Больше книг Вы можете скачать на сайте -  FB2books.pw 9 страница

Я очень любила эту фотографию. Трехлетний Бенни, сидящий передо мной на санках. Оба мы раскраснелись от быстрой езды и безудержного смеха. На Бенни серебристый комбинезон, который мы надели на него впервые в то Рождество, чтобы посадить на колени к Санта-Клаусу. Сейчас Бенни давно уже из него вырос.

Бенни подсунул мне под нос фото на коврике.

– Похоже, как будто волосы у нас с мамой одного цвета. Но это не так.

Зато когда-то было именно так. Ты просто забыл, малыш. За последние два года твои волосы сильно потемнели. А мои остались прежнего цвета.

Коврик вернулся обратно в коробку, откуда тут же было извлечено нечто, завернутое в тряпицу. Бенни держал это с таким трепетом, что становилось ясно: внутри что-то особенное.

– Смотри! – прошептал мальчик, демонстрируя мне последнее из имеющихся у него сокровищ.

Сережки. Простые металлические сердечки, на каждом из которых было выгравировано «Маме». Сэм и Бенни купили мне их ко Дню матери в киоске в торговом центре.

– Мамочка их очень любила. Говорила, что они красивые. Когда она проснется, я снова подарю ей. Как только она проснется… – Я прижалась покрепче к Бенни, и он обнял меня за шею. – Я говорил папе, а он сказал, что мама может не помнить, как я подарил их в прошлый раз. Но я думаю, она вспомнит. А ты как думаешь?

Бенни не плакал, но я утешительно лизнула его в щеку. Я точно знала, что непременно вспомню.

 

Я всегда с симпатией относилась к отцу Сэма, хотя они с сыном совершенно не похожи друг на друга. Если Сэм спокойный, непритязательный и добрый, часто замкнутый с посторонними, то Чарли из тех, для кого придумали прозвище «душа компании». Чего я не знала, так это насколько здорово с Чарли теперь, когда я стала собакой.

Мне нравилось шутливо рычать на старика, от этого в горле сладко щекотало, как при долгом полоскании. Чарли сражался со мной за обладание игрушечным фазаном почти столько, сколько мне хотелось. Мы играли в кухне, пока Чарли не вытянул меня на улицу и не свалился на крыльце. Я позволила ему открыть свой рот, чтобы он мог взять игрушку и зашвырнуть ее подальше в темноту сада. Что он и сделал. Потом еще раз. Потом снова и снова. Все равно недостаточно. Мне хотелось еще. Но Чарли уже выдохся. Как быстро они все выдыхаются! А я могла бы носиться туда-сюда за фазаном хоть всю ночь.

Сэм вышел из дома с двумя бутылками пива и протянул одну отцу.

– Жарко, – заметил он. – Если не возражаешь, давай посидим в доме. С кондиционером сейчас лучше.

– Только не для меня. Мне нравится во дворе. Отличные дни для собаки. Бенни заснул?

– Наконец-то.

– По-моему, он держится молодцом.

– Ты хорошо действуешь на него, пап. Мне кажется, он слишком тихий.

– Ты был таким же. – Чарли глотнул пива, и в животе у него тихонько заурчало. У него по-прежнему была густая русая шевелюра. Но с годами он стал круглее и мягче в тех местах, где у Сэма были сплошные острые углы. – Очень тихим мальчиком. Наверное, поэтому и решил стать фокусником.

– Но Бенни любит поговорить.

– Это уж точно. Не умолкая ни на секунду. Но с ним все будет хорошо, Сэм. Честное слово!

– Конечно, я знаю…

– Отличная идея – взять эту собаку.

– Ну…

Что это еще за «ну»?

– Она без поводка. Не боишься, что убежит?

– Это невозможно. Собака ходит за нами, как тень.

– А когда вас с Бенни не будет целыми днями? Он в школе, ты на работе…

Я замерла и даже прекратила обнюхивать газон, а потом подбежала поближе. Какая еще работа? У Сэма – работа?

– Собака приучена к дому. Лужи не делает.

