Предложение руки и сердца. Дерево рухнуло

 

 

Август. Два года спустя

 

Если наши родители и знали, что мы с Кайлом часто занимаемся сексом, они ничем этого не показывали. Разумеется, мы соображали, когда и где уединяться. Два или три раза в неделю мать Кайла ходила в клуб по интересам – для тех, кто собирает вырезки в альбом; его отец почти безвылазно работал в Вашингтоне, поэтому мы встречались в основном в комнате Кайла. Мои родители бывали дома чаще, но их не интересовало, сколько времени я провожу в доме Кайла. Конечно, мы говорили, что занимаемся, делаем домашние задания или смотрим фильмы. Мы действительно все это делали, только не в таком объеме, как говорили родителям.

Когда с разницей в два дня нам исполнилось восемнадцать лет, наши родители решили вместо экстравагантной вечеринки подарить нам уикенд в коттедже на берегу озера, к северу от нашего городка. Мы просили об этом все лето, а они отвечали, что подумают. Мы почти пали духом, когда нас вызвали для разговора.

– Вам теперь по восемнадцать, вы уже официально взрослые, – начал отец Кайла в качестве вступления. – Встречаетесь целых два года. Мы понимаем смысл этой поездки… и ничего не имеем против. Сами были молоды.

Всем стало неловко, но папаша Кайла откашлялся и продолжал хорошо поставленным голосом опытного конгрессмена:

– Суть дела в том, что мы решили отпустить вас в эту поездку вдвоем, и по этому поводу я обязан кое‑что сказать. Пусть это неудобно и интимно, но обговорить необходимо. Вы уже не подростки, вы теперь взрослые люди и несете определенную ответственность. Вам дали хорошее воспитание, чтобы вы выросли умными и умели принимать правильные решения. У нас уже были разговоры на эту тему, но я считаю нужным повторить это вам обоим.

– Говори уже, пап, – вздохнул Кайл.

– Мы призываем вас быть осторожными. Предохраняйтесь! – Мы с Кайлом переглянулись, но промолчали. – Я человек заметный, твой, Нелл, отец тоже на виду. Вы обязаны отнестись к этому со всей серьезностью. На данном этапе карьеры я не могу допустить скандала. В воздухе носится идея выставить через два года мою кандидатуру на президентский пост, и вам, конечно, не нужно объяснять, насколько для меня важна безупречная репутация.

– Пап, мы будем осторожны, – сказал Кайл. – Обещаю, мы будем предохраняться.

Мои родители сверлили меня взглядами. Я поняла – от меня тоже ждут обещания.

– Я принимаю противозачаточные, ясно? С тех самых пор, как мы… ну, вы поняли. И мы пользуемся чем надо. Не будет никаких случайных беременностей, понятно? Можно на этом закончить?

– Это было бы великолепно, – пробормотал Кайл.

– И сколько это у вас тянется? – спросил мой отец.

Мы с Кайлом снова переглянулись.

– Вряд ли это так уж важно, сэр, – сказал Кайл.

– Это очень важно, – грубо и угрожающе отрезал отец, жестко глядя на Кайла. – Она моя дочь. Так сколько?

Я порадовалась, что он смотрит не на меня: это и в самом деле было страшно.

Кайл выпрямился.

– Извините, мистер Хоторн, но я считаю это нашим личным делом. – Он встал, за ним встала я. Остальные тоже поднялись. – Я еще не говорил об отношениях с Нелл ни с одним из своих друзей и, при всем уважении, не собираюсь обсуждать это с вами, сэр. Это слишком интимная тема.

Мой отец кивнул и протянул Кайлу руку. Они обменялись рукопожатием.

– Хороший ответ, сынок. Мне он не нравится – видимо, у вас началось раньше, чем я предполагал, но я уважаю твое желание оставить это между вами. Что ж, главное, оберегай репутацию моей дочери.

Кайл кивнул:

– Я люблю вашу дочь, сэр, и никогда не сделаю ничего, что обидит ее или оскорбит, равно как и вас и моих родителей.

Я взяла Кайла за руку, гордясь им. Мой отец кого угодно заставит присмиреть. Я уже несколько раз ездила к нему в компанию – я собираюсь поступать на отделение «бизнес и управление» в Сиракузский университет – и успела узнать и этот жесткий взгляд, и резкий тон, которым папа распекал подчиненных. Получавший головомойку всякий раз реагировал одинаково: трясся как осиновый лист и готов был бежать со всех ног, чтобы выполнить требование начальника. Взглянув на мистера Кэллоуэя, я увидела, что он тоже горд тем, как сын справился с ситуацией.

