Ленинград, Васильевский остров 10 страница

Артем только головой помотал:

— Выручайте, пацаны! Повозитесь с ним хотя бы до ночи… Край, как нужно, сочтемся потом… Паша, дай ключи от своего «зубила» — до завтра.

Сидевший в «девятке» Паша-Лихо молча выдал Токареву ключи от своей «восьмерки», пояснив, что притулил ее неподалеку на улице Чайковского.

Оставив «братву» в легкой растерянности и с Усенковым, друзья рванули за машиной. За руль сел Тульский — у него не было водительских прав, но зато имелись еще пока милицейские корочки, заменявшие любые другие документы. А водить Артур умел — правда, правил не знал… Нарушая все, что только можно, «восьмерка» рванула на Рылеева. По дороге Артур поделился полученной информацией, и Артем с сомнением покачал головой:

— Что-то тут не так… Не стал бы Невидимка так своим паспортом светить…

Тульский ничего не ответил. Он думал о том, что только что совершил поступок, необратимо меняющий всю его жизнь. Артур ни о чем не жалел, просто он прислушивался к новым ощущениям — нарушать закон ему приходилось и раньше, мягко говоря, неоднократно, но впервые он на своей шкуре почувствовал, что означает выражение сжечь мосты за спиной!.. Как ни странно — тоски не было. Был злой кураж, азарт и неописуемое ощущение воли — словно он один оказался в бескрайней степи, изрытой копытами лихих коней…

…Под адресом на Рылеева Артур с Артемом простояли недолго — минуты три. Рассуждать было особо не о чем. В квартиру они решили заходить, как положено — без выбивания дверей…

На звонок открыла немолодая женщина в черном платье и с заплаканными глазами. Тульский махнул удостоверением:

— Уголовный розыск! Нам бы с Лопахиным Андреем Сергеевичем повидаться! Он дома?

Из глаз женщины сразу полились слезы, она прижала руки к груди и затрясла головой. Из комнаты в прихожую вышел огромный седой старик. Хмуро посмотрел на друзей и приобнял женщину. Тульский и Токарев непонимающе переглянулись, дед поднял голову и полоснул взглядом по их напряженным лицам:

— Спохватились… Пять дней уж, как мы Андрюшу похоронили… Пошто шукаете-то его?..

Слово за слово — разговор потихоньку перетек на кухню. Мать Андрея, не переставая плакать, стала греть чайник. Говорил, в основном, дед — как выяснилось, полковнике отставке, начавший службу еще до финской войны батальонным разведчиком. Историю он рассказал — разумеется с наводящими вопросами — в итоге следующую. Примерно полгода назад его внук Андрей познакомился где-то в аэроклубе, куда ходил прыгать с парашютом, с неким Эдиком. Этот Эдик жил где-то во Всеволожском районе, якобы.

— Почему якобы? — переспросил тут же Артем.

Старик задумался, посопел и ответил:

— Да мне этот слепой сразу как-то не понравился…

— Слепой? — вскинул голову Артур. Дед кивнул:

— Ну да… Культурный такой, всегда «здравствуйте», «пожалуйста», а глаза — неподвижные, и сам он улыбается — а они не смеются… И говорил, что живет под Всеволожском, да только пурга это.

— Но он же, когда звонил нам — звонки, как по межгороду были, — вступила в разговор мать, но старик покачал головой:

— Звонки и впрямь были более частые и длинные… Но все равно… Не деревенский он. Обувь у него — завсегда чистенькая, и еще с десяток разных мелочей — вам не понять…

Артур вдруг, что-то вспомнив, сощурился и быстро спросил:

— А у вас телефонный аппарат с АОНом?

— Да… А при чем тут…

Артем врубился в тему «сразу»:

— Он мог из города звонить, но через восьмерку с питерским кодом — тогда номер не определяется.