– Да, но быть запертой целыми днями – для такой большой собаки это очень плохо.

Я чувствовала себя медиумом. Кажется, мне удалось внушить Чарли мысли на расстоянии.

– Я взял бы ее к себе, но у нас там ограничение на вес питомцев.

Чарли жил в интернате для престарелых в Сильвер-Спринг. Какое великодушное предложение! Я благодарно ткнулась носом в его руку.

– Меня больше беспокоит не Сонома, а Бенни. – Сэм поставил пиво на ступеньку и достал колоду карт, которую всегда носил в кармане. – Очень плохо, что меня не будет дома, когда он станет приходить из школы.

– И что же ты будешь делать?

– Наша соседка предложила брать его к себе. У нее двое мальчишек возраста Бенни, так что может получиться неплохо.

Моника?

– Ммррр!

– Не сейчас, Сонома! – Сэм решил, что я хочу играть.

– Что ж, звучит неплохо. Должно сработать. Дети быстро привыкают, – философски заметил Чарли. – Когда они такие маленькие, то могут привыкнуть практически ко всему.

И так далее, и так далее. Я перестала слушать. Моника Карр будет каждый день забирать моего мальчика из школы? Почему? А где будет в это время Сэм?

– Дама пик!

– А теперь расскажи мне о своей работе! – сказал Чарли, выбирая произвольную карту из колоды, протянутой ему Сэмом.

– Дама пик, – подтвердил он, не удивившись, и вернул карту сыну.

– Не совсем то, чего я хотел. Надеялся устроиться на неполный день, но это оказалось нереально. С тех пор как я ушел с рынка, прошло много сокращений и слияний. Пришлось брать, что дают. Двойка треф.

Чарли снова выбрал карту и кивнул:

– Двойка треф. Но ты ведь ненавидишь эту работу.

– Нет, пап, не говори так, – невесело усмехнувшись, Сэм сосредоточился на колоде у себя в руке. – В любом случае это неважно. Я должен зарабатывать.

– Мне очень жаль, что приходится продавать дом на реке.

Сэм кивнул и пожал плечами.

– Я знаю, ты связывал с ним большие надежды, – тихо продолжил Чарли. – Хотел проводить больше времени с Лори и все такое…

Неужели это правда? Я попыталась разглядеть в полумраке выражение лица Сэма. Неужели он так хотел купить и отделать этот дом, чтобы проводить там больше времени со мной?

Чарли похлопал сына по колену, а когда я подошла ближе, стал трепать меня за уши и дуть мне на нос. Я отчаянно виляла хвостом, изображая готовность к игре.

– Ирония судьбы, – вдруг сказал Чарли.

– Ты о чем, пап?

– Лори всегда хотела, чтобы ты вернулся к работе.

Я обиделась и отошла от Чарли. И вовсе это было не так! А если и так, то Чарли не мог об этом знать. И Сэм не мог. Потому что я ни разу не произнесла этого вслух. Я смотрела на мужа, ожидая, что он скажет отцу, что тот не прав.

– Лори… – начал Сэм и осекся.

Ну же, говори!

– Лори считала, что выходит замуж за актуария. И не ее вина, что она оказалась в результате женою фокусника с непостоянной занятостью.

– Ах вот как? – Чарли вдруг резко выпрямился. – Что ж, насколько я помню, ты ведь тоже не думал, что женишься на…

Эй, папа, не надо!

– … на амбициозном трудоголике, на женщине, которую…

Папа!

– … волновали в этой жизни только показатели продаж и прибавка к зарплате. Хорошо, хорошо, извини, сынок. Но ты заговорил о том, что Лори разочаровалась в тебе, и я продемонстрировал, что это может работать в обе стороны.

Чарли! А я думала, что ты любишь меня!

Как это было несправедливо! Я отбежала дальше во двор, туда, куда не падал свет с крыльца. Если бы я могла исчезнуть, испариться! Я нашла пахнущий пылью плющ и постаралась зарыться в него поглубже.