Мы немного рассказали о планах на уикенд, и нам с Кайлом дозволили идти собираться. Поднявшись в мою комнату, Кайл плюхнулся на кровать и потер лицо руками.

– Елки‑палки, ну и грозный же у тебя папаша!

Я уселась на Кайла верхом и принялась целовать.

– У‑у, что ты! Солидные дядьки чуть штаны не мочили, когда папа их отчитывал. – Я легонько куснула Кайла за подбородок. – Я горжусь тобой, малыш. Хорошо держался.

Он взял меня за ягодицы и придвинул к себе.

– А награду я получу?

Я засмеялась и отодвинулась.

– У озера, не раньше.

Мы быстро собрались – все уместилось в одну из огромных футбольных сумок Кайла. Укладывать наши вещи вперемешку казалось нам чем‑то очень взрослым и семейным.

Я заметила, что Кайл, собираясь, что‑то взял из ящика с носками и сунул в задний карман джинсов. Что‑то совсем маленькое, я не разглядела. Я вопросительно посмотрела на него, но он только пожал плечами и улыбнулся. Я не стала настаивать. Кайл мне не солжет и ничего не утаит, поэтому я и не волновалась.

В машине Кайл сел за руль, а я занялась наведением порядка в кошельке. Вытряхнула старые квитанции, корешки билетов с концертов и на фильмы, полдюжины подарочных карточек «Старбакса» и «Карибу», пустых или с остатком в несколько центов. Среди хлама нашлась записка, которую Кайл написал полтора года назад. Я с улыбкой перечитала. Боже, будто сто лет прошло… Я помню дрожащую девчонку, какой была в тот вечер. За два года мы с Кайлом открыли друг в друге чудесную страну наслаждений. Он научился доводить меня до сладостного трепета и дальше до самой вершины. Я узнала радостное умиротворение в объятиях Кайла после любви и сонное, дурманящее удовольствие от занятий любовью в дремотную летнюю жару на одеяле для пикника под нашим деревом на холме.

Кайл взглянул на меня и улыбнулся при виде записки.

– Ты ее еще не выбросила? По‑моему, она страшно слюнявая.

Я прижала листок к груди с выражением ужаса на лице.

– Я ее никогда не выброшу, черствое ты чудовище. Я ее обожаю. Она милая, и прекрасная, и вызывает улыбку.

Кайл покачал головой и включил «Я, ты и любовь» «Эветт бразерс». Взявшись за руки, мы слушали песню, под которую занимались любовью столько раз, что я сбилась со счета. Взглянув друг на друга, мы отвели глаза, охваченные общими воспоминаниями.

До озера ехать было несколько часов, и я в конце концов заснула. Проснулась, когда губы Кайла коснулись моих, а его голос шепнул: «Мы на месте».

Кайл, опираясь на дверцу с моей стороны, гладил меня по щеке тыльной стороной ладони. Я томно потянулась и, не опуская рук, обняла его за шею.

– Я совсем сонная. Отнеси меня.

Пока я потягивалась, Кайл покрыл поцелуями мою шею, отчего я зашлась смехом, подхватил меня на руки, без усилий вынес из машины и поднялся со мной по ступенькам на крыльцо.

– Ключи у меня в кармане, – сказал он.

Я сунула руку в его карман, вытянула связку и начала перебирать, пока Кайл не указал на правильный. Я быстро отперла дверь, сидя на руках у Кайла. Он ничем не выдавал напряжения, только сжимал губы. Перешагнув через порог, он внес меня в гостиную и остановился у лестницы на второй этаж.

– Держись крепче, – сказал он. – Поднимаемся.

Я начала брыкаться, стараясь вырваться.

– С ума сошел! Зачем же меня наверх тащить?

Он отпустил меня, но едва мои ноги коснулись ступеньки, как Кайл наклонился ко мне, заставив попятиться. Приземлившись на задницу, я вскарабкалась повыше, притянув его к себе для поцелуя, не обращая внимания, что край ступеньки врезается в спину, а волосы прижаты плечом к следующей ступеньке. Не успела я глазом моргнуть, как вновь оказалась на руках у Кайла, и мы начали подниматься на второй этаж. Я слышала его напряженное дыхание, но он внес меня в большую спальню и уложил на кровать, залез на нее сам и стащил с меня футболку. Чуть помедлив, он принялся ласкать мои груди. Я выгибалась навстречу ласкам, расстегивая его джинсы.