Дед почесал седую голову, вздохнул и продолжил рассказ — а, собственно, рассказывать-то уже было почти нечего: в начале прошлой недели Андрей, возвращаясь поздно домой с какой-то гулянки, поскользнулся на лестнице — там кто-то масло разлил — упал и воткнулся переносицей в ступеньку. Вот и все. Несчастный случай. Имелось правда два странных обстоятельства: во-первых, на трупе не оказалось паспорта. А во-вторых, как заметил дед — тот ботинок Андрея, который испачкался в масле, был завязан иначе, чем второй. Но… Кто же из официальных должностных лиц обратит внимание на такие мелочи… Труп признали некриминальным. Интересным было и то, что «Эдик» и покойный Андрей, в принципе, были похожи чертами лица — если только в глаза не вглядываться…

Тульский в отчаянии посмотрел на Токарева — неужели все оказывалось напрасным, неужели они снова упрутся в тупик… Правда, оставались «междугородные» телефонные звонки.

— Телефонный узел! — шепнул Артем, но Артур закусил губу:

— А как? Как у них распечатку взять — на это время нужно и официальные запросы, всеми, кем положено, подписанные!

Тульский имел в виду простую вещь — все звонки, поступающие абоненту, фиксировались на телефонном узле — с исходящим номером — но только в том случае, если звонили из Ленобласти или из самого Ленинграда, но через междугородный код.

Когда стали распространяться в продаже АОНы, фокус со звонком из Ленинграда в Ленинград через «межгород» проделывали многие — не желавшие, чтобы абонент видел, откуда ему звонят.

Полковник в отставке внимательно посмотрел на ребят и почти приказал:

— А ну-ка, уголовный розыск, рассказывайте, пошто жилы рвете?..

Артур заглянул в его еще яркие голубые глаза и вдруг, сам не понимая — зачем — стал рассказывать. Постепенно его начал дополнять Артем. «Острые углы» ребята, конечно, старались огибать. Но суть передать сумели…

— Дела… — вздохнул дед и взялся за телефон огромной лапищей. Он набрал семь цифр, дождался ответа и прогудел в трубку:

— Здорово, Тимоха. Тут такая история… Да, может и с Андрюшкой нашим связанная… В общем, Белая гвардия, Черный Барон — снова готовят нам царский трон! Нужен от тебя поступок — почти героический и чуть-чуть волшебный. Надо от персонала бывшего твоего телефонного узла узнать, какие абоненты за последние полгода звонили предположительно из области на мой телефон. Это все, но этого достаточно. Сейчас, Тимоха. Надо — жизнь или не жизнь, так стоит ребро! Прошу тебя, наверное, в последний раз, а до того — лет этак десять назад озадачивал, верно? Не сделаешь — тебе на моих похоронах стыдно будет. Не для себя прошу — для дела! Все, времени нет, жду ответа! — и старик повесил трубку. Тульский и Токарев смотрели на него молча, с надеждой и восхищением. Сила была в этом человеке. Дед отхлебнул чаю и пояснил:

— Раз Тимофею Сергеевичу лично позвонил САМ-ХОЗЯИН! Тимоха тогда после войны тракторный восстанавливал. И вот, звонит, значит, САМ и спрашивает: «Дадите через месяц первый движок?» Тимоха отвечает: «Есть, товарищ Сталин!» И пошел в цех, положив в карман «ТТ». Так весь месяц и спал в цеху с оружием. Если бы не успел — застрелился бы. Но — выполнил! А теперь так не могут — кишка тонка!

Мать Андрея успела немного покормить ребят — телефон зазвонил где-то через час.

— У аппарата! — гаркнул дед, застегнув при этом верхнюю пуговицу на рубашке. Он, вообще, как-то помолодел.

— Спасибо, Тимоха, спасибо, родной… Записывайте, сыщики: двести семнадцать двадцать один шестьдесят семь! Одиннадцать звонков. Красавец только делал вид, что звонил из области.

Подобострастно кивая, Тульский с Токаревым торопливо засобирались. Когда они были уже в прихожей, дед прогудел им вслед:

— Адресок-то подсказать? Вторая линия, дом два, квартира одиннадцать… Возьмете гада — хоть знать-то дайте… И про Андрюшку нашего с него спросите.

— Обязательно!

— Спасибо вам!

