Кое‑что из не высказанного вслух 3 страница

Я проявил чудеса изворотливости, реанимируя раненую дочкину психику. Мы купили ей пару платков, а один – чудовищно уродливый – даже связали с ней вместе. Это был мой первый и последний опыт вязания крючком.

И все равно, пока волосики не отросли заново, Майка сильно страдала.

Когда я попытался поговорить на эту тему с Катей, она, похоже, меня просто не поняла: волосы срезаны и уже растут вновь. Пугавшие нас болячки на голове исчезли без следа. Ну а слезливость девчонки – следствие слишком нежного воспитания.

Я так и не смог объяснить Кате, что все люди – разные. И что это – нормально. Ненормально, если бы все были такими, как я. Или как она.

Впрочем, объяснил, не объяснил – что это меняет?

В Кате – ничего. В моем к ней отношении – тоже.

 

И все осталось, как есть, к обоюдному, похоже, удовлетворению.

 

4

 

Басаргин так Чистову и не позвонил.

Басаргин к Чистову приехал.

Фирсова подошла к Владимиру Сергеевичу слегка встревоженная:

– Тут вас какой‑то серьезный мужчина домогается. «Лексус» еле в наш переулок вполз. И два охранника.

Чистов сразу понял – Басаргин пожаловал.

Видать, несколько продвинулся в этой жизни сын рабочего‑металлурга и воспитательницы детского сада. А еще говорят, что капитализм не дает людям низших сословий никаких шансов.

Врут, похоже.

 

А вот и сам Иван, лично.

Тяжелой походкой и с тяжелым дыханием.

За ним мелькнул было тревожным глазом специфический человек, совсем не запыхавшийся на лестнице. Но был прогнан недовольным движением басаргинской брови.

– Здравствуй, Володя, – протянул он руку‑лопату и тяжело плюхнулся в кресло напротив.

– Привет, – нейтрально поздоровался Чистов и протянутую руку пожал.

В конце концов, Басаргин не сделал ничего, за что ему нельзя было бы пожимать руку. Увод любимой в поступки такого рода явно не вписывался.

– Я понимаю, что вызываю у тебя… противоречивые чувства, – отдышавшись, наконец сказал Иван.

– Да ладно, – махнул рукой Чистов. – Быльем поросло.

– Э‑э, не скажи, – не согласился Басаргин. – Что реально зацепило, быльем не порастет.

– Наверное, ты прав, – не стал спорить Владимир Сергеевич.

Да тут особо и не поспоришь. Все так остро, как будто и не было двадцати лет между.

А похоже, будет еще острее: не зря приперся к нему этот кошмар его ночей. И не зря так щемит чистовское сердце.

 

Басаргин неспешно осмотрелся.

В этом кабинетике его, мягко говоря, недешевые костюм и часы смотрелись явно неорганично.

Зато Владимир Сергеевич, в своем свитерке и джинсах, выглядел лет на десять моложе. И несравнимо здоровее гостя.

Но не все же можно купить за деньги.

– Слушай, Володя, – наконец совсем пришел в себя Иван. – У меня к тебе несколько просьб тире предложений.

Так и сказал – «тире».

– Валяй, – отозвался Чистов.

Он никогда не искал приключений. Но никогда и не прятался от них.

Тем более куда ж от них спрячешься.

– У меня жена есть, Марина, – начал Басаргин

– Поздравляю, – усмехнулся Владимир.

– Чего ты ржешь? – улыбнулся Басаргин. – Думаешь, старик олигарх пригрел молоденькую дурочку?

– Ну какой же ты старик? – ушел от прямого ответа Чистов.

– Я знаю, на сколько я выгляжу, – хмуро сказал Иван. – И медицинское заключение свое читал, хоть врач не рекомендовал. У меня ж двенадцать лет вредного стажа. Да по факту – по полторы смены в среднем, с кадрами на комбинате была проблема. Так что насчет старика – почти верно. Насчет олигарха и молоденькой – еще ближе. Правда, дурочкой там не пахнет.

– А чем пахнет? – Чистов действительно заинтересовался. Даже, скажем так, слегка сочувственно заинтересовался. Все же наличие жены у Басаргина делало его несколько менее опасным для Чистова.

Хотя с этим субъектом никогда ничего не скажешь наперед.

– Любовью – вряд ли, – задумался Иван.

– А тогда чем же? Деньгами?

