О блаженном Максиме Московском

 

Время не сохранило для нас подробного жизнеописания блаженного Максима. Неизвестно и то, когда именно он родился. Ясно только, что было это около XV века.

О Максиме говорили, что он пренебрег мирскими красотами и не захотел наслаждаться жизнью. Презрев плоть, он радел о душе – и плоть покорилась духу. Он проявлял чудеса терпения и смирения. Его призванием стало юродство ради Христа.

Максим еще в юности оставил отчий дом.

Верный избранному обету, он неизменно шел трудным путем.

– Хоть люта зима, да сладок рай, – говорил он, бегая по улицам Москвы почти нагим, терпеливо перенося все погодные невзгоды. – Оттерпимся, и мы людьми будем; исподволь и сырые дрова загораются. За терпенье даст Бог спасенье.

Время, когда жил блаженный Максим, было бедственным для Руси: то татарское иго, то засуха и голод, то моровая язва. Своим добровольным терпением юродивый учил народ, страдавший поневоле, терпению и самоисправлению.

Он говорил народу:

– Не все по шерсти, иногда и против.

– За дело побьют, – повинись, да пониже поклонись.

– Не плачь битый, плачь небитый.

Купцам и знати Москвы говорил:

– Божница домашня, а совесть продажна.

– По бороде Авраам, а по делам Хам.

– Всяк крестится, да не всяк молится.

– Бог всяку неправду сыщет. Ни Он тебя, ни ты Его не обманешь.

Умер блаженный Максим в 1434 году.

 

«Не имеем здесь постоянного города, но ищем будущего»

О Василии Блаженном

 

В 1462 году, при великом князе Московском Иване Васильевиче III, у благочестивой четы Якова и Анны, испрошенный у Бога молитвами родился сын Василий.

Родители его долго не имели детей и, подобно праведным Захарию и Елизавете, после продолжительных и усердных молитв были утешены рождением сына.

Он и правда был даром Божиим: Господь избрал его еще до зачатия и освятил до рождения. По преданию, Василий родился на паперти подмосковного Елоховского храма в честь Владимирской иконы Пресвятой Богородицы.

С первых дней жизни Василий предзнаменовал свое особое призвание. Как сказано в предании, он, «вкушая млеко матери из правого сосца, никогда не касался левого, от младенчества шуие (левого. – Сост.) уклонився, знаменуя тем избрание им десные (правые. – Сост.) части добродетели».

Родители Василия были людьми простыми и отдали сына в учение сапожнику. Василий оказался проворным в учебе и быстро освоил ремесло.

Однажды некий купец привез на баржах в Москву хлеб и зашел в мастерскую заказать сапоги.

Купец, шутя, попросил:

– Сделай так, чтобы я не износил обувку и за год.

Василий сказал:

– Сошью такие, что и правда не износишь.

Заказчик ушел, а мастер обратился к ученику с недоуменным вопросом. Василий объяснил, что заказчик даже не обует сапоги, потому что не успеет, – вскоре умрет.

Через несколько дней пророчество сбылось.

В придании же говорится, что Василий «возлюбил Бога и вслед Его пошел, оставив дом отеческий и род свой… В цветущие годы, плоть свою, как врага, возненавидев, он телесное желание загасил холодом Святого Духа. Он украсил себя смиренномудрием и терпением и возненавидел всякое злонравие и зависть, и лукавство. И стал новым человеком…»

Шестнадцати лет Василий, «разорвав узы привычной жизни, как орел, взмахнул легкими крылами и отлетел от мирских печалей». Он оставил дом родителей и удалился для спасения души. Но не в безмолвную пустыню, где, естественно, с меньшими препятствиями мог стремиться к достижению желанной цели. Василий явился в многолюдный царствующий город Москву.

Разорвав привычные узы, Василий отяготил себя другими – с тех пор он не снимал вериг (они долго хранились в Московской Духовной академии).

В Москве Василию негде было преклонить голову. Но это его не смущало.

Живя в многолюдном городе, исполненном постоянных забот и житейских треволнений, блаженный Василий мог сказать о себе словами Апостола: «Не имеем здесь постоянного города, но ищем будущего» (Евр. XIII, 14).

Избрав необычное место для подвижничества, блаженный избрал и необычный путь к горнему Иерусалиму: наставляемый Святым Духом, Василий начал юродствовать.

Благочестивая и просвещенная светом Божественной истины душа, чуждавшаяся прелестей мира, презиравшая его внешние преходящие блага, избрала такой путь спасения, в котором «добродетельное житие» скрывалось под «неблагоприличием». Что ожидало подвижника на этом трудном и скользком пути, как не унижение всякого рода и бесславие, полная нищета и всевозможные страдания?

