Приключения «верных» запорожцев

 

В конце 1786 г. – начале 1787 г. князь Потемкин изменил свое отношение к запорожцам и решил создать из них войско. Дабы не путать запорожцев, оставшихся в России, с запорожцами, ушедшими на Дунай, Потемкин приказал первых именовать «верными», а вторых – «неверными» запорожцами.

Причиной изменения политики по отношению к запорожцам наши историки единодушно считают приближение русско‑турецкой войны, к которой Россия еще не была готова. Это относится и к строительству флота, и к строительству портов и крепостей, обучению войск, подготовке армейских магазинов и т. п. Безусловно, эта причина более чем веская, и с ней нельзя не согласиться.

Но в дополнение к ней я бы назвал не менее важную причину – у Потемкина появились планы воссоединения Правобережья и Левобережья. При этом «светлейший» желал стать полунезависимым правителем Малороссии и Новороссии. Замечу, что гетманство на Правобережье было уничтожено манифестом Екатерины II еще 10 ноября 1764 г. Именно с этой целью Потемкин позже принял титул Великого гетмана императорских казацких войск екатеринославских и черноморских.

27 февраля 1787 г. Потемкин подписал указ о формировании войска «верных» казаков. Кошевым атаманом стал бригадир Захарий Чепега, войсковым судьей – полковник Антон Головатый, войсковым писарем – Тимофей Котляревский.

Весной‑летом 1787 г. состоялось путешествие Екатерины II в Новую Россию. Во время ее пребывания в Кременчуге, а позже – в Бериславе, Потемкин представил императрице Чепегу, Головатого и других запорожских старшин.

Екатерине идея восстановления запорожского войска в целом понравилась, но раздражало его название. 22 февраля 1788 г. императрица писала Потемкину: «Что верные запорожцы верно служат, сие похвально, но имя запорожцев со временем старайся заменить иным, ибо Сеча, уничтоженная манифестом, не оставила по себе ушам приятное прозвание; в людях же незнающих, чтобы не возбудила мечты, будто за нужно нашлось восстановить Сечу или название».

Боевые действия на Черном море начались 22 июня 1787 г. В этот день 11 турецких судов обстреляли у Кинбурнской косы в Лимане стоявшие в дозоре фрегат «Скорый» и бот «Битюг». С началом войны русский флот оказался разделенным надвое. В Севастополе базировался корабельный флот под командованием контр‑адмирала Марка Войновича, а гребная флотилия и новопостроенные парусные суда, которые не успели из‑за начала войны перевести в Севастополь, находились в Лимане и базировались на Херсон.

Турецкая эскадра подошла к Очакову и блокировала русскую Лиманскую флотилию. С самого начала войны у Потемкина шли конфликты с командующим Лиманской флотилии графом Николаем Семеновичем Мордвиновым. Григорий Александрович поначалу упек Мордвинова в Херсонское адмиралтейство, а в 1789 г. вообще отправил в отставку. Командовать же флотилией поручил двум экзотическим иностранцам: принцу Нассау‑Зигену и шотландцу Полю Джонсу, принятым в русскую службу в чине контр‑адмиралов.

Принц Нассау‑Зиген вел свое происхождение от принца Оранского графа Нассау (1533–1584). Он родился в 1743 г., получил образование во Франции и в пятнадцатилетнем возрасте вступил во французскую армию. В 1766–1769 гг. Нассау‑Зиген участвовал в кругосветном плавании Л.А. де Бугенвиля. Затем принц едет в экспедицию в Центральную Африку, после чего вновь вступает во французскую армию в чине полковника. В 1779 г. он предпринимает неудачную попытку овладеть британским островом Джерси. В следующем году Нассау‑Зиген переходит на службу к испанскому королю и в 1782 г. командует отрядом плавучих батарей при штурме Гибралтара. Операция против Гибралтар кончается неудачей, но Нассау‑Зиген получает чин генерал‑майора и титул испанского гранда.

Поль Джонс родился в 1747 г. в Шотландии в семье бедняка. Он начал свою морскую карьеру в 13 лет юнгой, в 18 стал первым помощником капитана, а в 21 – капитаном. В 1773 г. в Виргинии умирает его старший брат, оставляя небольшое поместье. 26‑летний моряк становится американским плантатором и принимает по условию завещания фамилию Джонс. Но скоро начинается война Североамериканских штатов за независимость, участвуя в которой он находит свое истинное призвание. Поль Джонс становится капером или, попросту говоря, пиратом. В декабре 1775 г. Поль Джонс поднимает флаг Североамериканских штатов над торговым судном – бригом «Альфред».

В 1776–1779 гг. Поль Джонс захватывает десятки военных и торговых британских судов, а осенью 1779 г. даже нападает на Ливерпуль. Англичане называют его пиратом, а континентальная Европа – Черным корсаром.

После заключения мира с Англией Поль Джонс поселился в своем доме в Париже. Русский посол Иван Симолин доложил об оставшемся не у дел пирате в Петербург. Императрица лично написала письмо Полю Джонсу с предложением поступить на русскую службу.

Черный Корсар приехал в российскую столицу 23 апреля 1787 г. Екатерина II немедленно удостоила аудиенции шотландского «морского волка», которого ей представил французский посол граф Сегюр. Из рук Екатерины ‹SPAN style=«BACKGROUND‑COLOR: #ffdd00; COLOR: #000000»›Поль ‹/SPAN› ‹SPAN style=«BACKGROUND‑COLOR: #ffdd00; COLOR: #000000»›Джонс ‹/SPAN› получил патент на чин контр‑адмирала за ее собственноручной подписью, но на имя француза Павла де Жовеса.

Но вернемся к запорожцам. Боевое крещение Войско верных казаков приняло в сражении у Кинбурнской косы 1 октября 1787 г. Победой российского оружия и закончилась эта кампания. В честь этого императрица повелела отчеканить 190 медалей с надписью «Кинбурн 1 октября 1787». Однако по ошибке чиновников Монетного двора было изготовлено всего… 19 медалей, и получивший их Потемкин написал Александру Суворову такой расклад: шесть медалей – пехоте, шесть – коннице, шесть – казакам и одну – артиллеристу, который поджег бомбой турецкий флагман. Солдаты и казаки должны были сами решить, кто из них достоин награды. Кто из казаков Сидора Билого получил медаль за Кинбурн, пока что установить не удалось.

23 апреля 1788 г. из Босфора вышла большая турецкая эскадра. Командовал ей капудан‑паша (адмирала) Эсски‑Гуссейн, прозванный Крокодилом морских битв. В нее входило: 12 кораблей (от 46 до 66 пушек), 13 фрегатов, 2 бомбардирские барки, 2 галеры, 10 бомбардирских шлюпов и канонерских мореходных лодок и 6 брандеров, а также 20 флейтов[270] с десантом морской пехоты и 20 тысяч солдат, из которых лишь на треть составляли турки, остальные были наемниками, завербованными в подвластных Порте территориях (одних греков было около 4 тысяч). На парусных кораблях и судах было несколько сотен английских матросов и офицеров‑артиллеристов; советником капудан‑паши был британский контр‑адмирал.

Эскадра вышла в Черное море с соблюдением строжайшей тайны, но выход ее был раскрыт. 1 мая того же года греческие корсары атаковали и взяли на абордаж два турецких торговых судна. Одно из них увели в Севастополь, и пленные купцы поведали о выходе в море капудан‑паши. Севастопольский флот был слаб, и Потемкин приказал привести в боевую готовность Лиманскую гребную и парусную эскадры.

Тем временем капудан‑паша продолжал идти к Очакову. Но примерно в 60 милях от Босфора эскадру нагнал поздний весенний шторм и нанес повреждения нескольким кораблям. Эсски‑паша вынужден был возвратиться обратно. 10 мая эскадра вновь покинула Босфор, а 20 мая 1788 г. бросила якорь в видимости стен Очакова.

