Подошедшая девочка поставила рядом с поваренком стакан молока и тарелку с хлебом и сыром. Малыш потянулся было за едой, но доктор остановил его, перехватив ручку ребенка своей смуглой ладонью. Он повернул голову к служанке, и сердце Винтер подпрыгнуло — она узнала этот профиль. Рази!
— Ты вскипятила молоко, как я просил, Сара?
Девочка кивнула.
— Именно вскипятила, не просто подогрела? Дождалась пузырьков, сняла пенку, так что все вредные соки исчезли?
Девочка снова кивнула, потом неловко присела в поклоне, словно прекратив этим дальнейшие вопросы. Рази, все еще спиной к Винтер, не вставая с корточек, отпустил руку поваренка и смотрел, как тот принялся набивать рот едой. Даже за едой малыш не прекращал вращать вертел с такой скоростью, чтобы мясо равномерно прожаривалось, не пригорая. Для него это движение было так же естественно, как дыхание.
Когда ее друг встал и повернулся, Винтер поняла, что выросла не только она. Казалось, что она вернется домой — пятнадцатилетняя, с непривычно длинными ногами и изменившейся фигурой — и будет смотреться ровней тому мальчику, которого оставила в прошлом, своему партнеру по играм, скачкам и плаванию.
Но Рази тоже изменился — перед ней стоял девятнадцатилетний мужчина, отряхивающий мел со смуглых рук. Он сильно вытянулся. Черты лица стали резче, особенно скулы и нос, а вот большие темные глаза остались прежними, разве что раскрыты были не так широко. Рази был гладко выбрит, а вот смоляные кудри явно нуждались в стрижке: он с нетерпеливым вздохом убирал их со лба снова и снова. Ему очень шла голубая мантия, и Винтер почувствовала прилив гордости: он закончил-таки учебу, получил степень, несмотря на тяжелые времена, которые им пришлось пережить.
«Альберон, наверное, так гордится им!» — подумала она.
Рази запустил пальцы в волосы, рассеянно осматриваясь, словно вспоминая, что же планировалось дальше. Его взгляд скользнул по Винтер, мимо — но мгновенно вернулся, пристально-внимательный. Она изогнула бровь, вызывающе улыбнувшись: «Спорим, ты меня не узнаешь, Рази Кингссон! Ручаюсь, даже не узнаешь меня в лицо».
— ВИНТЕР! — Его вопль застал ее врасплох, и вся кухня замерла на минуту в ошеломленном молчании: люди инстинктивно пригнулись, словно над ними выстрелила пушка.
— Винтер! — снова крикнул он, разведя руками, словно не веря собственным глазам.
Ей было так приятно слышать, как Рази произносит ее имя, что Винтер громко засмеялась сквозь внезапно нахлынувшие слезы.
Она успела положить инструменты до того, как он пробился сквозь толпу и подхватил ее с нижней ступеньки. Рази завертел ее на месте так, что у Винтер перехватило дух, а кухонная братия, смеясь, подхватывала плошки, чтобы их не смело развевающимися краями его мантии.
«Боже мой, до чего же он сильный!» — удивилась она, взлетая вверх. Он был так обманчиво изящен, этот новый Рази, но обладал скрытой мощью. Его мускулы так прилегают к костям, что тело кажется худощавым. «Стало быть, ты много ездишь верхом!» — Винтер узнала тип жилистой стати, которую развивают подобные упражнения.
Он остановился, держа ее на вытянутых руках. Девочка беспомощно висела, не доставая до земли ногами и смеясь от души. Рази посмотрел ей в лицо, а потом окинул взглядом фигуру, словно любуясь. Он был так близко, что Винтер видела золотистые крапинки в темных глазах. И тоненькие морщинки в уголках глаз и у рта. Жестокое африканское солнце и пять лет неуверенности в завтрашнем дне нарисовали их на молодом лице. Девушка вдруг почувствовала ком в горле. Рази. Это действительно он. Рази! Здесь и сейчас. Живой.