Мы едва не сломали ту кровать.

Когда потом мы лежали, блаженствуя, и пальцы Кайла выводили узоры у меня между грудей, он повернулся и встретился со мной взглядом. Он был серьезен.

– Что ты решила насчет колледжа?

Мы уже некоторое время обсуждали это. Пройдя тест на проверку академических способностей и тестирование для колледжей, мы подали заявления сразу в несколько учебных заведений. Мы обсуждали, куда хотим пойти, чем заниматься. Вот о чем мы не говорили, так это в один ли университет будем поступать. Наш разговор на эту тему ограничивался негласным соглашением, что разлучаться мы не будем и колледж выберем такой, куда возьмут обоих.

Вопрос был мне неприятен. Я пожала плечами.

– Я думала в Сиракузский или в Бостонский. В общем, куда‑нибудь на Восточном побережье. Хочу пойти на бизнес и управление.

Кайл несколько секунд не отвечал, из чего я заключила, что мой ответ его огорчил.

– Меня берут в Стэнфорд. Предлагают огромную стипендию.

– Футбол?

– Да.

Что ж, следовало ожидать. Оценки у Кайла были хорошие, и размер стипендий его, как правило, не устраивал. За последние несколько месяцев его пригласили к себе несколько университетов, но он ожидал большего. Вот и дождался.

– Стэнфорд в Калифорнии. – Мой голос прозвучал чересчур ровно.

– А Сиракузский – в Нью‑Йорке. – Его рука замерла на моей коже. – Вообще‑то меня и в Пенсильванский приглашали…

Я кивнула.

– Вопрос в том, вместе ли мы будем это решать. Что, если ты сочтешь, что для тебя лучше Стэнфорд, а я захочу пойти в Сиракузский универ?

– Не знаю, – не очень огорченно сказал Кайл. – Сам об этом думаю. Предложение Стэнфорда очень интересное, от такого трудно отказаться. Пенсильвания тоже хорошо, но Стэнфорд – это Стэнфорд. – Он пожал плечами, будто не в силах найти сравнение Стэнфорду.

Пауза затянулась. Я не знала, как закончить разговор. Наконец я села.

– Ладно, хватит об этом. Я есть хочу.

Кайл облегченно вздохнул, будто с плеч упала тяжесть. Мы включили гриль и очень по‑семейному жарили бургеры и кукурузные початки. В кладовой стояла упаковка «Будвайзера», оставшаяся после недавней вечеринки, и мы выпили пива. Ни Кайл, ни я вечеринок не любили. В гостях у друзей мы выпивали бокал‑другой, но до беспамятства не напивались. Я упилась всего однажды, причем в компании Кайла. Мы упросили двоюродную сестру Бекки, Марию, купить нам литровую бутыль «Джека Дэниэлса» и пронесли ее на мостки за домом, пока родители смотрели трансляцию какого‑то политического заседания.

Сперва состояние опьянения даже понравилось, но вскоре началась, что называется, кислая отрыжка после сладкого греха. Меня вырвало, после чего я отключилась прямо на мостках. Кайл дотащил меня до кровати и приглядывал, чтобы я не задохнулась, подавившись собственной рвотой. После этого я решила: надираться – не мой конек. А некоторые мои подруги просто живут вечеринками, напиваются и спят с кем попало.

У меня есть Кайл, и больше мне никто не нужен.

После ужина мы развели у озера костер и купались обнаженными, смеясь и бегая друг за другом по берегу бухточки. На озере был остров около четверти мили в длину, маленький клочок земли с щетинистыми соснами, кустами и тоненькой полоской пляжа. Мы с Кайлом плавали на этот остров еще детьми, и сегодня, вынырнув, занялись любовью на песке, а после лежали обнаженными на теплом августовском воздухе, глядя на мерцающие звезды и болтая ни о чем и обо всем, старательно обходя тему выбора университета и нашего будущего. У меня было тяжело на сердце – я чувствовала, что эту проблему не решить запросто и к удовольствию сторон. Кайл настроился на Стэнфорд – это читалось в его глазах, угадывалось в голосе, а я очень хотела на Восточное побережье, ближе к финансовому центру – Нью‑Йорку. В мои планы входило окончить университет по специальности «бизнес и финансы» и пройти хорошую стажировку в Нью‑Йорке, после чего прийти в папину компанию – по заслугам, а не по знакомству, без неоправданной протекции.