Здесь необходимо чрезвычайное терпение: с одной стороны – голод, жажда, стужа, зной и все лишения, неразлучные с жизнью скитальца, а с другой – беспрестанные насмешки, поругания, тычки… Все это нужно терпеть безропотно, благодушно, даже с радостью Христа ради. Какое же нужно самоотвержение и самообладание, чтобы, возвысившись над «многоразличными земными потребностями», заглушить самые сокровенные вопли самолюбия и тем всецело служить Богу и спасению ближних?..

 

 

Почти нагой (недаром его называли Василием Нагим), блаженный Василий ходил по улицам Москвы, терпеливо перенося всяческие стихийные невзгоды: ни крыши над головой, ни одежки (что зимой, что летом), «зимой от мороза замерзая, летом же зноем опаляем».

– Если люта зима, то сладок рай, – говаривал Василий.

При этом он указывал на пример сорока мучеников, которые ради царствия Божиего насмерть замерзли на льду Севастийского озера, в то время как их соблазняли жарко натопленной баней.

Для Василия, Христа ради юродивого, и сильный мороз оборачивался теплом, а солнечный жар – живительной прохладой. Тело праведника, ограждаемое Божией благодатью, было сильнее и стужи, и огня.

Как первозданный Адам, блаженный Василий без стыда ходил едва не нагим. Василий, отказываясь от одежды, как бы выказывал готовность к Страшному суду, на котором человек предстает таким, каким родился.

Он изнурял тело «постом и бдением, и морозом и теплотой солнечной, и дождевым облаком» и казалось, что он выдерживает больше, чем способно выдержать человеческое естество. Так юродивый сохранял душу свободной от страстей.

Ум блаженного постоянно был занят молитвой и мыслями о Боге. Его внутренний – духовный – взор постоянно был обращен к Богу. А внешне это выражалось в том, что голова Василия всегда была поднята к небу.

При таком исключительном образе жизни у юродивого, разумеется, не было ни друзей, ни близких знакомых. Всем он был чужой; и только в редких случаях пользовался приютом у одной благочестивой вдовы.

Не имея определенного пристанища, обычно он проводил большую часть дня на улицах и площадях среди нищих, калек и вообще среди людей, обиженных, по общественному мнению, судьбой. А большую часть ночи Василий посвящал молитве, удаляясь для этого на паперти московских церквей, где иногда предавался и короткому отдыху.

Время от времени Василия можно было видеть в башне в стене Китай‑города, у Варварских ворот. Там он тоже молился в одиночестве. В память о его пребывании это место раньше называлось Васильевским лужком и Васильевским садом. На этом лугу некогда были бражные тюрьмы для исправления пьяниц, которых преследовал закон, позволявший свободно веселиться в корчмах только на Святках и Святой неделе. Блаженный посещал эти злачные места с целью спасти погибавших от пьянства.

Исполненный милосердия, блаженный помогал прежде всего тем, кто стыдился просить милостыню. А ведь он сам нуждался в помощи не меньше других.

Однажды блаженный Василий доставшиеся ему богатые подарки передал купцу‑иностранцу. Тот в силу обстоятельств лишился на чужой стороне всего и, хотя три дня уже ничего не ел, не мог обратиться за помощью – ведь он носил хорошую одежду…

Василий осуждал тех, кто подавал милостыню из корысти, кто рассчитывал так получить Божие благословение.

Однажды Василий увидел у Пречистенских ворот нищего. Постояв рядом и присмотревшись, юродивый разглядел в нем беса. Бес, обернувшийся нищим, всем, кто подавал ему милостыню, немедленно помогал в просимом.

Блаженный прогнал беса и тем спас множество душ от соблазна.

В 1521 году, при Василии Ивановиче III, незадолго перед нападением татар на Русь, однажды ночью юродивый Василий перед северными дверями Успенского (в Кремле) собора молился Богу об избавлении сограждан от угрожающей опасности.

И вот в храме поднялся страшный шум, заметались языки пламени. От чудотворной Владимирской иконы Божией Матери раздался голос. Он обличал жителей Москвы в беззакониях…

Юродивый не переставал молиться, наоборот, молитва его становилась все истовей.

И чудный огонь быстро исчез, а шум прекратился.

Весть о чудесном видении блаженному Василию быстро разнеслась по городу, и жители Москвы с тревогой ожидали страшной беды. В скором времени грозное предзнаменование исполнилось. Крымские и казанские татары под предводительством Махмет‑Гирея вторглись в пределы Руси, грабили и разрушали один город за другим и сжигали все, что встречалось на пути.

Та же участь угрожала и столице. Москва была спасена только молитвами своих великих заступников: татары, устрашенные чудным видением несметного множества воинов на московских полях, поспешили оставить не только Москву, но и Русь.