– Точно нет. – Басаргин, похоже, раздумал раскрывать карты. – В общем, долго объяснять. Особенно то, что самому до конца не ясно. Короче, ей нужна работа. Что‑нибудь связанное с экономикой. Зарплата значения не имеет. Тем более я ее тебе все равно буду возвращать.

– Так ты предлагаешь твою жену у меня трудоустроить? – наконец сообразил Чистов. – Ты хоть в курсе, какого масштаба у меня фирма?

– В курсе, – усмехнулся Иван. – Я на свою службу безопасности трачу больше, чем у иной области бюджет.

– И отчего тогда такой выбор? – Владимир действительно не понимал басаргинской логики, и это начинало напрягать.

– Она у меня, – попытался объяснить Басаргин, – человечек своеобразный. Сложно рассказывать. Узнаешь ее – может, поймешь. Мне, в принципе, без разницы, где она будет работать. Лишь бы не со мной и с порядочными людьми.

– Звучит двусмысленно, – ухмыльнулся Чистов. – Не со мной, но с порядочными.

– Я сказал – и с порядочными. – Лицо Ивана побагровело. – Я не сказал – но.

– Ну ты уж так не нервничай из‑за деталей, – улыбнулся Владимир.

– Иная деталь может дорого стоить, – пробурчал Басаргин.

Теперь непонятно отчего завелся Чистов.

– Я по сценарию должен испугаться? – тихо спросил он.

Басаргин неожиданно расхохотался:

– Да тебя хрен испугаешь! – Он, похоже, реально развеселился. – Если хочешь знать, я всегда тебе завидовал.

– Это еще почему? – Прыжки мыслей Ивана сбивали Чистова с толку.

– Потому что! – ответил Басаргин. Но снизошел, разъяснил все‑таки: – Ты ни разу в жизни ни за что насмерть не дрался, а у тебя все было – деньги, квартира, статус. Даже кандидата в мастера по боксу получил, не боксируя.

– То есть? – разозлился Владимир. – Что значит – не боксируя?

– Я специально дважды ходил, смотрел. Ты в драке был бы жертвой.

– Думаю, я бы тебя на пятой минуте точно уложил, – спокойно проговорил Чистов. – У тебя ж тогда охранников не было.

– Не спорю, – согласился Иван. – Спортом никогда не занимался. Ко второму раунду с таким танцором, как ты, я был бы никакой.

– Ну так в чем тогда твоя логика?

– А в том, что в первые пару минут я бы постарался тебя…

– Убить, что ли? – подсказал Чистов.

– Обезвредить, – подобрал наконец слово Басаргин. И врезал‑таки: – Даже когда я у тебя Катьку забрал, ты за нее драться не стал.

– Как можно драться за женщину, которая любит другого? – не понял Чистов.

– Вот‑вот, – неизвестно с чем согласился Иван. – Тем более она все равно тебе досталась. Вместе с моей дочкой.

– С моей, – теперь Чистов вновь стал спокойным. – С моей дочкой. Ты к Майке отношения не имеешь. Разве что на клеточном уровне.

Басаргин аж рот раскрыл от изумления:

– А клеточный уровень – это что, мало?

– Это – ничего, – отрезал Чистов. – Зеро. Ноль. – И сказал – как добил: – Тебе этого не понять.

Оба прекрасно понимали, что имел в виду Чистов, тоже кое‑какой информацией, пусть и без службы безопасности, обладавший: у Басаргина никогда не было детей, хотя его сегодняшний брак был вторым.

– Бабушка надвое сказала, – пробурчал Иван. Но на рожон лезть не стал. – Я не за ссорой пришел.

– А за чем?

– Все так странно сложилось… Я полгода назад залез в «Одноклассники». Знаешь, сеть такая, социальная?

– Слышал, – Чистов никогда не увлекался интернет‑серфингом, предпочитая живое общение с тем, кто ему был интересен.

– Там нашел Катьку. Списался с ней.

 

У Чистова больно кольнуло в груди.

Катерина о переписке ничего не говорила.

 

– И вот я у тебя с моими просьбами.

– Тире предложениями, – добавил Чистов.

– Именно, – согласился Басаргин. – Первую я уже высказал. Удовлетворишь?

Владимир задумался. Честно говоря, ему ничего не хотелось делать для этого человека.

Иван как подслушал:

– Не для меня. Для нее. Ей очень тяжело в Москве.