— Привет, старший братец! — Голос ее сбивается, он притягивает ее к себе со сдавленным смехом. Его объятия так сильны, что Винтер колотит Рази по спине, чтобы получить хоть глоточек воздуха.
Они чуть отстранились, задыхаясь и смеясь, с сияющими глазами, но Рази держит руку на ее плече, чтобы не дать Винтер исчезнуть или улететь.
— А ну прочь с моей дороги, бездельники! — рокочет за их спиной сиплый голос Марни, и они оглядываются, улыбаясь, на ее наивное лицо, окруженное облаком курчавых рыжих волос. Кухарка попыталась было нахмуриться, но не выдержала и лучезарно улыбнулась щербатым ртом, хлопнув ребят по спинам своими здоровенными ручищами так, что они, хихикая, стукнулись друг о друга, как кегли.
— Твой отец все еще намерен вырастить из тебя мальчишку, как я погляжу, — проворчала Марни, осмотрев наряд Винтер. — А впрочем, это, поди, лучше, чем выдать тебя за какого-нибудь захудалого лорда, черт побери! — Она явно одобряла те оригинальные способы, которыми Лоркан воспитывал дочь.
Марни чуть ли не вынесла их, ухватив в охапку, подальше с дороги, в тихий угол. Она накрыла стол — хлеб, сыр, холодная курица, плошка с солью, еще одна с горчицей, ножи, вилки, пара стаканов с молоком. Встретив вопросительный взгляд Рази, кухарка страдальчески закатила глаза:
— Да кипело оно, кипело! Боже упаси, никаких соков там нет! — И неуклюже удалилась, вытирая руки о фартук и грозно зыркнув на одного из помощников, который что-то там нарезал слишком тонко. Рази усмехнулся про себя и примерился к куску курицы, тогда как Винтер уже накладывала себе на тарелку хлеб, мясо и сыр.
Рази нащипал мясо тонкими полосочками, потом начал пальцем уминать его в кучку. При виде того, сколько набрала еды Винтер, он не мог не улыбнуться, и в темных глазах плясал едва сдерживаемый смех. Ее же рот был слишком набит, чтобы вести разговоры, но их взгляды встречались, особенно когда она потянулась за добавкой. Прямо как в старые добрые дни, когда они просто взглядами могли довести друг друга до смеха.
— Перестань, я же подавлюсь! — предупредила Винтер, роняя крошки изо рта.
Рази усмехнулся еще шире, а потом придал невинное выражение лицу, что только ухудшило дело. Эта его улыбочка, утоление голода, кухонная работа вокруг — все было таким правильным, что Винтер могла бы разреветься, не будь она осторожна. Сделав вдох поглубже, увидела на лице Рази отблеск тех же эмоций — и они, не сговариваясь, отвернулись друг от друга, с необычайным интересом разглядывая загадочные процессы кухонного священнодействия. Марни посмотрела на них с неприкрытой нежностью, а потом отвела взгляд, привычно бранясь на очередного беднягу, не исчезнувшего вовремя с ее пути.
— А где Альберон, Рази? — спросила Винтер. Она говорила тихо и лишь мельком посмотрела на собеседника. Они не встречались последние пять лет, до этой минуты даже не были уверены, живы ли друзья. Так что вопросы, если уж и задавать их, нужно мягко, окольными путями, из-за страха затронуть старые раны или тайны, которым лучше оставаться закрытыми.
Рази прочистил горло и покачал головой:
— Я не знаю, где Альби, сестренка. Его здесь нет. Отец говорит… Он сказал, что послал его на побережье, инспектировать флот. — Их взгляды встретились, Винтер отвела глаза.
На лице Рази читалось, что он сам-то не верит в сказанное королем, поэтому девочка внутренне сжалась от страха, а в ее голове всплыли тысячи вопросов.
Зачем Альберона, законного сына и единственного наследника трона, отсылать так далеко от дома, особенно после долгого и опасного периода нестабильности в стране? С другой стороны, зачем бы королю лгать Рази, своему старшему сыну, бастарду, которого, тем не менее, он никогда не обделял любовью и доверием? У Винтер не было ответов на эти вопросы, только страх — невысказанный страх, поселившийся в сердце, словно тайный недуг.