Папа рвался ввести меня в совет директоров, едва получу диплом, но я твердо решила делать карьеру самостоятельно. У Кайла с родителями была похожая проблема: отец хотел, чтобы Кайл пошел по его стопам и стажировался в Вашингтоне. Подсуетившись, он обеспечил сыночку роскошное теплое местечко при политике. А Кайла манил мир спорта. Играть в мяч за университет, стать профессионалом, а если не удастся, то тренером – это был больной вопрос, но Кайл, как и я, твердо решил не плясать под чужую дудку.

Мне не хотелось просить его отказаться от вожделенного колледжа ради меня. Бизнес и финансы изучают в каждом университете, а со связями мистера Кэллоуэя и моего папы я попаду в любой колледж по выбору.

Ради любви к Кайлу я готова была изменить свои планы. Кайл был настроен выбирать из лучших предложений, в которых у него недостатка не было, поэтому я не особо волновалась.

Завернувшись в полотенце, я сидела у огня и смотрела, как Кайл перебирает гитарные струны, глядя куда‑то вдаль. Предстояло что‑то решить. Поеду ли я за Кайлом, потому что люблю его, или все же начну воплощать в жизнь свой план?

Тогда я еще не знала, что сама жизнь не оставит мне выбора.

Субботу мы провели в праздности, на понтонной лодке. Мы пили пиво и ели бутерброды, занимались любовью и слушали музыку на моем айподе. И старательно избегали неприятного разговора, наслаждались друг другом, любовались синей рябью озера, необъятностью бледно‑голубого неба и свободой от чужих честолюбивых ожиданий.

Дома над нами тяготела репутация семьи. Мой отец метил в мэры нашего городка, а Кайлу тем более приходилось быть очень осторожным в своих поступках – с тех пор, как его отец собрался баллотироваться в президенты, за каждым шагом семьи Кэллоуэй пристально следили массмедиа. Мы с Кайлом только и думали, как бы нас не застали в какой‑нибудь сомнительной, компрометирующей ситуации, не говоря уже о том, чтобы ненароком сделать или сказать что‑нибудь, способное бросить тень на репутацию конгрессмена Кэллоуэя.

Здесь, у озера, мы были свободны.

Воскресенье было дождливым, и мы остались в коттедже, смотрели фильмы, а на ужин поехали в единственный приличный ресторан в часе езды – действительно элитное итальянское заведение, где Кэллоуэев хорошо знали. Кайла приветствовали по имени и немедленно нашли столик, хотя на улице ожидала толпа отдыхающих.

Это был еще один приятный, но несколько неловкий ужин, омраченный неизбежностью предстоявшего непростого разговора. Мне предстояло отправить официальное согласие на учебу в Сиракузском университете либо просить наших отцов поднять свои связи и пропихнуть в Стэнфорд и меня. Время истекало. Мы долго тянули с ответом, к вящему огорчению наших родителей. Пора. Уже август, а учебный год начинается, как известно, в сентябре.

Едва я открывала рот, чтобы начать разговор, Кайл всякий раз опережал меня, словно зная, что я скажу. Обратно мы ехали в напряженном молчании. Кайл держал руку в кармане своих «докерс» и поглядывал на меня с загадочным видом. Мы подъехали к дому и некоторое время сидели, глядя, как капли дождя распластываются на ветровом стекле. Огромные сосны, окружавшие коттедж, раскачивались и гнулись под ветром, превратившимся уже в настоящий шквал. С бьющимся сердцем я смотрела, как одна из сосен под порывами ветра согнулась почти вдвое, и внутренне собралась, ожидая, что она вот‑вот треснет. Судя по направлению ветра, сломавшись, дерево рухнет на крышу коттеджа и нашу машину.

Кайл посмотрел на меня, и я увидела на его лице капли пота, несмотря на прохладу в машине. Вцепившись в обтянутый кожей руль, он поглаживал его пальцами, что делал только в минуты волнения или сильного огорчения. Я ждала, понимая, что торопить его сейчас не надо.

Он снова посмотрел на меня, глубоко вздохнул и вынул руку из кармана. У меня бешено заколотилось сердце – я только сейчас поняла, в чем дело. Боже мой. Боже мой! Он собрался сделать мне предложение. Нет, нет, я к этому еще не готова!

Он разжал ладонь, и там, конечно, оказалась маленькая черная коробочка с тонко выведенной золотом надписью «Кей джувелерс». Прикусив губу, я старалась не дышать слишком часто и не упасть в обморок.

