В марте 1943 года штормы в Северной Атлантике утихли. Складывалась ситуация, как нельзя более благоприятная для нанесения нового концентрированного удара по коммуникациям союзников. В феврале было введено в строй большое количество новых субмарин. В следующем месяце на перехват идущих в западно‑восточном направлении конвоев было направлено 50 подводных лодок. Никогда еще в районе боевого патрулирования не сосредоточивалось такое количество действующих единиц германского подводного флота.
Уже почти стемнело, и на бесконечном, покрытом набухшими дождем тучами небе появились первые звезды. Командир одной из входивших в группу «Раубграф» подлодок откинул эбонитовые рукоятки перископа и приник к окуляру, разглядывая огромный, словно впечатанный в небосвод силуэт транспорта. Потом он приказал, сделав отмашку рукой:
– Аппараты, пли! Лево руля! Погружаться!
Над торпедированным американским пароходом «Уильям Эусти» заклубился черный дым, в ощерившуюся рваными краями пробоину ворвалась вода. Судно стремительно оседало в воде, и вскоре пламя, охватившее мостик и надстройки, погасло. Следующей жертвой стал голландский пароход «Заанланд».
Корабли охранения заметались вокруг тонущих транспортов. Вода вспучилась от взрывов глубинных бомб. Взмыли ракеты, распадавшиеся в вышине на несколько светящихся частей, вспыхнули прожектора, озарив волны неестественно ярким, каким‑то мертвенным светом. Выли сирены, с бортов гибнущих танкеров стекал расплавленный металл. Пораженные торпедами транспорты разламывались пополам или уходили на дно под сдавленные вопли заживо погребенных в нижних отсеках людей. Переоборудованный в судно конвойного типа английский траулер «Кампобелла» оказался также в окуляре перископа, и к нему сразу же протянулась пузырчатая дорожка. Корабль почти мгновенно затонул.
После полуночи над английским танкером «Соутерн Принцесс» полыхнул грохочущий клуб огня, отбрасывая на волны багровые отсветы. В воду с шипением падали кучки раскаленной стали, горячий воздух вздымал черную сажу. Ближе к утру было торпедировано еще два корабля.
На рассвете, когда новый день возвестил о себе едва заметной вдали на востоке светло‑серой полосой, командир группы «Штюрмер» сообщил в штаб, что по пути обнаружил еще один караван торговых судов. Дениц приказал ему действовать в соответствии с обстановкой. Днем подошла группа «Дрэнгер» и германские субмарины в полном составе ринулись догонять успевшие объединиться конвои. Были потоплены английские корабли «Кингсбургс», «Кинг Гриффид» и «Форт Седар Лайк».
На рассвете 19 марта над розово‑голубым горизонтом внезапно появились серебристые силуэты. Вылетевшие с баз в Исландии и Северной Ирландии американские бомбардировщики типа «Либерейтор» резко снизились, перешли на бреющий полет и сбросили вниз целый каскад бомб. Воздух наполнился душераздирающим гулом, и командир «У‑384», невольно пригнувшись, заорал в рубочный люк:
– Срочное погружение! Ложиться на курс…
Последнюю команду он уже не успел прокричать. Мощный удар потряс лодку, ее корма вдруг вспучилась, и из черного зева пробоины вырвались слепящие огненные змеи, мгновенно рассыпавшиеся дождем сверкающих брызг. Субмарина вздыбилась, задрала нос и свечой ушла в клокочущую воду, оставив после себя закрутившуюся в спираль огромную воронку.
Из 100 транспортов, вышедших из Нью‑Йорка 22 марта, до Северного канала дошли только 69. Остальные были уничтожены немецкими подводными лодками, утонули, не выдержав ударов волн и могучих шквальных ветров, или, развернувшись, двинулись обратно к побережью США.
Общий тоннаж потопленных за эти три ночи судов составил почти 150 000 тонн. Таким образом, в марте 1943 года союзники потеряли, по сравнению с предшествующим периодом, наибольшее количество кораблей. Но затем цифры потерь резко пошли на убыль. В апреле итоги боевой активности нацистского подводного флота выглядели крайне неутешительными: всего лишь 56 потопленных кораблей грузоподъемностью 327 000 тонн.
Западные союзники непрерывно совершенствовали систему противолодочной обороны. К концу апреля 1943 года было создано 12 специальных отрядов по охране конвоев. Весь Атлантический океан был разбит на квадраты, каждый из которых патрулировался самолетами и сторожевиками.
В ответ командование нацистским подводным флотом усилило свое присутствие в водах Атлантики. В конце апреля там на боевых позициях находилось 60 подводных лодок. Никогда еще стратеги из штаба Деница не задействовали одновременно столько субмарин. Поэтому новоиспеченный гросс‑адмирал и его окружение надеялись, что нападение 4 мая сорока одной подлодки на очередной конвой к югу от Гренландии увенчается поистине ошеломляющим успехом. 11 потопленных кораблей – таков был первоначальный результат атаки.
* * *
Туман сначала походил на легкие клубы пара, поднимавшегося над горизонтом, но прошло совсем немного времени и все вокруг окуталось плотной молочной пеленой. Сигнальщики на охранявших конвой корветах и эсминцах напрасно всматривались в придвинувшуюся почти вплотную непроницаемую белую массу. Теперь исход сражения зависел от гидроакустиков, отчетливо слышавших в наушниках шум винтов подводных лодок. По стальному корпусу «У‑638» волной прокатились ритмичные звуки, и ее сразу же тряхнуло первым бомбовым ударом. С корвета «Лоозетрайф» сериями сбрасывали глубинные бомбы. По днищу корабля подводные взрывы били так, что «Лоозетрайф» несколько раз подбросило. Наконец прогремел последний взрыв, и на поверхность выбросило громадный пузырь. На месте гибели подлодки медленно колыхалось жирное пятно соляра. Неподалеку из постепенно рассеивающегося тумана вынырнул эсминец «Ориби» и, ломая стальные листы, врубился в борт «У‑531». Из распоротого аккумуляторного отсека вырвались зловонные пузыри хлора. Субмарина медленно погрузилась в морскую пучину.
Гибель семи подводных лодок при атаке на конвой ОНС‑5 была началом коренного перелома в «битве за Атлантику». Дениц следующим образом описал тогда военно‑стратегическую ситуацию, сложившуюся к началу лета на этом театре боевых действий: «В мае потери в подводных лодках превысили допустимый уровень. Следует срочно принять все необходимые меры по оснащению лодок современными средствами атаки и защиты».