Она вновь посмотрела на кухню, трудящихся там людей, привычную домашнюю сцену — и ощутила зловещие интриги политики, скрытые под этим всем. Безбрежный, темный, стремительный поток, готовый смести каждого. «Нужно быть осторожнее всем нам», — подумала она.
Она столь многое хотела спросить, но в дворцовой жизни есть то, о чем нельзя спрашивать вслух в переполненной кухне, даже у старого друга.
Рази был напряжен, как лошадь на старте, взгляд темных глаз блуждал по кухне, его волнение было почти ощутимо. Он то и дело потирал кончики пальцев, так что Винтер пришлось прижать его руку, чтобы он не выдавал себя так явно.
За спиной у Рази на подоконнике остывал поднос горячих пирожков с повидлом. Винтер увидела, что Голодный Призрак взял парочку — пирожки исчезали в воздухе, по кусочку, благодаря укусам невидимого рта. Девочка тихо подтолкнула Рази локтем, улыбнулась и украдкой взглянула на Марни, ожидая ее обычной бурной реакции на проделки надоедливого духа. Сейчас полетят кастрюли и тарелки, загремят проклятия! Марни постоянно враждовала с Голодным Призраком, и ее реакция была хорошим поводом повеселиться.
Рази оглянулся, чтобы понять, куда указывает Винтер, и его смуглое лицо слегка побледнело. Винтер отметила это, когда Марни наконец-то увидела очередные пирожки, плывущие вверх, чтобы исчезнуть, и дождь крошек, падающий из пустоты. Лицо кухарки помрачнело от ярости, как грозовая туча, и его выражение мгновенно остудило радость девушки. Это была не ее обычная преувеличенно эмоциональная реакция, а что-то другое — глубинное, поднимающееся на поверхность, какое-то кипящее течение, выплеснувшееся напоказ, словно голова Марни раскололась, обнажив все секреты.
Винтер заметила, как рука поварихи сжалась на поварешке, громадное тело затряслось от ярости. А потом Марни отвернула искаженное злобой лицо, притворившись, что не видела, как невидимый призрак уничтожил целый поднос ее пирожков.
Винтер с расширенными от удивления глазами повернулась к Рази. Он вздохнул с видимым облегчением, провожая взглядом удаляющуюся Марни.
— По дороге сюда я встретила Рори, — сказала Винтер так тихо, чтобы никто не услышал, кроме ее друга. И снова реакция Рази была удивительной для нее. Он рывком развернулся к ней, сжав кулаки, — и Винтер отстранилась, испугавшись гнева в его глазах.
— Он говорил с тобой? — прошипел Рази.
Она помотала головой:
— Нет. Он не осмелился. Я…
И весь гнев мгновенно исчез с лица Рази, сменившись тем же странным облегчением, с которым он наблюдал за Марни. Он тяжело опустился за стол, подперев лоб рукой. Из него словно вышибли дух, когда он пробормотал: «Молодец Рори, ничего не скажешь. Парень что надо». Винтер поняла, что его гнев был направлен не на нее, а на Рори Шеринга и тот факт, что он мог заговорить с ней.
— Что происходит, Рази?
Он еще раз внимательно осмотрел кухню.
— Рази?!
Когда он подпер ладонью щеку, до Винтер дошло, что таким образом Рази прикрывает рот рукой, заслоняясь от остальных.
— Винтер! Больше нет никаких призраков… — Глаза в глаза, медленно, словно сообщая что-то очень важное. — Отец издал такой указ. И поэтому так и должно быть!
Девочка рассмеялась, не веря, оглядела украдкой комнату и придвинулась ближе, всматриваясь внимательно в его лицо:
— Что?..
— Слушай меня. Я сказал, слушай! Призраков нет, Вин. Поняла? Любой, кто говорит иное, любой, кто болтает про это… Их вешают, Винтер.