Артур с Артемом скатились по лестнице и упали в машину. Они понимали, что им не просто повезло — а очень повезло.

В принципе, в адресе на Рылеева, цепочка могла и оборваться… Но теперь перед ними был новый адрес.

— Ну, теперь-то уж!.. — потер Артур руки, еще совсем недавно чуть было не «опустившиеся». Артем, ни говоря ни слова, поплевал трижды через левое плечо.

…До второй линии они долетели минут за двадцать — на свистки гаишников Артур лишь высовывал в окно ксиву и орал, будто его резали:

— Уголовный розыск!

Их не преследовали. Когда они вошли в подъезд и синхронно достали стволы, Артем вдруг шепотом сказал:

— Если он там — непонятно, что с ним потом делать…

Артур удивленно оглянулся на приятеля и таким же свистящим шепотом ответил:

— А что думать-то! Сначала найдем, а там — как пойдет!

— Во-во… Сначала отрежем…

— Слушай, Темка, я ненавижу эти разговоры! Эти рассуждения якобы профессиональные… Выйдут на убой и давай: «А может, а может». А может, он нес патроны?! А хули рассуждать — трясти надо! Сначала оперативно установить, а потом доказать! А то: «Если бы нам „ноги“ дали, если бы ПТП поставили»… А если бы мы на супервертолетах зависли над бандой, да микрочипы с радиоизотопами им в жопы вставили! Бумаги пишут-пишут, только убийц — нема! Меня всегда бесит это! Недавно брошюрку у тебя видел — анализ хер проссышь чего! Читаешь — комплекс неполноценности развивается!

Они уже подошли к двери, и Артем, укоризненно покачав головой, шепнул:

— У тебя это что — нервное? Хорош ругаться — слушаем.

Они прилипли ушами к двери — добротной, обитой деревом. Но звуки она все же пропускала

— на кухне булькало радио, бормотал телевизор, слышались шаги.

— Атакуем!!! — шепнул Тульский и нажал на кнопку звонка.

Дверь распахнулась почти сразу без сакраментального «Кто там?». На пороге стояла сияющая, как новогодняя открытка, женщина лет сорока — симпатичная, с ямочками на щеках, в коротком игривом шелковом халатике. Она даже не испугалась, когда ее оттеснили в прихожую две рожи.

— Уголовный розыск! Тихо! Есть еще кто в квартире?

— Нет, я одна, — растерянно призналась женщина. Артем сразу же нырнул проверять по комнатам, а Тульский, зверея от нерасплесканного адреналина, настроился на очередную беседу. Много времени она не заняла. В квартире жила мама и двадцатилетний сын, оболтус-студент. Он на Невидимку не тянул. Мама собралась замуж в Финляндию и считала дни до счастливого события. Тему со звонками по межгороду она поняла мгновенно и не удивилась:

— Так это Сашка, вон он, во флигеле напротив живет, познакомился с сыном во дворе. Говорит, что работает засекреченным физиком где-то на Гражданке… Может, и врет… Говорит, спецслужбы висят на телефоне, даже знакомым девкам не позвонить… Вот он к нам и приходил иногда. Я его даже про счета не спрашивала, они копеечные, там везде коды «812»… Конспиратор.

Внутренне холодея, Артур забросил крючок с приметами — оказалось, что «в цвет». Хозяйка показала окно «Сашки-физика» и предложила ребятам кофе — с игривым таким прищуром. Они синхронно отказались, объяснили, что «Сашка-физик» подозревается в угоне, и выскочили на лестничную клетку.

Артур чуть замешкался и под удивленным взглядом друга, вынул из кармана маленький замшевый чехольчик. Достал оттуда старую бритву, подаренную когда-то Варшавой, и положил ее себе в рот.

— Талисман, — пояснил он коротко Токареву, который не стал ничего переспрашивать.

— Все! — выдохнул Артем, выбегая во двор. — Все! Мы его нашли.

— Да погоди ты, — отозвался Тульский, ранее не замечавший за собой особой склонности к суевериям. — Сплюнь! А то так и будем по заколдованному «квартирному кругу» бегать!