Наряду со Сталинградской катастрофой крах концепции подводной войны, способной, по замыслу нацистских заправил, заставить западных союзников заключить с Германией сепаратный мир, стал еще одним фактором, негативно воздействовавшим на настроение рядовых немцев. В составленной на основе донесений тайных осведомителей секретной сводке Службы безопасности от 24 мая подчеркивалось, что «соотечественники с нескрываемой тревогой отнеслись к отсутствию в мае привычных экстренных сообщений об успешных действиях подводных лодок. Многие из них полагают, что враг разработал новый, гораздо более эффективный метод защиты своих кораблей».
Начался четвертый, завершающий период подводной войны.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТОРЖЕСТВО СПРАВЕДЛИВОСТИ
(лето 1943 года – май 1945 года)
Обреченные на гибель
Победоносное окончание Сталинградской битвы и разгром немецких войск на Северном Кавказе создали благоприятную обстановку для развертывания наступления всех фронтов в юго‑западном направлении. Эти операции позволили решить целый ряд важных стратегических задач. Правда, в ходе ожесточенных сражений в начале 1943 года противник попытался перехватить инициативу. При отходе ему часто удавалось за счет сокращения линии фронта создавать сильные группировки. Но даже нанесенные им контрудары по советским войскам в Донбассе и Харькове не смогли переломить ситуацию на Восточном фронте в его пользу.
В 3 часа ночи 5 июля одновременный залп «катюш» и тяжелой артиллерии разорвал предрассветную тишину в районе сосредоточения ударных немецких частей на Курской дуге. В результате этой контрподготовки гитлеровцы понесли серьезные потери и начали наступление с опозданием на три часа. Оно потерпело полный провал. Отныне стратегическая инициатива навсегда закрепилась за Красной Армией. К концу года было разгромлено свыше 200 немецких дивизий. За это время было освобождено почти две трети советской земли, временно оккупированной врагом. Вермахт потерял более 20 000 самолетов, 25 000 танков и бронемашин и почти 40 000 орудий.
Бойцы Красной Армии добились таких грандиозных успехов в условиях, когда США и Великобритания, располагавшие мощными вооруженными силами и солидной военно‑экономической базой, по‑прежнему затягивали открытие второго фронта и даже попытались представить высадку своих войск в Марокко и Алжире, предпринятую исключительно для обеспечения собственных интересов, как выполнение союзнического долга. В мае 1943 года германо‑итальянские войска в Тунисе капитулировали. Через два месяца 8‑я английская и 7‑я американская армии высадились на Сицилии. Деморализованные поражениями в Советском Союзе и Северной Африке итальянские солдаты фактически не оказали им никакого сопротивления. Насчитывавшая приблизительно 70 000 человек, объединенных в четыре дивизии, группировка вермахта была в середине августа эвакуирована на материк.
В превращенной нацистами в источник снабжения Германии продовольствием, сырьем и рабочей силой Италии стремительно назревал политический кризис. 25 июля Муссолини был смещен с поста премьер‑министра и арестован. Возглавивший новое правительство маршал Бадольо вступил в тайные переговоры с союзниками и в начале сентября объявил о капитуляции.
Важную роль в осуществлении планов по предотвращению открытия второго фронта, по замыслу берлинских стратегов, должен был также сыграть подводный флот. Но в 1943 году стратегическая обстановка на театре военных действий в Атлантике кардинально изменилась. «Серые волки» превратились в легкую добычу для кораблей и самолетов союзников. В перспективе немецких подводников ожидала участь погубленных ими экипажей судов, принадлежавших союзным или нейтральным державам. Согласно оценкам страховых компаний нейтральных стран, средняя продолжительность жизни рядового немецкого подводника в условиях боевых действий – 50 дней. Подводные лодки превратились в плавучие гробы. Тем не менее Гитлер по‑прежнему посылает служить на них немецких юношей. «Знайте, что вы умрете гораздо быстрее и гораздо более страшной смертью, чем представители других родов войск вермахта», – говорилось в листовках, которые английские самолеты разбрасывали над базами подводных лодок.
Из 2468 кораблей, в составе 64 конвоев пересекших Атлантику в сентябре – октябре, было потоплено только 9.
Между тем за эти два месяца германский подводный флот потерял 30 субмарин.
Власти постарались скрыть от населения этот прискорбный для них факт. Сотрудники министерства пропаганды занялись распространением ложных сведений о потопленных союзных кораблях. В сентябре 1943 года были даже выпущены почтовые бланки и открытки с изображением тонущего английского транспорта с подписью: «Недосчитались уже 32 000 тонн». Цифра потерь была завышена примерно в два с половиной раза.
Разумеется, Дениц как главнокомандующий ВМС знал истинное положение дел. Ему как, впрочем, и всем офицерам высшего командного звена подводного флота было известно, что, несмотря на потери, общая грузоподъемность торговых судов Англии и США увеличилась почти на 11 миллионов брутто‑регистровых тонн. Но они продолжали тешить себя иллюзиями в надежде, что форсированное строительство субмарин более совершенной конструкции изменит ход событий. Во второй половине 1943 года предполагалось ежемесячно спускать со стапелей на 27 лодок больше, чем прежде. Для осуществления такой программы требовалось каждый месяц расходовать более 4500 тонн стали. Еще 1500 тонн необходимо было затратить на производство торпед. Но германская промышленность не располагала таким количеством стали, и программа была выполнена только на 80 процентов.
Еще более сложной оказалась проблема комплектования экипажей. Ряды подводников пополнялись теперь за счет ускоренного выпуска курсантов военно‑морских инженерных и штурманских училищ. Никого уже не интересовало, есть ли у них желание служить на подводном флоте.
В кают‑компании плавбазы слоями расплывался табачный дым. Собравшиеся здесь накануне первого боевого похода молодые командиры подлодок нарочито громко смеялись, со звоном сдвигали бокалы и вообще всячески демонстрировали свою решимость и неукротимую энергию.
– Господа! – капитан‑лейтенант Шрётер сорвал с бутылки шампанского серебристую оплетку и, хлопнув пробкой, разлил по бокалам золотистую, пузырчатую жидкость. – Помню, праздновали мы окончание училища и старший преподаватель по традиции приказал нам прямо в парадной форме прыгнуть через ванты. Ох и весело же было, а потом разом откупорили «Хенкель сухой» и такой салют шампанским устроили…
– Дорогой Шрётер, – перебил его молодой командир с раскрасневшимся от возбуждения лицом. – На этот раз мы тоже устроим салют. Только за борт попрыгают «томми». Ох и повеселимся же мы. Ну а им, конечно, будет не до смеха.
