Фочинская республика и полемика с Москвой

Город Фоча расположен в горах Восточной Герцеговины, недалеко от границ с Черногорией и Сербией. В 1941 году власть тут менялась так часто, что запасливые жители держали дома сразу несколько флагов. Еще до прихода партизан здесь развернулась ожесточенная гражданская война. Сербам резали горло над огромным чаном для изготовления вина, а мусульман топили живьем. С приходом партизан Тито межнациональная резня прекратилась. Партизаны несли с собой принципиально иную идеологию — интернационализм. Хотя их часто не понимали — взаимное ожесточение было слишком велико.

Тито попытался навести порядок: он отдал приказ прекратить расстрелы пленных немцев и итальянцев, рассчитывая со временем обменять их на коммунистов, которые сидели в тюрьмах Белграда, Загреба и других городов.

Расстрелы и конфискации имущества у местного населения, которые практиковались во время Красной республики в Ужице, тоже были категорически запрещены. Однажды Тито выступал на площади Фочи перед добровольцами, которые недавно вступили в партизаны. Неожиданно засевшие в горах четники открыли по партизанам огонь. Тито остался совершенно спокоен. «Эти четники, которые стреляют в нас, через год сами присоединятся к нам», — сказал он. Эти слова хорошо запомнили многие из тех, кто тогда стоял на площади. Потом они рассказывали, что через год многие из четников действительно присоединились к партизанам^[142].

В Фоче партизаны попытались снова создать что-то вроде своего временного государства — как это было в Ужице. Над городом развевались партизанские флаги — югославские сине-бело-красные триколоры с красной пятиконечной звездой. Проводились лекции, партсобрания, митинги, концерты. Снова стала выходить газета «Борба».

В городе обнаружили большое количество запасов табака и папиросной бумаги и наладили выпуск сигарет. Один мастер изготовил клише, с помощью которого на сигаретах ставили название — «Партизан. Сигареты „Дрина“» — и звезду. Дело в том, что до войны лучшими сигаретами в Югославии считались именно «Дрина», и автор этого текста, видимо, хотел сказать, что и партизанская «Дрина» ничем не хуже. Известно, что и Тито курил эти сигареты.

Партизаны использовали также старые конверты и марки, оставшиеся еще от довоенной королевской Югославии. Но это не смущало сторонников Тито, они припечатывали сверху красную звезду. Такие экземпляры превратились в наше время в настоящую филателистическую редкость.

По случаю 1 Мая был организован турнир по футболу. В нем участвовали команды Верховного штаба, сборная города, молодежная сборная Фочи и команда одного из батальонов. Во время одного из матчей игроки то и дело обвиняли судью в нечестном судействе. За окончательным решением обращались к Тито. В конце концов он не выдержал. «Хорошо, тогда я буду судить, чтобы дело не дошло до драки», — сказал он, после чего взял свисток и побежал в центр поля^[143].

Тито поселился в одной из гостиниц Фочи. Рядом с ним жили Джилас, Ранкович, Жуйович, Кардель, Пьяде. Они видели Тито практически каждый день. Кроме них и нескольких штабных офицеров свободный доступ к Верховному главнокомандующему имела его личный секретарь Даворьянка Паунович — Зденка. Партизаны ее не любили — за сложный и сварливый характер. «Зденка отличалась таким нравом, что огрызалась даже на самого Тито, — вспоминал Джилас. — Во время вражеских наступлений она вела себя так, будто главной задачей стран „оси“ было уничтожение в первую очередь ее. Как-то раз она закатила такую истерику, что Тито, устыдившись, спросил меня в замешательстве: „Черт возьми, что с ней творится?“»^[144] Больше всего Зденка боялась воздушных налетов.

Многие удивлялись — ведь раньше, в подполье, она проявила себя с самой лучшей стороны.