Что плохого в том, чтобы любить свою работу? И вовсе я не была трудоголиком. Чарли прав в одном: когда я встретила Сэма, он работал в одной из крупнейших страховых компаний, успешно делал карьеру актуария, взбираясь все выше по служебной лестнице, с убийственной легкостью сдавал сложные экзамены. И казался иногда занудой с головой, забитой цифрами.

Потом оказалось, что Сэм ненавидит математику. Но это не имело для меня никакого значения. Мы оба были рады поменяться ролями, тем более что в период бума на рынке недвижимости моя зарплата сначала в три, а потом и в четыре раза превысила заработки Сэма. А когда в страховании дела пошли лучше… что ж… возможно, я как-то и сказала Сэму что-то такое… Но я не ругала его, просто констатировала очевидное. Тактично и с любовью. Стремясь его поддержать.

А потом мне попался шикарный особняк в Джорджтауне, и я продала его китайскому бизнесмену, который заплатил всю сумму наличными. Получила огромные комиссионные и премию «Мегасделка года» вместе с повышением по службе – и купила Сэму домик на реке. И все это во время чудовищного спада на рынке недвижимости. Я была непобедима!

А потом я утонула.

И теперь Сэм вынужден вернуться на работу, которую он ненавидел. Бенни пойдет в первый класс без мамы, а после занятий будет проводить время в доме Моники Карр. И Сэму придется продать чудесный домик на реке, чтобы оплатить страховку. Все катилось в тартарары, и виновата в этом я.

Впору лечь посреди улицы, чтобы меня сбила еще одна машина.

Возможно, я бы так и сделала, но тут Сэм произнес:

– Завтра приезжает Делия, и мы поедем все вместе в Хоуп-Спрингз навестить Лори. Можешь поехать с нами, пап. Но ты не обязан. Я понимаю, как это тяжело…

– Ну что ты, я обязательно поеду, – перебил Сэма отец. – Спасибо, сынок, что позвал меня. А то мне неловко, что я так редко навещаю Лори.

Если честно, я не могла припомнить, чтобы Чарли навещал меня хоть раз. Но все равно это было здорово! «Все» – это ведь вся семья. Сэм наверняка и меня возьмет с собой. В местах вроде Хоуп-Спрингз поощряют посещение больных вместе с животными – мы считаемся одним из видов терапии.

Господи, вот оно! Вот и ответ на загадку! Завтра может все изменить. Не знаю как – но знаю, что непременно! Еще недавно я мечтала только об одном – получить обратно свою семью. И я добилась этого, хотя и весьма причудливым способом. Теперь пора было вернуть самое себя.

 

Меня не взяли с собой!

И я поняла это только в последнюю секунду, когда Сэм остановил меня, упираясь ногой в грудь, и сказал:

– Нет, Сонома, ты остаешься дома. Ну же, девочка, мы скоро вернемся. Охраняй! – и дверь захлопнулась прямо у меня перед носом.

Я просто не могла в это поверить. В одну секунду разбились все мои надежды.

Никогда еще не была для меня такой очевидной своенравная тирания человека по отношению к животным. Если б я не знала, что от этого будет только хуже, то, наверное, бросалась бы всем своим шестифунтовым телом на эту дурацкую закрытую дверь, пока не сломала бы ее. Ведь теперь я не увижу свою сестру!

Но, что еще хуже, гораздо хуже, я не увижу себя. А я почему-то была уверена, что это единственный выход из сложившейся ситуации. Я понятия не имела, что именно могло произойти в реабилитационном центре. Да и откуда мне было это знать, ведь я понятия не имела, как и почему началась вся эта ерунда. Я просто была уверена, что должна попытаться. Должна потребовать себя назад.

А это значит, что надо попытаться убежать.

Стратфорд-роуд, улица длиной всего в один квартал в тихой пригородной Бетесде, была такой безопасной, что иногда мы с соседями даже двери не запирали. Мы с Сэмом часто говорили о том, что надо что-то сделать с подвальными окнами – маленькими старомодными, затянутыми паутиной створчатыми квадратами высоко на стене, петли большинства которых проржавели так, что их невозможно было открыть, не сломав. Но как-то все руки не доходили. Я знала, какое из окон наиболее уязвимо: то, что в котельной, над баком для топлива. Прошлой весной два мастера из нефтяной компании пришли осмотреть котельную, и в процессе работы они передавали друг другу через окно какие-то инструменты. Вряд ли после этого удалось закрыть его плотно.