Через несколько дней «У‑752» под командованием Шрётера вошла в свою операционную зону, расположенную между Фарерскими островами и Исландией. Весенняя непогода с каждой минутой разыгрывалась все сильнее. Чуть ли не каждую минуту налетал сильный, забивающий дыхание ветер. Иногда субмарина взлетала на гребень большой волны или так заваливалась набок, что казалось, она сейчас вот‑вот перевернется.
Шрётер стоял на мостике, до боли в глазах вглядываясь в промозглый предутренний туман. Лишь несколько членов экипажа участвовали ранее в боевых операциях. Даже командир только один раз год назад побывал в боевом походе в качестве конфирманда.
Шрётер зябко повел плечами. От пронизывающего ветра не спасали ни реглан, ни свитер. Он сердито наморщил лоб, спустился в центральный пост, прошел по длинному палубному коридору в командирскую каюту, присел на узкую койку и незаметно для себя задремал под доносившиеся из‑за переборки рокот моторов, лязг металла и бульканье воды. Разбудил его громкий стук в дверь.
– Войдите, – хриплым со сна голосом пробормотал Шрётер и взял у появившегося на пороге радиста расшифрованный текст радиограммы. По мере чтения на его побелевшем лбу выступила испарина. В послании из штаба Деница говорилось: «В квадрате 1328 обнаружен конвой, следует курсом 80 градусов, скорость 10 узлов. Приказываю атаковать».
У капитан‑лейтенанта от волнения в горле засел тугой ком. Он несколько раз судорожно дернул кадыком, поспешил обратно в центральный пост и вместе со штурманом склонился над генеральной картой. Через полчаса на чистом белом поле пролегла прочерченная карандашом по линейке четкая курсовая линия. Она вела к изрезанным древними ледниками берегам Исландии. Когда лодка дойдет до условной точки на этой линии, штурман проложит новую, прямиком до конвоя. На мостике Шрётер торопливо вдохнул холодный воздух. Налетевшие снежные заряды сделали видимость почти нулевой, но Шрётер не унывал. Он твердо верил, что добьется успеха. В мечтах он уже видел себя с Рыцарским крестом на шее. Ведь теперь им награждали даже тех, у кого грузоподъемность потопленных кораблей достигала всего лишь 50 000 тонн…
К утру буря затихла, на востоке свинцово‑серый облачный покров окрасился в ярко‑красный цвет. В это время гидроакустик уловил в своих наушниках механические шумы. По мере их усиления он понял, что прямо на подводную лодку идет целый отряд кораблей. Он немедленно доложил о надвигающейся опасности в центральный пост. Шрётер скомандовал срочное погружение и уже в окуляры перископа наблюдал за проходившим примерно в тридцати кабельтовых от них кильватерной колонной соединением военных судов. Их трубы дымили так, что свинцово‑серая вода покрылась темной завесой. Когда она рассеялась, Шрётер, включив систему громкоговорящей связи, приказал:
– Лодке приготовиться к всплытию!
Закрутились винты, выталкивая сигарообразную громадину сквозь черную толщу вод. На мостике Шрётер помотал головой, прогоняя усталость, растер ладонями опухшее, иссеченное ветром и тяжелыми ледяными брызгами лицо и поднес к глазам бинокль.
– Справа по борту верхушки мачт! – рявкнул стоявший рядом сигнальщик.
Шрётер дернулся, собираясь повернуться, но тут другой сигнальщик истерически выкрикнул:
– Слева по борту самолет! Он снижается!
Шрётер последним спрыгнул в шахту. Рукоятка запорного устройства выскальзывала из потных, дрожащих от волнения пальцев. Зашипел стравливаемый в балластных цистернах воздух. Его место заняла вода, придавая лодке отрицательную плавучесть. Неожиданно инженер‑механик дрогнувшим от страха голосом пробормотал:
– Ничего не понимаю. Почему рубка все еще на поверхности?..
Оглушительный треск оборвал фразу. По лодке словно ударили гигантским молотом. Во всех отсеках разом погас свет. Людей расшвыряло в разные стороны. Плеск и бульканье воды, с сильным напором вливавшейся внутрь из большой пробоины в корпусе, заглушили душераздирающие крики.
Лодка стремительно опускалась все ниже и ниже.
Оснащенный радаром бомбардировщик описал круг над местом гибели субмарины. Пилот отчетливо разглядел жирное пятно соляровых масел.
Самолет скользнул над самой водой, развернулся и взял курс на переоборудованный во вспомогательное авианесущее судно торговый корабль.
Гибельный маршрут
Подписанный в ноябре 1936 года представителями Германии и Японии пресловутый «Антикоминтерновский пакт», к которому через год присоединилась Италия, на самом деле представлял собой военно‑политический блок государств, намеревающихся совершить агрессивные действия как против Советского Союза, так и против западных держав. На принятое Тайным Имперским советом, фактически являвшимся тогда высшим государственным органом Японии, решение отказаться от плана нападения на СССР и в 1941 году развязать военные действия против Англии и США с целью аннексировать их колониальные владения и подмандатные территории повлияли три фактора. Во‑первых, после разгрома японских войск в 1938 году у озера Хасан и в 1939 году на территории Монголии в районе реки Халхин‑Гол милитаристские круги этой страны, кроме самых закоренелых авантюристов, достаточно трезво оценивали военно‑экономический потенциал могущественного северного соседа и понимали, что не могут позволить себе на данном этапе развязать с ним войну. В то же время оперативно‑стратегическая обстановка в Юго‑Восточной Азии и странах Южных морей как нельзя лучше способствовала осуществлению агрессивных замыслов. После вывода из строя основных сил Тихоокеанского флота США путем нанесения массированного удара по базировавшимся на Гавайских островах его кораблям, Япония в конце 1941 – первой половине 1942 годов захватила Лаос, Филиппины, Бирму, Индонезию и крайне важный в стратегическом отношении форпост Великобритании в этом регионе порт Сингапур.
На оккупированных территориях под демагогическим лозунгом создания «Восточно‑Азиатской сферы совместного процветания» был установлен жесточайший колониальный режим, по своим методам террора и эксплуатации во многом схожий с гитлеровским «Новым порядком».