Это заставило ее отодвинуться, фыркнув от отвращения:
— Рази, это не смешно! Не могу поверить, что ты придумаешь такое, это не смешно…
Он сжал ее руку, притягивая ближе:
— Я не шучу.
Винтер освободила ее, потирая запястье:
— Это сплетни, не больше. Рази, ну подумай здраво! Это враги твоего отца распускают слухи. Король бы никогда …
— По какой дороге ты ехала домой? Через горы, да? Через лес? Ничего и никого, только деревушки, лесорубы и дикие кабаны, правда?
Она кивнула осторожно, все еще растирая саднящее запястье.
— А я вернулся по Портовой дороге, Вин. Проехал через все главные города. Там виселицы на каждом перекрестке. И клетки, Винтер. Отец снова ввел клетки, а люди, похоже, охотно их используют.
О боже! Виселицы? Клетки и виселицы? Здесь, где они были запрещены с того дня, как Джонатон взошел на престол? Нет! Нет, нет, нет.
После путешествия на Север Винтер был знаком отвратительный запах гниющей плоти, когда, завернув за угол, внезапно сталкиваешься с трупом в лохмотьях, закованным в железо и тихонько вращающимся от ветра. Но она никогда не могла представить, что это будет здесь. Только не здесь!
Даже в начале мятежей, когда Круг Лордов давил на короля, вынуждая ввести пытки, Джонатон не уступил искушению.
«Самый легкий способ вызвать ненависть у народа — это мучениями склонить его к покорности, — говорил он. — Счастливые люди спокойны. Справедливостью можно склонить на свою сторону больше сердец, нежели плетью».
— Ох, Рази, — прошептала Винтер. — Что же здесь произошло?
Кое-что еще пришло ей на ум, и Рази дернулся, словно предчувствуя вопрос. Сглотнув внезапно пересохшим горлом, она спросила, пристально глядя на него:
— Где мои кошки, Рази? Я встретила странного котенка на мосту, и он даже не ответил на приветствие.
Сердце провалилось куда-то в пятки: он не смотрел не нее, а отвернулся в сторону кухни, словно собираясь с силами, чтобы сообщить дурные вести.
— Никто больше не говорит с кошками, сестренка. Пожалуйста, прошу, не упоминай об этом больше! — Он все-таки поднял глаза. — Пожалуйста!
— Но почему? — прошептала, а потом сразу же вскинула руку, чтобы помешать ему ответить. Она не хотела знать. Королевство Джонатона было последним в Европе, где кошки еще общались с людьми. Повсюду за его пределами страх и предрассудки оказались сильнее, так что, кроме основного сосуществования, всякое другое общение прекратилось. Винтер на Севере скучала по многим, и не последними в ее списке были кошки с их особенными, нечеловеческими беседами. Она уставилась на стол, сжав губы, а Рази терпеливо ждал, пока она спросит:
— Что случилось?
Он взял ее за руку — очень нежно на этот раз.
— Не знаю всего хода событий, Вин. Если по правде, вообще мало знаю. Но отец вбил себе в голову, что дворцовые кошки… Ну, что они знают тайны. Что они владеют какими-то особыми секретами, которые он не хотел раскрывать. Думаю, он боялся, что они будут сплетничать и проболтаются.
При мысли о кошачьих сплетнях Винтер скептически хмыкнула. Но Рази выглядел очень грустным и сдавил ей руку. «Ну, Рази, просто скажи это!»
— Их отравили, Винтер. Всех.
Она ахнула, высокий скорбный крик заставил Марни обернуться и пытливо глянуть в их сторону. Винтер пыталась вытащить руку из мощного захвата Рази, но он, изловчившись, схватил и вторую ее руку, притянул к себе, заставив девочку смотреть ему в глаза. — Шшшш… Успокойся, шшш… — сказал он очень твердо и тихо. Его вид словно говорил: «Помни, где ты находишься. И помни, кто ты такая!»
