строельные книги стройщиков. Последние цити­руют росписи только в исключительных случаях: если дело не решено и в будущем возможна тяжба, в случаях спора, для оправдания работы стройщика и т. п. Чаще же стройщики умалчивали о росписях, положенных в основание составлен­ных ими строельных книг, потому что росписи являлись чер­новым материалом и не могли интересовать Приказ сыскных дел.

Однако для нас эти росписи и сказки имеют большой интерес и значение, так как они сыграли видную роль в развитии и характере реформы на посадах 1649—1652 гг. Как посадские выборные, так и росписи посадских людей определяли направление посадской реформы. Если стройщик на посаде был машинистом, то паровозом являлись выборные и вообще посадские люди, а их росписи играли роль рельсов, по которым катился весь поезд. Росписи посадских людей стройщик всегда клал в основание плана строельной книги, и когда росписи, как ему казалось, противоречили его наказу, то он считал долгом сообщить об этом расхождении в При­каз сыскных дел как это было, напр., в Романове-Борисоглебске.

В свои росписи посадские люди включали всю совокуп­ность своих жалоб и претензий, все, что посаду и его чле­нам не принадлежало, но что, по их мнению, должно было ему принадлежать или по старине или по близости или пото­му, что вторгалось в область торговли и промышленности, право на которую посадские люди склонны были рассматри­вать, как свою сословную привилегию. Выше мы рассмот­рели экономические и социальные условия развития русских городов в первой половине XVII столетия. Теперь перед стройщиками на посадах сразу было развернуто широкое и пестрое полотно притеснений посадских людей со стороны крупных вотчинников, помещиков, монастырей и бояр, со сто­роны мелких беломестцев — стрельцов, казаков и т. д. Все жалобы на большие и мелкие обиды и неправды, ручейками стекавшиеся в течение почти полустолетия в московские при­казы, в которых ведались «государевы сироты», кипящим потоком вдруг поднялись перед стройщиками по всем горо­дам обширного Московского государства. Этот поток стре­мился смыть и унести все остатки раннефеодальных владель­ческих прав на города, а равно разорвать тесное кольцо облегавших города вотчин и поместий. Посады требовали себе землю и владельческие слободы, выгоны и улицы, лавки, амбары, кузницы и людей, занимавшихся ремеслом или тор­говлей.

Только редкие и сравнительно небольшие посады север­ной окраины могли заявить, что у них на посадах и около посадов нет белых слобод, владельческих сел и деревень, что никто не захватывал их людей, дворовых мест и подго-родних выгонов. Таким исключением были поморские Кев-рола и Мезень, на которых не было посадов, Пустозерский и Кольский остроги, занимавшиеся рыбным промыслом, Чер-дынь, Каргополь, Турчасов, Архангельск (но не Холмогоры), Соль Вычегодская и, возможно, Чаронда и Тотьма, о строеньи которых нет достаточно детальных данных. Среди этих го­родов относительно Чердыни сохранилась краткая запись:

«А в Перми Великой в Чердыни, по сыщиковым по Михай­ловым книгам Борисова Бороздина, ничьих слобод и сел и деревень и беломесцевых промыслов и гулящих людей нет».' С Кевролы и Мезени воевода князь Михаиле Конкординов прислал под отпиской «Мезенских и Олемских волостей по­пов и соцких и крестьян скаски за руками, что у них на Мезени и на Олеме города и посадов и слобод и сел и дере­вень ничьих и беломесцовых всяких торгов и промыслов нет».

В заручных сказках пустозерцев посадских людей, при­сланных воеводой Семеном Обедовым, было написано, что «Пустозерской острог и уезды место безлюдное, от русских городов стало далече, патриарших и властелинских и боярских и ничьих слобод и сел и деревень и починков, и поместий и вотчин и лавок и погребов и варниц ничьих нет, и закладчиков и захребетников и никаких нетяглых людей нет же. А есть де у них на посаде Сиского монастыря крестьянина анбар пуст, да 4 анбара иногородных посадцких людей, а к ним де те люди приходят для торговли с хлебом, и им де те анбары не мешают, и тесноты им и обиды в том от них нет».

В этом же роде дали сказку воеводе Льву Измайлову посадские люди Кольского острога. Воевода писал в Приказ сыскных дел: «А в Кольском остроге на посаде и около посаду патриарших и монастырьских и боярских и окольни­чих и всяких чинов людей слобод нет, и торговых и промыш­ленных и никаких ремесленных людей не сыскано»; однако, он прислал также роспись людей, которых, по мнению посад­ских людей Кольского острога, нужно было взять в тягло. О Каргополе и Турчасове стройщик, князь Леонтий Шайсупов, внес в свои строельные книги пометку: «А беломестцевых слобод в Каргополе и в Турчасове в посаде и около посаду и торгов и всяких промыслов нет»...