После успешного наступления вермахта летом 1942 года Япония вновь начала бряцать оружием на дальневосточных границах Советского Союза. Глава японского правительства генерал Хидэки Тодзио, занимавший также пост военного министра, заявил на приеме в германском посольстве, что они твердо намерены внезапно напасть на Владивосток и одновременно нанести отвлекающий удар на Благовещенск. Если бы гитлеровским войскам действительно удалось бы, согласно плану «Барбаросса», выйти на линию Архангельск – Волга – Астрахань, сформированная на Ляодунском полуострове и впоследствии расквартированная в Северной Маньчжурии Квантунская армия – ее численность в 1942 году была доведена до 1,1 миллиона человек – безусловно вторглась бы на советскую территорию. Но разгром гитлеровских полчищ на Волге образумил даже закоренелых милитаристов.
6 марта 1943 года японский посол в Берлине Осима следующим образом выразил официальную позицию своей страны: «Японское правительство полностью сознает опасность, исходящую от России, и с пониманием относится к желанию своего союзника, Германии, добиться скорейшего вступления Японии в войну. Однако ввиду военно‑стратегической обстановки Япония не может себе этого позволить».
Весной 1942 года операционная зона германских ВМС была значительно расширена за счет включения в нее юго‑западной части Индийского океана. Из командиров подводных лодок здесь особенно отличился капитан 3‑го ранга Люпс. В ходе двух боевых походов в сентябре 1942 – январе 1943 годов и марте – октябре 1943 года его «У‑181» потопила 22 корабля общим водоизмещением 106 633 брутто‑регистровых тонн. В августе 1943 года Люпсу вручили высшую награду Третьего рейха – «бриллианты» к Рыцарскому кресту. Пропагандисты из ведомства Геббельса немедленно провозгласили его преемником Прина.
Для доставки из захваченных Японией стран Юго‑Восточной Азии каучука, вольфрама, молибдена, олова и хинина и перевозки туда оптических приборов, ртути, чертежей и образцов новейших видов вооружений в качестве транспортов пришлось использовать подводные лодки. Однако Дениц наотрез отказался выделить для осуществления этой цели хоть одну боевую единицу из числа оперировавших в Атлантике субмарин. Командующий итальянским военно‑морским флотом адмирал Риккарди передал в распоряжение штаба Деница пять подводных лодок крейсерского типа. Из них только три достигли побережья Юго‑Восточной Азии. После свержения Муссолини и капитуляции Италии их экипажи были интернированы и Дениц был вынужден дать согласие на переброску из Атлантики в Тихий океан нескольких субмарин.
В конце концов военно‑морскому атташе в Токио адмиралу Веннекеру удалось добиться от японских властей согласия на использование нескольких баз, расположенных на контролируемых Страной Восходящего Солнца территориях. Тем не менее на пути из Атлантического океана в Тихий и обратно нацистский подводный флот понес большие потери. Этот маршрут оказался губительным для него. Из использовавшихся одновременно в качестве действующих единиц и транспортов 45 субмарин типа «IX» 34 погибли.
Политические махинации
По мнению японских адмиралов, их подводные лодки из‑за несовершенной конструкции были не в состоянии причинить существенный урон торговым флотам Англии и США. Гитлер учел данное обстоятельство и распорядился передать им подводную лодку типа «IXB».
10 мая 1943 года «У‑511» под командованием капитан‑лейтенанта Шнеевинда покинула одну из баз на Атлантическом побережье Франции и направилась в Японию. На ее борту находился представитель японских ВМС при Денице вице‑адмирал Намура. 7 августа субмарина прибыла в порт Куре и сразу же вошла в состав императорского военно‑морского флота под бортовым номером «РО‑500». Японцы тщательно изучили ее устройство и вооружение, но так и не успели до конца войны не только наладить серийное производство этих субмарин, но даже разработать опытный образец.
Вторая аналогичная акция была еще более засекречена.
* * *
Поздним вечером 8 февраля 1943 года несший вахту на мостике приткнувшейся к причалу Кельнского порта «У‑180» старшина машинистов Вип услышал близкий рокот автомобильного мотора. Затем он затих. Также быстро протянулись от маскировочных фар и исчезли синие полосы света. Солдаты в форме морской пехоты в быстром темпе сняли с въехавшего на пирс грузовика несколько запаянных наглухо ящиков и чемоданов. Руководивший разгрузкой обер‑лейтенант приказал Випу разместить их в кают‑компании и никому ничего не говорить.
Ровно в шесть часов утра на пирсе появился капитан 3‑го ранга Музенберг. Он по привычке окинул взглядом мощный корпус находившейся под его командованием субмарины и, спустившись в темную горловину люка, приказал:
– Приготовиться к отплытию!
После традиционного обхода строя подводников командующим флотилией в потрескивающих от напряжения динамиках громкой связи прозвучала команда:
– Отдать швартовые!
Двое матросов быстро отвязали от кнехтов толстые канаты и сноровисто бросились к вертикальной стальной лестнице. Натужно заурчал двигатель, забурлила вода за кормой, лодка неторопливо развернулась и, набирая скорость, устремилась вперед.
– Столько было разговоров, а ничего особенного не произошло, – недовольно пробурчал штурман.
На подходе к Лабоэ Музенберг распорядился застопорить двигатель. Субмарина замерла, и волны перекатывались теперь через нее, как через лежащее поперек громадное бревно. Только командир знал, что лодка не просто дрейфует, а находится в заранее условленной точке.
Резкий пронизывающий ветер швырял в лица стоявших на мостике водяную пыль. Сигнальщик судорожно вдохнул сырой воздух, прищурился, разглядывая взбудораженное море, и внезапно увидел на гребне волны баркас, который сразу же провалился между двумя валами. Затем он снова показался и снова пропал. Музенберг, затаив дыхание, следил за медленно приближавшимся к лодке баркасом. Подхваченная попутной волной шлюпка через несколько минут уже терлась о борт субмарины. На палубу поднялись два человека в штатском. Более молодой и поджарый заботливо поддерживал под руку невысокого толстяка, в очках в массивной роговой оправе. В правой руке он держал раскрытый зонтик.
Командир пожал им руки и приказал отвести в кают‑компанию. Смуглый цвет обоих незнакомцев и разрез их глаз, выдававший восточную кровь, породил новые слухи.
– Слышь, а одного я точно где‑то видел. По‑моему, в «Вохеншау», – громко заявил один из матросов.
– Заткнись, – оборвал его напарник. – А то опять разговоры пойдут.
Тут командир по громкой связи заявил, что они взяли на борт двух корабельных инженеров для доставки в Норвегию. Ему, разумеется, никто не поверил. К тому же кок по секрету сообщил, что готовил им какие‑то особенные блюда из риса и слышал, как командир разговаривал с ними по‑английски.