Преисполненная горя, она вырывалась из его объятий, из глаз, слепо уставившихся в потолок, ручьем текли слезы. Одна мысль: «О нет! Нет, только не это!»
— Мне так жаль.
— И Серую Матушку? — Он кивнул. — И Масляный Язычок погиб? И Симон Дымок? И Кориоланус?
Рази отвечал кивком на каждое имя, а потом просто трагически склонил голову, полный сочувствия. Страшный список продолжался, а он продолжал сжимать руки, словно держа ее в плену.
Наглый волокита
— Хватит уже, девочка! А ты, парень, отпусти ее руки, а то вцепился, словно арестовать ее хочешь.
Резкий голос Марни был негромким, но властным. Она встала, укрывая ребят собой от любопытных взглядов. Рази и Винтер не посмели ей перечить. Он выпустил ее запястья, словно обжегшись, а она всхлипнула и вытерла слезы. Марни дала Винтер влажное полотенце, все так же закрывая ее от чужих взглядов. Девочка была благодарна за уединение и возможность прижать к пылающему лицу прохладную ткань.
Марни переводила взгляд с одного на другую, помрачнев, как туча. Они провели детство под ее присмотром, путаясь под ее ногами, как бездомные щенки. Мать Рази интересовалась сыном лишь потому, что он приблизил ее к трону. А Винтер и Альберон стали сиротами в первые же минуты жизни, так что вообще не знали материнской любви. Марни вырастила всех троих, ее тяжелая медвежья поступь сопровождала детишек в юные годы. Именно она была им утешением и опорой, но без мягкости и нежности, как можно было бы ожидать от матери. Марни любила неласково, как любят звери своих детенышей, защищая их. Они были ее выводком, а детенышам, чтобы выжить, приходится учиться выносливости.
— О Марни! Мои кошки… И призраки…
— Есть вещи куда хуже, чем мертвые коты и замолчавшие призраки, детка. Помни, кто ты такая. И соберись!
Кухонная суета не ослабевала за ее широкой спиной, но Марни говорила так тихо, чтобы было слышно только им. Она со звонким стуком поставила на стол два кубка.
— Выпей это до дна, — приказала она шепотом, потом ткнула пальцем в Рази. — И ты тоже, мальчик! Твой мусульманский Бог не накажет тебя из-за глотка вина в этой пряной настойке.
Вопрос в ее глазах читался безошибочно: «Ну как, мы снова держим себя в руках?» И они кивнули в ответ: «Да, Марни, конечно». Она фыркнула, как бык, и тяжело потопала назад к своим занятиям.
«Если ты в гневе или печали, спиртного следует избегать, — так учил Винтер отец. — Вино — для удовольствия, не для тоски». Но Винтер осушила кубок несколькими глотками, потому что горло, казалось, горело от слез, а настойка была прохладной и сладко-терпкой. Рази отхлебывал понемногу из своего кубка, сидя неподвижно рядом. Вся кухня делала вид, что ничего не происходило.
Во время последовавшего долгого молчания Винтер ощутила, что выпитое вино коварно ударило в голову, и пожалела, что осушила бокал так быстро. Слава богу, что она перед этим поела, потому что вина, похоже, было больше, чем надо.
Спиртное, тепло кухни, присутствие Рази, неприятные новости — все это наложилось на долгое путешествие и навалилось на девочку почти непереносимой усталостью. Если бы можно было склонить голову на усыпанный крошками стол и задремать, не опозорившись перед прислугой, Винтер бы так и сделала.
— Рази, — пришлось прилагать усилия, чтобы внятно произносить слова, — пойдем наружу, к реке. Давай поплаваем, а?
О да, они могли бы найти место в тени, под ивами, скинуть надоевшую обувь. Она разделась бы до исподнего и уснула без задних ног, а Рази сторожил бы ее покои, как бывало в детстве.
Он пожал плечами, сказал с искренним сожалением, которое, тем не менее, вызвало неожиданный прилив жгучей ревности:
— Не могу, сестренка. Я кое-кого жду.