– Хорошо, – согласился Владимир Сергеевич. Действительно, неведомая ему Марина не должна страдать из‑за его странных взаимоотношений с Басаргиным. А то, что ей сложно будет найти работу, имея такого супруга, было очевидно.

Вернее, не так.

Имея такого супруга, найти работу будет проще простого. Но если она не хочет быть тенью мужа, то все стремительно усложняется.

– Какие следующие просьбы? – Чистов решил добить все вопросы до конца.

– Следующая снова касается Марины.

– Чем я еще могу ей помочь?

– Нужно сделать ее жизнь ярче. Ты ж всегда увлекался театром, литературой, балетом.

– Балет – тоже театр. И балетом я не увлекался никогда.

– Черт с ним, с балетом! Мне нужно, чтобы Маринка была веселой. Она пошла за мной… – Басаргин остановился, недоговорив. – Короче, я не выполнил взятых обязательств.

– Слушай, ты меня ни с кем не спутал? – усмехнулся Чистов. – Я не служба эскорт‑услуг.

– У тебя мелкий бизнес, – Басаргин как всегда пер напрямую. – Где деньги платят – тем и занимайся. Мне нужно, чтоб Маринка была счастлива.

– То есть ты не смог сделать ее счастливой и теперь хочешь этого, недостающего, прикупить?

– Слушай, умник, – спокойно сказал Иван. – А по‑твоему, порядочнее бросить ее в тоске?

Нет, логика Басаргина точно сбивала Чистова с панталыку.

– Зачем же бросать ее в тоске? – Он явно запутался в басаргинских построениях.

– Так выходит, – ответил тот. – Я забираю у тебя Катьку, а Маринка остается одна. С деньгами у нее проблем не будет. Но дело не в деньгах. Вот.

Чего‑то подобного Чистов и ожидал. В горле ни с того ни с сего возникла жгучая горечь, а в животе, чуть ниже солнечного сплетения, тягучая звонкая пустота.

Широкое лицо Басаргина затянулось какой‑то дымкой. Чистову вдруг нестерпимо захотелось в это лицо ударить. Он даже подумал, что не сможет пересилить себя.

 

Однако пересиливать не пришлось.

Ярость отступила так же стремительно, как и пришла.

И в самом деле, какой смысл драться за женщину, которая любит другого…

 

5

 

Катерина проснулась даже раньше обычного, хотя и обычно вставала не позднее половины седьмого. День сегодня предстоял крайне сложный. И важный. А потому, несмотря на то что задействованы и востребованы будут только мозги, выглядеть следовало на все сто. Однако для того, чтобы по‑настоящему ослепительно выглядеть после сорока – кроме природы, химии и пластической хирургии, – следует не жалеть на красоту не только денег, но и времени.

Их отношения с Володей внешне не изменились.

Разве что после ее возвращения из довольно долгой командировки не случилось супружеской близости. Впрочем, она и раньше не всегда бывала регулярной, хотя Володя никогда не отказывался, он как будто не старел, закупорившись в своей комфортной, не слишком напряжной жизни.

Это порой даже раздражало Катерину.

Она‑то впахивала, как буйвол. Иногда, после закрытия темы или важного совещания с присутствием первых лиц страны, когда именно ее головой намечались стратегические планы, она возвращалась просто в изнеможении.

Даже не телесном, а моральном, душевном. Спать хотелось так, что одежду начинала сбрасывать еще в гостиной. Ловила на себе удивленный и желающий взгляд мужа и вместо удовольствия от своей желанности испытывала только раздражение. Ему, легко порхающему по жизни, просто не понять, что такое настоящая усталость. Это ведь не когда мышцы ноют после отбеганных километров. И не когда чертовски хочется закрыть глаза, пропев у костра полночи под гитару. Настоящая усталость – это когда закончено важное, очень важное дело. Ты сделал все, что мог, теперь от тебя уже ничего не зависит, и ты наконец можешь рухнуть в койку, ни на полграмма не чувствуя себя дезертиром. А пока дело не закончено, ты на такую усталость просто не имеешь права. Иногда чувствуешь себя быком на арене: весь в качающихся пиках, окровавленный, но упорно целящий рогами в тореадора и при первой возможности выстреливающий во врага всю тысячу килограммов своего яростного тела.