В Бергене субмарину загрузили дополнительными запасами продовольствия, солярки и пресной воды. Оба пассажира даже не вышли из каюты. Членам экипажа было категорически запрещено не только сходить на берег, но даже общаться с другими подводниками. Через три часа «У‑180» прошла через узкий пролив между Фарерскими островами и Исландией. Лишь теперь Музенберг счел нужным объяснить экипажу смысл полученного ими секретного задания:
– Камрады! У нас на борту лидеры индийского освободительного движения Субха Чандра Бос и его порученец, доктор Хабид Хасан. Мы должны доставить их в Юго‑Восточную Азию. Оттуда они начнут борьбу с английскими колонизаторами. Приказываю обращаться с нашими гостями вежливо и выполнять любые их желания.
Один из ближайших соратников Ганди и Неру Субха Чандра Бос был даже избран в начале 1939 года президентом Всеиндийского Конгресса. Но в отличие от большинства своих подвижников он искренне полагал, что в борьбе за освобождение страны им следует обратиться за поддержкой к нацистской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии. В том же году он сложил с себя полномочия и в поисках союзников отправился в Европу. После долгих скитаний он оказался в Берлине, где 22 июня 1941 года его принял Гитлер. Однако после провала стратегии «блицкрига» и разгрома на Северном Кавказе подразделений, сформированных специально для вторжения в Индию, Бос перестал представлять какой‑либо интерес для правителей Третьего рейха. Поэтому он охотно согласился перебраться в Японию.
Пройдя с наиболее экономичной скоростью вдоль западного побережья Африки, «У‑180» через семь суток вышла на трансиндийский маршрут Порт‑Саид – Аден. Здесь сигнальщик 18 апреля заметил шедший по пересекающемуся курсу танкер «Корбис».
По команде Музенберга подлодка тут же ушла на глубину и малым ходом двинулась к предполагаемой цели. Дождавшись, когда они сравняются, он приказал выпустить сразу две торпеды и после всплытия долго смотрел на медленно уходящую под воду громаду.
23 апреля «У‑180» прибыла к назначенному месту встречи к юго‑востоку от Мадагаскара и в ожидании подхода японского подводного крейсера легла в свободный дрейф.
Новыми пассажирами «У‑180» стали два японских инженера, посланных в Германию для изучения новых методов строительства подводных лодок. Кроме того, на субмарину погрузили для передачи в японское посольство в Берлине девять ящиков с двадцатикилограммовыми слитками золота.
Субха Чандра Бос и его спутник беспрепятственно добрались до Японии. 4 июля 1943 года он объявил о создании «индийского эмигрантского правительства». Однако его стремление любым путем добиться независимости Индии сильно раздражало правящие круги Японии, на самом деле собиравшиеся превратить эту страну в свою колонию. Во всяком случае, они в конце концов поспешили избавиться от него. В августе 1945 года самолет, на котором Бос летел в Бирму, бесследно исчез у берегов Китая.
Жестокая расправа
Осенью 1944 года из Норвегии и Франции в Юго‑Восточную Азию была отправлена вторая группа подводных лодок. В ее состав вошли «У‑510», «У‑848», «У‑849» и «У‑850». Из них только «У‑510» дошла до конечного пункта маршрута. Тогда командование подводным флотом отказалось от способа группового использования субмарин в этом регионе. В начале 1944 года туда для проведения одиночных крейсерских операций с равными промежутками во времени было отправлено 16 подводных лодок.
«У‑852» пересекла экватор и взяла курс на юг. В таких случаях принято устраивать «праздник Нептуна», и командир подлодки капитан‑лейтенант Гейнц‑Вильгельм Экк решил, что даже в 300 милях от африканского побережья, где в любую минуту следовало ожидать появления кораблей или самолетов противника, нужно следовать давней морской традиции. Ранее в Южном полушарии побывали только он, инженер‑механик капитан‑лейтенант Ленц, судовой врач майор медицинской службы Вайспфенниг и старшина машинистов. Ко всеобщему удовольствию те, кому предстояло пройти «обряд крещения», появились на палубе в трусах. Врач и старшина машинистов поочередно обливали их из ведра водой.
Вечером 13 марта на горизонте обозначился силуэт корабля. «Атаковать или нет?» – напряженно размышлял Экк. После уничтожения судна им вряд ли удастся незаметно добраться до Индийского океана. Тем не менее после недолгих раздумий он рявкнул в раструб переговорной трубы:
– Погружаемся! Мы атакуем его!
Он распорядился привести торпедные аппараты в положение «товсь» и, дождавшись, когда нос корабля коснется серебряной нити визира, приказал открыть огонь.
Мощный взрыв потряс судно. Взбухший изнутри светящийся шар тут же лопнул с оглушительным треском.
Вода с ревом хлынула в пробоину, и пораженный почти точно по центру корабль начал быстро тонуть.
После всплытия субмарина, рассекая заостренным форштевнем мелкие волны со вспененными загривками, направилась прямо к эпицентру взрыва. Среди обломков и сброшенных на воду спасательных шлюпок и плотов барахтались обезумевшие и оглушенные люди. Прямо перед носом подлодки один из моряков с торпедированного судна кое‑как взобрался на плот и обессиленно рухнул на обтянутое парусиной корковое покрытие.
Экк перевел лодку в позиционное положение, встал под козырьком рубки и приказал второму помощнику лейтенанту Гофману:
– Спросите его, как называлось судно, откуда и куда оно шло, какой везло груз и есть ли поблизости еще корабли.
Лейтенант вместе с двумя матросами крюками подтащили плот к борту. Моряк с трудом перевалился через металлическое ограждение и сел, вытянув ноги, возле мостика. Гофман поговорил с ним по‑английски и крикнул склонившемуся над поручнями командиру:
– Греческий пароход «Пелей», шел под английским флагом из Фритауна к устью Ла‑Платы. Груза на борту не было. Этот человек третий помощник капитана.
– Спасибо, Гофман, – с рассеянным видом пробормотал Экк, явно думая о чем‑то своем.
Он посмотрел на сверкающие холодным светом звезды, набрал в грудь побольше воздуха и многозначительно произнес:
– Снимите с него спасательный жилет и посадите обратно на плот.
– Извините, господин каплейт, я…
– Вы что, не поняли, – резко перебил его Экк, – повторяю: снимите с него жилет и отправьте обратно на плот.
Лейтенант Гофман четко развернулся через левое плечо и, как положено по уставу, но не принято на подводных лодках, даже вытянул руки по швам:
– Слушаюсь, господин капитан‑лейтенант!