— Кого же? — требовательно спросила Винтер, но в этот момент рычание Марни отвлекло их, заставив вздрогнуть от неожиданности, поэтому вопрос даже не был услышан.
— Где тебя черти носили?
Все примолкли и обернулись на свирепый возглас поварихи, пытаясь рассмотреть объект ее гнева.
Молодая пухленькая служанка, застигнутая на ступеньках, покраснела, виновато опустив пылающее лицо. Суетливо ринувшись к столу, она проскользнула мимо Марни, которая занесла кулак в притворной угрозе. Девушка протиснулась на свое место, потеснив соседок, схватила полотенце, бутылку с прованским маслом и принялась смазывать деревянные блюда к вечернему пиру. Конечно, тут же завязалось шушуканье, перемежаемое смешками, между ней и другими служанками.
Винтер собиралась повернуться к Рази, чтобы повторить вопрос, но заметила человека, спускающегося по задней лестнице. Она подумала, что король нанял труппу комедиантов и один из них идет попросить еды.
Он скользил по ступеням, обутый в кожаные сапожки, легко и грациозно, как кот. «Сапожки акробата», — мелькнула мысль. В нем была та наглая уверенность, которую дает принадлежность к клану: дерзкий вид человека, которого поддерживают братья по оружию. Такой или очарует, или перережет горло — причем сделает и то и другое без объяснения причин. Винтер бы поручилась, что его нелегко обезоружить — так много острых ножей таится за мягкой улыбкой.
Она представила, как ценят его товарищи по труппе, но здесь подобные таланты не пригодятся. В отличие от других замков, здесь свободно кормили и поили бродячих торговцев, путешественников и подобный им народ. Интересно было бы взглянуть, однако, как он столкнется с непреодолимыми силами природы в лице Марни.
Винтер устало подперла тяжелую голову и зевнула, наблюдая за парнем сонным взглядом. Он остановился, заправил за ухо прядь длинных волос и окинул кухню оценивающим взглядом со своей удобной позиции на лестнице, так что Винтер смогла получше рассмотреть его.
Он был молод — лет восемнадцать-девятнадцать. Худой, с кошачьей грацией. Примерно на голову ниже Рази. Молочно-бледная кожа, узкое лицо, обрамленное длинными прядями прямых черных волос. Он оглядывался вокруг внимательно и беззастенчиво, без малейшего намека на почтительность.
«Наглый и опасный, — подумала Винтер. — Очень опасный для себя и окружающих, потому что не знает, где его место».
Она увидела, что взгляд комедианта нашел Марни. О, та живо разделается с ним за такое выражение лица! Винтер ждала, что вот-вот льстиво-подобострастная придворная маска скользнет на лицо, но он, на удивление, не обратил внимания на Марни, а уставился на краснощекую служанку, которая пришла перед ним.
Понимание обожгло Винтер, как струйка ледяной воды по спине, пока подружки девушки тихонько подталкивали друг друга локтями. Когда она быстро взглянула на молодого человека, тот улыбнулся, и служанке пришлось снова склонить лицо, пылающее румянцем. Сдержанный шепот сплетниц сменился хихиканьем. Все поняли, почему задержалась девушка и кто именно был причиной ее опоздания на работу.
Винтер медленно выпрямилась: неприязнь переросла в жгучий гнев, когда молодой развратник игриво подмигнул служанкам и подал грубый и полный непристойных намеков знак — показал кончик языка между зубов.
«Так ты нарываешься на взбучку! — зло подумала она. — Наверное, ты привык к другому, но здесь, в этом доме, не позволяют использовать женщин, как игрушки!»
Винтер сжала кулаки и хотела что-то сказать Рази, когда молодой человек увидел их двоих и, приветственно кивнув, направился в их сторону.
«Наверное, он увидел мантию врача и хочет спросить совета. Кто-нибудь заболел или подхватил лихорадку в труппе. Что ж, я ему так посоветую…»
Она сжала кулаки, готовая сорвать злость по полной. Но, к ее удивлению, Рази поднял палец в приветственном жесте и насмешливо пробормотал:
— Вот ты где был, чертов бабник! Если не будешь вести себя осторожнее, тебя ославят, вымазав смолой!