«Ну вот, – улыбнулась Катерина. – Нашла с кем себя, любимую, сравнить. С быком окровавленным». К счастью, это перебор. Да, она – чиновник точно крупного ранга. Государственного значения. Но, во‑первых, чиновник, заточенный на интеллектуальную, а не административную работу. А во‑вторых, не превративший свою высокую должность в вульгарную кормушку.

Таким образом, она – не в большом бизнесе. И, что еще лучше, – не в большой политике. Поэтому у нее – высококлассного и абсолютно нейтрального специалиста – не так много конкурентов. И, соответственно, врагов.

 

Катерина зашла в свою личную ванную комнату и сбросила мягкую, полупрозрачную – долго искала по дорогущим каталогам – ночную рубашку.

Ее ванная – единственное место в доме, которое она не доверила даже очень хорошему интерьерному дизайнеру. Все сделала сама, под себя.

Неброские светло‑серые тона очень дорогой плитки оттенялись черными вставками и бордюрами.

Серьезно пришлось поработать и со светом. Теперь он мог быть любым: от нежного пастельного до жесткого заливающего, если что‑то нужно внимательно рассмотреть.

Зеркала по стенам были разбросаны так, что в любой момент она могла видеть любую часть своего все еще прекрасного тела.

Она ловко повернулась, чуть присев на одну ножку, как когда‑то научили в балетной студии. Что ж, все, кроме лица, ее пока удовлетворяло.

 

Бедрами Валентина – очень удачный выбор, косметолог и одновременно массажистка – займется завтра. Маникюр и педикюр – в ночь на среду. А сегодня весь оставшийся – ее личный – час она, опять же лично, посвятит своему прекрасному лицу, пока еще прекрасному.

С момента первой пластики прошло уже два года, результат – замечательный. Катя по‑прежнему ощущает на себе взгляды встречных мужиков, причем и совсем молодых тоже.

Но так же хорошо знает, что в ближайшие пять‑семь лет лицом придется заниматься все больше, а потом, как ни крути, еще одна, весьма по времени затратная, операция.

Она и так‑то непростая, два микрохирурга будут работать не менее шести часов, а то и больше. Но самое главное, что после такого вмешательства, даже выполненного отличными специалистами, обязательно нужно куда‑то скрыться.

У Катерины остались «технические» фото, сделанные на первый, третий и седьмой дни после операции.

Жуть.

Шок.

Фильм ужасов.

Даже Володино знаменитое спокойствие лопнуло бы, увидь он такое – с узелками из хирургических ниток за ушными раковинами.

А может, и не лопнуло бы.

 

Она никогда не забудет, как, окончательно расставшись с Иваном, позвонила Чистову. Спросила: «Я все еще тебе нужна?» – или что‑то в этом роде.

Он же прекрасно понимал, что означал этот вопрос.

Хорошо хоть деталей не ведал: Иван был с ней – и в ней – буквально за полтора часа до того звонка, они уже догадывались, что это – в последний раз, и чуть с ума не сходили.

Хотя, скорей всего, если бы и ведал, ответил бы так же.

Чистов ее всегда любил больше, чем она его. Это факт.

 

И ответил предсказуемо. Что нужна.

 

А потом, через семь месяцев после молниеносной свадьбы, родилась девочка. Небольшого, однако почти нормального веса. Чистов, конечно, – расслабленный персонаж. Но уж точно не дурак. Тем более всю жизнь увлекался биологией. Тем не менее – ни словом, ни полсловом, ни намеком.

Катерина потом пристально наблюдала за его отношением к Майке.

Дай бог всем детям такое отношение.

Со временем ситуация потеряла остроту и подзабылась. А кроме того, все равно есть вероятность, что девочка, родись она позже, просто была бы крупной – родители‑то оба немаленькие. Да и ДНК‑анализ никто не проводил.

 

Катерина уже почти заканчивала священнодействие с собственным лицом, как в спальне зазвонил мобильный.

Господи, кто ж в такую рань? С работы? Или, не дай бог, что‑то с Майкой?

Она бросилась к телефону – точно, Майка. Нажала кнопку приема.

– Дочка, что у тебя?

– У меня все нормально, – отозвалась Майка. – Это что там у тебя?

– Что ты имеешь в виду? – Катерина снова уже была в защитной броне.

– Мне звонил некто Басаргин. Нес какую‑то хрень.

– Какую?

– А ты не знаешь? – ядовито поинтересовалась дочка.

