Молодой кайзер Вильгельм II в поисках «места под солнцем», в чем его консультировал сторонник экспансионистского курса адмирал Тирпиц, стал наиболее активным среди европейских лидеров на Дальнем Востоке. За три года до китайско‑японской войны он заявил о праве защищать католических миссионеров[276] немецкого происхождения. Усиление новой желтой опасности встревожило его. Его военный министр в Пекине предложил, чтобы Германия аннексировала Формозу до ее захвата Японией. В тот самый месяц, когда был подписан Симоносекский договор, кайзер предложил рейхстагу пойти на дальнейшее значительное усиление германского флота, который не‑давно спустил на воду 28 новых кораблей, включая 4 сильнейших броненосца. Осенью 1895 г. немецкое патрульное судно выбрало в качестве возможного угольного порта Цзяочжоу на южном побережье Шаньдунского полуострова. 1 ноября 1897 г. поблизости были убиты два немецких священника. В пределах двух недель германская азиатская эскадра, которую сопровождал брат германского императора Генрих, оккупировала Цзяочжоу. Раздались призывы к наказанию убийц и, кроме того, к передаче Германии залива Цзяочжоу и 200 квадратных миль (518 кв. км.) прилегающей земельной территории, включая порт Цзинтау, и прав в области железнодорожного сообщения и горной промышленности во всей провинции Шаньдун. После безрезультатных попыток предложить в качестве замены прибрежный остров Китай 6 марта 1898 г. отдал Германии в аренду на 99 лет весь район Цзинтау, в сотне миль (160 км) от могилы Конфуция.
В феврале 1899 г. Германия купила у Испании Каролинские, Маршалловы и Марианские острова – атоллы или вулканические рифы, контролирующие пять миллионов квадратных километров в юго‑западной части Тихого океана. В том же году после короткой демонстрации силы она завладела большей частью архипелага Самоа. Чтобы защитить эту новую тихоокеанскую империю, кайзер провозгласил в 1900 г. свою огромную программу строительства военно‑морского флота, которая привела к мировой войне.
УНИЧИЖЕНИЕ МАНЬЧЖУРОВ
На протяжении 50 лет поражений маньчжуры сохраняли свои территории на континенте в неприкосновенности. Оккупация Цзяочжоу начала цикл агрессии. В течение недели русские военные корабли встали на якорь у Порт‑Артура. Муравьев убедил царя в том, что тот должен опередить англичан на полуострове. 27 марта 1898 г. передача Порт‑Артура России была оформлена в виде аренды на 25 лет. Полуостров был бесценным приобретением, потому что в конце Транссибирской железной дороги Россия получала выход к незамерзающим водам. В июле администрация Китайско‑Восточной железной дороги получила право на строительство вспомогательной ветки – Южно‑Маньчжурской железной дороги к Порт‑Артуру.
Германия была удовлетворена действиями России и предвкушала их. Бисмарк указывал, что внутреннее недовольство в России может вызвать взрыв. «Было бы лучше для мира на земле, чтобы взрыв произошел в Азии, а не в Европе». Эта политика железного канцлера была одобрена кайзером, за учтивым отношением которого к царю и обещанием обезопасить западную границу «Ники» (в то время как тот продвигал цивилизацию на восток) скрывался замысел вовлечь Россию в конфликт с Японией. Граф Витте напишет через семь лет, что «Вильгельм II воспрепятствовал моей политике мирного проникновения и без аннексии» и, таким образом, был «автором русско‑японской войны».
Вскоре после Симоносекского договора Франция получила удобное пограничное поселение и три торговых порта на границе Тонкина. В апреле 1898 г. она добилась уступки ей 200 квадратных миль (518 кв. км) на близком полуострове Кванчжу вместе с правами на железную дорогу между Тонкином и Юньнаньфу. Великобритания впала в немилость у Китая за отказ присоединиться к трем державам, вмешавшимся в отношения между Китаем и Японией. Так, она была лишена возможности предоставить заем для выплаты Китаем контрибуции (как это сделали Россия, Франция и Германия; заем обеспечивался бы доходами от будущих таможенных пошлин. – Пер.) и концессий железной дороги Пекин – Ханькоу, которые были переданы бельгийцам благодаря французскому и русскому влиянию. Правда, лондонский капитал главенствовал в Пекинском синдикате, образованном в 1898 г. для эксплуатации угольных месторождений Шаньси, самых богатых на Дальнем Востоке.