Не услышав предостережения, юноша бочком пробирался сквозь кухонную сутолоку и, улыбнувшись, подошел к столу. «Боже мой! — дошло до Винтер. — Так это его ждал Рази? Этого развратника? Мир сошел с ума?»
Когда парень добрался-таки до них, изумленной Винтер пришлось приложить сознательное усилие, чтобы закрыть рот, пока он пристраивался на скамейке.
— Рази! — произнес он так, что его приветствие прозвучало вкрадчиво и очень лично.
Это не мешало ему в то же время осмотреть Винтер с головы до ног с неподдельным интересом. Девушка уже встречала такие взгляды с тех пор, как ее тело расцвело, приобретя разнообразные изгибы и округлости. Его внимание она проигнорировала даже с большим пренебрежением, чем обычно.
— Кристофер! — радостно прошептал Рази, и Винтер поразилась, увидев, что ему приятно.
«Кристофер, да? Видала я таких, как ты, Кристофер!» Она внутренне выделила это имя, как и Рази, но без той явной привязанности, которую испытывал ее друг. Она смотрела на молодого проходимца, даже не скрывая злости. «Такие, как ты, мне уже попадались!»
Людей, которые присасываются и используют других в своих интересах, можно встретить при любом дворе. Они обычно находят кого-то, приближенного к трону, втираются в доверие, ловко оттесняя человека от его настоящих друзей, — и выпивают до последней капли крови. Нет, Рази не идиот. Но Винтер неоднократно видела, как страх, одиночество и тяготы делают из первейших мудрецов последних идиотов. «Я за тобой наблюдаю, — думала она в ответ на адресованную ей улыбку Кристофера. — Я тебя оценила».
Она собиралась сказать что-нибудь едкое по поводу служанки, но ее перебил Рази. Он улыбался юноше своей особенной, неторопливой, заразительной и щедрой улыбкой. Спокойный тон и радостное выражение его лица внезапно вызвали у Винтер такую детскую ревность, что ей пришлось до боли закусить нижнюю губу, чтобы сдержать беспричинные слезы. Девушке стало понятно, что она действительно пьяна.
«Осади назад, не торопись, — скомандовала она себе, выпрямляясь и глубоко дыша, чтобы прояснить сознание. — Не болтай лишнего, чтобы, протрезвев, не пожалеть!» О чем она только думала, выпив залпом целый бокал, когда была настолько уставшей! Винтер заставила себя сосредоточиться на разговоре и попытаться устоять перед желанием сбить с ног этого Кристофера и согнать пинками с лестницы.
«Перестань так смотреть на моего друга! Он не твой», — думала она.
Рази что-то говорил вполголоса, глядя в лицо Кристофера. У того оказались миндалевидные серые глаза с такими густыми черными ресницами, что казались насурьмленными. Он наклонился, чтобы лучше слышать, — руки за спиной, снисходительная ухмылка.
«Если одна из служанок будет ждать от тебя ребенка, Марни лично притащит тебя к алтарю, а я помогу ей загнать тебя на брачное ложе, чертов развратник!»
Винтер ожидала, что юноша притворится невинным, разведет руками или, наоборот, сыграет этакого светского человека, умудренного опытом, но он, похоже, был неподдельно задет:
— Ты же не думаешь, что я попорчу девушку, правда, Рази?
Рази улыбнулся и тряхнул головой: «нет», а юноша приосанился, на лицо вернулась ухмылка наглого бабника.
— В любом случае, я только даю то, что от меня требуют… — он скосил глаза в сторону служанок, — так сказать, не иду, куда меня не просят. А кому, как не тебе, знать, что от такого рода проблем есть разные средства и лекарства, ты же доктор… — Его взгляд скользил по фигурам девушек у стола. — В этом мире и так полно незаконнорожденных ублюдков, чтобы и дальше пополнять их ничтожные ряды!