Гораздо чаще заявлений о незаинтересованности, действительной или мнимой, посадских людей, стройщикам приходи­лось вписывать в книги посадские росписи и отмечать, что они переходят рамки наказов, данных из Приказа сыскных дел, и государева указа, т. е. XIX главы Уложения. Из Романова-Борисоглебска, напр., стройщик Алексей Чепчугов пи­сал в Приказ сыскных дел, что «земские де старосты написа­ли ему в росписи розных всяких чинов людей которые села и деревни от посадов по версте и по полуторе и по две, а те села и деревни позад их выгонной старинной земли нялись.. А в наказе ему написано: кои села и деревни блиско поса­дов, и тех сел и деревень дворы с дворами сошлись с по­садскими дворами». Таким близким стройщик признал одно только село Богородское, принадлежавшее Джан мурзе Юсупову, и деревню Александрову, которые и отписал в по­сад.

В Боровске посадские люди требовали приписки к посаду 6 пустошей и 4 слобод Пафнутьева Боровского монастыря. Слободки были построены на монастырской земле «искони вечно, как та обитель зачалася, при чудотворце Пафнутия, а были в те поры отчичи на Боровске великие князья:

Князь Василий Ерославичь да князь Дмитрий Юрьевич Шемяка. Посадские люди Новгорода Великого искали отнять у дома св. Софии и митрополита новгородского Чудин-цеву улицу, заселенную митрополичьими приказными, детьми боярскими, поварами, хлебниками, плотниками, огородника­ми, садовниками и всякими старинными «домовными служеб­никами», «которые на Софийском дворе работают». Митропо­личий стряпчий показывал, что Чудинцева улица была дана в дом святой Софии еще «при великом князе Владимире, крестившем Русскую землю, и сыне ево великом князе Ерославе Владимировича и внуке ёво великом князе Влади­мире Ерославиче, который создал церковь Софею Премуд­рость божию, в вечной поминок первому епископу Иакиму». Ни о посадской старине, ни о торге и промысле ее обитате­лей говорить здесь было нельзя. Посад требовал улицу по смежности с посадскими дворами. Но, руководясь этим принципом, можно было требовать в посад все вообще го­родские дворы беломестцев, бояр, властей, монастырей, стрельцов и т. д. Позже мы увидим, как Боярская дума вы­шла из этого трудного положения.

Кое-где посадские люди действовали дипломатичнее. Сознавая трудность обоснования тех или иных слишком сме­лых притязаний, они подавали только явку,/откладывая воз­буждение иска на будущее и обеспечивая свое право на него. Эти явки вносились в строельные книги, и, таким обра­зом, в зависимости от обстоятельств, посад мог ожидать, не теряя права на претензии, а, наоборот, создавая для этой пре­тензии санкцию давности. Так сделал, напр., Опочецкий посад в отношении соседних землевладельцев. 1 августа 1649 г. ког­да строенье посада было закончено или заканчивалось, сот­ский Макавейко Кондратьев и все опочене посадские люди подали стройщику Илье Хвостову новую добавочную роспись окологородной земли, «которая сошлась вряд с посадцкою тяглою землею, от города в полуверсты и в стрельбище и меньши». При этом посадские люди заявили, что они ее «отписывать и отводить к посадцкой земли государю не бьют челом, покамест о тое окологородной земли во Пскове будет государев указ, о которой земли бьем челом государю, и тому наперед сего подана роспись к сыску земленому Ильи Хвостову». В поданной «скаске за руками» посадские дипло­маты объясняли, «что у них около города Опочки на выгон­ную землю на животинные выпуски стариков теперь нет, а будет впредь на тое выгонную землю и на животинные выпуски старики выищутца, и про тое выгонную землю впрямь проведаем, и мы учнем впредь государю бить челом».

Таким образом, над соседними землевладельцами нависла постоянная угроза, что на Опочке объявится такой старик, который «вспомнит» о древней принадлежности их земли к Опочецкому посаду, или же посад потребует их земли себе по посадской близости. Право иска было оговорено и зане­сено в строельные книги Ильи Хвостова.