– Кайл, я…

– Нелл, я люблю тебя. – Его рука слегка дрожала, когда он открыл футляр, откуда сверкнуло великолепным квадратным бриллиантом карата в четыре кольцо простого и прекрасного дизайна, вселившее в меня ужас. – Я не могу жить без тебя ни минуты. Мне все равно, что будет с футболом и колледжем, ты для меня всего дороже. Мы придумаем, как остаться вместе, сейчас и в будущем.

Он вынул кольцо и подал его мне. Дождь часто стучал по ветровому стеклу, ветер завывал, как банши – машина раскачивалась под его порывами. Ну почему сейчас, думала я, и здесь? В машине, в ливень? Не в ресторане за ужином, не у костра, с которым у нас связано столько воспоминаний? Сердце понеслось галопом, глаза щипало, все вокруг начало подпрыгивать и расплываться. Губа заболела, и я ощутила во рту привкус крови. Я заставила себя разжать зубы, чтобы не прокусить губу насквозь.

– Нелл, ты выйдешь за меня замуж? – нарушил молчание Кайл.

– Боже мой, Кайл, – кое‑как выговорила я, напрягая сведенное судорогой горлом. – Я люблю тебя, клянусь, но… замуж, сейчас? Не знаю. Я не знаю. Как же можно? Нам на прошлой неделе всего восемнадцать исполнилось. Я люблю тебя, я хотела тебе сказать, что, как и ты, буду поступать в Стэнфорд, папа договорится о переводе, ничего, что поздно… – Я затрясла головой и зажмурилась, чтобы не видеть полных обиды и недоумения глаз Кайла.

– Подожди… – Он помотал головой, немного отодвинув кольцо. – Ты что, отказываешь?

– Это… преждевременно, Кайл. Не то чтобы я тебя не любила, но…

Меня охватили сомнения.

Я не встречалась ни с кем другим – не важно, что мне и не хотелось, – и временами казалась себе совсем юной. Я никогда не расставалась с родителями больше, чем на неделю. Я еще никогда не уезжала из дому. В эти выходные я впервые поехала куда‑то без папы с мамой. Мне хотелось узнать жизнь, немного повзрослеть. Я не готова выйти замуж.

Но я не смогла этого сказать. Только качала головой, а слезы капали не хуже дождя снаружи. Я открыла дверцу машины и выбралась, не обращая внимания на крики Кайла с просьбами подождать. За пару секунд промокла насквозь, но мне было все равно.

Я слышала, как Кайл бежит за мной. Я убегала не от него, а от сложившейся ситуации. Я остановилась. Высокие каблуки скользили и зарывались в мокрый гравий.

– Нелл, я не понимаю. – Его голос звучал ниже и грубее от эмоций. Дождь заливал его лицо, и я не понимала, плачет он или нет. – Я думал… Мне казалось, это будет наш следующий шаг…

– Обязательно будет, только не сейчас. – Я вытерла лицо и шагнула к Кайлу. – Я люблю тебя, люблю всем сердцем, но еще не готова к помолвке. Мы оба не готовы. Мы еще дети, три месяца назад школу окончили.

– Я знаю, что мы молоды, но… ты – то, чего я хочу, и все, чего я хочу. Мы могли бы жить семьей и… быть вместе, взрослеть вместе…

– Мы и так можем жить вместе. Давай снимем квартиру. Может, не прямо сейчас, но… скоро. – Я отвернулась, расстроенная своей неспособностью выразить, почему я не готова. – Кайл, просто это слишком рано. Разве ты сам не понимаешь? Я не хочу разлучаться, я поеду с тобой в Стэнфорд, буду с тобой везде, куда бы ты ни отправился. Я выйду за тебя замуж, только не сейчас. Через несколько лет. Давай окончим университет и мало‑мальски наладим карьеру. Повзрослеем немного.

Теперь отвернулся Кайл. Он провел ладонью по мокрым волосам, отчего с них слетела водяная пыль.

– Мы говорим, как наши предки. Ты – в точности как твой отец. Я его спрашивал, чтоб ты знала. Поэтому они нас сюда и отпустили. Он сказал – не уверен, что мы готовы, нам нужно время, чтобы лучше узнать жизнь, но поскольку ты уже взрослый человек, в случае твоего согласия он не видит препятствий для нашей помолвки.

Дождь унялся, но ветер дул сильнее, чем прежде. Деревья вокруг гнулись, как былинки. Даже сквозь завывания шквала было слышно, как скрипят стволы. В ночном небе сверкнула молния, затем еще одна, и небо раскололось от грома, настолько мощного, что он показался ударом под ложечку. Снова хлынул дождь, холодный, хлещущий что было сил.