Кроме того, она постоянно ругалась с окружающими и повышала голос не только на ближайших соратников Тито — Джиласа и Ранковича, но и на него самого. Однажды, отвечая на жалобы соратников на ее поведение, Тито схватился за голову и сказал: «Знаю, знаю. Мне из-за этого стыдно, но что я могу сделать, если не могу и минуты прожить без этой женщины!»^[145]

В Фоче Тито узнал новости о своем сыне Жарко. Он в 17 лет ушел добровольцем на фронт, участвовал в боях под Москвой и под деревней Крюково потерял руку. В конце марта в одной из программ Московского радио на сербскохорватском языке сообщили, что за боевые заслуги и героизм Жарко Брозу присвоено звание Героя Советского Союза. Тито восторженно писал Моше Пьяде: «Сейчас он находится в Москве, вышел из госпиталя. Как видишь, это единственный югослав, который добился этой высшей награды. Боже мой, дети обгоняют своих родителей». 31 марта Димитров сообщил Тито, что Жарко живет в Москве, в гостинице «Люкс», и «посылает Вам привет»^[146].

Правда, с награждением Жарко Броза ситуация оказалась не очень понятной. Звезду Героя он не получил. Жарко был награжден орденом Отечественной войны II степени, но, судя по указу Президиума Верховного Совета СССР, только 14 апреля 1944 года. Жарко тогда жил в Москве и учился в Высшей военной школе при Генштабе Красной армии^[147].

Как только в непрерывных боях наступала передышка, Тито сообщал в Москву о том, что с ними происходило в последнее время. Он отмечал, что в Боснии есть аэродром, на который могут сесть советские самолеты. «Ждем самолеты каждый день и каждую ночь. Пришлите нам автоматическое оружие, боеприпасы, ручные гранаты, горные пушки и другое. Пришлите и нескольких ваших военных специалистов», — писал Тито. Однако самолетов все не было. 19 марта Тито сообщал Москве: «У нас критическая ситуация с боеприпасами. Просим сделать все возможное, чтобы послать нам боеприпасы и военные материалы. Сообщите, можем ли мы надеяться и когда». 29 марта Димитров отвечал Тито: «Прилагаются все усилия помочь вам вооружением. Технические трудности, однако, огромные. На их преодоление в ближайшее время, к сожалению, нельзя рассчитывать. Просьба иметь это в виду и стараться всяческими способами пока добывать оружие у врага и рационально использовать наличное у вас оружие»^[148].

В партизанской среде в это время царила чуть ли не религиозная вера в СССР и Сталина. «Краткий курс истории ВКП(б)» читали почти как Евангелие, самой популярной книгой у партизан была «Как закалялась сталь» Николая Островского. Партизанские песни пели на мотив знаменитых советских песен: «По долинам и по взгорьям», «Эй, комроты, даешь пулеметы!» или «Броня крепка и танки наши быстры». Сколько же народных песен о Сталине и России было сложено в это время, наверное, никто точно не считал. Была такая песня: «Ой, Сталин, наш народный Боже, / Без тебя весь мир жить не может. / Давайте, братья, мерить Дрину, / Чтобы строить мост Сталину». Или такая: «Ой, Россия, мать ты наша, / А все мы — войско ваше. / Мы проходим сквозь огонь и воду, / Чтобы народу дать свободу… / Ой, Россия, дорогая наша мать! / Тебя всегда так будем звать!»

После разгрома немцев под Москвой в ЦК КПЮ решили, что «война быстрыми темпами близится к своему завершению», а значит, нужно готовиться к социалистической революции в Югославии.

В Москве этих оценок, однако, не разделяли. 5 марта Димитров в своей телеграмме задавал Тито недоуменные вопросы: «Неужели кроме коммунистов и сочувствующих им нет других югославских патриотов, с которыми вы могли бы вместе бороться против оккупантов? Трудно согласиться с тем, что Лондон и югославское правительство идут вместе с оккупантами. Должно быть, в этом вопросе имеется большое взаимное непонимание. Просим вас серьезно подумать обо всей вашей тактике и работе…»^[149] «Зачем, к примеру, нужно было организовывать специальную Пролетарскую бригаду?» — спрашивал он в этой связи.

Тито с замечаниями не согласился. «На основе наших сообщений Вами сделано ошибочное заключение, — писал он. — Сторонники правительства в Лондоне не все и не открыто сотрудничают с оккупантами в борьбе против партизанской и добровольческой армии Югославии. Они борются против нас под именем Недича, которого называют лучшим сыном Сербии. Отряды Д. Михайловича сейчас влиты в армию Недича. Это жандармы, офицеры и бандитские шайки четников Печанца». Что же касается Пролетарских бригад, то Тито подчеркнул, что их начали создавать только зимой и что они как раз были образованы для того, чтобы объединить всех патриотов в борьбе против оккупантов^[150]. Кстати, 1 марта 1942 года была создана Вторая Пролетарская бригада. В нее вошли около тысячи бойцов.

Осторожный Пьяде, который был в курсе полемики, предложил Тито заменить звезды на пилотках на югославские трехцветные ленточки. И вообще, признал он, «нас занесло влево». Но Тито лишь разозлился на Пьяде за его «философствования».

15 января 1942 года немцы и хорватские домобране начали наступление на партизан, которое вошло в историю под названием «Второго вражеского наступления». Чтобы избежать окружения, бойцы Первой Пролетарской бригады в тридцатиградусный мороз совершили переход через перевал Игман. «Игманский марш» позволил сохранить главные силы партизан. В марте Первая и Вторая Пролетарские бригады освободили большую часть территории в Черногории, Герцеговине, Восточной Боснии и Санджаке.

Правда, в Черногории наседали четники. Их положение серьезно улучшилось. Югославское эмигрантское правительство договорилось с правительством Черчилля о помощи Михайловичу оружием, военными материалами и деньгами. На острове Мальта было подготовлено около двухсот тонн грузов для четников. В апреле началась их переброска отрядам Михайловича. Тогда же соглашение о помощи четникам с югославским правительством заключили и американцы. У партизан же с патронами и боеприпасами дело было плохо. Четники презрительно называли их «сталинскими пятипатронниками» — часто бойцам полагалось всего лишь пять патронов на винтовку. Мучил партизан и постоянный голод. Главным их «блюдом» были овсяный хлеб и дикие груши. «Тито совсем отощал», — записал в дневнике Владимир Дедиер^[151].

Так называемое «Третье вражеское наступление» на освобожденную территорию началось в середине апреля. Операция против партизан носила кодовое название «Трио». Итальянские дивизии и отряды четников наступали из Черногории в Восточную Боснию. Немцы с усташами и домобранами — на участке между Сараевом и рекой Дрина. Их тоже поддерживали отряды четников. Активные действия против партизан начались также в Черногории, Санджаке и Герцеговине.

На этот раз удержать свои позиции партизаны не смогли. 10 мая они оставили Фону. Фочинская республика просуществовала 110 дней. В таких невеселых обстоятельствах Тито встретил свой 50-й день рождения.

В Черногории, где Тито вместе с Верховным штабом провел вторую половину мая и июнь 1942 года, на него порой накатывали приступы раздражения, и тогда он кричал на своих товарищей. Потом ему становилось стыдно, и он долго сидел в своей палатке, не имея сил смотреть им в глаза. Тито снова писал в Москву, что не знает, что отвечать на вопрос партизан: «Почему Советский Союз не шлет нам помощь?» — хотя сам прекрасно знал на него ответ — немцы на Восточном фронте снова перешли в наступление. В этих условиях Тито принял решение — совершить поход из Черногории в северо-западную часть Боснии, чтобы создать там новую освобожденную территорию и объединить силы с хорватскими партизанами. От этого плана попахивало авантюризмом — партизанам предстояло пройти с боями почти 250 километров по горам и ущельям.