Временно же отказался в Приказе сыскных дел от претен­зий к Печенгскому, Петровскому и Соловецкому монастырям посылыцик Кольского острога, заявив, что не бьет челом по той части росписи (которую он подал), где перечислены эти претензии: «потому что мирские люди ему о том бить челом не приказали. А как ему прикажут или инова челобитчика пришлют,— тогда о том государю челобитье и будет».

Однако и заявления об отсутствии претензий и претензии чрезмерные, сверх государева указу и наказа, были только крайностями в сказках и росписях посадских людей. В огром­ном большинстве посадов посадские люди заявляли жалобы и претензии на захваты беломестцами людей, тяглых дворов и земель, на крайнюю тесноту от их торгов и промыслов и от захватов «по купчим и по закладным и по ложному чело­битью и насильством» подгородних земель, и жалобы и пре­тензии эти были реальными жалобами и претензиями. Как мы уже знаем, белые слободы росли нередко быстрее черных посадов и бывали даже больше их по количеству дворов. Быстро развивавшееся вотчинное и поместное землевладение буквально душило посадских людей, захватывая их земли по самые дворы и огороды, с проезжими дорогами, выгонными землями, лесами и лугами. Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Владимир, Ростов, Суздаль, Вологда, Холмогоры, Тверь, Великий Новгород, Псков с его пригородами, Серпу­хов, Калуга и т. д., — все терпели от беломестцев и вели не­устанную мелкую борьбу со своими феодалами-соседями. Во всех концах страны, от Белого моря до степного Козлова,^ от Перми Великой и до Волхова, было в сущности одно и то же: шла борьба посадских миров с сильными людьми, будь то ближние государевы бояре или монастырские власти, гости или стрельцы и пушкари. И в сотни голосов теперь посад­ские люди требовали помощи государства, временно повер­нувшегося к ним лицом, спешили использовать редкую мину­ту торжества посадского городского восстания. В прямых указаниях или только в ссылках, мотивировках, даже выра­жениях строельных книг посадских стройщиков мы слышим многоголосый гул этой борьбы и временного торжества по­садов в 1649 г.

Более всего посадские росписи говорили об обращении в тягло мелких беломестцев, феодально-зависимых элементов городского населения, которые жили в городах, занимались ремеслами и торговлей, но не тянули государева тягла. Это были старинные крестьяне и бобыли землевладельцев, вотчи­ны которых были связаны еще с городами, частично находи­лись в их пределах или поблизости от посадов, закладчики из посадских людей, их дети, братья и племянники, служилые приборные люди разных разрядов и т. п. Все они нарушали принцип посадской монополии на торги и промыслы в горо­дах, идею раздела прав и обязанностей между отдельными сословиями, которые в совокупности образовывали средневе­ковое общество сословной монархии, и, следовательно, нару­шали идею социальной «справедливости». Мы уже знаем, что среди таких феодально-зависимых элементов в городах были и насильственно порабощенные, стремившиеся выбиться из кабалы, и не хотевшие итти в тягло, которое было тяжелее обычного оброка вотчиннику-слободчику. Но выдачи всех одинаково требовали теперь посады, стремившиеся покончить со своей обделенностью, уравняться с феодалами-помещика­ми в смысле нерушимости «посадского права», которое было начертано в XIX главе Соборного Уложения.

Кроме Чердыни в Перми Великой, мы не знаем ни одного посада, в котором не были бы заявлены перед стройщиками подобные требования. Все крупные посады верхней Волги, как Ярославль, Кострома, Нижний, вероятно, и Казань, соста­вили и подали длинные росписи населения своих белых сло­бод и закладчиков, ушедших из тягла. То же было в Твери, в Угличе и в городах северо-западной группы, Новгороде и Пскове с их пригородами...

5. Обзор строенья на посадах в различных областях Московского государства и его результаты.

Чтобы охватить результаты деятельности стройщиков на посадах в целом, нам нужно, во-первых, последовать за стройщиками на отдельные посады и сделать обзор их дея­тельности здесь, если в нашем распоряжении имеются строельные книги; во-вторых, подсчитать количественные итоги их деятельности по отдельным группам посадов и по всем городам Московского государства, поскольку мы этими итогами можем располагать. При этом мы должны ого-' вориться, что нам известно лишь 70 строельных книг, что составляет около половины всех существовавших по­садов. Не располагаем мы также всеми итогами по городам. По переписным книгам 1646 г., в Московском государстве, без Сибири, считалось 180 городов, из которых 151 город имел посады (не считая Новгородских рядков). На -это количество посадов мы можем привести 117 итогов строель­ных книг по отчуждению к посадам дворов, что составляет по количеству посадов 77.5 %, а по количеству в них дворов 88,6 %. Но так как мы располагаем кроме того общим итогом отписки, которая дала городам 10 095 дворов, то мы можем опредлить всюоперацию с достаточнойполнотой, разумеется в количественном только отношении отписанных дворов. Ниже, говоря об итогах операции, подведенных в Приказе сыскных дел, мы дадим эти общие результаты. Там мы дадим и ссылки на источники, откуда берем итоги по отдель­ным городам, потому что эти итоги в огромном большин­стве принадлежат не строельным так называемым заруч-ным книгам посадских стройщиков, а именно Приказу сыскных дел, который принимал на них апелляции и изменял итоги стройщиков, вырабатывая окончательный итог строенья по каждому городу, каковые затем и рассылал по приказам для практического их применения в области налогового дела...