Утром 7 июня корабли Поля Джонса и гребные суда Нассау‑Зигена атаковали турецкую эскадру. В ходе боя русской артиллерией были уничтожены три турецких судна. Турки отступили, но преследовать их русские не стали. Как писал Нассау‑Заген Потемкину: «…к несчастию, ветер был противный и наши корабли не могли ее атаковать, и мы вынуждены были возвратиться, занять свое положение возле парусной эскадры».

Автору сдается, что принц лукавит. Почему это его гребные суда, которых он в письме именует кораблями, не могли идти против ветра на веслах, да еще по течению? Но Светлейший князь проглотил пилюлю. Все‑таки три гребных турецких посудины потопили, и то, как говориться, «хоть шерсти клок». Потери русских в этом бою составили всего 4 убитых и 13 раненых.

Прежде, чем перейти к следующему сражению, стоит упомянуть забавную историю о похождениях Поля Джонса в 10‑дневной паузе между сражениями. В боевых действиях в Лимане с обеих сторон принимали участие запорожские казаки. Поль Джонс еще в Европе слышал о запорожцах и решил их узнать поближе. Дважды (6 и 15 июня) он посетил стан «верных запорожцев». Во время последнего посещения знаменитый пират был торжественно принят в казаки. Среди запорожцев нашелся казак по имени Иван, сносно владевший французским, он и стал переводчиком.

Сидор Билый преподнес корсару запорожский подарок: шапку со шлыком, кунтуш алого сукна, такие же шаровары, казацкие сапоги, пояс с пистолетами, люльку и дорогую турецкую саблю. Изрядно угостившись горилкой, запорожцы переодели Поля в казацкую одежду, смущало их лишь то, что тот не имел чуба и усов. Потом пошел разговор о делах. Уже ночью пират попросил своего побратима Ивана показать ему мели на лимане. Надев темное платье и взяв с собой квач и смолу в небольшой кадушке, оба сели в лодки и, обмотав уключины мокрыми тряпками, тихо пошли на двух веслах к Очаковской гавани. Турки их не заметили. Иван подгреб вплотную к борту флагмана, подал адмиралу кадушку со смолой и квач, и тот на борту написал – «Сжечь, Поль Джонс». Затем запорожец указал адмиралу мели, на которые следовало заманить турецкие корабли во время отлива. Затем побратимы благополучно прибыли обратно.

Между прочим, Поль Джонс несколько раз появлялся в запорожском костюме на палубе своего флагманского корабля «Святой Владимир». Вид контр‑адмирала в шароварах «шириной в Черное море» настолько потряс служившего на корабле офицера англичанина, что тот пустил слух, что безбожный Джонс принял ислам.

16 июня в час пополудни турецкая эскадра решила атаковать корабли русских. Читал ли флагман турецкой эскадры надпись, сделанную на борту его корабля рукой Поль Джонса, история умалчивает. Вероятно, читал с помощью своих британских советников, так как Поль Джонс писал на английском языке. Весьма возможно, что Эсски‑Гуссейн пришел в ярость, и потому пошел в лиман впереди всей своей эскадры.

Вскоре флагманский 64‑пушечный корабль сел на мель. Турецкие корабли окружили его. День прошел в перестрелке на больших дистанциях, как обычно, безвредной для обеих сторон. Тем временем баталия началась между двумя знаменитыми адмиралами. Принц Нассау‑Зиген хотел атаковать всеми силами севшего на мель флагмана, а Поль Джонс отказывался принять в этом участие, справедливо полагая, что его корабли тоже могут сесть на мель. Сия баталия продолжалась несколько часов и кончилась лишь, когда туркам удалось снять с мели капудан‑пашу.

Рано утром 17 июня к флотилии Нассау‑Зигена присоединились 22 канонерские лодки с 18‑фунтовыми пушками, пришедшие из Кременчуга. Вскоре русские парусные и гребные суда атаковали турецкую эскадру. Турецкому флагману фатально не везло – он опять сел на мель. Но на сей раз он был подожжен брандскугелем и сгорел. Между прочим, пират Поль Джонс приказал спустить шлюпки и организовать спасение турок на горящем корабле, за что позже подвергся насмешкам «благороднейшего» принца.

Сражение продолжалось четыре с половиной часа, после чего часть турецких судов отошла к стенам Очакова, а большая часть двинулась к морю. При отходе турки попали под ураганный огонь батарей с Кинбурнской косы.

Всего русскими было уничтожено три 64‑пушечных корабля, два 40‑пушечных и три 32‑пушечных фрегата, одна 30‑пушечная шебека и одна 14‑пушечная бригантина.[271] Один 64‑пушечный турецкий корабль был взят в плен. Вскоре его отремонтировали в Херсоне. 22 октября 1788 г. он был введен в строй под названием «Леонтий Мученик». (Сх. 23)

В ходе двухдневного сражения было убито и утонуло около 6 тысяч турок, 1673 турка взято в плен. Наши потери: убитых 2 офицера и 16 нижних чинов, раненых 10 офицеров и 57 нижних чинов.

После сражения двенадцать турецких судов оказались под защитой орудий Очакова. 1 июля флотилия Нассау‑Зигена подошла к Очакову и, несмотря на сильный огонь крепостной артиллерии, атаковала турецкие суда. Одиннадцать из них были сожжены или утоплены, а большая 50‑весельная галера «Макроплея» взята в плен. На ней нашли одну 36‑фунтовую и четыре 12‑фунтовых пушки. По приказу Потемкина галеру переделали в Херсоне в 36‑пушечный фрегат «Святой Марк». На нем установили два однопудовых единорога, двадцать две 12‑фунтовые пушки и двенадцать 6‑фунтовых и 8‑фунтовых пушек.

В Лиманском сражении участвовало до 50 морских казацких лодок. Верные запорожцы понесли большие потери, не вошедшие в официальные сводки.

Заслуги всех были сравнительно объективно оценены Потемкиным в письме к Екатерине от 15 июня 1788 г.: «Я представляю на апробацию: Принцу Нассау второй класс Егорьевский [крест – А.Ш. ]. Пауль Джонсу – анненскую, тоже и Мордвинову – за большие заботы и труды. Алексиану, который здесь старший бригадир, – Контр‑Адмирала, чего он весьма достоин.

Командирам батарей и судов, бывших в сражении: подполковникам и капитан‑лейтенантам – шпаги золотые, червонных в двести каждую, с надписью: „За мужество, оказанное в сражении 7 июня на лимане Очаковском“. Тоже бригадиру Корсакову и Графу Дама де Рожер. Запорожского Кошевого Сидара Белаго – полковником. Походного атамана подполковника и кавалера Исаева[272] – полковником.

Прочим, коим я могу делать произвождение, дадутся чины. Рядовым и запорожцам – по рублю».

17 октября 1788 г. Потемкин пишет Екатерине о том, что он послал верных запорожских и донских казаков захватить Гаджибей и Паланку (в районе нынешней Одессы). «Турецкие канонерские лодки, – писал Светлейший, – стоявшие под Очаковом, которые в прошедшем сражении были повреждены, исправлены. Я приказал их взять или сжечь Принцу Нассау, но он пытался два раза, и не удалось или, лутче сказать, счастье не послужило. И он, отведав трудность, под предлогом болезни уехал в Варшаву. Сии [турецкие – А.Ш. ] суда через два дня после того ушли из Очакова к своему флоту мимо флотилии и спящего адмирала Пауль Жонса, который перед тем пропустил в день под носом у себя три судна турецких в Очаков, из коих самое большое село на мель. Я ему приказал его сжечь, но он два раза пытался и все ворочался назад, боялся турецких пушек. Дал я ему ордер, чтобы сие предприятие оставить, а приказал запорожцам. Полковник Головатый с 50 казаками тотчас сжег, несмотря на канонаду, и подорвал судно порохом, в нем находившимся».

20 июня 1787 г. от ран, полученных в Лиманском сражении, умер Сидор Билый. В тот же день атаман Антон Головатый привез тело на Кинбурнскую косу. При отпевании впереди российских офицеров стоял с обнаженной головой Александр Суворов, а среди запорожцев, рядом с Антоном Головатым, был Поль Джонс. Могилу вырыли в самой церкви, сверху положили чугунную плиту.