При Иване Грозном, 23 июня 1547 года «Василий юродивый, – говорит летописец, – придя в монастырь Воздвижения и став перед церковью, начал молиться и неутешно плакать». Проходившие смотрели на него с удивлением. Они не знали причины происходящего, но были уверены, что юродивый Василий без причины ничего не делает и не говорит.

Это таинственное моление было предвестием страшного пожара, случившегося утром следующего дня и начавшегося с этого самого храма: утром в восьмом часу церковь Воздвижения загорелась; оттуда огонь перекинулся на другие улицы: оба города – старый (Кремль) и новый (Китай‑город) сгорели, многие храмы, дома, дворец великого князя исчезли, «медь, яко вода разливашеся».

Блаженный старался под видом юродства скрывать высоту своей добродетельной жизни». Однако, по слову Евангелия, «не может город укрыться, стоя на верху горы» (Мф. 5, 14).

Слава о Василии, Христа ради юродивом, дошла до царя Ивана Грозного и митрополита Московского и всея Руси Макария.

Митрополит в беседе с царем сказал самодержавнейшему о Василии, который изнурял плоть наготой и постом, зимним холодом и летним зноем, к «дневным молитвам прибавляя ночные».

Царь сказал митрополиту:

– И мы видели Василия, занятого богоугодными делами, подобно ангелу во плоти. Кто же не знает этого блаженного, бежавшего, словно от стыда, от земной славы и красоты мира сего.

Митрополит и царь, дивясь юродивому, благодарили Бога за то, что он сподобил их жить в одно время с блаженным Василием.

Господь прославил блаженного Василия перед царем «многими знамениями», чтобы, следуя примеру государя, все люди воздавали ему честь.

Так, однажды, в день тезоименитства Ивана Грозного, царь пригласил Василия в свои палаты.

Начался пир. И вот Василий поднял заздравную чашу и вылил ее содержимое за окно. Так он сделал три раза.

Царь вознегодовал. Он решил, что блаженный пренебрегает милостью.

Юродивый спокойно сказал царю:

– Умерь свой гнев! Я сейчас погасил пламя, объявшее Новгород.

Сказав это, Василий бегом бросился из царских палат. А когда прибежал к Москве‑реке, не останавливаясь, двинулся по воде, словно по суху, и сделался невидимым.

Иван Васильевич наблюдал за Василием из окна. Услышанное и увиденное повергло его в ужас.

Царь почитал Василия святым, однако на сей раз усомнился в его словах. Желая проверить истинность сказанного юродивым, Иван Васильевич послал гонца в Новгород.

Горожане сообщили царскому гонцу, что во время пожара внезапно появился нагой человек с водоносом, который заливал пламя, и оно, ко всеобщему удивлению, потухло. Это был именно тот день и час, когда юродивый сбежал с царского пира.

Предание сохранило еще один замечательный случай.

Иван Грозный захотел построить дворец на Воробьевых горах. С тех пор царь был весьма увлечен своим замыслом. И строительство началось.

В ту пору случился большой праздник. Царь пришел в храм. Пришел в тот же храм и Василий. Стал поодаль от царя, в углу, смотрел на Ивана Васильевича и ясно видел его мысли.

После литургии царь вернулся в свои палаты, вслед за ним пришел Василий.

Царь спросил его:

– Где ты был?

– Там же, где и ты, – ответил юродивый, – у святой литургии.

– Как же я тебя не видел? – удивился царь.

– А я тебя видел, – сказал блаженный. – И видел, где ты был на самом деле: в храме или в ином месте.

– Конечно, я был в храме, – сказал царь.

– Ты говоришь неправду, царь. Потому что я видел тебя мысленно пребывающим на Воробьевых горах и строящим себе дворец.

Царь признался:

– Так и было…

Говорят, Иван Васильевич еще больше стал «чтить и бояться Василия, провидца сердец и мыслей человеческих».

Надо заметить, что святой труженик не дожил до ужасных казней Грозного, иначе их отношения скорее всего приняли бы другой оборот.

Странными на вид своими поступками блаженный учил современников благочестивой жизни, наставлял их на путь истины.

Не раз жители Москвы видели, что Василий, проходя по улицам, то целовал углы одних домов, то в углы других бросал камни. Если случалось юродивому проходить мимо дома, в котором молились, или читали Божественное писание, или «иное что благое и боголюбезное делали», он собирал камни и с улыбкой бросал их в углы этого дома.

Когда же проходящие спрашивали его, что это значит, Василий отвечал:

– Отгоняю бесов, которым нет места в доме, исполненном святыни. Надо, чтобы и вне его – на углах – бесы не имели себе пристанища.