Тяжелее всего было забраться на топливный бак из скользкого, дурно пахнущего ржавого металла высотой около четырех футов. Но тот, кто хочет чего-то по-настоящему, всегда найдет способ добиться своего. Какое счастье, что окно открывалось наружу. Мне надо было только потянуть зубами за шпингалет, а потом толкнуть стекло головой.

Я чуть не сломала зуб, а получившееся в результате всех моих усилий отверстие было совсем узким. Я с трудом протиснулась через него, царапая спину. Но все же мне удалось выбраться. Я стояла на нагретой солнцем дорожке, преисполненная триумфа, и мысленно пожимала себе руку.

Зовите меня Макгайвер!

Реабилитационный центр Хоуп-Спрингз находился в Онли, еще одном пригороде Вашингтона, очень отдаленном – не меньше двадцати миль по Джорджия-авеню от границы города. Я планировала попасть с Джорджтаун-роуд на шоссе И-270, затем двигаться по Белтвэй в сторону Джорджии, затем к северу. На машине дорога занимала примерно полчаса. А на своих четырех…

Ну ладно, нечего тут долго раздумывать. Просто ставь одну лапу впереди другой. Собаки могут преодолевать огромные расстояния – об этом все время говорят – им просто надо положиться на свое чутье. А у меня было не только чутье, но еще и отличное знание географии округа Монтгомери, приобретенное за много лет поездок с клиентами, желавшими осмотреть предлагаемую недвижимость. Итак, на старт! Я тронулась в путь, сразу перейдя на уверенный галоп.

Но на углу Йорк и Кастер пришлось притормозить: послышался гудок машины, спускающейся с холма. Я резко сдала вправо и оказалась во дворе Гивензов. Что-то заставило меня задержаться там, вместо того чтобы бежать влево – навстречу своему спасению. Какая-то тревожащая мысль в глубине сознания, которую я никак не могла уловить. Пока не повернула направо, не пробежала по небольшому переулку и не оказалась – и как это могло случиться? – прямо перед домом Моники Карр.

А стоит только помянуть дьявола… Дальше сами знаете. В воскресенье бывший муж Моники Гилберт забирал близнецов. И что бы, вы думали, делала Моника в этот единственный полноценный выходной, когда рядом не крутились двое сорванцов? В единственный день, когда можно было делать все, что угодно? Пошла по магазинам, поехала кататься на машине, отправилась в музей, в кино, в гости к друзьям, на свидание, в конце концов? Нет, она осталась дома, чтоб довести до полного совершенства свой и без того совершенный до безобразия сад. Кругом цветы, никакой травы – для травы отводился задний двор, который она покрывала изумрудно-зеленым ковром. Сад был прекрасен. Хотелось бы мне сказать, что сад Моники чересчур претенциозен, слишком прямолинейно спланирован, напоминает пародию на сельский пейзаж или является слишком явным выражением эгоизма и самодовольства. Но ничего этого не было и в помине. Одиннадцать месяцев в году он был прекрасен, как картинка в журнале, а в тот единственный месяц, когда находился не в лучшей форме, тоже был «по-зимнему очарователен».

Моника как раз была в саду – ощипывала верхушки у рудбекий, облачившись в шорты цвета хаки и майку без рукавов, отлично демонстрировавшую ее загар и стройное, поджарое тело. Я сидела на тротуаре и смотрела на нее сквозь окружавший сад кованый забор, когда вдруг с удивлением обнаружила, что непроизвольно издаю рычание. Неужели я могу быть злой собакой? Как интересно! Я решила поэкспериментировать и оскалила зубы. Упс! Я тут же отметила, как внутри нарастает агрессия.

Я почувствовала, что в доме зазвонил телефон, еще до того, как это услышала Моника. Бросив на землю садовые ножницы, она поспешила внутрь, и именно в этот момент я решила, что не стоит упускать шанс. Шанс на что? Мускулистое и стремительное собачье тело, внутри которого помещался теперь мой мозг, не умело планировать далеко вперед.

Надо просто попасть в сад – благо ворота открыты. Внутри не было никого с интересным запахом. Видимо, белки и бурундуки, увидев все это леденящее душу великолепие, быстро убирались восвояси. У Моники в саду было все. Цветы, какие только можно представить себе в августе, – гайлардия, маргаритки, астры, шалфей, космея и еще десятки видов, названия которых я не знала. Все это было аккуратно рассажено с учетом правил колористики, все было живым и пышным. Меня особенно привлекло идеальное сосуществование низенькой вербены и напоминавшего перышки кореопсиса – удивительное сочетание фиолетового с желтым. Так просто и так красиво. Надо было немедленно все это уничтожить.

Почва без единого сорняка была, как и следовало ожидать, тучной, мягкой и упругой благодаря примесям глины – то есть просто идеальной для копания. Я пробыла собакой уже почти неделю и теперь не могла понять, как это от меня укрылось и осталось до сих пор неизведанным это ни с чем не сравнимое удовольствие – копаться в земле. Ощущение было захватывающим, ведь можно было использовать не только четыре лапы, но и каждый мускул своего нового тела. Восторг, настоящий восторг! Но приятнее всего было видеть, как становятся все выше кучки земли, из которых торчали корни, стебли и цветы. Как летят комья на дорожку сзади меня, нарушая изысканный геометрический рисунок. И зачем, собственно, останавливаться на союзе вербены и кореопсиса? Прямо рядом с ними росли папоротник и хоста, предлагая глазу отдохнуть от многоцветья клумб, созерцая их пышную зелень, а чуть дальше поднимались высокие стебли пеннисетума – вот это будет достойная победа. Радостное возбуждение переполняло меня. Первый кустик хосты удалось вырвать так легко, что я совершила ошибку: позволила себе радостно залаять. Смотрите, лежит себе совсем мертвый! И это – моих лап дело! Я принялась за его соседа – какое-то пестрое растение из тех, что я все равно никогда не любила. Но оно не поддавалось! Что это? А ну же, давай! Умирай, как положено, глупое никчемное растение!

– Эй!

И откуда она только появилась? В руках у Моники была телефонная трубка, в которую она быстро произнесла:

– Перезвоню позже. У меня в саду какая-то собака… – прищурившись, она разглядела, кто перед ней. – Сонома?

Черт побери!

Моника побежала ко мне, но я сумела отпрыгнуть. Она снова попыталась дотянуться, но я опять увернулась. Забавная вышла игра. Она смотрелась очень глупо, а я была сама грация на четырех лапах. Мне все время удавалось увернуться в последний момент. «Моника оказалась лузером», – подумала я, очередной раз уворачиваясь от руки, пытающейся схватить меня за ошейник. Тогда Моника сменила тактику. Она решила попытаться меня уговорить и протянула вперед руку:

– Ну же, собачка, все в порядке. Пойдем со мной! Сонома. Ко мне!

Черт бы ее побрал!

Так мы и кружили друг вокруг друга вдоль зарослей кустов, пока я не заметила – слишком поздно, – что Моника оказалась между мной и воротами, отрезая мне путь к отступлению. Секунду спустя она дотянулась до щеколды и заперла калитку.

Я была в ловушке.

Черта с два поймаешь! Я и через забор могу перепрыгнуть! Смотри!

Но забор был высотой фута четыре и с наконечниками в виде острых пик на каждом чугунном столбике. Я представила себя повисшей на заборе, нанизанной на эти самые пики.

«Ну ладно, ты меня поймала», – мысленно сказала я Монике и легла на горячие кирпичи дорожки. – И что же ты станешь делать теперь?»

 

Моника отвела меня в ванную. Не знаю, почему я ей это позволила. Отчасти виной тому была усталость, отчасти моя неуверенность в том, что я и вправду являюсь агрессивной собакой. Что-то подсказывало, что я вряд ли рискну зайти дальше зловещего рычания. Полаять, порыться как следует в земле – это было по мне. Я даже посмотрела внимательно на лодыжку Моники, когда она вела меня в дом, и представила, как мои зубы впиваются в эту загорелую кожу, как Моника вскрикивает от боли, представила вкус крови на зубах. И тут же поняла, что не могу этого сделать. Я вам все-таки не вампир, а ретривер.

– Сэм? Это Моника, – Моника была на кухне, но я отлично слышала ее голос через запертую дверь ванной. – Я пыталась дозвониться тебе домой, но ты, наверное… О, о, извини… не хочу тебя задерживать. Только хотела сказать, что Сонома у меня. Сонома. Нет, это она здесь… Значит, ей удалось выбраться, – легкий смешок.

Я ждала, когда же упадет топор.

– Понятия не имею. Может быть, ты оставил… О, с ней все в порядке. Чувствует себя как ни в чем не бывало. Не знаю. Не знаю, это так… Никаких проблем. Я дома весь день, ты можешь заехать за ней в любое время… Ну конечно, удобно. О’кей, Сэм, мы… Всегда рада тебя видеть, до встречи. О, даже не думай об этом. Пока!

Она принесла мне миску с водой. Она дала мне половинку тоста с арахисовым маслом. А через час она даже выпустила меня.

О, какие откровенные манипуляции! Но меня ей ни на секунду не удалось сбить с толку. Я немного побегала по дому, чтобы все обнюхать, потом легла на кушетку в гостиной, с удовольствием вытянув грязные лапы. Ну, Моника, что ты на это скажешь? Уперев руки в бока, Моника сокрушенно покачала головой, изображая отчаяние. Не впечатлившись, я свернулась калачиком и задремала.

Проснувшись, я увидела благоухающую духами Монику в чистой одежде и с макияжем, сметающую метелкой из перьев пыль с мебели. Метелка из перьев! Я оглядела комнату. На стенах было множество фотографий, в основном улыбающихся близнецов. Она еще и фотограф? Моника посмотрела на часы, и в эту самую секунду раздался звонок в дверь. Я спрыгнула с кушетки.

Бенни! Сэм! Бенни! Сэм! Радостно повизгивая, я крутилась вокруг своих любимых мужчин. От них пахло Хоуп-Спрингз. И еще Делией. И пиццей. Я села, когда Сэм скомандовал: «Сидеть!», и даже не ткнулась носом ему ниже пояса, и не стала лизать лицо Бенни. В общем, вела себя паинькой. Возможно, было уже поздно, но хорошее поведение оставалось единственной линией защиты. Я все просчитала, еще сидя в ванной. Моника не рассказала Сэму о моих подвигах в саду по телефону, потому что не хотела расстраивать его в тот момент, когда он навещал лежащую в коме жену. А теперь наверняка расскажет.

 

Но первым нарушил молчание Сэм.

– Бенни, – сказал он, – возьми Соному и иди с ней к машине. Нам с Моникой надо кое-что обсудить.

– Хорошо! – воскликнул Бенни и похлопал себя ладонью по бедру, призывая меня за собой, как это делал его отец. – Сонома. Пойдем!

Мне не хотелось уходить. Инстинкт подсказывал, что лучше быть поблизости, когда Моника обрушит на Сэма сокрушительные новости. Но с другой стороны, покорность и послушание – все, что мне оставалось. И я покорно потрусила во двор рядом с Бенни.

На месте растерзанных цветов и хосты лежал аккуратный прямоугольник специального покрытия для почвы, кирпичная дорожка была так чисто вымыта, что напоминала рабочую поверхность в кухне Моники. Как это мило с ее стороны – убрать место преступления. Уж не помешалась ли она на порядке?

Мне хотелось узнать побольше о визите в Хоуп-Спрингз. Как я там? Каков прогноз моего состояния? Плакал ли Бенни? Был ли грустным? Сейчас мальчик казался вполне спокойным. Он сидел на заднем сиденье автомобиля, открыв дверь, чтобы ветерок обдувал салон. Хотя было очень жарко, мой сынишка не возражал, когда я устроилась поближе и положила голову ему на грудь. «Тук-тук», – стучало его маленькое сердечко, и это был лучший звук на свете. Любовь переполняла все мое существо. Как это прекрасно – снова быть со своей семьей!

Но о чем это так долго разговаривают Моника с Сэмом? Мне совсем не нравилось смотреть, как они стоят в дверном проеме – слишком близко друг к другу – и разговаривают серьезными голосами. Слишком тихо, чтобы можно было расслышать хоть слово. Правда, один раз Моника хлопнула в ладоши в ответ на какую-то реплику Сэма и довольно громко произнесла:

– Это было бы здорово!

Что там у них было бы здорово? Усыпить меня?

Наконец Сэм повернулся и направился к машине. Момент истины… Я вглядывалась в его лицо, ожидая увидеть гнев и негодование, но Сэм улыбался – явно какой-то остроте Моники, которая в этот момент, решив сказать ему еще что-то, тоже затрусила к машине.

– Сэм, не забудь… – она вдруг осеклась. Сэм, закончив пристегивать защитным ремнем Бенни, вынул голову из машины. – Ну, ты знаешь, – она сделала рукой какой-то жест, но в этот момент Сэм заслонил ее от меня, и расшифровать жест не удалось.

– Не забуду.

– А что там надо не забыть? – спросил Бенни через открытое окно.

– Не забудь… рассказать мне, как Сонома выбралась из дома, – Моника явно импровизировала. – У тебя очень умная собака.

– Да, Сонома действительно умная, – согласился Бенни.

Моника посмотрела на меня и подняла одну бровь. Она ничего не пыталась этим сказать – вряд ли кому-то пришло бы в голову обмениваться ироничными комментариями с собакой. Но для меня эта поднятая сверху бровь была все равно как… если бы Моника мне подмигнула.

Так она не сердилась на меня.

Что ж, прекрасно. И что мне полагалось теперь делать? Поблагодарить ее? На секунду мое собачье существо действительно преисполнилось благодарности. Я потянулась к ней, я улыбнулась, облизала губы.

Но тут же одернула себя. Какая наивность! Как можно было купиться на такой подлый трюк? Я не из тех собак, которых можно заставить все забыть, дав им после порки сахарную косточку. Простить и забыть – так поступают собаки. Но ведь я все еще была Лори. Если хочу сохранить свою семью, не следует забывать: Моника Карр мне не друг.

– Интересно, почему она прибежала именно к твоему дому? – задумчиво спросил Сэм. – Хотя я рад, что так получилось Она бы не смогла пересечь Уилсон-лейн.

– Может, у нее течка? – предположила Моника. – Ты не думал о том, чтобы стерилизовать ее?

– Да, я собираюсь это сделать. Но я очень занят последнее время. Сегодня же позвоню и запишу ее к ветеринару.

– Ууууу! – отчаянно завыла я. О, нет! Только не это!

Моника подумала, что я решила устроить бунт.

– Ха-ха-ха! Сонома как будто слышит тебя, – с противным смешком сказала она Сэму.

 

Дома кто-то успел бросить в щель для почты большой белый конверт. Я уловила знакомый запах и, прежде чем Сэм успел поднять конверт с пола, узнала логотип в обратном адресе: S&L. Ну конечно – знакомый запах был запахом Рона – моего шефа из «Шэнан энд Льюис». Странно, но до этого я вообще не подозревала, что у Рона есть запах.

Обычно, вернувшись домой, мы с Бенни сразу поднимались в его комнату. Но сегодня в Сэме было что-то такое… какая-то совершенно новая угнетенность и подавленность, которую я чувствовала, хотя он не сказал ни слова и даже не вздохнул. Мне захотелось остаться рядом с ним. Сэм отправился в дальнюю комнату, и я потрусила туда же.

Сэм достал из конверта несколько листов со скрепкой и в этот момент заметил, что на телефоне мигает лампочка автоответчика. Бросив бумаги на диван, он нажал на кнопку прослушивания сообщения.

– Привет, Сэм, это Ронни, – послышалось из динамика. – Жаль, что не застал тебя. Надо было позвонить, понимаю, но я как раз ехал мимо… У меня приятная новость: есть покупатель на дом. В конверте предложение. Не совсем та цена, которую мы выставили, но близко к ней. Разница не оскорбительная. Подумай и дай мне знать. Мы, со своей стороны, сэкономим тебе процентов десять-пятнадцать. Парень занимается лоббированием. Живет в Вашингтоне. Ему нужен охотничий домик, чтобы наезжать в выходные с клиентами. Он говорит, что наймет кого-нибудь сделать ремонт, сам не будет. Не то, что ты хотел, но… Выглядит надежным. Финансовые обязательства и все такое… В конверте предложение и чек с задатком. Подумай и сообщи мне о своем решении. Надеюсь, вы с Бенни справляетесь… Мы все думаем о вас. Все в офисе. Нам так не хватает Лори… Ну ладно, до скорого.

Хороший он парень, Ронни! Под конец голос его немного дрожал, и я тоже почувствовала комок в горле.

Сэм между тем опустился на стул возле стола и закрыл лицо руками. Я не видела его лица, но в этом не было необходимости, чтобы понять, что сегодня в Хоуп-Спрингз произошло что-то неприятное. А письмо и сообщение от Рона только ухудшили настроение Сэма. Теперь дом на реке, о котором он так мечтал, достанется какому-то богатому придурку, который использует его, чтобы стрелять со своими гостями в наших оленей и наших птиц.

Я положила голову ему на колени. Сэм! Я потрогала его носом за локоть, так чтобы ему пришлось открыть лицо и взглянуть на меня. О, Сэм, мне так жаль! Сэм кривовато улыбнулся. Сначала взгляд его был рассеянным, потом сфокусировался на мне.

– А ты, – начал он, и мое сердце замерло. Он узнал меня? Он все понял? Но Сэм приблизил ко мне свое лицо и заговорил строже: – Как, черт побери, тебе удалось выбраться?

Не зря говорят, что не ценишь то, что имеешь, пока не потеряешь. В этот момент я пожалела об утраченной способности плакать.

Сэм потрепал меня по голове и медленно встал. Плечи его были по-прежнему уныло опущены.

– Ты голодная? – спросил он, направляясь в кухню, чтобы готовить обед.

А я последовала за ним через несколько минут. Уже не такая голодная, как была раньше.

 

– Пап, а что значит «стерилизовать»?

Мы находились в моем любимом месте в самое любимое мною время дня. То есть все втроем сидели на диване после обеда. Сэм читал газету, а Бенни разрешалось полчаса посмотреть телевизор, если шло что-нибудь подходящее. Сегодня воскресенье, так что малыш смотрит «Симпсонов». Не то чтобы это что-то очень уж подходящее для ребенка его возраста, но ведь права голоса у меня больше не было… Так что я старалась никого не осуждать. Просто радоваться моменту.

Странно было вспоминать, что, когда я еще была собой, я использовала этот небольшой интервал между ужином и укладыванием Бенни, чтобы сделать какую-нибудь работу, обзвонить клиентов, назначить встречи. Посидеть немного с бумагами. Я всегда считала, что это время Бенни должен проводить с Сэмом. Хотя теперь я понимала, что это было достаточно бессмысленно: ведь Сэм и Бенни и так проводили вместе весь день, пока я была на работе.

Вообще-то на диван меня не пускали. Но я в совершенстве овладела искусством незаметного заползания, постепенного, болезненно медленного проникновения, главным условием которого было железное терпение. Это всегда срабатывало. Иногда, когда Сэм видел мои уловки, они даже вызывали у него смех. Сегодня мне особенно повезло: удалось расположиться между Сэмом и Бенни, а не примоститься, свернувшись в комочек у Бенни под боком, притворяясь невидимой. О! Вот это жизнь! Мы все трое касались друг друга. С одной стороны – крутящийся беспрестанно Бенни, с другой – теплый и спокойный Сэм.