5 октября 1855 г. могилу Сидора Билого потревожили: в Кинбурне высадились англичане, которые забрали пушки и плиту.

Потомки‑запорожцы не забыли Сидора Билого, и 26 августа 1904 г. он посмертно стал вечным шефом Полтавского Кошевого Сидора Билого конного полка Кубанского казачьего войска.

Отличились запорожцы и при взятии крепости Гаджибей (на территории будущей Одессы). При этом запорожские суда были подчинены контр‑адмиралу Марку Войновичу, а три конных полка (по 500 казаков) и три пеших полка при шести пушках подчинялись генерал‑майору Де‑Рибасу. Судами командовал Антон Головатый, а сухопутными силами запорожцев – Захарий Чепега.

Однако корабельный флот Войновича и гребная флотилия не могли подойти к Гаджибею. 22 сентября 1789 г. Потемкин объяснит это императрице так: «Флоту нашему штурм сильный препятствовал выйти, и он едва мелкие суда спас от повреждения; однако же не без починки. Иначе вся бы флотилия турецкая была у нас в руках!».[273] А в более раннем донесении Светлейший говорит о сильной буре.

А вот цитата из рапорта генерал‑поручика И. Гудовича князю Г. Потемкину: «…с 11‑го на 12‑е число сего месяца [октября] в ночи перешел с тремя конными и тремя пешими полками верных Черноморских казаков и с шестью их малыми пушками узкий перешеек между морем и лиманами обоих Куяльников, а с 12‑го на 13‑е в ночи же перешли там два батальона пехоты, то есть Николаевский гренадерский и прибавленный мною Троицкого пехотного полка, осадной артиллерии 4‑е орудия и шесть пушек с их снарядами, из числа которых 4‑е полковые пушки и 2‑е шестифунтовые полевые, отряженные от меня прежде в Николаевский гренадерский батальон.

Тишина и порядок во время перехода узкого сего места на расстоянии 8‑ми верст под выстрелами неприятельского флота, где малейшая неосторожность открыла бы приближение войск наших наблюдены были в точности данных о том приказаний…

Между тем, господин генерал‑майор и кавалер Рибас для атаки Гаджибея разделил пехоту свою на 2 части, каждая из двух рот Николаевского гренадерского батальона и двух рот Троицкого пехотного полка с резервами в обоих частях. 1‑я под командою г‑на полковника Хвостова должна была левым берегом прямо к замку следовать и овладеть оным, взойдя по лестницам. На правом же фланге два полка пеших верных Черноморских казаков с резервами их должны были в одно с ним время, подступя к замку, стараться войти и разделить на все стороны внимание обороняющих оный; 2‑я под командой секунд‑майора Воейкова с одним полком верных Черноморских казаков имела занять форштадт и препятствовать уходу неприятеля из замка на суда. На перешейке же внизу берега устроена была батарея из четырех осадных и двенадцати полевых орудий с тем, что бы стрелять с боку по судам неприятельским.

В сем порядке в 7 часов вечера выступил он, господин генерал‑майор и кавалер Рибас и пришел в балку, от замка в 2‑х верстах отстоящую. Весь день 13‑го числа ветер был благополучный, и по уведомлению господина контр‑адмирала и кавалера графа Войновича, что флот выступит и по сделанному с ним условию, он, господин генерал‑майор и кавалер, учредя в трех местах по берегу огни, ожидал его прибытия. Хотя ж в полночь ветер и весьма усилился, но он полагая несомненно, что флоту уже близко быть надлежало, да и видя уже невозможность в такой близости к неприятелю далее открыться, а более, что не находил в том нужды, в 4‑м часу по полуночи, при помощи Божьей, со всеми частями по назначению их пошел к атаке…

По таковым овладением замком, флотилия неприятельская сильно стрельбою из пушек и мортир начала уже вредить на берегу расположенному и в замок вступившему войску, как нарочно присланная от меня артиллерия с майором и кавалером Меркелем батарея в четырнадцать орудий, перенесенных с отменной скоростью с левой стороны замка, где не могла она уже со всем успехом против уклонившихся вправо неприятельских судов, на правую сторону замка для удобнейшей стрельбы по оным, начала производить по сим судам сильную пальбу. Главный же корпус пошел на возвышенное место в полуверсте от замка в виду неприятельского флота, и я будучи на правой стороне замка у батареи, был очевидным свидетелем, что искусством артиллерии майора и кавалера Меркеля и верным стрелянием из всей батареи неприятельские суда не только принуждены были окончить стрельбу свою, но и от сильного повреждения начали от берегу поспешно ретироваться».[274]

В очередной раз прошу извинения у читателя за длинную цитату, но как иначе избежать обвинений в очернительстве. Ведь получается любопытная ситуация: никаких бурь не было и в помине, турецкая эскадра спокойно вела прицельный огонь «из пушек и мортир», а корабельный флот адмирала Войновича и бригадира Ушакова просто предпочел не ввязываться в драку. Между прочим, граф Марк Иванович Войнович в войну 1769–1774 гг. был лихим пиратом, и его полакра «Ауза» наводила ужас на купцов в Восточном Средиземноморье. Но к старости он обрюзг и стал отчаянным трусом. Его отец, Иван Войнович, также был пиратом, а, нанимаясь на русскую службу, лихие флибустьеры объявили, что они графы. Граф Алексей Орлов спорить не стал – графы, так графы. Благо, сам он получил титул за учинение «геморроидальных колик» императору Петру Федоровичу.

Но вернемся к взятию Гаджибея. Трофеями русских стали 12 пушек и 53 человека, включая двухбунчужного пашу Ахмета. Кроме того, два турецких лансона[275] оказались на мели и не смогли уйти. Запорожцы бросились в воду и захватили один лансон, вооруженный 27‑фунтовой пушкой, и взяли в плен 26 турок.

Потери русских в ходе штурма Гаджибея оказались крайне малы: трое рядовых Троицкого полка и один казак были убиты, и ранено 23 человека.

После взятия Гаджибея часть запорожских морских лодок под командованием Головатого, действовавших на Днестре, поднималась вверх до устья реки Ботны.

2 октября 1790 г. Потемкин приказал гребной Лиманской флотилии генерал‑майора Де‑Рибаса войти в Дунай. На переходе с моря ее должна была прикрывать Севастопольская эскадра Ушакова. Флотилия Де‑Рибаса состояла из 33 судов (22 лансонов, 6 дубель‑шлюпок, двух катеров, двух шхун и одного бомбардирского корабля «Константин»), 48 запорожских лодок и нескольких транспортов. В середине октября флотилия прошла морем из Днепро‑Бугского лимана в устье Дуная.

19 октября флотилия Де‑Рибаса напала на турецкие суда в Сулинском устье (гирле) Дуная. В ходе двухдневного боя одно большое гребное судно турок было взорвано, захвачено 7 купеческих судов. На берег было высажено 600 гренадер, которые взяли штурмом две турецкие батареи.

Авангард Дунайской флотилии под командованием капитана Ф. А. Ахматова 6 ноября подошел к турецкой крепости Тульча. Навстречу им вышла флотилия из 17 турецких судов. В ходе жаркой артиллерийской дуэли два «турка» взлетели на воздух, а остальные пошли вверх по течению, при этом их команды высадились на берег и стали волочь свои суда бечевой, как бурлаки.

Ахматов приказал преследовать турок. Две русские канонерки и шесть казацких лодок пошли на веслах против течения Дуная. С остальных же судов были высажены на берег 50 гренадер и бечевщики.[276] Впереди по берегу шли гренадеры, а за ними бечевщики волокли остальные суда отряда Ахматова.

Турки, увидев погоню, пришли в замешательство и отпустили четыре канонерки вниз по течению, которые перехватили русские. А ночью турки подожгли остальные свои суда. Зрелище горящих судов напугало гарнизон в крепости, и турки, открыв ворота, ринулись в степь, кто куда. На рассвете 7 ноября десантники Ахматова вошли в пустую Тульчу.

К крепости Исакча подошел отряд гребных судов капитан‑лейтенанта Литке. Турки при виде русских подожгли 32 своих судна, команды которых сбежали на берег. Затем повторились события в Тульче – гарнизон Исакчи испугался горящих судов и бросил крепость. Русские десантники нашли там большие запасы провианта и боеприпасов для турецкой армии и Дунайской флотилии. При всем при том в отряде Литке не было ни убитых, ни даже раненых.

Через несколько дней все отряды русской Дунайской флотилии соединились и 17 ноября все вместе подошли к Измаилу. Русская флотилия прошла мимо Измаила и стала на якорь выше, у берега острова Чатал. 18 ноября Де‑Рибас высадил на остров Чатал 5 батальонов пехоты с артиллерией под начальством генерал‑майора Арсеньева. Туда же были отправлены и «верные» запорожцы.

13 ноября генерал‑майор Де‑Рибас отправил довольно любопытный ордер Антону Головатову: «Я соглашусь о принятии в службу Черноморских казаков молдаван, в приложенном при рапорте вашего высокоблагородия списке назначенных, но с тем, чтобы они впереди не находились, ибо сей единоверный народ может нам великий вред причинить своим шпионством. Можно же их будет оставить в Старой Кили или в других каких назад неопасных постах».[277]

Следует заметить, что казацкие лодки, действовавшие под Измаилом, имели не по одному‑два фальконета, как ранее, а мощное артиллерийское вооружение, и их вполне можно назвать канонерскими лодками.

Так, 16 ноября 1790 г. Де‑Рибас приказывает вести навесной (перекидной) огонь по Измаилу с лансонов казацкой флотилии, вооруженных морскими мортирами. Морских мортир у казаков было: две 24‑фунтовые с дальностью стрельбы 800 сажен (1707 м) и две 48‑фунтовые с дальностью стрельбы 1000 сажен (2134 м), а также три полевые мортиры большого калибра с дальностью стрельбы 300 сажен (640 м), но их велено было «в бомбардировке не употреблять».

А вот 30 ноября по требованию Головатого во флотилию отпущено ядер 18‑фунтовых – 284, 12‑фунтовых – 372. Таким образом, запорожские лодки с 18‑фунтовыми и 12‑фунтовыми пушками представляли собой уже классические канонерские лодки или канонерские катера.

Судя по всему, крупные орудия стояли и на 12 трофейных лансонах, находившихся в подчинении Головатого.

19 ноября работы по возведению батарей на острове Чатал продолжались. Для отвлечения внимания турок от этих работ вечером того же дня флотилия Де‑Рибаса и суда запорожских казаков приблизились на пушечный выстрел к Измаилу и открыли огонь, наносивший урон крепости и особенно турецкой флотилии.

Для уничтожения последней Де‑Рибас на рассвете 20 ноября направил 6 брандеров под прикрытием 6 лодок. Однако сильное течение отнесло брандеры от турецких судов.

К 6 ч. 30 мин. утра 20 ноября наши батареи на Чатале были закончены и открыли огонь, принудивший турок, бросив суда и очистив редут Табию, искать убежища в крепости. Редут был занят русским десантом, а часть турецких судов уничтожена. Вслед за этим запорожские казаки, высадившись на берег, стали готовиться к атаке береговых батарей. Но в это время из крепости вышла турецкая пехота, и казакам пришлось возвратиться на суда и отплыть к Чаталу.

Турки произвели превосходящими силами несколько отчаянных атак на редут Табия. В час дня Де‑Рибас приказал оставить редут и отплыть под прикрытие батарей острова. Огонь с обеих сторон продолжался до 3 часов дня. В 4 часа турки предприняли высадку на Чатал, но потерпели неудачу.

Со дня своего прибытия к Измаилу и до 20 ноября русская флотилия захватила 77 турецких судов и 124 орудия. 210 неприятельских судов с находившимися на них 340 орудиями были потоплены. Русские потеряли 3 лансона, 87 человек было убито и 238 ранено. Только 20 ноября в бою погибло 30 казаков и один старшина, а 147 казаков и 4 старшины были ранены.

После боя 20 ноября русское командование решило снять осаду с Измаила и отойти. Но 2 декабря к Измаилу прибывает Суворов, а 11 декабря русские войска штурмом взяли эту непреступную твердыню, кстати, модернизированную накануне французскими инженерами.

История штурма Измаила достаточно хорошо известна, при этом действия Дунайской флотилии отодвигаются как бы на задний план. На самом же деле флотилия сыграла важную роль в штурме. (Сх. 24)

С вечера 10 ноября 567 орудий флотилии открыли огонь по Измаилу и вели его до утра. Со стороны реки почти все турецкие батареи были подавлены, а укрепления сильно повреждены. Вечером 10 декабря Дунайская флотилия понесла серьезную потерю: погибло ее самое крупное судно – бомбардирский корабль «Константин».[278] В пороховой погреб «Константина» попала турецкая бомба, и он взлетел на воздух. Погиб весь экипаж.

Со стороны реки крепость штурмовал девятитысячный отряд Де‑Рибаса, расположенный на острове Чатал. Утром суда флотилии, построившись в две линии, двинулись к крепости. В первой линии было 145 легких судов и запорожских лодок с десантом, а вторую составляли 58 более крупных судов, осуществлявших огневую поддержку. Кстати, суда турок тоже имели мощную артиллерию. Так, у самого берега стоял шактия с 18 пушками калибра 36 и 48 фунтов. (Сх. 25)

На правом фланге высадилась колонна генерал‑майора Арсеньева в составе трех батальонов пехоты и двух тысяч запорожцев; в центре десантировалась колонна бригадира Чепиги с тремя батальонами пехоты и тысячей запорожцев, а слева – колонна секунд‑майора Маркова с тремя батальонами пехоты и тысячей запорожцев. В ходе упорного боя все три колонны ворвались в город. В ходе штурма на судах флотилии (без десанта) было убито 97 запорожцев и 283 ранено.

Турок и татар (комбатантов) было убито как в Измаиле, так и на судах флотилии 25 тысяч, а 9 тысяч взяты в плен. Потери же гражданских лиц в те времена афишировать было не модно. В крепости было взято 245 орудий, из них 9 мортир. Кроме того, на берегу было захвачено 20 орудий и 8 лансонов.

После штурма Де‑Рибас поставил запорожцам крайне неприятную задачу: отправить барказы, «дабы с берегов крюками оттаскивать на середину мертвые тела, которые бы течением снесло вниз»,[279] а запорожским судам, равно как и всей флотилии отойти выше по течению от Измаила во избежание заражения личного состава водой близь взятой крепости. Дунай был буквально забит трупами турок.

В следующем 1791 году генерал‑майор Де‑Рибас, командовавший флотилией, действовал не менее удачно, поддерживая наступление сухопутных войск. Флотилия охраняла берега, переправы сухопутных частей, наводила мосты, в том числе у Галаца.

В марте 1791 г. флотилия участвовала в рейде на Браилов отряда генерал‑лейтенанта Голицына. Утром 30 марта 50 судов Дунайской флотилии под командованием капитанов 1 ранга Поскочина и Лаврова высадили Днепровский полк. Далее русские суда подавили огонь турецкой береговой батареи на полуострове Кунцефан. 31 марта судовая артиллерия, а также пушки десанта бомбардировали Браилов. Городу были причинены большие разрушения. Кроме того, были потоплены турецкие суда: три канонерские лодки и четыре бомбарды.[280] Утром 1 апреля Голицын вернул десанты на суда и благополучно возвратился на левый берег Дуная.

В ночь на 23 июня Дунайская флотилия производила переправу через Дунай войск князя Голицына в четырех верстах выше Галаца на полуостров Кунцефан. Из‑за сильного ветра и течения переправа длилась всю ночь и весь день 23 июня. Турецкая флотилия в числе 50 судов пыталась атаковать русскую Дунайскую флотилию, но была обращена в бегство. При этом шесть турецких гребных судов были потоплены.

Действия Дунайской флотилии в 1790–1791 гг. оцениваются в «Военной энциклопедии» 1912 года как «лучший пример согласованных по общему плану действий армии и флота».[281]

 

Глава 25

Запорожцы на Кубани

 

Войско «верных» запорожцев, созданное Потемкиным, принципиально отличалось от старого Запорожского войска не столько больней зависимостью от царских генералов, сколько отсутствием базы для существования – собственной земли.

В ходе войны 1787–1791 гг. Екатерина II и Потемкин попытались исправить такое положение и выделили Черноморским казакам земли на Днестре и на побережье Черного моря в районе устья Днестра. Казаки поспешили воспользоваться этим и стали селиться на отведенных им землях. За короткое время они основали здесь 25 крупных селений – куреней и хуторов. Селение Слободзея стало местом пребывания коша и войскового правительства – атамана, судьи и писаря. Были учреждены даже три полноценные паланки: Поднестрянская, Березаньская и Кинбурнская. (Сх. 26)

5 октября 1791 г. умирает князь Потемкин‑Таврический – главный гетман и в то же время главный покровитель запорожских казаков. А заканчивал переговоры с Турцией уже граф Безбородко. 29 декабря 1791 г. в Яссах был заключен мирный договор с Оттоманской империей.

Договор подтверждал Кючук‑Кайнарджийский договор 1774 года, Акт 1783 года о присоединении Крыма и Кубани к России и все другие предшествующие русско‑турецкие соглашения. Новая граница между договаривающимися сторонами устанавливалась на юго‑западе по Днестру. В соответствии с договором правительство Турции отказывалось от претензий на Грузию; обязалось не предпринимать каких‑либо враждебных действий в отношении грузинских и кубанских земель.

Как и Кючук‑Кайнарджийский мир, Ясский мирный договор не удовлетворял ни Россию, ни Турцию. Окружение султана не могло примириться ни с потерей Крыма и Очакова, ни с русским флотом на Черном море.

Россия же ногою твердою встала у Черного моря, но так и не получила права свободного выхода из него. Для нашего флота Черное море стало озером. А в любой момент из Босфора могла выйти турецкая или иная неприятельская эскадра, напасть на русские города на побережье и высадить десант.

Не были довольны миром и народы, жившие вблизи Черного моря. Крымские татары мечтали вырезать на полуострове гяуров и вновь начать грабежи русских и украинских земель. Горцы на Кавказе также хотели избавиться от русских, а греки и славяне, населявшие Балканский полуостров, в свою очередь, мечтали избавиться от турок и обращали взоры на Россию.

Ясский мир, подобно Кючук‑Кайнарджийскому, должен был стать лишь передышкой между войнами. Однако ход событий изменили большие перемены в Париже и Петербурге.

Екатерина II и ее правительство понимали, что запорожские, то есть, пардон, черноморские казаки на Днестре не нужны. За Днестром не было разбойников – крымских татар. Ни балканские славяне, ни молдаване не собирались нападать на русские владения. И наоборот, рейды через кордон буйных казаков могли только осложнить внешнюю политику России.

И вот в самом начале 1792 г. императрица приказывает переселить запорожцев на Таманский полуостров. Его тогда называли Таманский или Фанагорийский остров, поскольку он был отделен от суши морем, а также рукавами и протоками реки Кубани.

Запорожцы отправили на остров войскового есаула Мокия с командой. Доклад есаула по возвращении был неутешительным: сей «остров» был мал для помещения на нем всего войска.

Тогда войско отправило в Петербург депутацию во главе с Антоном Головатым. Казаки решили пойти на хитрость – просить императрицу отдать им во владение Тамань с окрестностями, а окрестности эти раз в 30 превышали сам полуостров. Депутация блестяще выполнила свою задачу, а особенно постарался Антон Головатый. «Пустив в ход и свое знакомство с сильными людьми, и малорусскую песню, и бандуру, и чудачество казака‑малоросса, этот замечательно умный и ловкий человек настолько успешно довел до конца возложенное на него дело, что главнейшие желания войска были занесены в жалованную грамоту в подлинных почти казачьих выражениях».[282]

30 июня 1792 г. Екатерина II пожаловала грамоту Черноморскому казачьему войску. Там говорилось: «…пожаловали оному в вечное владение состоящий в области Таврической остров Фанагорию, со всей землей, лежащею на правой стороне реки Кубани, от устья ея к Усть‑Лабинскому редуту, так чтобы с одной стороны река Кубань, а с другой же Азовское море до Ейского городка, служили границею войсковой земли…

Все состоящее на помянутой Нами пожалованной земле всякого рода угодья, на водах же рыбные ловли, остаются в точном и полном владении и распоряжении Войска Черноморского, исключая только мест для крепости на острове Фанагория и для другой при реке Кубани, с подлежащей для каждой выгоном, которыя для вящшей Войску, и особливо на случай военной безопасности, сооружены быть имеют.

Войску Черноморскому предлежит бдение и стража от набегов народов закубанских.

На производство жалованья кошевому атаману и войсковым старшинам по приложенной росписи, на употребляемые к содержанию стражи отряды и прочие по Войску нужные расходы, повелели Мы отпускать из казны Нашей по 20 000 рублей в год…

…позволяем Войску Черноморскому пользоваться свободною торговлею и вольною продажею вина на войсковых землях».[283]

На радостях Антон Головатый, а он был еще и поэт, сложил 10 августа 1792 г. песню:

 

Ой годi нам журитися,

Пора перестати.

Дождалися от царицi

За службу заплати.

 

Дала хлiб, сiль I грамоти

За вiрния служби,

От тепер ми, милi браття,

Забудем всi нужди.

 

В Таманi жить, вiрно служить,

Гранию держати,

Рибу ловить, горiлку пить,

Ще й будем богатi.

 

Да вже треба й женитися,

I хлiбв робити,

Хто прiйде к нам з невiрних

То, як врага, бити.

 

Слава Богу I царицi,

I покой гетьману!

Злiчили нам в сердцах наших

Великую рану.[284]

 

В этой песне нам интересно не только настроение казаков, но и язык их общения. Пусть попробует ребенок в современной киевской школе заговорить на таком языке. На него тут же заорет учитель: «Балакай на радной мове», язык же запорожцев объявит в лучшем случае суржиком, а, скорей всего «московской мовой».

16 августа 1792 г. от Станиславской косы в районе Гаджибея отошла флотилия черноморских казаков в составе 51 морской лодки. На лодках находилось 2813, а по другим сведениям 3247 казаков. Флотилия сопровождала 11 транспортных судов Дунайской флотилии. С моря флотилию прикрывали несколько крейсерских судов, так в Черноморском флоте именовались греческие пират…, пардон, корсарские суда, плававшие под Андреевским флагом.

25 августа все морские лодки с казаками благополучно пришли на Тамань. Позже туда прибыло еще несколько тысяч казаков и членов их семей. Так запорожцы обрели свою новую родину.

В 1794 г. войсковое правительство издало «Порядок общественной пользы»,[285] в котором, «вспоминая первобытное войска под названием запорожцев состояние», постановило: «Быть в сем войске войсковому правительству из кошевого атамана, войскового судьи и войскового писаря для управления на точном и непоколебимом основании всероссийских законов; ради войсковой резиденции, к непоколебимому подкреплению и утверждению состоящих на пограничной страже кордонов при реке Кубани и Карагунском Куте воздвигнуть град, наименовав его в честь всемилостивейшей государыни Екатеринодар», «ради собрания войска, устроения довлеемого порядка и прибежища казаков» выстроить в городе Екатеринодаре сорок куреней, причем 38 дать те же названия, что были в Сечи, а два куреня назвать: Березанский по имени крепости, взятой черноморскими казаками у турок, и Екатериновский в честь императрицы; все войско расселить куренными селениями, «где какому куреню по жребию принадлежать будет». В каждом курени ежегодно 29 июня избирался куренный атаман. Куренные атаманы обязаны были находиться при куренях, давать наряды по службе, а также устно разбирать маловажные ссоры и драки, «а за важное преступление представлять под законное осуждение войсковому правительству».

«Для заведения и утверждения во всей войсковой земле благоустроенного порядка» ее разделили на пять округов с собственным окружным начальством. Округа получили названия: Екатеринодарский, Фанагорийский, Бейсугский, Ейский и Григорьевский. В четырех последних были выстроены города Фанагрия, Бейсуг, Ейск и Григорьевск.

Дальнейшая история Кубанских казаков – очень серьезная тема достойная отдельной монографии, поэтому я здесь закончу свой рассказ о судьбе потомков запорожцев. А в завершении упомяну о судьбе некрасовцев, судьба которых почти три века переплеталась с судьбой запорожцев. Некрасовцы постепенно возвращались в России и тоже поселялись на Кубани.

В 1806 г. из‑за Дуная в русские пределы вышел отряд некрасовцев из поселения Чебурашев с атаманом Майдобуром. Они стали ядром вновь созданного Усть‑Дунайского Буджакского казачьего войска. Через два года это войско было расформировано, и часть казаков отправлена на Кубань. Общее их число неизвестно, но в донесении поручика Юматова от 24 апреля 1808 г. говорится, что он привел в Екатеринодар 14 офицеров и 401 казака в возрасте от 20 до 80 лет. Вполне вероятно, что среди них были и те, кто хорошо помнил Кубань до ухода на Дунай.

Как мы помним, главным заветом Игната было «не возвращаться в Россию при царе». Понятно, что некрасовцы с надеждой восприняли весть о свержении самодержавия и постепенно стали возвращаться на родину. Так, в 1921 г. по указанию Совнаркома некрасовцы на Кубани основали поселок на 76 дворов недалеко от станицы Приморско‑Ахтарской.

Возвращение последних последователей Игната стало почти триумфом. 26 сентября 1962 г. в Стамбуле на пристани советский консул вручил некрасовцу Петру Стеклову красное знамя, и 999 последователей Игната поднялись на борт лайнера «Грузия». Но на Кубань прибыло 1000 некрасовцев. Тысячный реэмигрант, названный Семеном, родился на борту «Грузии».

Немного настроение казакам подпортило турецкое правительство, которое не разрешило вывезти из Майноса, последнего приюта некрасовцев, в общей сложности 107 икон древнего письма, 90 старопечатных книг, шесть колоколов, всю церковную утварь, мотивируя это тем, что за давностью лет все эти предметы являются национальным достоянием Турецкого государства. В настоящее время все это содержится в научном отделе при храме Св. (Айя) Софии в Стамбуле.

Н. С. Хрущев, рьяно боровшийся с «опиумом для народа», на сей раз сделал исключение и выделил некрасовцам деньги и место для постройки церквей. И казаки немедленно приступили к возведению храмов: в поселке Новокумском – Успенского, а в Кумской долине – Троицкого, то есть тех самых приходов, которые у них оставались еще в Турции.

Благожелательно отнеслась к раскольникам и Русская Православная Церковь. Патриарх Алексий I удивил всех, сказав некрасовским священникам: «Вы ничего не меняйте в своих обрядах. Как молились, так и молитесь». И направил их в центр старообрядчества на Рогожское кладбище в Москве. «Посещая православные храмы на Ставрополье, в Москве, мы чувствовали, что что‑то не то, – вспоминал один из некрасовских священников. – Когда же пришли на Рогожское кладбище, почувствовали, что это родное». Московские старообрядцы помогли некрасовцам с устройством храмов.

Переселившиеся в СССР некрасовцы обязательно крестили детей, при вступлении в брак венчались. Если кто‑нибудь из их детей вступал в брак с представителями окрестного населения, непременным условием со стороны родителей‑некрасовцев было требование к жениху или невесте перейти в православие «древнего благочестия». Второе поколение родившихся в России некрасовцев состоит только в смешанных браках. Честность некрасовцев стала аксиомой для окрестного населения. Местные парни с большой охотой берут в жены девушек из некрасовских семей: они и аккуратны, и хозяйственны, и верны своим мужьям.

На Кубанской земле впервые установились дружественные отношения между русскими рыцарями запорожцами и некрасовцами, которых выбросили из нашей истории Петр I и Екатерина II.

 

Эпилог

 

Воля Екатерины Великой не сбылась – о запорожцах помнят и в России, и на Украине. Запорожцы были воспеты Н. В. Гоголем в его бессмертном «Тарасе Бульбе»: «Это было, точно, необыкновенное явление русской силы: его вышибло из народной груды огниво бед. Вместо прежних уделов, мелких городков, наполненных псарями и ловчими, вместо враждующих и торгующих городами мелких князей возникли грозные селения, курени и околицы, связанные общей опасностью и ненавистью против нехристианских хищников».[286]

Повесть с полным правом можно назвать оптимистической трагедией, вспомним ее финал: «Когда очнулся Тарас Бульба от удара и глянул на Днестр, уже козаки были на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали. И вспыхнули радостные очи у старого атамана.

– Прощайте, товарищи! – кричал он им сверху. – Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что‑нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!..

А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву… Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!».[287]

В 1863 г. с большим успехом прошла постановка оперы Гулак‑Артемовского «Запорожец за Дунаем». Кстати, она исполнялась и в советское время, а на ее основе были сняты два одноименных художественных фильма: в 1938 г. (режиссер И. П. Кавалеридзе) и в 1953 г. (режиссер В. Лапокныш).

В 1878–1891 гг. Илья Репин пишет знаменитую картину «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Любопытно, что в центре картины в образе «лукавого писаря» художник изобразил историка Запорожской Сечи Д. И. Яворницкого.

Три последних русских царя и советские правители относились к запорожцам одинаково – говорить о них было можно, но в меру.

Зато запорожцы оказались в центре внимания в 1991 г. в связи с появлением незалежной Украины. Ведь у нового государстве не было… собственной истории. Конечно, можно много говорить, что Ной и Христофор Колумб были щирыми украинцами, о закладке стольного града Киева в 482 г. (!) братьями Кием, Щеком и Хоривом, о том, что князья Аскольд и Дир – прямые потомки Кия и т. д.

Но это, все понятно, для внутреннего потребления и только для лиц определенного интеллектуального уровня. Официальную историю на таких сказках не сделаешь. И тут услужливые профессора сделали запорожцев стержнем всей новоизобретенной украинской истории. Они, де, были украинскими лыцарями, постоянно защищавшими ридну Украину от злыдней‑москалей. В конце XVIII века именно запорожцы колонизировали Дикую степь, основали Одессу, Херсон, Севастополь и прочие города. А хитрый казак Грицко Нечеса пробрался в постель к матушке‑императрице и приписал все заслуги запорожцев себе. Ну, а главное, запорожцы день и ночь только думали, как им создать незалежную Украину.

И вот в начале июня 2005 г. президент Украины Виктор Ющенко и премьер‑министр Юлия Тимошенко принимают участие в грандиозном шоу – 230‑летие разгрома Запорожской Сечи. Шоу, так шоу: Ющенко подарили коня Орлика (названного так в честь запорожского героя) и выбрали президента гетманом, а Юлю – берегиней (хранительницей) Украины, видимо, памятуя о ее финансовых хищениях и незакрытых уголовных делах. Запорожцем стал и зять Юлии Шене Карре, солист рок‑группы «DVS».

Любопытно, что никто не заикнулся о том, что еще в 2000 г. гетманом был провозглашен Леонид Кучма, и до сих пор никто не лишал его булавы. А что шоу проводилось на острове Большая Хортица, а одна из Сечей находилась на другом острове – Малая Хортица, на Большой же Хортице казаки никогда не селились, тоже не упоминали.

Чуть ли не половина судов Украинского флота получили имена, связанные с запорожцами. Так, флагманом незалежных ВМС стал «Гетман Сагайдачный» – бывший пограничный корабль «Киров». Замечу, что нынешние украинские историки возвеличивают гетмана за его участие в походе королевича Владислава на Москву в 1618 г., за что Сагайдачный, как мы уже знаем, горько каялся и просил прощения у патриарха и царя.

«Сагайдачный» – это чуть ли не единственный боеспособный корабль Украинских ВМС. Что же касается остальных, то лучше бы самостийники ими не позорили запорожцев. Так, «Гетман Байда Вишневецкий» (бывший пограничный корабль «Лацис»), «Атаман Сидор Билый» (бывший СКР‑112), малый противолодочный корабль «Запорижьска Сичь» и пограничный СКР «Запорижьска Сичь» (бывший ПСКР‑650 проекта 205П) самостийники так и не сумели толком ввести в строй и сдали на металлолом.

Подводная лодка «Запорiжжя» (проекта 641) стала единственной украинской подводной лодкой. На нее водили экскурсии, она красовалась на обложках десятков журналов, но, увы, с 1991 г. «Запорiжжя» ни одного дня не была в строю, а постоянно ремонтировалась. Кстати, в 2004 г. ее отремонтировали, но где взять для лодки аккумуляторы? На Украине их не производят, купить в России – неприлично. Посему закупили аккумуляторы в Греции. Там, как известно, все есть, но, увы, не тех размеров. Греческие аккумуляторы не лезут в ямы лодки. Поэтому сейчас командование ВМС Украины очень озабочено, кому бы продать «Запорiжжя»?

А вот я бы хотел спросить у наших политиков и историков, почему они продали Запорожскую Сечь самостийникам? Какое отношение имеют запорожцы к современной Республике Украина?

Земли запорожцев никогда не входили в состав украинского государства. Да и вообще такого государства до ХХ века не существовало! Запорожцы некоторое время считали себя подданными Речи Посполитой, но Сечь даже поляки никогда не включали в состав воеводства Русского. Сечь непосредственно (напрямую) подчинялась польскому королю, и никому больше.

Некоторое время запорожцы подчинялись турецкому султану, и опять же напрямую.

Большую же часть своей истории запорожцы были подданными русских царей. При этом на короткие сроки русское правительство оперативно подчиняло запорожцев малороссийским гетманам, царским воеводам, князю Потемкину и т. д. Но всегда запорожцы были отдельным государственным формированием.

Да, запорожцы грабили русские земли и неоднократно дрались с царевыми воеводами, но разве на их саблях меньше русской крови, чем на саблях донских казаков? Вспомним донского атамана Корелу, приспешника Лжедмитрия I; Кондрата Булавина, Игната Некрасова и Степана Разина.

Говорили ли запорожцы по‑украински? Да языка такого до XIX века вообще не было. То, что украинский язык появился в XIII–XIV веках, выдумали совковые историки ХХ века.

Сейчас националисты Украины и Белоруссии отчаянно спорят, на каком языке говорило население Великого княжества Литовского в XIV–XVI веках – на украинском или на белорусском? Обе стороны согласны, что их язык был государственным на территории Великого княжества Литовского. Одни утверждают, что статут «Литовский» 1530 года был написан на чисто украинском языке, а другие – что на белорусской мове. Увы, статут написан на русском языке, очень близком к русским литературным памятникам XI–XIII веков, и не имеет ничего общего с современными украинским и белорусским языками.

«Самостийники» не понимают анекдотичности своих утверждений. Что же получается? Объезжает, к примеру, великий князь литовский свои владения, и в Минске ему приходиться разговаривать по‑белорусски, в Вязьме – по‑русски, а в Киеве – по‑украински?

А на каком языке печатались первые книги в Москве и в Великом княжестве Литовском? На беду всем самостийникам, знаменитый Иван Федоров печатал книги в Москве, Заблудове,[288] Львове и в Остроге (на Волыни). Я не буду говорить об экстремистах, болтающих о каких‑то особых народах – украх и литвинах, но даже благонамеренные советские историки говорили, что к середине XVII века уже сформировались белорусская и украинская народности. К примеру, в «Истории Украинской ССР» (Киев: Наукова думка, 1982) говорится, что в XII–XIII веках прошел первый этап формирования украинской народности, а с XIV века по середину XVI века – второй этап.

И вот в начале «третьего этапа» Иван Федоров приезжает в Западную Белоруссию и на Западную Украину и начинает печатать русским шрифтом те же книги, что и печатал в Москве. Тот же русский шрифт, тот же русский язык – не знал бедный Федоров, что в Заблудове и Львове уже кончался второй этап белоруссизации и украинизации.

В 1574 г. в Львове Иван Федоров печатает «Азбуку». Чью азбуку? Понятно, что русскую! Напомню, что якобы украинское слово «друкарня» тогда равно использовалось в Москве, Минске и Львове. А чуждым русскому языку словом «типография» мы обязаны Петру I и любимым им немцам.

В 1561 г. монах Исаия из города Каменец Подольский отправился в Москву за оригиналами книг на русском языке, чтобы печатать их «слово в слово»: «…в нашем государстве христианском руском Великом княжестве Литовском выдати тиснением печатным нашему народу христианскому, да и русскому московскому».[289]

Не я, а монах Исаия, князья, шляхтичи и попы XVI века твердят нам одно и тоже: в Великом княжестве Литовском и в Великом княжестве Московском был один народ – русский, а у советских ученых и щирых самостийников в ушах бананы застряли. и не упоминалось оно без всякого прибавления, просто русским языком, а о Белорусском или Малорусском е. ина и Половчан

Известный историк и этнограф запорожского казачестве и Малороссии Пантелеймон Кулиш был ярым националистом, но и он признавал: «Кто только хорошо вслушается в разговор Киевлянина, Черниговца, Львовца, Перемышлеца, Брест‑Литовца, Смолянина и Половчанина, тот конечно согласится: „Наречие да одно и тоже“.

Небольшие изменения в выговоре гласных е и ять и т. д.

Следует ли делить наречие Польское и Мазовецкое, Краковское и Горское. В том же убеждают нас и самые сочинения русских, в разных местах напечатанные, как‑то: в Вильне, Остроге, Львове, Заблудове, Почаеве, Унинове, Супрасле и др. Если сравнить эти книги между собой, то, несмотря на разность места и времени, язык их везде один и тот же. Итак, в Великорусских землях: Малой, Червонной, Белой и Черной Руси одно и то же наречие было всегда в употреблении. А посему даже до XVIII столетия называлось оно без всякого прибавления, просто русским языком, а о Белорусском или Малорусском [языке] и не упоминалось».[290]

Возникает риторический вопрос: запорожские казаки десятки раз воевали бок о бок с донцами, донцы переходили в Сечь, а запорожцы – на Дон, и когда им требовались переводчики?

Сохранились сотни подлинных документов, написанных запорожцами, и все они написаны на русском языке с вкраплениями отдельных запорожских выражений. Да путь попробует школьник или студент ответить урок лексикой запорожцев в Киеве или во Львове. Да ему поставят «кол» за «русскую мову».

Подведем некоторые итоги. Запорожцы никогда не называли себя украинцами, а всегда – русскими. Говорили они по‑русски, и все их потомки, как «верных», так и «неверных» казаков, живут на Кубани на территории РФ. Естественно, что правопреемником запорожцев может быть только Российская Федерация.

Давно пора включить «русских лыцарей» в историю нашего отечества… Сагайдачного, Ивана Сирко, Сидора Билого и других. Портреты славных «лыцарей» должны быть в наших школьных учебниках, а их имена – на борту боевых кораблей русского флота.

 

Список использованной литературы

 

Величко С. Летопись событий в юго‑западной России в XVII веке. Киев, 1864

Веникеев Е. В., Артеменко Л. Т. Пенители Понта. Пиратство на Черном море. Симферополь: Таврия, 1992

Висковатов А. Обзор морских походов русских IX–XVII столетия. М.: Воениздат, 1964

Военная энциклопедия / Под ред. К. И. Величко, В. Ф. Новицкого, А. В. Фон‑Шварца и др., в 18 томах, Петербург, 1911‑1915

Гоголь Н. В. Собрание сочинений в шести томах. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959

Голиков. Дополнение к Деяниям Петра Великого. М., 1792.