Но он уже чувствовал, чувствовал по собственному горячечному ознобу финал их бесконечной погони…

Они перешли двор, тихо зашли в подъезд и на цыпочках поднялись на третий этаж. Замерли перед дверью в квартиру «Сашки-физика». Послушали.

За дверью происходили какие-то шевеления. Артур стволом показал Артему на площадку между третьим и вторым этажами. Также неслышно ступая, Тульский и Токарев спустились на несколько ступеней. Артур взял Артема за голову и, почти касаясь его уха губами, выдохнул:

— Все. Он там. Мы его накрыли панамой. Темка — дуй живо к Тихоне, бери Варшаву и сюда! Я ему обещал… Имеет право. А я покараулю.

Артем с подозрением глянул на приятеля, но Тульский, поняв его сомнения, замахал руками:

— Ну не попрусь я к нему один! Давай, дуй щекам во рту и говорить не мешало. Артем кивнул и на носках затрусил вниз… Через несколько секунд Тульский остался на лестнице один.

Он уже настолько устал, что почти ничего не чувствовал. Мир вокруг не существовал. Была только дверь «Сашки-физика» и человек за ней. Артур приготовился ждать, стараясь унять бешено колотящееся сердце.

Где-то наверху громыхнула дверь, и кто-то начал спускаться, старчески шаркая. Вскоре Тульский увидел типичную питерскую старушку, неприязненно смотревшую на него — она явно не собиралась спокойно пройти мимо небритого парня, расположившегося на подоконнике.

— Опять курить будете и окурки бросать?! Убирай за вами потом!

— Бабушка! — как можно более проникновенно взмолился Артур. — Я не курю! Слово даю!

Но унять старушенцию удалось не сразу. Тульский аж вспотел весь, ежесекундно косясь на сторожимую дверь. Наконец грозная бабка вышла из подъезда, и вокруг Артура снова разлилась тишина. Только сердце стучало, как сумасшедшее. А еще он слышал свист собственного дыхания…

Тот, за кем они так долго охотились, услышал перебранку на лестнице. Услышал и насторожился, словно матерый зверь. Молодой человек, которого они называли между собой Шахматистом, Фантомом и Невидимкой, собирался покидать эту свою квартиру и как раз собирал вещи. Нет, он ничего не опасался и не думал, что на него смогут выйти — по крайней мере — так быстро. Он был уверен, что у него по любому есть в запасе — ну минимум дней пять. Он не верил в чудеса и в одержимость. Невидимка чувствовал себя в безопасности, но сразу же после звонка Тульскому принял решение уходить в другой адрес. Собственно, он это решил еще до звонка — на всякий случай. Он привык делать все основательно, с перестраховкой, с учетом мелочей. Фантом решил сменить «базу» и документы, и вообще — немного отдохнуть. Сделать антракт. А потом — продолжить представление… Услышанный через дверь разговор на лестнице разом всколыхнул в нем чувство опасности. Припав к дверному глазку, Шахматист зло ощерился, а потом начал быстро переодеваться…

…Когда в двери «Сашки-физика» скрежетнул замок, Тульского словно пружина сбросила с подоконника. Он прыжком поднялся на несколько ступеней и поднял «тэтэшку»…

Дверь распахнулась — из нее, пятясь, вышел маленький попик в рясе. Попик мелко крестился, вглядывался вглубь квартиры, будто видел там что-то страшное, и дребезжащим голосом приговаривал:

— Господи, Владыка небесный, спаси и сохрани, спаси и сохрани!

Артур от неожиданности опустил ствол и шагнул к попу:

— Секундочку, батюшка.

Больше он сказать ничего не успел. Поп дернул себя за большой крест, висевший на груди — нижняя часть отскочила, обнажив узкое короткое лезвие, которое, даже не блеснув, вонзилось Тульскому под сердце.

Артур не потерял сознание, но тело сразу перестало его слушаться. Он попытался выстрелить и не смог — пистолет упал на бетон, ноги подломились. Боли не было. Было непередаваемо странное ощущение обиды, досады — а на злость уже не хватало сил. Тульский увидел мертвые глаза, в которые так хотел заглянуть…

Невидимка ловко подобрал пистолет, не дал Артуру упасть и затащил его в квартиру. Быстро и опытно обыскал, снял с пояса наручники и сковал Тульскому руки за спиной. Потом положил ватное тело на пол и вгляделся с интересом в гаснущие глаза.