– Подготовить к стрельбе пулемет, – велел Экк старшему матросу и, повернувшись, крикнул в горловину люка: – Принесите на мостик несколько винтовок!
– Вы что, собираетесь… – Вайспфенниг запнулся, не решаясь закончить фразу.
– Разумеется! – Экк с вызовом посмотрел ему прямо в глаза. – Вы только посмотрите на этих людей. Если их обнаружат, у нас могут быть неприятности.
– Но ведь они и впрямь нуждаются в помощи… – не унимался врач.
– Хватит! Вы не хуже меня знаете приказ «Лакония», дорогой доктор! – Экк раздраженно махнул и недовольно посмотрел на старшего матроса Швендера, возившегося с пулеметной лентой.
– Что вы тянете? А ну живее! Давайте, стреляйте по всем, кто еще барахтается в воде!
Тот растерянно посмотрел на командира. Неужели он действительно решил расстрелять беззащитных людей? На какой‑то миг он застыл в оцепенении, боясь даже притронуться к гашетке.
– Черт возьми, вы что, оглохли? Выполняйте приказ!
– Слушаюсь, господин каплейт!
Через несколько секунд старшина забыл о муках совести и твердой рукой навел дуло пулемета на первый плот.
Экк, чувствуя его душевные переживания, спокойно добавил:
– Стреляйте только по плавающим в воде предметам. Если кто‑то не успеет вовремя отплыть или не умеет плавать, вас это уже никак не касается.
Затрещал пулемет, загрохотали оружейные выстрелы. Видя, что лейтенант Гофман никак не решается вскинуть винтовку, Экк забрал у него карабин и показал, как следует стрелять истинному моряку. Даже судовой врач, забыв о клятве Гиппократа, обязывающей его в любое время оказывать медицинскую помощь любому человеку, теперь добивал одиночными выстрелами живые мишени.
Если пробитые пулями спасательные шлюпки стремительно уходили на дно под отчаянные крики находившихся в них людей, то начиненные пробкой плоты пока еще оставались на плаву. Экк после коротких раздумий приказал принести гранаты, внимательно осмотрел их и, вдохнув полной грудью солоноватый океанский воздух, с силой метнул их и тут же поспешил укрыться от осколков за железным ограждением мостика.
Привлеченный грохотом взрывов, из люка вылез инженер‑механик. Поскольку никто из охваченных «охотничьим» азартом подводников не пожелал отдать ему винтовку, он принялся «наводить их на цели»!
Когда смолкли крики убиваемых членов экипажа «Пелея», Экк приказал всем спуститься вниз, лично задраил крышку люка и с удовлетворением записал в бортовой журнал: «13 марта в 17 часов 50 минут потоплен греческий пароход „Пелей“. Все улики уничтожены прямо на месте затопления».
Дениц вполне мог гордиться своим питомцем.
Трем греческим морякам удалось спастись. Двадцать дней они плавали на обломках плота по бескрайним просторам океана, пока, наконец, их не подобрал португальский корабль. Позднее показания одного из них были официально запротоколированы и переданы в отдел противолодочной обороны британского Адмиралтейства.
Пройдя в надводном положении несколько суток, «У‑852» вошла в Индийский океан и после получения дополнительного запаса горючего с подводного танкера юго‑восточнее Мадагаскара выдвинулась на боевую позицию в районе судоходного маршрута Порт‑Саид – Аден.
В полдень 3 мая 1944 года в голубом небе показались пять быстро увеличивающихся черных точек. Это были британские бомбардировщики. Рядом с субмариной поднялся и сразу же опустился столб воды. От взрыва следующей бомбы лодку подбросило вверх. Всех, кто находился на мостике, снесло за борт. Дизели остановились, и ветер медленно развернул лодку поперек волн.
– Дать воздушный пузырь в нос! – в отчаянии выкрикнул Экк.
Засвистел воздух, выталкивающий воду из носовой дифферентной цистерны, но лодка по‑прежнему оставалась на поверхности.
Бомбардировщики на бреющем полете прошли над утратившей способность к погружению субмариной, поливая ее свинцом, и Экк принял решение на малом ходу добираться до берега. Вблизи него он приказал инженер‑механику заложить в артиллерийском погребе подрывные заряды и вывести бикфордов шнур в центральный пост. Тем временем матросы вытащили из люка несколько резиновых свертков и воткнули в них шланги компрессора. С тихим шипением свертки раздулись и превратились в резиновые шлюпки. Члены экипажа сноровисто расселись по местам и изо всех сил налегли на весла. Уже через четверть часа они догребли до прибрежных скал. Тут до них долетел грохот взрыва, из нутра лодки вырвался огненный вулкан вперемежку с клочьями черного дыма. К ужасу командира «У‑852», ее рубка осталась торчать над водой.
Увидев медленно приближающиеся торпедные катера, Экк как‑то весь обмяк и медленно опустился на землю. Английские моряки быстро залезли в рубку и выбрались обратно с приборами и папками в руках.
* * *
Сотрудники специального отдела Адмиралтейства, специализировавшиеся на изучении трофейных вражеских документов, внимательно изучили бортовой журнал «У‑852» и убедились, что ее экипаж виновен в жестокой расправе над командой «Пелея».
В октябре 1945 года в Гамбурге перед английским военным трибуналом предстали, помимо Экка, судовой врач «У‑852» Вайспфенниг, инженер‑механик Ленц, второй помощник Гофман и старшина Швендер. Капитан‑лейтенант в своем стремлении любой ценой спасти себе жизнь представлял жалкое зрелище.
В Гамбурге все подсудимые были признаны виновными. Экка, Вайспфеннига и Гофмана приговорили к расстрелу, Ленца – к пожизненному заключению, Швендера – к 15 годам тюрьмы. Трибунал учел, что он был вынужден выполнить приказание.
Все подсудимые, сославшись на пресловутый приказ «Лакония», в один голос заявили о своей невиновности. После прочтения прокурором показаний греческого моряка Мюсиса, Экк продолжал утверждать, что вовсе не собирался никого убивать. Он, дескать, просто боялся, что плавающие обломки, плоты и шлюпки позволят обнаружить его субмарину, и поэтому распорядился их уничтожить.
На Нюрнбергском процессе Экк был допрошен в качестве свидетеля. Здесь он столкнулся с Деницем, который настаивал, что его подчиненный неправильно истолковал приказ командира. 30 ноября 1945 года осужденных привезли на расположенное в предместье Гамбурга Боргелер‑Егер стрельбище и с прикрытыми повязками глазами привязали к столбам. Через несколько секунд утреннюю тишину вспорол ружейный залп, под ноги солдат из расстрельного взвода посыпались горячие гильзы. Приговор английского военного трибунала был приведен в исполнение.