– Догадываюсь, – не по‑утреннему устало ответила мама.

 

Значит, не послушал Иван ее советов и просьб. А когда он кого‑нибудь слушался?

Это ж не Чистов.

 

– Ну так и меня просвети, – не очень вежливо попросила Майка. – Про грехи молодости.

А вот это следовало уже пресечь.

– Дочка, ты уверена, что выбрала правильный тон? – мягко спросила она.

– Ну, пусть не грехи, – сдала назад Майка. Но сдаваться отнюдь не собиралась. – Мне ж интересно, кто у меня папа.

– А Володя тебя уже в этом качестве не устраивает? – надавила на Майкины чувства Катерина.

Но Майка на хитрости и сантименты не повелась, видно, звонок был не спонтанный.

– Мам, ты не виляй, говори прямо. Кто мой отец? – поставила она вопрос ребром.

«Вся в меня», – мысленно не смогла не оценить Катерина. А вслух честно сказала:

– Не знаю.

 

В трубке повисла тишина.

На том конце земного шара напряженно обдумывали ситуацию.

Потом всхлипнули.

Потом трубку бросили.

 

Ну и ладно. Конечно, ничего хорошего в происходящем не наблюдается.

Но и ничего ужасного. Девочка уже большая, сама скоро мамой будет.

Разберется как‑нибудь.

 

Полностью собранная, одетая и подкрашенная, Екатерина вышла в гостиную.

На полноценный завтрак времени не оставалось, но чашку крепкого кофе у нее никто отнять не сможет, ни Майка, ни Басаргин, ни даже президент России.

Муж – или теперь уже бывший муж? – тоже был настроен на кофе. Правда, с добротно приготовленными сандвичами на поджаренном тостовом хлебе.

– Будешь? – подвинул он один к Катерине.

– Спасибо, – не смогла удержаться она.

Чистов готовил не только вкусно, но и красиво: как во время процесса, так и по его результатам.

Она взяла бутерброд, откусила кусочек. Подвинула к себе чашечку свежесваренного кофе.

Чистов, глядя на нее, печально улыбнулся: Катенька даже ест изящно и сексуально. Вот этому точно не научишься, это у женщины либо есть, либо нет.

 

Тяжело ему будет без нее. Казалось бы, так отдалились за последнее время… Да и раньше‑то отношения были не вполне двухсторонними. Но теперь, перед близким расставанием, перспектива больше никогда не увидеть жену в их общем доме угнетала Чистова.

А в том, что Джет Кэт поступит только так, как объявила, у него сомнений не было: мол, раз она инициатор разрыва, то она и уезжает.

Не в гостиницу, конечно.

В квартиру своих покойных родителей. Ее, после их ухода из жизни, ни разу не сдавали, держали для детей.

С точки зрения комфорта у Катерины мало что поменяется. Жилплощадь у чрезвычайного и полномочного посла Советского Союза Степана Петровича Воскобойникова – в сталинской высотке между Садовой и тремя вокзалами – была серьезной даже по новорусским стандартам, имелось даже два машиноместа в подземном гараже.

Тем более что к свадьбе Майки в квартире сделали серьезный ремонт, привели в порядок всю сантехнику, поставили современное домашнее оборудование. Не трогали только историческую планировку и по возможности мебель: Кате не хотелось, чтобы исчезала хотя бы такая память о папе с мамой, да и о собственном ее детстве.

Майке, правда, квартира пока не понадобилась: они с мужем решили доучиваться в Соединенных Штатах.

Зато неожиданно понадобилась ее маме.

«И Басаргину», – уколола и без того расстроенного Чистова мысль о том, кто наверняка разделит с его Катей жизнь в старой роскошной квартире. Это никак не задевало его в материальном смысле: Чистов вполне самодостаточен, да и Басаргин ныне без малого – олигарх, головастый уральский паренек не прошел мимо уникальных возможностей 90‑х. Но ведь этот товарищ не только жилое пространство собирается делить с его Катей!

Одно, несомненно, утешало и поддерживало Чистова.

Детей Катенька родила все‑таки ему, а не этому уральскому нуворишу. И дети останутся его, пока Чистов ходит по этой земле.

Да и после – тоже.

 

– Басаргин с тобой говорил? – спросила Катя.

– Говорил, – односложно ответил Чистов.

– О чем, если не секрет?