– Я люблю тебя, Кайл. – Я шагнула вперед, протягивая к нему руку. – Пожалуйста, не сердись на меня.

Он отвернулся, сжав пальцами переносицу.

– Я думал… ты этого хочешь…

– Давай зайдем в дом, ладно? И обо всем поговорим. Здесь небезопасно находиться. – Я снова попыталась тронуть его за рукав, но он отодвинулся.

Снова сверкнула молния – так близко, что волоски у меня на руках поднялись, как наэлектризованные, а в воздухе запахло озоном. Деревья стонали и гнулись, напор ветра стал таким, что меня бросало из стороны в сторону, а машину раскачивало.

Я покачала головой и прошла мимо Кайла к коттеджу.

– Я пошла в дом. Оставайся тут, если решил быть неблагоразумным.

Над головой снова раздался оглушительный треск, но это была не молния. Будто выстрелила пушка или петарда взорвалась под ногами. У меня все сжалось от страха. Я замерла, успев поставить ногу на первую ступеньку, подняла голову и увидела приближающуюся смерть.

Дерево сломалось. Как в замедленной съемке, на меня валилась огромная старая сосна. Я слышала, как с хрустом подается крыша, как отскакивает и трескается сайдинг, как сыплются кирпичи. Я не могла сдвинуться с места, зачарованно глядя на мокрый блестящий ствол, черным мазком выделявшийся на фоне темно‑синего неба, на длинные темно‑зеленые иглы, трепетавшие на ветру.

За спиной что‑то крикнул Кайл, но слова потонули в шуме ветра и в объявшем меня ужасе. Я не могла двинуться с места. Надо было бежать, но ноги не слушались. Я смотрела на падающее дерево и не могла даже закричать.

Что‑то с силой врезалось мне в спину, опрокинув на бок, и сразу послышался глухой удар дерева о землю. В ушах звенело, дыхание сбилось – я хватала воздух ртом. Я лежала на боку. Одна рука оказалась подо мной, странно вывернутая. Секундой позже пришла мучительная боль. Сломала, подумала я. Перекатившись на спину, я не удержала крика из‑за отвратительного хруста, за которым последовала новая волна острейшей боли. Я посмотрела на прижатую к груди руку и увидела кровь, смешивающуюся с дождем, блестящими полосками стекавшую по коже. Предплечье было вывернуто под неестественным углом, у локтя торчал белый обломок кости. Я едва успела повернуться на бок – вырвало.

И тут меня сильнее, чем громом, поразила мысль – Кайл!

Извиваясь, я кое‑как встала на колени, прижимая покалеченную руку к животу, и у меня вырвался новый крик, перекрывший ветер и гром. Гигантская сосна, рухнувшая на поляну, разрушила полдома – правую сторону буквально снесло. «Камаро» тоже пострадала – лобовое стекло вдребезги, капот, крыша и багажник сплющены. Обломанные ветки торчали из земли колючками и щепками, зеленые иглы кроны упавшей сосны заслоняли небо и землю.

Вдруг я увидела пустой ботинок. Черная мужская вечерняя туфля, слетевшая с ноги Кайла. Эта картина – черный кожаный ботинок, мокрый от дождя, с испачканным в глине мыском – останется в моей памяти навсегда.

Кайл лежал, придавленный сосной, его ноги скребли по грязи и щебню, будто ища опоры. Я снова закричала, не слыша своего голоса. Я чувствовала крик в горле, боль в голосовых связках.

На коленях поползла через гравийную дорожку, опираясь на здоровую руку. Меня передернуло от боли, когда я неосторожно подтянулась на сломанной руке. Я доползла до ног Кайла и перегнулась через ствол между футовой толщины ветками, расплющенными в зазубренные копья.

– Кайл! Кайл! – Я слышала, как его имя срывается с моих губ отчаянной мольбой.

Он шевельнулся и повернул голову, ища меня. Он лежал ничком, лицом вниз. Щека вымазана в грязи. Кровь, сочившаяся со лба, размазалась по носу и рту. Я перебралась через дерево, опираясь одной рукой, обдирая колени о кору, вымазав смолой бедра и икры. Платье зацепилось за ветку и порвалось, открыв мою плоть беспощадному небу. Пытаясь освободиться, я упала на плечо, и что‑то сдвинулось в моей несчастной руке. От боли перехватило дыхание – меня трясло, а я не могла даже закричать. Глаза широко открылись и встретились со взглядом Кайла. Он медленно моргнул и зажмурился, потому что розовая струйка дождя, смешанного с кровью, попала ему в глаз. Дышал он с трудом, странно посвистывая при каждом вздохе. Из угла рта стекала струйка крови.