Зарождение сомнений
Лампа в канцелярии штаба флотилии была прикрыта сделанным из газеты абажуром. В ее тусклом свете с трудом угадывался силуэт сидящего за столом человека. Здание, в котором размещалась административно‑хозяйственная часть штаба, в очередной раз подверглось сильному бомбовому удару. Теперь ее разместили в небольшом доходном доме на окраине Бреста. Писарю досталось место в одной комнате с каптенармусом. Сюда постоянно приходили люди, его это крайне раздражало, заставляя засиживаться до ночи, чтобы уладить наиболее срочные дела. Утешало лишь одно обстоятельство: из‑за обострившейся обстановки в городе никого особенно не тянуло в увольнительную.
Дверь распахнулась, поток воздуха слегка качнул лампу. Обер‑ефрейтор в измятой матросской форме шагнул через порог, поставил на пол потрепанный чемодан и, не слишком заботясь о военной выправке, пробормотал сквозь зубы:
– Прибыл из отпуска для дальнейшего прохождения службы.
Писарь поднес к глазам отпускное свидетельство и удивленно вскинул кустистые брови:
– Парень, ты что, спятил? Задержался на целых два дня!
– Мне его продлили в окружной комендатуре в Кельне. Отметка на обратной стороне.
Писарь перевернул отпускное свидетельство и сразу же понял, какое несчастье постигло его собеседника.
– Выходит, в Кельне ужас что творится? Город весь разбомбили? – почему‑то понизив голос спросил он.
Обер‑ефрейтор лишь небрежно отмахнулся в ответ.
– Тебе не повезло, дружище, – в голосе писаря прозвучали сочувственные нотки. – Твоя лодка все еще стоит у пирса. Экипаж в казарме ждет приказа. Автобус туда уходит через две‑три минуты. Давай иди, а я пока созвонюсь с ними.
Обер‑ефрейтор с отрешенным видом стоял под стеклянным козырьком остановки. Он так радовался предстоящему отпуску, но эта жуткая ночь в Кельне оказалась самой страшной в его жизни. В его памяти навсегда запечатлелось белое как мел, растерянное лицо отца. И еще его теперь неотступно преследовали едкий запах обгоревшего кирпича, краски, бревен и вид багрового от пожаров неба.
От мрачных раздумий его тогда на какое‑то время отвлек пожилой солдат. Поезд, на котором они возвращались из отпуска, на полтора часа застрял неподалеку от Парижа. Приближающийся гул моторов заставил обер‑ефрейтора вздрогнуть. Он никак не мог вспомнить, о чем они говорили, когда за окнами купе содрогалась, принимая тяжелые бомбы, земля. На прощание солдат сунул ему в руку листок бумаги. Обер‑ефрейтор не посмотрел на него. Тем не менее этот листок по‑прежнему лежал у него в кармане.
Утром он доложил о своем прибытии в часть командиру подводной лодки.
– Что там случилось в Кельне? – осведомился молодой офицер, нервно поглаживая пересекавший его лицо от лба до подбородка багровый рубец шрама. – Писарь сказал мне, что вам на два дня продлили отпуск.
– Моя мать и сестры… – несколько раз судорожно сглотнув, начал бессвязно рассказывать обер‑ефрейтор. – Нашего дома больше нет… Отца я нашел только через пару дней. Он был вне себя от горя… Потом мы долго рылись в развалинах… И вот… Нужно было кремировать их тела, и в комендатуре дали мне еще два дня.
Командир встал и неизвестно зачем прошелся взад‑вперед по комнате. Затем он подошел к обер‑ефрейтору, с сочувственным выражением лица положил ему руку на плечо и произнес обычную в таких случаях фразу:
– Примите мои соболезнования, камрад! Нам всем сейчас очень нелегко. Но именно в этой войне нам нужно, как никогда, быть стойкими и мужественными. Так сказал гросс‑адмирал Дениц. И пусть утрата близких и родных еще теснее сплотит наш экипаж. И тогда врагу пощады не будет!
– Так точно, господин обер‑лейтенант!
– Не бойтесь поделиться со мной вашими заботами, – командир с отеческой миной посмотрел на подчиненного и сразу же отвернулся. – Идите, отдохните хорошенько. Я освобождаю вас от всех обязанностей. Как вы знаете, в любой момент мы можем выйти в море и нам никак нельзя ударить в грязь лицом.
Оставшись один, командир вызвал к себе старшего помощника и приказал внимательно следить за поведением обер‑ефрейтора. Старший помощник согласно кивнул головой. После массированных бомбардировок городов в северо‑западной части Германии на всех совещаниях младшего командного состава от них все более настойчиво требовали обращать внимание на отдельные высказывания отпускников. Поэтому, выйдя от командира, старший помощник подошел к обер‑боцману и попросил его найти кого‑нибудь, кто смог бы отвлечь обер‑ефрейтора от «дурных мыслей» и заодно незамедлительно докладывал бы о всех его «пораженческих высказываниях».
Обер‑боцман понял, что из него хотят сделать шпика. Ему очень не хотелось заниматься таким грязным делом и лезть в душу к сослуживцу. Тем не менее он дал такое же задание младшему ефрейтору. Почти каждый немец, хоть раз соприкоснувшийся с созданной нацистами дьявольской системой слежки и контроля за «образом мыслей», уже подсознательно испытывал страх перед ней.
Старший ефрейтор беспокойно ворочался на койке. Мысли сплелись в клубок, и он не мог его распутать. Он никак не мог забыть о листке бумаги, спрятанном теперь под простыню. Это было «Обращение к солдатам вермахта и всем немцам в Южной Франции», написанное членами Национального комитета «Свободная Германия в Южной Франции».[36] После его прочтения обер‑ефрейтор долго мучился в поисках ответа на самый важный для него и многих других вопрос: во имя чего он рискует жизнью?
Три года назад под впечатлением «подвигов Прина» он добровольно пошел служить на флот и был вне себя от радости, когда узнал, что его зачислили в расположенный в Вильгельмсхафене IV флотский экипаж. Где они сейчас, его тогдашние товарищи? Почти все они хотели стать подводниками и к этому времени в большинстве своем покоились на дне или, в лучшем случае, оказались в плену. «Не вернулся из боевого похода» – всякий раз эта затертая казенная формулировка заставляла его вздрагивать. А где ребята, с которыми он вместе учился в Кельне? Их тоже уже почти никого не осталось в живых. Он вспомнил приведенные в листовке цифры.