 

 

Предлагаемая таблица ориентирует нас во всей операции посадского строенья 157-160 гг. и позволяет судить о его результатах не только в тех городах, для которых нам уда­лось собрать итоги строельных книг, но и в таких, для кото­рых мы не располагаем этими итогами. Как мы видим, всех городов было в Московском государстве в середине XVII сто­летия 226, из которых для 151 известны посады по перепис ным книгам 1646 г. Из этого количества мы установили итоги строельных книг на 1652 год для 115 городов, или 76,2% имевших посады. 36 посадов, или 23,8% общего коли­чества, остались по итогам строенья нам неизвестными. Лучше других известны нам итоги строенья центральных замосковных городов, а также южной области, где, впрочем, возмож­ная недостаточность итогов тех, которые имели посады, покры­вается такими, у которых, по переписным книгам посадов не было, но которые были тем не менее «строены» и получили посадыь вновь по строельным книгам. Хуже нам известны итоги строенья западной, северной и особенно восточной об­ластей. Среди городов восточной области Казанского Дворца нам неизвестны итоги строенья по 14 городам, среди север­ных городов по 9 и среди западных по 7 городам, преиму­щественно мелким пригородам Пскова.

Нетрудно видеть, что вне нашего зрения остались пре­имущественно небольшие посады, характерные для отмечен­ных областей. Если среди известных нам по итогам строель­ных книг 115 посадов в каждом было, по переписным книгам 1646 г., в среднем 241.4 посадских дворов, то каждый из ос­тавшихся неизвестными по итогам строенья имел только 99.1 двора, хотя среди них мы имеем крупные посады Каза­ни и Астрахани.

Обращаясь к данным по строельным книгам, мы помним, что для 1652 г. Приказ сыскных дел подсчитал для городов всего государства (т. е. для 151 посада) 10095 дворов нововыводных тяглецов. Из этого количества нам удалось установить по отдельным 115 посадам взятыми 8318 дворов нововыводных тяглецов, т. е. 82.4 % общего их количества. В среднем на каждый посад это составит по 71.1 двора ново­выводных тяглецов. Для 36 оставшихся без итогов строель­ных книг посадов общая сумма взятых в них тяглецов, тем не менее, легко устанавливается в 1777 дворов, или в среднем по 52.2 двора нововыводных тяглецов на каждый посад. Та­ким образом, оставшиеся без определенных по каждому посаду итогов строельных книг 36 посадов были в среднем в два с половиной раза мельче посадов, итоги которых нам извест­ны, и в каждом из них было взято, по строельным книгам, на треть меньше нововыводных тяглецов, нежели во вторых.

Относительная незначительность этих оставшихся неизвестными посадов (хотя мы можем указать их названия), как и незначительность результатов их строельных книг, уста­навливается также по относительно высокому процентному отношению в них новосыскных тяглецов к основному посад-скому населению. Наиболее высокий процент прироста, по строельным книгам, был среди незначительных южных горо­дов (70%), особенно среди «польских», т. е. степных крепо­стей, где почти не было посадских людей и где строенья дали 117% прироста тяглецов. За ними следуют восточные при­волжские посады Казанского Дворца (54,6%), затем запад­ные (38,9%), центральные (25,8%) и, наконец, северные по­сады (13,3%). Средний прирост по 115 известным по итогам строельных книг посадов составляет 29,9% (ок. 30%), а для всех 151 посада страны 32%. Между тем для 36 посадов, итоги строельных книг которых нам неизвестны, новосыскные тяглецы составили 49,8%. По этому признаку неизвестные итоги ближе всего стоят к итогам городов Казанского Дворца, к которым неизвестные города в большинстве и относятся.