Я изогнулась, стараясь не давить на сломанную руку, – и тут я увидела. Сосна не просто придавила Кайла, одна из веток пробила его насквозь. У меня вырвался новый крик, перешедший в сипение – сорвался голос.

Здоровой рукой я стерла дождевую влагу с его лица и кровь с щеки и подбородка.

– Кайл? – У меня получился шепот, прерывистый, чуть слышный.

– Нелл… Я люблю тебя.

– Все будет в порядке, Кайл, я тебя тоже люблю. – Я заставила себя подняться на ноги, уперлась плечом в ствол и напряглась изо всех сил, пытаясь приподнять сосну. – Я тебя вытащу. Отвезу в больницу. Тебя вылечат. В Стэнфорд поедем вместе.

Дерево сдвинулось, и Кайл застонал от боли.

– Перестань, Нелл… Не надо…

– Нет, нет, я должна, должна тебя вытащить. – Я нажала снова, поскользнулась в грязи и проехалась лицом по коре.

Я упала на землю рядом с Кайлом. Его рука двинулась, поползла по грязи и сжала мою.

– Сил не хватит, Нелл. Ты подержи меня за руку. Я люблю тебя. – Он неотрывно смотрел мне в лицо, будто запоминая черты.

– Я люблю тебя, Кайл. Ты поправишься. Мы поженимся… пожалуйста… – слова текли несвязно, прерываемые рыданиями.

Я заставила себя подняться, неверными шагами пошла к машине – красная с двумя черными полосами на капоте «Камаро» была смята, как консервная банка, – и сунула руку в разбитое окно, ища свою сумку. Осколок стекла прочертил на коже длинную алую линию, но я не почувствовала. Кое‑как прижимая сумку к груди сломанной рукой, я нашарила телефон и торопливо провела пальцем по экрану, снимая блокировку. Ткнув в бело‑зеленую иконку, я едва не уронила телефон. Забытая сумка упала в грязь.

Спокойный женский голос пробился сквозь окружающий ужас:

– Девять‑один‑один, что у вас случилось?

– Дерево упало… мой бойфренд оказался под ним. По‑моему, он сильно пострадал. Кажется, большая ветка… пожалуйста, пожалуйста, приезжайте и помогите ему, – несвязно говорила я, не узнавая своего голоса, в котором звучали безнадежность и ужас.

– Назовите ваш адрес, мисс.

Я затопталась на месте, бестолково поворачиваясь в разные стороны.

– Я не… я не знаю! – Адрес я, конечно, знала, но вспомнить не могла. – Девять три четыре… – говорить мне помешало рыдание. Я рухнула на землю рядом с Кайлом. Острый гравий вонзился в колени и бедро.

– Назовите ваш адрес, мисс, – спокойно повторила оператор.

– Девять… три… четыре… один… Рейберн‑роуд, – прошептал Кайл.

Я повторила адрес оператору.

– К вам выехали, мисс. Хотите, я побуду с вами на телефоне?

Ответить я не смогла. Я уронила телефон, слышала, как ее голос повторил вопрос. Я рассеянно смотрела, как дождь пятнает экран с красным столбиком «закончить разговор». Белые иконки «пауза» и «клавиатура» стали серыми – операторша положила трубку либо пропала связь. Я потянулась за телефоном, будто это могло помочь Кайлу. Я схватила его, но сломанной рукой. Пальцы не слушались, и красная жидкость смешивалась с дождем на потемневшем экране, стекая по руке и капая с пальцев.

Я повернулась к Кайлу. Его глаза стекленели, глядя куда‑то вдаль. Я взяла его руку в свою и легла щекой в грязь, ближе к его лицу.

– Не оставляй меня. – Я едва расслышала собственный голос.

– Я… я не хочу, – прошептал он. – Я люблю тебя. Я люблю тебя… – Казалось, сейчас он помнит только эти слова. Он повторял их снова и снова, а я отвечала, словно эти слова удерживали его здесь, в жизни.

Вдалеке послышался вой сирены.

Кайл испустил прерывистый вздох и сжал мою руку, но сил у него уже не осталось – пожатие получилось совсем слабым. Его глаза часто‑часто заметались, ища меня.

– Я здесь, Кайл. Я рядом. Сейчас прибудет помощь. Не уходи. Не сдавайся, – рыдала я. Его взгляд скользнул по моему лицу, словно не видя.