– Секрет. – Он вовсе не хотел грубить, просто не очень понимал, как объяснить своей, пусть и бывшей, жене суть басаргинского предложения.

– Ну, как хочешь, – пожала плечами Катя. Ее почему‑то задел этот запоздалый бунт на корабле: раньше‑то сложно было представить, чтобы муж так ей ответил.

Но тут же улыбнулась: Володя, увидев, что она доедает вкуснейший сандвич, вскочил сделать ей следующий.

Иван точно не разбежится, она‑то помнит. Он, в отличие от Чистова, привык заниматься завоеванием мира, а не его обустройством.

– Может, все‑таки останешься тут? – спросил Чистов. – Я бы к маме переехал, мне все равно теперь придется к ней часто ездить.

Сказал – и пожалел о второй части фразы.

Получилось жалковато и как‑то с укором: мама, мол, очень переживает, придется чаще ездить. Надо было ограничиться первым предложением.

Однако Катерина вроде таких тонких подтекстов не заметила.

Просто сказала – нет.

И опять – дело не в тонком благородстве и уж точно не в квадратных метрах. Дело – в детях. Майка может вернуться на каникулы. Вадька приедет в отпуск. Неправильно будет, если они застанут в отчем доме чужого дядю.

Так что решение окончательное и бесповоротное.

А еще Чистову почему‑то ужасно хотелось узнать: они с Басаргиным уже успели или еще нет?

Ревность, конечно, имела место в этом желании знать. И она была бы почти невыносимой, не произойди на прошлой неделе некоего эпизода в вечернем офисе. Как ни странно, собственный финт слегка умерил ужас осознания того, что его Катей физически будет обладать этот верзила.

Но еще больше волновало другое: если уже – то надо попытаться смириться и жить дальше, а если еще нет – то остается надежда на чудо.

Но не спросишь же Катю – вы уже или еще нет?

 

Он вынул из тостера поджаренный хлеб, положил на него аккуратно нарезанный сыр и ветчину из индейки. Сверху – две тонкие дольки свежего огурчика, один кружок, тоже тонкий, помидора и пару листиков зелени. Сандвичи поставил на жостовский подносик, а уже его – два произведения прикладного искусства на третьем – подвинул к Кате.

Та улыбнулась и взяла бутерброд.

– Тогда уж еще и кофе добавки, – попросила она.

Не вопрос.

Через минуту алюминиевая капсула честно отдала свою бразильскую душу московскому кипятку – Чистов и домой приобрел это скорострельное кофесозидательное чудо. Да еще такого яркого лимонного цвета, что даже в хмурое московское утро хотелось улыбнуться.

 

Катенька, улыбаясь, ела.

Ему было приятно, что труд отмечен. Но мысль о том, что, возможно, это последний их домашний завтрак, отравляла радость момента.

Катерине, похоже, тоже.

 

Она перестала улыбаться.

«Мы в ответе за тех, кого приручили», – вспомнила Воскобойникова старую истину. Бедный Чистов! Да и окружающие от их развода будут в шоке, не говоря уже про детей. Верх нелогичности. И почему только любовь так редко совпадает с логикой?

– Все переживем, Володь, – сказала она, прикоснувшись рукой к его лежавшей на столе ладони.

– Наверное, – вздохнул он. – Куда ж нам деваться?

– Вот именно. Как на работе‑то дела?

– Ничего, идут потихоньку. Твой знакомый очередной заказ на ежедневники сделал. Выгодный.

– Очень хорошо.

 

Екатерина Степановна у государства денег никогда не тырила, воспитание не позволяло. Но ее положение так или иначе приводило к тому, что дополнительные деньги в семье появлялись.

Тот же знакомый, о котором шла речь, – директор довольно крупной нефтяной компании, Хаджоев. По большому счету ему без разницы, где заказывать ежедневники. Да директор никогда их лично и не заказывал – не тот уровень.

Однако, узнав, что муж Воскобойниковой занимается этим мелким бизнесом, дал указание своим хозяйственникам брать продукцию у него.

Пустяк, мелкие деньги и уж точно не взятка – даже цена была вполне рыночной. Но отношения подобные жесты точно не портят. А доброжелательное деловое внимание со стороны чиновницы такого ранга уже немалого стоит.

– А что тут особо хорошего? – вдруг спросил Чистов. И спросил как‑то необычно: как будто сам себя, а не сидевшую рядом пока еще жену.