Основной территорией, где развернуто было строенье и где строельные книги дали наибольший абсолютный резуль­тат, были, несомненно, замосковные центральные города и особенно восточная их половина. 27 восточно-замосковных посадов, по количеству дворов составляя всего 17,9% всех посадов страны, дали около 29% новоприписных тяглецов;

а все 48 замосковных посадов, составляя 31,7% общего количества дворов, дали 4649, или 46%, новосыскных тяглецов. За ними следует 21 город западной области, которые, составляя около 14% дворов всех посадов, дали 15,4% всех взятых в тягло новосыскных тяглецов. Доля остальных еще меньше: южные 19 посадов составляли 12,5% дворов, а в них сыскано 1332 нововыводных двора, т. е. 13%; 13 северных посадов, составляя 8,6% дворов, дали 432 новосыскных двора, или 4,2%; восточные 14 городов Ка­занского Дворца, составляя 9,2%, дали 339 дворов новосыск­ных тяглецов, или только 3,3% всего их количества. Нако­нец, оставшиеся без определения итогов строельных книг 36 посадов, образуя 23,8% всех дворов, дают 1777, или 17,6%, дворов нововыводных тяглецов. Каждый восточно-замосковный посад в среднем получил по строенью 157— 160 гг. 108,1 двора новосыскных тяглецов; западно-замосков-ные — по 82,4 двора, что на все замосковные города дает по 96,9 дворов новосыскных тяглецов. Это значительный резуль­тат, из-за которого стоило подымать дело и для посадов и. для правительства.

Посады остальных областей дали меньший прирост: по­сады западной области по 74,4 двора, южной по 70 дворов, северной по 33,2 двора, а Казанский Дворец для поволжских посадов только по 24 двора. Наконец, оставшиеся без опре­деления итогов получили в среднем по 49,3 двора на посад. Среди известных нам по итогам 115 посадов на каждый по­сад было взято по 72 двора новосыскных тяглецов, а для всех посадов Московского государства около 67 дворов.

6. Пострадавшие от конфискаций во время посадского строенья социальные группы

Сказанное поможет нам осветить действительное значе­ние посадского строенья в классовом отношении, потому что каждая из рассмотренных областей строила свои посады за счет различных социальных групп. Если мы составим сводную таблицу распределения итогов взятых в различных областях новосыскных дворов по принятым нами 8 социальным группам, то получим следующую картину (см. табл.).

Предлагаемая сводная таблица опирается на данные 70 строельных книг, что составляет около половины (46,4%) имевших посады городов (151) и больше половины того ко­личества посадов, для которых сохранились итоги строельных книг (115). Поэтому она дает возможность охарактеризовать не только относительный вес тех жертв, которые понесли раз­личные сословные группы на «строенье» посадов в 1648—1652 гг., но и оценить значение этого строенья, а следова­тельно, и всего антифеодального движения городов этого времени в жизни Московского государства XVII в. Относи­тельный вес понесенных в строеньи потерь различных сослов­ных групп таблица дает нам непосредственно. А оценку значения этих потерь для терявшей группы мы получим, если сопоставим размеры понесенных ею утрат, которые подсчитываем по строельным книгам, с тем, что она имела на посадах по переписным книгам 1646 г. Так как мы располагаем не полным количеством переписных книг, а только частью их, то наши выводы будут, разумеется, прибли­зительными, однако, как увидим, и в этом случае они имеют исторический интерес и значение.

Как показывает таблица, главная тяжесть посадского строенья пала на городские владения патриаршего дома, ка­федры митрополитов, архиепископов, епископов и монасты­рей, т. е. крупное церковное землевладение, довольно сильно связанное в середине XVII в. с городами. Связь эта, за ря­дом исключений, говорит о наличии в вотчинном хозяйстве властей и монастырей сильных пережитков натурального спо­соба ведения хозяйства: о вотчинных ремесленниках, о соб­ственных амбарах, варницах и иных элементах самодовлею­щего, стремящегося к самообслуживанию хозяйства. Эти пере­житки былм теперь брошены в жертву кипевшим посадам, и из них на 53,3 °/о только по одним новосыскным дворам со­ставилась добыча посадских людей.

Нельзя сомневаться в том, что так именно должны были осознавать посадское строенье его современники, сторонники и враги, и это тем более, что в важнейшей области государ­ства, в городах западного и восточного Замосковья, которые были особенно на виду. и с которыми больше всего приходи­лось считаться, доля крупного церковного землевладения в посадском строеньи повышается соответственно до 76,3 и 69,2% общего количества «новосыскных тяглецов»...