Рази только усмехнулся, но Винтер восприняла колкость на его счет, поэтому ринулась в штыки.
— Многие из этих незаконнорожденных ублюдков гораздо достойнее тебя! — сказала она едко, удивляясь, почему Кристофер запылал от ее взгляда.
Кристофер глянул на нее с легкой улыбкой:
— Я не хотел никого обидеть, приятель. Здесь ты видишь только незаконнорожденных! — Он согнулся в легком поклоне.
Ох! Он подумал, что она обиделась за себя, и поэтому признал, что сам — плод незаконного союза. Слепое негодование нарастало, Винтер собралась крикнуть: «Мои-то родители были венчаны, спасибо!» Ответ замер на губах, потому что она вовремя осознала, что неуместная гордыня этих слов только ударит больно по Рази да раскроет всем ее незаметные раньше предрассудки.
«Осторожно, — подумала, собираясь с мыслями, — вино изрядно вскружило тебе голову».
— Твой маленький приятель выглядит уставшим, Рази. — Мелодичный голос Кристофера пробился сквозь туман в голове. — Может, отпустишь его поспать?
— Ох, ну бога ради! — воскликнула Винтер, хлопнув по столу ладонью и прижав вторую к колотящемуся виску. — Ты прекрасно знаешь, что я не мальчик! Прекрати вести себя как шут, тебе недостает остроумия!
Она скорее почувствовала, чем увидела, как юноша напрягся. «Ага, вот оно. Ты страдаешь от гордыни, опасный хвастун! Гордость управляет тобой».
— Я всего лишь не хотел раскрывать твой маскарад, проказница, — его голос был холоден, — но и тебе бы не помешало потрудиться над нарядом. Ты никогда не сойдешь за парня со всеми своими выпуклостями и изгибами!
Она изобразила, как надеялась, уничижительную усмешку:
— Я не маскируюсь, я — то, что ты видишь!
— Мальчик, который безжалостно рубит деревья, чтобы заработать на жизнь? — Каждое слово сочилось сарказмом, и Винтер взглянула ему в глаза:
— Подмастерье четвертого года, одобренный гильдией, с «зелеными» привилегиями.
Ни одно слово для Кристофера ничего не значило! Она видела, что он пытается понять смысл сказанного, но тщетно. «Откуда ты такой взялся, — внезапно подумала она, — что ничего не смыслишь в рангах гильдии такого распространенного дела, как плотницкое?»
Даже последний уборщик навоза из какого-нибудь мелкого княжества знает их ранги и задачи наизусть. Для придворного быть настолько несведущим в символах профессиональных рангов равносильно тому, чтобы быть слепым, глухим и немым.
Она выпрямилась и посмотрела на него по-новому. Значит, он совсем новичок, чуждый дворцовой жизни. Это делает его опаснейшим из идиотов: честолюбивым, но невежественным. Она видела такой тип людей, прорубающих кровавые просеки сквозь дворцовую челядь. Намеренно или нет, они становятся ядом, от которого тело государства чернеет, сеют смерть и разложение вокруг.
Он заметил неприязнь в ее взгляде, а она увидела в его глазах холодную сталь.
Рази встал, но Винтер не посмотрела на него, ее глаза по-прежнему были прикованы к Кристоферу. Юноша неожиданно улыбнулся, так, что на щеках показались ямочки. Его глаза зло блеснули, и Винтер вдруг поняла, что попала в ловушку. Между ними началась глупая игра в гляделки, когда никто не хочет первый отвести взгляд.
«Как же так получилось? — В ней росло отчаяние и паника. — Как я позволила этому болвану загнать себя в угол?»
Он был, по сути, еще одной назойливой мухой, летающей над навозной кучей. Ей следовало отогнать его от Рази, даже не сбившись с шага. А она вместо этого занята детским соревнованием, кипя негодованием и будучи слишком гордой, чтобы отвести взгляд.
Рази кашлянул.
— Дети, дети! — пожурил насмешливо, но на этот раз мягкий голос звучал предостерегающе.