— Ишь ты… Шустрый, однако… Пришел все-таки ко мне! Браво! Искренне говорю — не ждал. А чего один? Где твой кореш? То, что вы можете через несколько дней нарисоваться — я допускал. Даже подарочек вам приготовил…

И Фантом кивнул на столик в прихожей, на котором лежал огромный пластиковый член — кстати, большая редкость по тем временам, когда еще не разрешали открывать секс-шопы…

Артур еще жил. Он заставил себя улыбнуться и, цепляясь за последнюю надежду — уже не ради себя, — сказал:

— Ты сделал одну ошибку, выблядок… Есть у нас один секретик. А ты его не знаешь.

Тульскому только казалось, что он говорил — на самом деле он еле шептал.

— Что ты там бормочешь? Не помирай, договори!

Невидимка резко шагнул к Артуру, даже встал на корточки. Опасности он не почуял — а ей неоткуда было прийти — опер доходил, и руки у него были закованы сзади…

Тульский языком снял со внутренней стороны щеки бритву, которую подарил ему в детстве Варшава, зажал лезвие зубами и на последнем дыхании мотнул головой. Он еще успел услышать, как взвизгнул Шахматист и ощутил теплые капли на своем лице. И силы кончились. И мир взорвался, распался на множество быстро гаснущих осколков. Потом еще была темнота… Через мгновение выключилась и она…

 

 

Токарев

 

 

Июня 1990 г.

Ленинград, В. О.

На резвой «восьмерке», отобранной недавно Пашей-Лихо у какого-то коммерсанта, Артем чертом влетел во двор-колодец, где у Нины, которую в местном гастрономе называли Осиповной, кантовался Тихоня. Выскочив из машины, Токарев по-матросски свистнул в четыре пальца. Из окна на втором этаже высунулась было заспанная рожа Тихони, но Варшава быстро отбросил его за шиворот в сторону.

Артем поднес два пальца к горлу, что означало «вилы», и взмахнул рукой — это переводилось, как «мигом». Вор метнулся на выход. Тихоня ринулся за ним, но Варшава рыкнул непреклонно:

— Ты-то куда! Тебе только в тыл к врагу, как бактериологическое оружие сбрасывать! Забыл, как из клубничного варенья еле выплыл? Жди нас тут! Счастье еще, что твоя баба на огородах…

Сконфуженный Тихоня остался. Пару недель назад он действительно вляпался — проходил по 5-й линии, увидел незакрытую форточку в хорошую квартиру на пятом этаже и решил тряхнуть стариной. Тряхнуть не получилось — Тихоня сумел залезть по пояс и перед тем, как нырнуть в хату, обнаружил, к своему удивлению, что весь подоконник и пол перед батареей заставлен тазиками, крынками и кадками с еще дымящимся клубничным вареньем — непонятно, откуда люди взяли столько клубники в Питере в начале июня. Движения назад не получились. Ситуация сложилась, как с вкладами в китайском банке — вроде и капитал не пропадает, но хрен его получишь. Тихоня попытался упасть между тазиками, но промахнулся, вернее, как раз попал. Жулик был весь в варенье. Потом он закапал всю квартиру, лестничную клетку и трудный путь от проклятого дома до бани, где трудился Есаул, насилу отполоскавший его. Есаул, конечно, дал слово молчать — побожился даже, и, разумеется, тут же с хохотом поведал трагедию всем своим… Короче, только уголовный розыск об этом не знал — вернее, знал, но делал вид, что не знал, поскольку заяву хозяев отбили…

…Варшава скатился по лестнице и прыгнул к Артему в машину — она рванула еще до того, как вор захлопнул за собой дверь. Токарев погнал ко 2-й линии как ошалелый. Такая езда веселить может лишь молодых, а Варшава вообще был не приучен к машинам, потому и чувствовал себя немного неуютно. Запинаясь на рытвинах и поворотах, Артем коротко пересказал события дня:

— Все, накрыли мы его! Сейчас врываемся и врукопашную! Мы его сделаем!