– Не поняла, Володь. – Она действительно не поняла его мысли.

– Я про то, что без тебя этот заказ вряд ли бы мне достался, – объяснил он.

– Ну и что? Во‑первых, я Хаджоева об этом не просила. И ничего ему за это в зубах не принесла. Во‑вторых, ты с ним по реальным ценам работаешь. По нереальным его сотрудники работать бы не стали. Ну и некое «в‑третьих» тоже присутствует.

– Что – в‑третьих? – не понял Чистов.

– Если б ты двадцать лет не прикрывал мой тыл, я вряд ли была бы сейчас интересна Хаджоеву, – спокойно ответила она.

– Ну, сейчас ты же сможешь обходиться без этого, – грустно произнес Чистов.

– Не знаю, – также грустно ответила Катерина. – Не пробовала.

Они встали.

Владимир Сергеевич привычно взялся убирать посуду.

Катерина взглянула на часы, сжала губы и… тоже стала помогать убирать со стола. Даже протерла его влажной тряпкой, чего на памяти Владимира не делала никогда – постоянно спешила изменять мир.

– Ты и в самом деле готовишься к новой жизни, – усмехнулся он.

– Володя, старая жизнь мне тоже очень нравилась, – мягко сказала она. И добавила: – Благодаря тебе.

– Спасибо, – тихо сказал Чистов.

– Не грусти ты так. – Она просто не могла смотреть в его глаза. Они стали какими‑то по‑собачьему печальными. – Лучше посмотри на себя в зеркало. Меня целый коллектив обслуживает, чтобы я нормально выглядела. Массируют, мажут. Даже режут. А ты сам по себе красавчик. Аж завидно!

– Ты бы меня и без массажа устраивала, – вздохнул Владимир.

– А знаешь, – постаралась не заметить скрытых предложений Катя, – может, все и к лучшему. Может, я твои способности зажимала, а ты сейчас их раскроешь. Ведь может такое быть?

– Может, – неожиданно ответил пока еще муж. – Я подумываю о смене жизни.

– Только без резких движений, ладно? – попросила Катя. – Чтобы не получилось, что одно потерял, а другое не получил.

– Я человек осторожный, – улыбнулся Владимир. – Семь раз отмерю.

– Да уж, пожалуйста, – улыбнулась в ответ жена.

– А уж потом отрежу, – неожиданно закончил он фразу, которую она посчитала уже законченной.

 

Посуда вся была убрана и вручную вымыта – Чистов не доверял тонкостенные кофейные чашки посудомоечной машине.

Они вышли из кухни и остановились в большом светлом холле. На стенах висело множество фотографий Майки и Вадика – от грудничков до студентов. Все сделаны отцом, им же любовно подобраны рамки.

На них сейчас смотрели их собственные дети, причем не менее чем в полусотню глаз.

 

– Ну что, я пошла, Володенька? – тихо спросила Катя.

– Давай, – так же тихо ответил он, опустив голову.

– А хочешь – пойдем в спальню? – вдруг решилась Катерина.

– К министру опоздаешь, – неловко пошутил Чистов.

– Не ерничай, – закрыла она ему рот ладонью. – И так тошно. – И уже своим обычным тоном сказала: – Пошли. Ты пока мне еще муж.

 

И он, как обычно, пошел за ней.

Уже в спальне попытался задать вопрос:

– А ты с ним…

– Успокойся. Нет, – четко ответила она. – Я же с тобой еще не развелась.

 

Хотя на самом деле – да.

И уже – через два десятка лет после первой вспышки – не единожды.

Но, как почти любая женщина, уверенная в том, что неприятная для сегодняшнего партнера информация может быть скрыта, легко сказала неправду. Хотя в данном случае вовсе не для того, чтобы избежать ответственности. А чтобы просто не причинять лишней боли.

 

Катерина быстро разделась, машинально отметив, что тридцать утренних минут – коту под хвост.

Ну и черт с ним. В конце концов, она первый раз в жизни изменяет старому любимому со старым мужем. Чистов тоже разделся, с удовольствием поймав восхищенный взгляд жены. Пробегать по утрам пять километров ежедневно – это действительно полезно. Хотя и не всегда помогает в семейной жизни.

 

Он лег рядом.

Она сама его обняла, поцеловала.

Потом легла на спину, как ему нравилось.

Он медлил.

Может – потому, что не вполне понимал свое нынешнее положение.