Я приникла к его губам, ощутив вкус крови. Губы Кайла показались мне холодными. Но он же лежал под дождем, вот и замерз, правильно? Конечно. Он просто замерз. Я поцеловала его снова.

– Кайл, поцелуй меня. Ты мне нужен. Проснись. – Я поцеловала его в третий раз, но губы Кайла остались холодными и неподвижными. – Проснись. Проснись. Пожалуйста. Мы обязательно поженимся. Я люблю тебя.

Чьи‑то руки подняли меня и увели. Я слышала, как меня о чем‑то спрашивали, но слова не доходили до сознания. Кто‑то кричал. Неужели это я? Кайл лежал неподвижно. Он не умер, он просто замерз. Не умер. Нет. Нет. Его рука застыла так, будто он держал мою, но я была далеко, уплывала куда‑то, уносимая ветром.

Я ничего не чувствовала, даже боли, когда задели сломанную руку, пока клали меня на носилки. Я видела Кайла – далеко, еще дальше, и снова какие‑то голоса задавали мне вопросы, осторожно делали что‑то со сломанной рукой. Боль казалась далекой, как затихший уже гром. Как дождь, холодный и забытый.

Я люблю тебя. Я говорю это вслух?

Кто‑то пытается разжать мне кулак – я что‑то сжимаю в здоровой руке. Надо мной взошло круглое лицо человека средних лет, который произносил неслышные слова, двигая губами. Глаза закрылись, накрыв меня темнотой, как одеялом, затем свет вернулся – веки поднялись. Я втянула воздух и сделала выдох. И снова. И снова. Я бездумно гадала, почему я по‑прежнему дышу. Кайла нет. Зачем теперь дышать?

На рот и нос мне кладут что‑то холодное, твердое и чистое, и я снова вдыхаю.

Я поглядела на свой сжатый кулак. Что я держу? Я не знала.

Я заставила пальцы расслабиться, и на ладони показался серебристый ободок со сверкающим бриллиантом. Я попыталась надеть его на левую руку, где ему место. Я скажу Кайлу, когда выйду из больницы: «Я люблю тебя и выйду за тебя замуж». Но сперва я должна надеть кольцо. Толстая рука с пальцами, поросшими черными волосами, взяла кольцо с моей ладони и надела на безымянный палец правой руки. Не той руки. Что‑то красное замарало серебристый металл, и я потерла руку о колено, о мокрое платье, оттирая красноту.

Доброе лицо, глубоко посаженные бледно‑голубые глаза, над мясистыми щеками. Губы двигаются, но я не слышу звуков. Подает мне что‑то. Телефон. Мой телефон? Я нажала круглую кнопку с прямоугольником. Там есть Кайл, такой красивый, и мы целуемся. Мой телефон.

Я в замешательстве перевела взгляд с телефона на этого человека. Кажется, человек чего‑то от меня хочет. Он показал на телефон и что‑то сказал.

Из ушей словно выдернули пробки.

– Мисс, вы можете кому‑нибудь позвонить? – Его голос был низким и гортанным.

Я смотрела на него. Звонить? Кому я должна звонить? Зачем?

– Вы меня слышите?

– Д‑да. Слышу. – Мой голос звучит слабо, медленно.

– Как вас зовут, милая?

– Меня зовут?

Я снова уставилась на него. У него прыщ на лбу, красный, воспаленный. Надо бы выдавить.

– Нелл. Нелл Хоторн.

– Нелл, вы можете позвонить родителям?

О, он хочет, чтобы я позвонила родителям.

– Зачем?

Лицо надо мной сморщилось, глаза медленно закрылись и открылись, словно он собирался с духом.

– Произошел несчастный случай, помните? Вы пострадали.

Я опустила глаза на руку, которая болела, но как‑то отдаленно, и вновь подняла взгляд.

– Несчастный случай? – В голове все кружилось, свиваясь в вихри, туманные и путаные. – Где Кайл? Мне надо сказать ему, что я его люблю… И выйду за него замуж.

И тут я все вспомнила. Рухнувшее дерево. Я, лежащая без движения, и остекленевшие глаза Кайла.

Я услышала крик и рыдания. Телефон выпал у меня из пальцев. Где‑то далеко послышался голос.

На меня навалилась тьма.

Последней мыслью стало, что Кайл умер. Умер. Меня спас, а сам умер. Рыдания отдавались эхом, вытекая из разбитого сердца.

 

Глава 5