Их очень сильно тряхнуло, и вор сморщился:

— Ты это… твою мать… не довезешь! Братцы вы мои… Вы в драке-то посильнее меня, а что до рукопашной — где вы учились, там я преподавал… я же просил — полегче… Артем!!!!

Токарев же и не собирался сбрасывать скорость:

— А в гости к Богу — не бывает опозданий!

Он собрался было в запарке влететь на машине во двор дома на 2-й линии, но Варшава не дал:

— Стой, стой!!!! Во двор-то зачем?! Стоять, Зорька!

Токарев затормозил с грехом пополам, поддав бампером какую-то иномарку — она заохала заморской сигнализацией. «Восьмерку» Артем даже не стал запирать и быстро зашагал во двор к парадной. Токарев шагал шибче, и поэтому вор злился. Артем умудрился даже в горячке промазать и заскочил не в тот подъезд — только на втором этаже, увидев огромную надпись на стене «У Ленки большая жопа!», и понял свою ошибку, резко развернулся и натолкнулся на поспешавшего Варшаву. Тот схватил его за плечи.

— Угомонись!

Токарева и впрямь трясло. Сделав несколько глубоких вздохов и постаравшись успокоиться, он вышел во двор вслед за вором.

…Из соседней парадной резко вырулил поп с саквояжем в руке. Он заметил Артема и Варшаву, улыбнулся, чуть замедлил шаг и как-то косовато пошел на выход к подворотне. Правой рукой он прикладывал платок к лицу — провел материей по коже и она на мгновение осталась чистой, а потом тонкой, быстро набухающей ниткой начала проступать кровь…

Артем вздрогнул, поняв, что у батюшки разрезано лицо. Порез был тонкий и красивый… Бритва! Токарев вспомнил, как Артур закладывал бритву в рот… Что-то, видимо, уловил и Варшава. Поп резко обернулся, вытаскивая из рясы — ни много ни мало — а «ТТ». Артем выстрелил — мгновенно, не раздумывая, но спокойно. И одновременно с выстрелом вор кинулся попу в колени. Пуля швырнула «батюшку» вперед, а не назад, потом он натолкнулся на Варшаву, который резко выпрямился и вошел ему чередом в подбородок. Поп ухнул на асфальт — пистолет выпал из его руки и глухо звякнул. Все это произошло мгновенно — даже эхо от гулкого (в замкнутом дворе-то) выстрела не успело улечься…

Поп лежал неподвижно, Артем не мог понять, куда влетела его пуля, он видел лишь, что кровь от бритвенного пореза пульсирует и подумал, что «батюшка» жив. Он смотрел на распростертое на асфальте тело в каком-то ступоре, как завороженный. Очнуться его заставил голос Варшавы, потиравшего темя:

— Все, Тема! Сливай воду! Ебто! К Артуру надо. Стой… я сам… На каком этаже его хата? А ты это животное к машине тащи — сейчас мусора нагрянут. Этаж, говорю, какой?

— Третий, — откликнулся, наконец Токарев. — Вторая от лестницы дверь…

Вор нырнул в парадную, а Артем подобрал «тэтэшку» Артура, подхватил «попа» под мышку и потащил его, хотя было страшно неудобно к машине. Там его поджидал хозяин задетой иномарки, вызывающе попинывая колесо «восьмерки». Не обращая на него внимания, Токарев шлепнул бесчувственное тело об асфальт, открыл багажник и начал загружать туда попа. Мужик напрягся:

— Ты мою машину..

— Я, — ответил Артем, перекладывая поудобнее оба ствола себе за пояс. — Тебе платить за беспокойство?

У мужика выпучились глаза.

— Виноват, — сказал он и куда-то делся.

Токарев сел за руль и отъехал метров на тридцать. Потом затормозил с матерной руганью, выскочил из «восьмерки» и побежал к Варшаве и Артуру. На вора он натолкнулся в парадной — тот спускался по лестнице, и Артем услышал, как скрипят его зубы.