Если же Василий проходил мимо дома, где пили вино, или пели бесстыдные песни, или «иное что святыне противное творили», то со слезами целовал углы этого дома, и на вопросы проходящих отвечал:

– В этом доме творится неподобающее христианам. Спаситель повелел нам непрестанно молиться, чтобы не впасть в грех, а не утешаться суетными делами. Сказано в Евангелии: «Горе вам, смеющимся ныне» (Лк. VI, 25). Этот дом изгоняет своих хранителей – ангелов, приставленных к нам от святой купели, ибо не терпят они таких непотребных деяний… И потому, не находя места в таких домах, ангелы сидят на углах, скорбные и унылые. Я же приветствую их со слезами. А вы думаете, что я целую углы… Я просил их походатайствовать перед Господом о тех людях, к которым они были приставлены, чтобы те были спасены.

Будучи снисходителен к слабостям ближних, блаженный Василий иногда употреблял свою чудодейственную силу для наказания явной несправедливости, наглой обиды ближнего бесстыдной ложью. Для вразумления забывающих Бога и идущих против своей совести.

Был у Василия в Москве любимый им и любивший его боярин, к которому блаженный иногда заходил в дом.

Однажды Василий пришел к этому человеку в лютый мороз. Сострадательный боярин стал просить его, чтобы по крайней мере в такое время он защитил свое тело от холода одеждой.

– Хочется тебе этого? – спросил юродивый

– Очень хочу, чтобы ты принял от меня мою одежду и согрелся ею. Я же всем сердцем люблю тебя…

Блаженный с улыбкой сказал:

– Хорошо. Приму твой дар. Я тебя тоже люблю.

Боярин с радостью надел на Василия лисью суконную шубу алого цвета (это была так называемая крытая шуба (с верхом из ткани), в отличие от нагольной (мех, не покрытый тканью). – Сост.).

Блаженный, как обычно, побежал по улице.

Недобрые люди, увидав юродивого в богатой шубе, вздумали обманом отнять ее.

Один лег на дороге, притворившись мертвым. А товарищи мнимоумершего стали просить Василия подать что‑нибудь на погребение бедняка.

Юродивый, вздохнув об их «окаянстве и лукавстве», спросил:

– Давно ли умер ваш товарищ?

– Только что, – ответили они.

Блаженный снял с себя шубу и прикрыл мнимоумершего, говоря:

– Будешь отныне мертв вовеки за свое лукавство.

Едва Василий отошел, товарищи стали поднимать мертвого, думая, что он уснул. Напрасно. Лукавый умер по‑настоящему.

Проюродствовав в Москве семьдесят два года, Василий перешел в блаженную вечность. Это случилось в 1557 году.

 

* * *

 

Имя юродивого теснейшим образом связано с одним из чудес русской архитектуры – собором Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву. Собор возвели в 1554 году в честь побед Ивана Грозного над Золотой Ордой. Однако в народе его стали называть храмом Василия Блаженного, по названию придела, пристроенного к собору с северо‑восточной стороны в 1588 году. Построили его по указу сына Ивана Грозного – Федора Ивановича над могилой блаженного Василия, который был похоронен у стен строящегося собора.

 

 

При Федоре Ивановиче (в 1586 году) прошла канонизация Василия Блаженного. Во время войны 1812 года, когда Наполеон занял Москву, собор Покрова Богородицы настолько понравился императору, что он решил перенести его в Париж. Технологии того времени не позволяли это осуществить. Тогда французы сначала устроили в храме конюшни, а позже заложили в основание собора взрывчатку и зажгли фитиль.

Собравшиеся москвичи молились о спасении храма. И произошло чудо – начался проливной дождь, который потушил фитиль.

Храм чудом уцелел во время Октябрьского переворота – на его стенах долго оставались следы от попадания снарядов.

В 1931 году к собору был перенесен бронзовый памятник Минину и Пожарскому (так власти освобождали площадь от строений, мешавших проведению парадов).

Лазарь Каганович, который преуспел в разрушении Казанского собора Кремля, храма Христа Спасителя и ряда других храмов Москвы, предложил снести и Покровский собор, чтобы полностью расчистить место массовых мероприятий. Легенда гласит, что Каганович приказал изготовить подробный макет Красной площади со снимающимся храмом и принес его Сталину. Пытаясь доказать вождю, что собор мешает машинам и проведению демонстраций, он неожиданно для Сталина сорвал макет храма с площади.

Удивленный Сталин якобы в тот момент произнес фразу:

– Лазарь, поставь на место!

И вопрос о сносе собора отложили.

Согласно другой легенде, спасением собор Покрова Богородицы обязан известному реставратору Петру Дмитриевичу Барановскому, который посылал телеграммы Сталину с призывом не разрушать храм.

Легенда гласит, что Барановский, которого пригласили в связи с этим вопросом в Кремль, встал перед собравшимися членами ЦК на колени, умоляя сохранить культовое строение. И это неожиданно подействовало.

 

«Бог долго ждет, да больно бьет»