Грабеньский Вл. История польского народа. Минск: МФЦП, 2006

Гришин Я. Польско‑литовские татары (Наследники Золотой Орды). Казань: Татарское книжное издательство, 1995

Грушевский М. С. Иллюстрированная история Украины. М.: Сварог и К, 2001

Грушевский М. С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891

Дикий А. Неизвращенная история Украины‑Руси. Нью‑Йорк: Правда о России, 1960

Екатерина II и Г. А. Потемкин. Личная переписка 1769–1791. М.: Наука, 1997

Записки генерал‑фельдмаршала князя А. А. Прозоровского. 1756–1776. М.: Российский архив, 2004

История Северной войны 1700–1721 гг. М.: Наука, 1987

История Украинской ССР. В десяти томах. Т. 2. Под ред. И. С. Слабеева. Киев: Наукова думка, 1982

Казачьи войска. / Под ред. В. К. Шенка. СПб, 1912

Каргалов В. В. На границах Руси стоять крепко. Великая Русь и Дикое поле. Противостояние XIII–XVIII вв. М.: Русская панорама, 1998

Каргалов В. В. Полководцы XVII в. М.: Патриот, 1990

Карпов С. П. Путями средневековых мореходов. Черноморская навигация Венецианской республики в XIII–XV вв. М.: Восточная литература, 1994

Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского. М., 1843

Костомаров Н. И. «Руина», «Мазепа», «Мазепинцы». Исторические монографии и исследования. М.: Чарли, 1995

Костомаров Н. И. Мазепа. М.: Республика, 1992

Кулиш П. Записки о Южной Руси. Киев, 1994

Кусаинова Е. Б. Русско‑ногайские отношения и казачество в конце XV–XVII веке. Волгоград: Издательство Волгоградского государственного университета, 2005

Любавский М. К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М.: Издательство Московского университета, 1996

Мавродин В. В. Очерки истории левобережной Украины. СПб.: Наука, 2002

Надхин Г. П. Память о Запорожье. М., 1877

Низовский А. Русские самозванцы. М.: Издательский дом «Прибой», 1999

Павленко Н. И. Петр Великий. М.: Мысль, 1994

Петров А. Н. Война России с Турцией и польскими конфедератами с 1769 по 1774 год. СПб., 1866

Плано Карпини Дж. История монгалов. М.: Государственное издательство географической литературы, 1957

Под стягом России. Сборник архивных документов, составители А. А. Сазонов, Г. Н. Герасимова, О. А. Глушкова, С. Н. Кистерев, М., Русская книга, 1992

Пронштейн А. П., Мининков Н. А. Кондратий Афанасьевич Булавин. М.: Просвещение, 1988

Родин С. Отрекаясь от русского имени. Украинская химера. М.: Крымский мост‑9Д, Форум, 2006

Ростунов И. И. Генералиссимус А. В. Суворов. М.: Военное издательство, 1989

Скальковский А. О. История Новой Сечи или последнего Коша Запорожского. Днепропетровск, 1994

Скрынников Р. Г. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. Новосибирск: Наука, 1990

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. В пятнадцати книгах. М.: Издательство социально‑экономической литературы, 1961

Соловьев С. М. Сочинения в восемнадцати книгах. М.: Мысль, 1993

Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. М.: Мысль, 1990

Стороженко А. В. Стефан Баторий и днепровские казаки. Киев, 1904

Субтельный О. Украина. История. Киев: Лебедь, 1994

Тымовский М., Кеневич Я., Хольцер Е. История Польши. М.: Весь мир, 2004

Фаддей Булгарин. Воспоминания. М.: Захаров, 2001

Фруменков Г. Г. Узники Соловецкого монастыря. Архангельск: Северо‑западное книжное издательство, 1968

Хаджибей – Одесса та украiнське козатство (1415–1797 роки) /Под ред. И. В. Сапожникова. Т. III. Одесса: ОКФА, 1999

Широкорад А. Б. Давний спор славян: Россия, Польша, Литва. М.: АСТ, 2007

Широкорад А. Б. Дмитрий Пожарский против Михаила Романова. М.: Вече, 2005

Широкорад А. Б. Исторические портреты. М.: Астрель, АСТ, Ермак, 2003

Широкорад А. Б. Куликовская битва и рождение Московской Руси. М. Вече, 2005

Широкорад А. Б. Поход на Вену. М.: Вече, 2005

Широкорад А. Б. Россия и Украина. Когда заговорят пушки… М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007

Широкорад А. Б. Русско‑турецкие войны. М.: АСТ; Минск: Харвест, 2000

Широкорад А. Б. Русь и Литва. Рюриковичи против Гедеминовичей. М.: Вече, 2004

Широкорад А. Б. Северные войны России. М.: АСТ; Минск: Харвест, 2001

Широкорад А. Б. Тысячелетняя битва за Царьград. М.: Вече, 2005

Широкорад А. Б. Утерянные земли России. От Петра I до Гражданской войны. М.: Вече, 2006

Шумов С., Андреев А. История Запорожской Сечи. Киев‑Москва: Евролинц, 2003

Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. В трех томах. Киев: Наукова думка, 1990

 

 

[1]  Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Киев: Наукова думка, 1990. Т. 1. С. 27.

 

[2]  Мавродин В. В. Очерки истории левобережной Украины. СПб.: Наука, 2002. С. 348–349.

 

[3] Там же. С. 351.

 

[4]  Грушевский М. С. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891. С. 441.

 

[5] От германского слова «гауптман» (начальник).

 

[6]  Плано Карпини Дж. История монгалов. М.: Государственное издательство географической литературы, 1957. С. 67–68.

 

[7] Там же. С. 68.

 

[8]  Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 53.

 

[9] Там же. С. 55–56.

 

[10] Боплан Гийом (Guillaume le Vasseur de Beauplan) – инженер‑строитель, автор «Описания Украйны», родом француз. Он служил более 17 лет в польской службе при королях Сигизмунде III и сыне его Владиславе IV в звании старшего капитана артиллерии и королевского инженера. Большую часть этого времени он провел в Малороссии, занимался здесь постройкою слобод и крепостей, в 1637 г. участвовал в сражении между поляками и казаками под Кумейками (возле Корсуня).

В своих разъездах по Украйне Боплан хорошо ознакомился с украинскими степями и течением Днепра (от Киева до Александровска, ныне г. Запорожье), произвел множество измерений и близко наблюдал как самих казаков, так крымцев и буджакских татар. Около 1649 г. вернулся на родину, во Францию, и в следующем году издал свою книгу: «Description d'Ukraine, qui sont plusieurs provinces du Royaume de Pologne, contenues depuis les confins de la Moscovie jusques aux limites de la Transilvanie. Ensemble leurs moeurs, faç ons de vivre et de faire la guerre». В 1660 г. вышло 2‑е «Описание Украйны» издание, а через два года оно появилось в латинском переводе, в известном сборнике «Geographia Blaviana», во 2‑м томе.

Все сочинение делится на 7 глав: в 1‑й («Описание Украйны») описаны физические свойства страны, города и замечательные места, в особенности Днепровские пороги, и затем нравы и обычаи запорожских казаков. Во 2‑й главе («Описание Крыма»)дается подробное описание Таврического полуострова, в 3‑й («О крымских татарах») – описание их образа жизни, набегов и сражений с казаками и Польшей; в 4‑й («Об украинских казаках») говорится о житье украинских казаков, их нравах и обычаях, а также о морских их походах и разорении ими малоазийских городов (по рассказам казаков); 5‑я глава («Об избрании королей польских») посвящена рассказу об избрании польских королей, о составе сеймов, о коренных законах и правах королевских; в 6‑й главе («О вольностях польского дворянства») указываются права и привилегии польских дворян; и, наконец, в 7‑й («О нравах польского дворянства») описывается образ жизни поляков.

Боплан, используя польские карты и лично снятые планы местностей, опубликовал три подробные карты Малороссии, которые неоднократно переиздавались в Европе и в России.

 

[11]  Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 1.. С. 71.

 

[12] Тоня – одна тяга невода.

 

[13]  Яворницкий Д. И. История запорожских казаков. Т. 1. С. 75–76.

 

[14] Хроника Быховца.

 

[15] Современная речка Синюха, приток Южного Буга.

 

[16]  Стороженко А. В. Стефан Баторий и днепровские казаки. Киев, 1904.

 

[17] Продажа администраторских должностей в Литовском государстве в XV–XVI вв. шла в крупных размерах. Кстати, столь же бойко продавались и церковные должности.