— Что?!

— «Скорая» сейчас приедет, я вызвал, бабки на столе оставил.

— Что?!!

— Уходим… Мы тут не поможем… Рана гиблая.

— Что?!!

Варшава очень жестко, но без унижения, развернул Артема, свернул его в дугу своими железными руками и стал вытаскивать из парадной:

— Слышишь меня?! Веришь?!! Дверь я вынес — он, сука, его запер! Вернее, не дверь… а — какая разница! Удар он получил почти как шилом, но не шилом… Узкое лезвие — это все… Я это знаю. Врачи едут, все едут, мусора едут — слышишь!!!! Нам еще надо козла зарезать! Цена — давно уже любая!!!! Милый — передвигай копытами!!!!

Вор буквально доволок Токарева до машины, засунул за руль, и они поехали к Тихоне. Артем молчал всю дорогу и ехал очень медленно. Он словно замерз изнутри…

…«Попик», пока его заносили в хату, почти оклемался. Тихоня встретил гостя радушно, — заглянул в его неподвижные и, действительно, очень неприятные глаза и сказал:

— Это только фраера считают, что глаза легко попортить. Глаз — он мускулистый! Помню, раз в Свердловском централе… не слыхал о таком? У нас в Питере тюрьма в форме крестов сверху, а там две литеры — Е и П… Ай, да тебе туда не грозит, туда трупы не усылают… Так о чем это я… А — по запарке воткнул там в зыркалы одному — так правый большой палец из сустава вылетел! Потому в этом деле нужен толк: из-под носа аккуратненько раз — и сковырнул глазенки! Мне Проблема с того света через решку прокричал: «Сразу не убивай!» — я пообещал…

Невидимку тщательно обыскали, осмотрели его рану. Оказалось, что ранен он совсем не смертельно, пуля ударила в подмышку, прошла навылет…

У Тихони на сковороде жарились макароны — он аккуратно вывалил их в раковину, пока Варшава ловко связывал Шахматиста. Молодой человек, наконец, разлепил губы:

— Вы меня еще спеленайте…

— Пеленают детей, а тебя мы стреножим, пидорюга, — начал истерику Тихоня, поднося к лицу попа раскаленную сковороду. Варшава его решительно отстранил:

— Не шуми, ты стакан его крови выпьешь. Мое слово.

— Так режьте! — выгнулся дугой парень.

— А нас упрашивать не надо! — внезапно ожил Артем. — Резать будем не вдоль, а поперек! Токарев — мой батя! Понял?!

— Я знал…

Невидимка буквально впился своими бельмами в глаза Артема и словно зацепился в них за что-то… Токарев вздрогнул и неожиданно хлестанул Шахматисту справа в солнечное сплетение. Молодой человек схватил ртом воздух и нырнул лбом в паркет. Артем поднял его за волосы:

— Какие мы нежные! Я тебя давно ищу, сука… — Много посуды за это время перебили! Теперь — спрос!

— Сам бы и спрашивал! — как выплюнул паренек, не отрываясь от его глаз, словно гипнотизируя Токарева.

Варшава сдвинул брови и пнул Шахматиста в голень:

— А как — погулять выйти?!

Молодой человек скривился, но даже не застонал, продолжая удерживать взгляд Артема:

— У всех своя правда… А только один бы ты меня никогда не сделал, ментенок… Урками себя обставил, храбрый мальчик…

Тихоня подскочил и вылил ему на шею горячий жир со сковородки:

— Правд много — вера одна!

Невидимка зашипел и задергался:

— Вот пусть бог и рассудит! По-честному — один в один!

— Что?! — Тихоня приложил ему сковороду к загривку. Фантом заскрежетал зубами, забился, но продолжил смотреть на Артема:

— Ну, боксер! Давай! Одолеешь — тогда я перед всем честным народом…

Токарева качнуло вперед, к связанному телу:

— И перед прокурорскими?

— Да!

— Жить хочешь?

— Да!

— Падаль. Никто тебя не боится… Согласен!!!!