Хотя Англии угрожала война в Южной Африке[277], она не могла взирать равнодушно на продвижение России к Желтому морю. Спустя месяц после захвата Порт‑Артура английские корабли вошли в Вэйхайвэй прямо через залив Чжили.[278] Он был отдан Англии на период, пока Россия оставалась в Южной Маньчжурии. Одновременно Великобритания взяла в аренду Новые территории – 400 квадратных миль (1036 кв. км) континента напротив Гонконга – на 99 лет, чтобы уравновесить французскую оккупацию залива Гуанчжоу. «Ни одна большая страна не испытала такого унижения за шесть месяцев, как Китай».
Соглашения о неотчуждении
Захват китайской территории сдерживался серией соглашений о неотчуждении: Франция получила обещание, что Китай не уступит остров Хайнань другому государству. Великобритания получила сходное заверение, касающееся уступок в долине Янцзы. Япония добилась гарантии неотчуждения провинции Фуцзянь, находящейся напротив ее колонии Формозы.
Когда Италия потребовала передать ей залив Саньмэнь у юго‑восточного побережья, Япония поддержала Китай, ответивший отказом. В конце 1900 г. США было отказано в праве организовать свою военно‑морскую базу в заливе Самса. Державы, добившиеся успехов в Китае, пошли на взаимное согласование своих позиций: соглашение 1898 г. подтвердило доминирующее положение Великобритании в долине Янцзы и Германии в провинции Шаньдун и на равнине Желтой реки. Более позднее соглашение Скотта‑Муравьева предусматривало, что Россия не будет добиваться железнодорожных концессий в долине Янцзы, если Великобритания сделает то же самое в отношении территории к северу от Великой стены.
ПОЛИТИКА ОТКРЫТЫХ ДВЕРЕЙ
К концу века Маньчжурская империя стала противовесом в балансе сил западных держав. Каждый большой европейский военный флот имел базу в Китайских морях. США не участвовали в захвате китайских территорий. Однако знаменательно, что эскадра адмирала Дьюи прибыла в Гонконг в начале 1898 г., за четыре месяца до того, как кубинский кризис привел к войне с Испанией. Гавайи были аннексированы летом этого рокового года, и в декабре, по Парижскому договору, Испания уступила Вашингтону Филиппины и Гуам.
Американская активность в Китае снизилась с 1851 г. Торговля США составляла всего 2 % всей торговли (так в тексте. – Пер.), и американцы проявляли интерес в основном к протестантским миссиям. Запрет на китайскую иммиграцию и распространение запрета на Гавайи и Филиппины без каких‑либо переговоров ослабили популярность США. Однако Америка после победы над филиппинскими националистами стояла перед альтернативой: или ограничение внешнеполитической деятельности Вашингтона Новым Светом, или более полное участие в дальневосточной дипломатии. Решительный республиканский Государственный секретарь Джон Хей не колебался в выборе. Инициированная им 6 сентября 1899 г. политика получила название «политика открытых дверей». Подобно доктрине Монро, она, вероятно, впервые была охарактеризована в британском Форин Офис – на 18 месяцев раньше. Хей составил идентичные письма шести империалистическим державам с тремя рекомендациями: 1) в любой сфере интересов должны соблюдаться режим договорных портов и обоснованных интересов других государств; 2) таможенными пошлинами должны справедливо облагаться все иностранные товары; 3) не должны оплачиваться дифференциальные портовые пошлины или железнодорожные тарифы. Политика открытых дверей была провозглашена торговыми державами, которые усматривали в ней средство сдерживания прямой военной агрессии. Япония и Италия полностью приняли этот план, Великобритания – с оговорками в отношении Коулуна. Германии импонировала возможность торговать за пределами долины Желтой реки. Россия не осмелилась открыто выразить несогласие, но не дала твердого обещания соблюдать равные железнодорожные тарифы в Маньчжурии.
Хей предпочитал относиться к доктрине открытых дверей как к признанному факту. Она послужила правовым фундаментом будущей американской политики на Дальнем Востоке, и на нее в Вашингтоне регулярно ссылались до 1941 г. Документ 1899 г. был направлен лишь на утверждение равных прав в международной торговле, но, как утверждалось спустя год, недвусмысленно подчеркнул целостность Китая.
«СТО ДНЕЙ РЕФОРМ»
Четыре года военных поражений, финансовые бедствия и территориальные потери привели Китай на грань гибели. Многие патриоты присоединились к революционерам или радикальному Южному обществу по изучению проблемы национального восстановления. Наиболее красноречивым консервативным деятелем был провинциальный наместник Чан Читун, чья убедительно написанная и широко читаемая брошюра «Единственная надежда Китая» призывала к заимствованию иностранных идей модернизации, в то же время способствуя укреплению конфуцианства и монархии – это была альтернатива скатыванию до положения Индии и Бирмы. В Пекине Вэн, наставник императора, организовал императорскую аудиенцию Кан Ювэю, представителю молодых мандаринов и лидеру послевоенного движения за реформы.[279] Кан предложил коренные меры, даже ликвидацию шести старых департаментов и замену их новым комитетом из 12 лиц. Спустя пять месяцев, 11 июня 1898 г., в то время как европейская агрессия достигла своего апогея, император издал рескрипт, в котором он потребовал, чтобы «Китай внедрил у себя… западные науки». Он подчеркнул: «Западные люди превосходят нас, и они отличаются мудростью. Они добиваются богатства, комфорта и долголетия благодаря своей системе правления».[280] В период 24 июня – 9 сентября прошла целая лавина эдиктов о реформах, составленных группой Кан Ювэя, но опубликованных с императорской печатью и вывешенных на желтой бумаге в зале каждого судебного ямэня («ямэни» располагались во всех уездных городах, являясь низшей ступенью централизованного императорского управления. – Пер.).
Пять из этих эдиктов были направлены против старой системы учености. Они отменили экзаменационные сочинения, поощряли изучение экономики и естественных наук, в них власти обещали открыть университет. Армия должна была быть организована по европейскому образцу, лишние храмы – секуляризованы. Когда чиновники департамента обрядов, высшие конфуцианские священнослужители, выступили с протестом, они были уволены со своих должностей. Сентябрьские декреты имели весьма далеко идущие цели: два из них ликвидировали те министерства и губернаторства, которые являлись синекурами, другие учредили департамент горной промышленности, железных дорог и торговли. Торжественно открывая новую эру, сам император обещал совершить путешествие по железной дороге.
Гуансюй подражал Японии, но проводил реформы форсированными темпами – пытаясь сделать за 100 дней то, на что у императора Мэйдзи ушло 30 лет. Евнухи и придворные, ученые и бюрократия должны были как слой самоликвидироваться, подобно самураям. Однако их лояльность не выдержала испытания. Консервативные классы, как китайские, так и маньчжурские, читали эдикты, испытывая опасения. Широкие массы не понимали их. Даже Кан Ювэй согласился с тем, что, когда его кодекс вступит в силу, будут преобладать «варварские» методы и Китай больше не будет китайским.
Старое руководство оказывало сопротивление реформам. Было бы необходимо смести с должности Цзун Лу, командующего стотысячной бэйянской армией и верного приверженца Цыси. Юань Шикай, заявивший о своей полной поддержке трона, получил приказ убить его в Тяньцзине. После Цыси следовало заключить в тюрьму на острове на территории дворца. Однако Юань предал заговорщиков и сопроводил Цзун Лу в Пекин. Цыси действовала с быстротой и решительностью, которые не изменяли ей в критические моменты. В пять часов тридцать минут утром 22 сентября император был схвачен на совещании Совета и посажен под домашний арест, который продолжался всю его жизнь. Несомненно, он вскоре «поднялся бы на небо на спине дракона», но протесты иностранных государств и угроза восстания в южных провинциях спасли ему жизнь. До конца своих дней Гуансюй, простивший других врагов, относился к Юань Шикаю как к Иуде императорского двора. В частичное оправдание предательства Юань Шикая следует отметить, что Юань командовал слишком малыми силами, чтобы бросить вызов бэйянской армии, и что он был названым братом Цзун Лу.
По «просьбе» Гуансюя шестидесятичетырехлетняя вдовствующая императрица Цыси в третий раз установила свою деспотическую власть. Прежде всего нужно было истребить реформаторов. Ей не удалось схватить Кан Ювэя и «поджарить живым южного еретика». Он ускользнул на борту английского крейсера и нашел убежище в Гонконге. 16 его соучастников были арестованы, и 6 из них – казнены за измену. Вэн, императорский наставник, с позором ушел в отставку и удалился в родную деревню. 26 сентября реформаторские эдикты были отменены.