С лета 1943 года общие потери вермахта в живой силе составили четыре миллиона человек. Подумать только, четыре миллиона! А сколько погибло во время воздушных налетов? Но наиболее сильное впечатление на него произвели последние строчки листовки: «От вас и только от вас зависит, будет ли наше отечество низвергнуто в пропасть. Пока еще есть возможность выбрать другой путь». Но какой именно?
– Давай вставай! Нашел время спать! Мы идем в город!
Обер‑ефрейтор с хрустом потянулся и спрыгнул с койки. А почему бы не развлечься? Глядишь, хоть на время забудешь проблемы.
Бордель – неизменная составная часть системы «культурно‑боевого обслуживания вермахта». Со всей Франции на Атлантическое побережье свозили девушек. Многих просто заставляли ехать сюда. В каждом из здешних городов были выделены отдельные, охраняемые часовыми кварталы.
Обер‑ефрейтор тяжело вздохнул, посмотрел на лежащую на продавленной кровати девицу с грубо размалеванным лицом и вышел в другую комнату, где его с нетерпением ожидал напарник.
– Слушай, тут один парень из нашей флотилии специально триппер подцепил, чтобы в море не выходить. Ну и, конечно, на него подали рапорт. Но он предпочел три месяца за решеткой просидеть, чем снова жизнью рисковать.
– Чушь это все, – обер‑ефрейтор поморщился и поскреб ногтями тяжелый, уже начавший обрастать щетиной подбородок. – По‑моему, нужно действовать по‑другому.
У младшего ефрейтора пробежал по спине холодок. Он вымученно улыбнулся и поспешил перевести разговор на другую тему.
Однако на улице его разобрало любопытство, что значит действовать по‑другому?
Обер‑ефрейтор на мгновение заколебался, огляделся по сторонам, вынул из кармана листовку и протянул ее напарнику.
– Ну как? – через несколько минут спросил он.
– Откуда она у тебя?
– Один солдат дал мне ее в поезде.
– С какой целью?
– Не задавай идиотских вопросов, дружище. Пусть даже там не все правда, пусть… Давай попробуем дать ее почитать другим. И пусть тогда…
– Заткнись! Не дай бог, кто‑нибудь узнает…
– Что именно?
– Что мы ее читали.
Всю ночь младший ефрейтор пролежал с открытыми глазами. Несколько раз он переворачивался на живот и тихо всхлипывал, уткнувшись лицом в плоскую подушку. «А вдруг напарник покажет листовку еще кому‑нибудь и скажет ему, что я ее тоже читал?» Забылся он только под утро, но страх вновь и вновь возвращался в его сознание, заставляя скрежетать зубами от отчаянья.
Выслушав рапорт младшего ефрейтора, обер‑боцман, желая скрыть растерянность, внешне напрягся как пружина. Он искренне сочувствовал обер‑ефрейтору и очень не хотел сообщать об инциденте старшему помощнику. Но что если младший ефрейтор расскажет о нем еще кому‑нибудь?
В тот же день обер‑ефрейтор был арестован и доставлен в военную тюрьму в Бресте. В представленном военному трибуналу рапорте командир подводной лодки обвинил его в «подрыве боевого духа и подстрекательстве к мятежу».
К июлю 1944 года были казнены 836 моряков гитлеровского военно‑морского флота. В общей сложности за этот период военные трибуналы вынесли обвинительные приговоры 6850 офицерам, старшинам и матросам германских ВМС. В сухопутных войсках и военно‑воздушных силах число осужденных по политическим мотивам было гораздо ниже.
Возведенные на престол финансово‑промышленными магнатами заправилы Третьего рейха хорошо помнили ноябрь 1918 года и очень не хотели его повторения. Именно поэтому Дениц приказал прибегнуть к самым суровым мерам, чтобы искоренить в зародыше любые сомнения в окончательной победе гитлеровской Германии.
Шнорхель
В течение 1943 года нацистский подводный флот потерял 237 боевых единиц. Это объяснялось в первую очередь их небольшой скоростью подводного хода и отсутствием эффективно работающих радиолокационных приборов. Локаторы со звучными названиями «Метокс», «Градин», «Варце‑1» («Бородавка»), «Варце‑2», «Боркум», «Наксос», «Флиге» («Муха»), «Мюкке» («Комар»), «Тути» и «Гема» уступали по своей мощности радарам, установленным на патрульных самолетах морской авиации союзников. Они позволяли засечь подводную лодку в радиусе 80 миль.
Сперва было высказано предположение, что каучуковое покрытие корпуса субмарины способно поглощать импульсы гидроакустической аппаратуры. Однако эксперименты с каучуком не дали сколько‑нибудь значительного практического результата. К тому же в Германии не оказалось необходимого количества этого полимера природного происхождения. В конце концов специалисты из секретных лабораторий по конструированию новых видов морских вооружений обнаружили наиболее эффективное, по их мнению, средство противодействия вражеским локаторам – так называемый «шнорхель». Он представлял собой трубу с двумя каналами для подачи атмосферного воздуха и выпуска отработанных газов и обеспечивал работу дизелей лодки на перископной глубине. Поэтому его верхняя часть выходила на поверхность моря.
Впервые такого рода устройство было установлено на американской субмарине в 1897 году. Впоследствии его в ограниченных масштабах использовали в двадцатых годах итальянцы и голландцы. После оккупации Голландии были захвачены три подлодки, оборудованные воздухозаборными трубами, но только в 1943 году начались эксперименты по усовершенствованию их конструкции. На верхних концах шнорхелей были установлены специальные клапаны, автоматически закрывающиеся при высокой волне.
Шнорхель позволял подлодке в течение длительного времени не подниматься на поверхность для подзарядки истощившихся аккумуляторов. Но вскоре выяснилось, что он обладает двумя серьезными недостатками. Во‑первых, при движении со шнорхелем возникал сильный шум, заглушавший гидроакустические приборы. Во‑вторых, при очень сильном шторме выставленную наружу шахту все же заливало водой. В итоге применение шнорхеля так и не дало ожидаемого эффекта. Кроме того, усиление боевого охранения конвоев не позволяло субмаринам выйти на дистанцию выстрела. Если еще год назад они часто проникали внутрь походного ордера, то теперь такой маневр был равносилен самоубийству. В январе – марте 1944 года Атлантику почти без потерь пересекли 105 конвоев, состоявшие из 3360 кораблей. За это же время погибла 51 немецкая подводная лодка. Деницу и его ближайшему окружению оставалось лишь уповать на ввод в строй субмарины нового проекта.