— Дуэль?

— На «тэтэхах», сволочь!!!!

— А у меня другого нет!

— И не будет!

Токарев начал нервно доставать пистолеты из-за пояса, вынимать обоймы и передергивать затворы. Красиво разложил стволы на скатерти и взял нож со стола, собираясь разрезать веревки.

Тихоня настолько охуел (а другого слова — просто не подобрать), что, прислонив сковородку к своей ноге, не почувствовал ожога. Варшава сел по-арестантски, глубоко, подпер голову руками и нехорошо улыбнулся:

— Мудро! Нам с задубевшими душами такое в головушки не пришло бы! Да, Тихонь?

Тихоня опомнился, откинул сковородку, шипя от боли:

— Как-то читал я книгу, начало и конец были вырваны… Так там дворяне каждые полчаса — позвольте — не позволю — и пиф-паф! Столько нового узнал!

— Можно потрогать? — Варшава ласково погладил стволы. — Когда их на Урале четырнадцатилетние пацаны собирали, вкалывая по восемнадцать часов в сутки, то думали они про «бей гадов», но никак не про дуэли… Это я так, Артем, рассуждаю… И когда из окопов безусые лейтенанты роты поднимали — то думали, что с матерями по-человечески не простились. А ты — дуэль?! Дуэли бывают только с равными! В книжках так пишут… Артур?! А батя твой?! А Проблема?! А девка эта зарезанная?!

Варшава вскипел, губы его задрожали, брови задергались. Тихоня ойкнул и пошел боком в сторону коридора. Токарев неуверенно потянулся к столу, но не успел. Из обоих стволов дуплетом Варшава выстрелил в Невидимку, который уже все понял и пытался отползти. Одна пуля вошла в левое бедро, другая ударила над правым коленом. Гильзы сухо щелкнули о полировку серванта. Шахматист завыл, забился в судорогах. Резко запахло пороховой гарью.

Варшава убрал руки со стволов — он их почти и не поднимал:

— Вот и рассудил бог… Через меня. Такое, стало быть, он принял решение.

Артема как подбросило — он упал рядом с Шахматистом, схватил его за голову:

— Кто ты?! Кто? Откуда ты? Зачем?! Кто ты?!

Молодой человек ответил ему лишь оскалом и мертвым взглядом, а потом потерял сознание.

Токарев застонал, отвалился к холодильнику — его крупно трясло, и когда Тихоня налил ему чашку водки, он чуть не отбил зубами кусок от края.

Вкуса водки Артем не почувствовал, но, выглотав жидкость до дна, смог хотя бы внутренне зарыдать — без слез и всхлипов, беззвучно и страшно…

Он закрыл глаза и сквозь перестук собственных зубов расслышал надтреснутый голос Варшавы:

— Господи… Что ж мы творим-то… Как обезумели все… Тихоня, милый, давай соображать, куда этого красавца везти… Врач нужен… Он не должен сдохнуть, он же нам еще ничего не рассказал… И к прокурорским его в таком виде не поташищь. Вот ведь, падаль, как заморочил… Шевелись, родной, а я хлопчика нашего отогреть попробую…

Артем понял, что последнюю фразу вор сказал о нем, и уткнул голову в колени, боясь показать свои слезы…

 

* * *

 

…Утро следующего дня Токарев встретил вместе с Варшавой в больнице имени Ленина, куда «скорая» отвезла Артура в коматозном состоянии. Врачи говорили, что шансов практически нет — но они пытались. Им пообещали все, что можно. Они сказали, что дело не в деньгах…

Артем сидел на широком подоконнике в пустом, по-утреннему гулком больничном коридоре. Варшава притулился по-зэковски рядышком внизу. Они молчали. Токарев старался не думать об отце, об Усенкове и о том, что ему нельзя возвращаться домой. Артем пытался вообще ни о чем не думать, но мысли все равно скакали в воспаленной голове, мучили бесконечными вопросами — и не было сил искать на них ответы… Токарев кашлянул. Ему хотелось выкрикнуть «Как же так все вышло-то?!!», но вместо этого он тихо спросил: