Граограман, Огненная Смерть 6 страница

Сбегая по лестнице, проходя через переходы и коридоры, он спускался все ниже. Ясно было одно: Великаны в черной броне непобедимы в бою, но совсем не годятся в стражники.

Наконец он оказался в подземелье. Повеяло холодом и затхлым запахом плесени. Стража, как видно, убежала наверх ловить мнимого Бастиана Бальтазара Багса – ни один Великан не встретился здесь ему на пути. На стенах были укреплены факелы, освещавшие лестницы и переходы. Бастиан спускался все ниже и ниже. Казалось, под землей не меньше этажей, чем над нею. И вот он достиг самого нижнего этажа подземелья и вошел в темницу, где томились Избальд, Идорн и Икрион.

Узники изнемогали под пыткой. Подвешенные за запястья, они висели на длинных железных цепях над ямой, казавшейся черной бездонной дырой. Цепи были укреплены на потолке темницы с помощью блоков и лебедки, запертой на огромный висячий замок. Ее невозможно было привести в движение. Бастиан стоял растерянный и потрясенный.

Глаза у пленников были закрыты, казалось, они потеряли сознание. Но вот Идорн, Стойкий Рыцарь, приоткрыл один глаз и прошептал пересохшими губами:

Эй, друзья, посмотрите‑ка, кто пришел!

Оба рыцаря с трудом подняли веки, но как только они увидели Бастиана, на губах у них промелькнула слабая улыбка.

– Мы знали, что вы не оставите нас в беде, Господин, – прохрипел Икрион.

– Как же мне спустить вас вниз? – спросил Бастиан. – Лебедка заперта.

– Выньте ваш меч, – с трудом проговорил Избальд, – и разрубите цепи.

– Чтобы мы полетели в пропасть? – возразил Икрион. – Это не лучший план.

– Да я и не могу вытащить его из ножен, – сказал Бастиан. – Зиканда должен сам прыгнуть мне в руку.

– Хм, – буркнул Идорн, – вот они, волшебные мечи! Когда он нужен, возьмет да и заупрямится!

– Вот что, – прошептал Избальд. – Ведь есть же где‑то ключ от этой лебедки. Куда только они его сунули?

– Где‑то здесь одна каменная плита вынималась, – сказал Икрион. – Только вот которая? Я не мог разглядеть, когда меня тянули вверх.

Бастиан изо всех сил напряг зрение. В тусклом свете мерцающего факела было трудно что‑либо разглядеть. Но, походив немного взад и вперед по темнице, он заметил, что одна плита пола чуть повыше других. Он осторожно приподнял ее. Под ней лежал ключ!

Теперь он мог отпереть и снять замок. Лебедка начала крутиться с таким скрипом и скрежетом, что наверняка было слышно во всех этажах подземелья. Если Великаны не глухие, для них это прозвучит как сигнал тревоги. Но делать нечего, не останавливать же лебедку! Бастиан все крутил и крутил. Рыцари повисли над краем ямы и стали раскачиваться взад и вперед, стараясь коснуться ногами пола. Когда всем троим это удалось, Бастиан раскрутил лебедку до конца. Обессиленные, они так и остались лежать на полу. Толстые цепи висели у них на запястьях.

Времени для размышлений у Бастиана не было – он слышал уже металлический топот по лестнице подземелья. Сначала казалось, что спускаются всего лишь несколько Великанов, их тяжелые шаги отдавались металлическим звоном на каменных ступенях. Потом топот усилился, их становилось все больше и больше. Стражники вошли в темницу. Их доспехи блестели в неровном свете факелов, как жесткие крылья огромных насекомых. Одинаковым движением руки они выхватили мечи из ножен и как по команде двинулись на Бастиана, застывшего в конце узкого прохода в темницу.

И тут вдруг Зиканда выпрыгнул из своих ржавых ножен и сам лег в его руку. Словно молния, сверкнуло лезвие меча, ударив первого из Великанов, и не успел еще Бастиан понять, что случилось, как тот разлетелся на куски. И тут‑то выяснилось, что это за молодчики! Внутри у них была пустота! Они состояли только из доспехов, которые передвигались сами собой.

Позиция, занятая Бастианом, оказалась очень удобной: через узкую дверь подземелья к нему мог пройти всякий раз только один Броневеликан. Они подходили к Бастиану один за другим, и одного за другим Зиканда разрубал на куски – осколки так и летели. Вскоре они уже лежали кучей на полу, как гора черной скорлупы от яиц какой‑то невиданной громаднейшей птицы. После того как штук двадцать Броневеликанов разлетелись на куски, остальные, видно, решили изменить тактику. Они отступили, чтобы выманить Бастиана с его места и занять более выгодное положение.

Бастиан использовал этот момент, чтобы разбить мечом цепи на запястьях трех рыцарей. Икрион и Идорн с трудом поднялись с пола и попробовали вытащить из ножен свои мечи, чтобы помочь Бастиану обороняться, – их почему‑то забыли разоружить. Но руки у них онемели от долгой пытки и не слушались. Избальд же, самый юный и хрупкий, был даже не в состоянии сам подняться на ноги. Пришлось поддерживать его с двух сторон.

– Не беспокойтесь, – сказал Бастиан. – Зиканда не нуждается в помощи. Держитесь за моей спиной и не осложняйте дела, пытаясь мне помочь.

Они вышли из темницы, медленно поднялись по лестнице и очутились в большом помещении, похожем на зал. Вдруг погасли все факелы. Но Зиканда сиял ясным светом и освещал все вокруг.

Снова послышался металлический топот Броневеликанов. Они приближались толпой.

– Быстрее назад, на лестницу! – сказал Бастиан. – Я буду защищаться здесь!

Убедиться, что рыцари выполнили приказ, у него уже не было времени, потому что меч Зиканда сверкнул в его руке и начал плясать. Резкий белый свет озарил зал, стало светло как днем. Хотя нападавшие, оттеснив Бастиана от двери, обступили его теперь со всех сторон, ни один из них ни разу не задел его мечом. Зиканда вихрем кружился вокруг Бастиана с такой быстротой, что казалось, будто это сотня мечей, неотличимых один от другого.

И вот уже Бастиан стоит посреди поля боя один, а вокруг него груды осколков от разбитых черных доспехов. Мертвая тишина.

– Идите сюда! – крикнул Бастиан. Три рыцаря вышли из двери, ведущей с лестницы в зал, и замерли в изумлении.

– Вот это да! – сказал Икрион, покрутив ус. – Такого я еще не видал, клянусь честью!

– Я буду рассказывать об этом моим внукам, – запинаясь, пробормотал Избальд.

– Они, к сожалению, не поверят, – с досадой добавил Идорн.

Бастиан стоял в нерешительности с мечом в руке. И вдруг меч сам прыгнул обратно в ножны.

– Как видно, опасность миновала, – сказал Бастиан.

– Во всяком случае, такая, какую можно победить мечом, – заметил Идорн. – А теперь что нам делать?

– Теперь я хотел бы познакомиться с Ксайдой, – ответил Бастиан. – Мне надо кое о чем с ней поговорить.

Вчетвером они поднялись по лестнице и дошли наконец до этажа, находящегося на уровне земли. Здесь, в помещении, похожем на вестибюль, их ждали Атрейо и Фалькор.

– Молодцы, ребята! Здорово это у вас получилось! – сказал Бастиан и похлопал Атрейо по плечу.

– Что сталось с Великанами? – спросил Атрейо.

– Пустые орехи! – снисходительно бросил Бастиан. – А где же тут Ксайда?

– Наверху, в своем Волшебном Зале, – ответил Атрейо.

– Пошли со мной! – сказал Бастиан. Он накинул на плечи серебряный плащ, который отдал ему Атрейо, и они стали взбираться по широкой каменной лестнице, ведущей в верхние этажи здания. Фалькор шагал по ступеням вслед за ними.

Когда Бастиан в окружении своих соратников вошел в Волшебный Зал, Ксайда поднялась с трона из красных кораллов. Она была гораздо выше Бастиана и очень красива. На ней было длинное одеяние из фиолетового шелка, а ее огненно‑красные волосы были уложены в высокую прическу: хитросплетение больших кос и маленьких косичек. Лицо у нее было бледное, как мрамор, и такие же бледные тонкие руки с длинными пальцами. Взгляд ее приводил в замешательство. В нем было что‑то очень странное и смущающее. Бастиан не сразу разглядел, что причиной тому ее разноцветные глаза – один зеленый, другой красный. Казалось, она боится Бастиана – она дрожала. Бастиан встретился с ней взглядом, и она опустила глаза с длинными ресницами.

Зал наполняли причудливые предметы непонятного назначения: большие глобусы с нарисованными на них картинами, звездные часы с маятником, подвешенные к потолку. Повсюду стояли дорогие курильницы, украшенные драгоценными камнями. Из них поднимались облака густого разноцветного дыма. Дым, как туман, стелился по полу и выползал из дверей зала.

Бастиан пока еще не сказал ни слова. И Ксайду это, как видно, привело в замешательство. Она вдруг бросилась к нему и упала перед ним на колени. Потом взяла его ногу и поставила себе на голову.

– Мой Господин и Повелитель, – произнесла она глубоким бархатным голосом, словно окутанным легкой дымкой, – никто не может тебе противостоять здесь, в Фантазии. Ты могущественнее всех магов и опаснее всех демонов. Если бы ты пожелал отомстить мне за то, что я по глупости не понимала твоего величия, ты мог бы просто раздавить меня ногой. Я заслужила твой гнев. Но если ты хочешь явить твое столь прославленное великодушие и по отношению к недостойной, то выслушай меня! Я покоряюсь тебе и клянусь служить как послушная рабыня, всем, что я могу и чем владею, и подчиняться во всем. Я буду смиренной твоей ученицей, буду читать по глазам и тут же исполнять любое твое желание. Я раскаиваюсь в моих прежних дурных намерениях и молю тебя о помиловании.

– Встань, Ксайда! – сказал Бастиан. Он гневался на нее, но речь волшебницы ему понравилась. Если она и впрямь решилась пойти против него лишь по неведению, если она и вправду так горько раскаивается, то было бы недостойно ее за это наказывать. А теперь она даже готова учиться у него и угадывать все его желания. Так есть ли причина отказать в ее просьбе?

Ксайда поднялась с пола и стояла теперь перед ним, низко опустив голову.

– Ты будешь мне подчиняться? – спросил он. – Даже если тебе будет тяжело выполнять то, что я прикажу? Подчиняться безропотно и беспрекословно?

– О да, мой Господин и Повелитель, – отвечала Ксайда, – и ты увидишь, что мы одолеем все и всего добьемся, если объединим мое волшебное искусство с твоей силой и властью.

– Хорошо, – ответил Бастиан, – в таком случае я беру тебя к себе на службу. Ты покинешь этот Замок и пойдешь со мной к Башне Слоновой Кости, где я собираюсь встретиться с Девочкой Королевой.

Глаза Ксайды на долю секунды загорелись красно‑зеленым огнем, но она тут же опустила ресницы и сказала:

– Я покоряюсь, о мой Господин и Повелитель! Они все вместе спустились по лестнице и вышли из Замка.

– Нам надо прежде всего разыскать наших спутников, – решил Бастиан, – кто знает, где они теперь!

– Не очень далеко отсюда, – сказала Ксайда. – Я немного помогла им сбиться с пути.

– В последний раз, – сказал Бастиан.

– В последний раз, мой Господин, – повторила она. – Но как же мы туда пойдем? Ночью, по этому лесу?

– Мы полетим на Фалькоре, – заявил Бастиан. – Он достаточно силен, чтобы поднять в воздух нас троих.

Фалькор посмотрел на Бастиана. Его глаза, рубиново‑красные шары, сверкали.

– Да, я достаточно силен, Бастиан Бальтазар Багс, – прогремел он, и в голосе его звучала бронза, – но я отказываюсь лететь, если она на меня сядет.

– И все‑таки ты полетишь, – сказал Бастиан, – потому что я тебе это приказываю!

Дракон Счастья поглядел на Атрейо, и тот украдкой кивнул ему. Но Бастиан это заметил.

Они сели на спину Фалькора втроем, и он тут же поднялся ввысь.

– Куда? – спросил он.

– Прямо вперед, – сказала Ксайда.

– Куда? – переспросил Фалькор, будто и не слыхал ее приказа.

– Вперед! – крикнул Бастиан. – Ты прекрасно все понял!

– Ладно, лети, – тихо сказал Атрейо, и Фалькор подчинился.

Немного погодя – уже начинало светать – они увидели внизу костры бивуака, и Дракон Счастья приземлился. За это время к каравану присоединились новые посланцы и многие из них разбили принесенные с собой палатки. Лагерь походил на настоящий городок: палатки выстроились рядами, словно улицы, по краю леса орхидей, на широкой опушке, поросшей цветами.

– Сколько же нас теперь? – осведомился Бастиан. Синий Джинн, который в его отсутствие возглавлял процессию и явился сейчас приветствовать Бастиана и прибывших с ним, разъяснил, что точно сосчитать участников шествия пока не удалось, но их уже наверняка не меньше тысячи.

Однако есть одно довольно странное обстоятельство. Вскоре после того, как караван расположился на привал, еще до полуночи, к лагерю приблизились пять Великанов в черной броне. Правда, они вели себя мирно и остановились в сторонке. Никто, конечно, не решился к ним подойти. Они несут большой паланкин из красных кораллов. Но в нем никто не сидит – он пустой.

– Это мои носильщики, – сказала Ксайда, просительно взглянув на Бастиана. – Я выслала их вперед вчера вечером. Это самый приятный способ путешествовать. Если только ты разрешишь мне, мой Господин.

– Мне это не нравится, – вмешался Атрейо.

– А почему? – спросил Бастиан. – Что ты имеешь против?

– Она может путешествовать, как ей угодно, – резко сказал Атрейо. – Но она выслала паланкин уже вчера вечером. Значит, она заранее знала, что явится сюда. Таков был ее план, Бастиан. Твоя победа – на самом деле поражение. Она нарочно дала себя победить, чтобы на свой лад тебя завоевать.

– Прекрати! – крикнул Бастиан, покраснев от гнева. – Я не спрашиваю твоего мнения! Хватит с меня твоих поучений! А теперь ты еще берешься оспаривать мою победу и выставлять на посмешище мое великодушие!

Атрейо хотел было что‑то возразить, но Бастиан закричал на него:

– Заткнись! И оставь меня в покое! Если вам с Фалькором не нравится, что я делаю, можете идти своей дорогой! На все четыре стороны! Я вас не держу! Вы мне надоели!

Бастиан скрестил руки на груди и повернулся спиной к Атрейо. Толпа вокруг него затаила дыхание. Некоторое время Атрейо стоял, словно застыв, молча, выпрямившись во весь рост. Никогда еще Бастиан не отчитывал его при других. Ему так сдавило горло, что он с трудом мог дышать. Он подождал еще немного, но Бастиан не повернулся к нему лицом, и тогда он медленно побрел прочь. Фалькор последовал за ним.

Ксайда улыбалась. Это была недобрая улыбка.

А у Бастиана в эту минуту окончательно стерлось воспоминание о том, что в своем Человеческом Мире он был ребенком.

 

Глава 21

Звездный Монастырь

 

Все новые и новые посланцы изо всех стран Фантазии присоединялись к каравану, шедшему во главе с Бастианом к Башне Слоновой Кости. Считать участников этого похода было бесполезно, потому что едва успевали пересчитать идущих, как к ним присоединялись все новые путники. Этот многотысячный караван каждое утро приходил в движение и трогался в путь, а когда останавливался на привал, то выстраивал невиданный палаточный город – самый странный, какой только можно вообразить. Спутники Бастиана сильно отличались друг от друга не только внешним видом, но и величиной. Поэтому некоторые палатки были размером с цирковой балаган, а другие с наперсток. Так же и повозки, тележки, коляски, тачки, на которых путешествовали посланники стран Фантазии, имели самую разнообразную форму, и описать их всех нет ни малейшей возможности. Тут были и самые обыкновенные телеги, кареты, фургоны, экипажи, и нелепые перекатывающиеся бочки, и подпрыгивающие шары, и какие‑то чудные сосуды, передвигавшиеся на собственных ножках, и ползающие цистерны, цилиндры, ящички, шкатулки, футляры, садки.

Для Бастиана тоже расставляли палатку, и палатка эта была самая роскошная из всех – в форме маленького дома, из блестящего, богатого красками шелка, с картинами, вышитыми серебром и золотом. На крыше ее развевался флаг, украшенный гербом в виде подсвечника. Пол этого шатра был выстлан мягкими одеялами и подушками. Где бы ни разбивал лагерь караван, в центре его всегда возвышался шатер. А Синий Джинн, ставший тем временем камердинером и телохранителем Бастиана, стоял перед входом на страже.

Атрейо и Фалькор все еще находились среди спутников Бастиана, но после того, как он при всех отругал их, еще ни разу он не сказал им ни слова. Бастиан втайне ждал, что Атрейо сдастся и попросит у него прощения. Но Атрейо, видимо, и не думал этого делать. Да и Фалькор вроде бы не был расположен относиться к Бастиану с большим почтением. Вот как раз этому‑то, считал Бастиан, они и должны научиться! Если спор идет о том, кто дольше выдержит, то им придется согласиться, что воля у Бастиана железная. Но когда они сдадутся, он встретит их с распростертыми объятиями. Атрейо встанет перед ним на колени, но он поднимет его и скажет: «Ты не должен стоять на коленях, Атрейо, потому что ты был и останешься моим другом»…

Но пока что Атрейо и Фалькор плелись в самом хвосте каравана. Фалькор, казалось, вообще разучился летать и шел пешком, а Атрейо шагал с ним рядом, низко опустив голову. Если раньше они летели в авангарде каравана, чтобы осмотреть местность, то теперь тащились, как арьергард, позади всех. Бастиана это не радовало, но он ничего не мог изменить.

Когда караван был в пути, Бастиан обычно скакал впереди на лошачихе Йихе. Но все чаще случалось, что ему надоедало ехать верхом, и тогда он на время переходил в паланкин Ксайды. Она принимала его с большими почестями и, предоставив ему самое удобное место, садилась у его ног. И всегда у нее была наготове интересная тема для разговора, и никогда она не расспрашивала о его прошлом в Человеческом Мире, с тех пор как заметила, что ему неприятно об этом говорить. Она почти непрерывно курила кальян, стоявший с ней рядом, – трубка его была похожа на смарагдово‑ядовито‑зеленую гадюку, а мундштук, который она держала длинными мраморно‑белыми пальцами, напоминал змеиную голову. Когда она затягивалась, казалось, будто она целует змею. Облачко дыма, которое она с наслаждением выпускала изо рта и из носа, при каждой затяжке меняло цвет: то оно было голубым, то желтым, то розовым, то зеленым, то лиловым.

– Я давно хотел спросить тебя, Ксайда… – сказал Бастиан в одно из таких посещений, в раздумье глядя на Великанов в черных панцирях (те все несли и несли паланкин, шагая в ногу мерным механическим шагом).

– Твоя рабыня слушает, – вкрадчиво ответила Ксайда.

– Когда я победил твоих Великанов, – продолжал Бастиан, – оказалось, что они состоят только из доспехов. Внутри они пустые. Что же приводит их в движение?

– Моя воля, – улыбнулась Ксайда. – Именно потому, что они пусты, они послушны моей воле. Моя воля может управлять всем, что пусто.

Она внимательно смотрела на Бастиана своими разноцветными глазами.

Бастиан чувствовал, что его тревожит ее взгляд… Но вот уже она опустила длинные ресницы.

– А я тоже мог бы управлять ими? Моей волей?

– О, конечно, мой Господин и Повелитель. В сто раз лучше, чем я! Потому что я ведь по сравнению с тобой просто ничтожество. Хочешь попробовать?

– Не сейчас, – сказал Бастиан. Ему вдруг стало как‑то не по себе. – В другой раз.

– Неужели тебе больше нравится трястись на старой лошачихе, – продолжала Ксайда, – чем предоставить роботам, управляемым твоей волей, нести себя в паланкине?

– Йиха радуется, когда я на ней еду, – сказал Бастиан, нахмурившись. – Она гордится, что может меня везти.

– Так, значит, ты скачешь на ней верхом ради нее самой?

– А почему бы и нет? Что тут плохого? Ксайда выпустила изо рта зеленую струйку дыма.

– О, ничего, мой Господин! Разве может быть плохо то, что делаешь ты?

– К чему ты клонишь, Ксайда?

– Ты слишком много думаешь о других, мой Господин и Повелитель, – прошептала она, склонив набок огненно‑рыжую голову. – Но никто не достоин отвлекать твое внимание от твоего собственного, исключительно важного развития. Если ты на меня не рассердишься, о Господин, я решусь дать тебе совет: больше думай о своем совершенствовании!

– Но какое отношение это имеет к старой Йихе?

– Почти никакого, мой Господин. Почти совсем никакого. Только она не достойна такого всадника, как ты. Мне обидно видеть тебя на… столь ничтожном скакуне. Все твои спутники удивляются, глядя, как ты скачешь на ней верхом. Один только ты, мой Господин и Повелитель, не знаешь, какого почета заслуживаешь!

Бастиан ничего не сказал, но слова Ксайды произвели на него сильное впечатление.

Когда караван во главе с Бастианом верхом на Йихе проходил на другой день по цветущей долине, пробираясь сквозь заросли благоухающей сирени, росшей здесь небольшими островками, Бастиан решил во время полуденного привала принять предложение Ксайды.

– Послушай, Йиха, – сказал он, погладив лошачиху. – Настало время, когда нам придется расстаться.

Йиха издала жалобный крик.

– Но почему же, мой Господин? – печально спросила она. – Разве я плохо несла свою службу? – Из ее темных глаз текли слезы.

– Нет, нет, – поспешно возразил Бастиан, стараясь ее утешить. – Наоборот, весь этот долгий путь ты так осторожно меня везла, была так терпелива и послушна, что я хочу тебя вознаградить.

– Не надо мне никакой другой награды, – возразила Йиха. – Только бы и дальше служить тебе. Чего еще я могу пожелать? Лишь бы ты на мне все ехал да ехал!

– Но разве ты не говорила, – продолжал Бастиан, – что тебе грустно, потому что у таких, как ты, не бывает детей?

– Да, – огорченно отвечала Йиха, – ведь я, когда совсем состарюсь, рассказывала бы им об этих днях.

– Хорошо, – сказал Бастиан. – Тогда я поведаю тебе одну историю, и она должна сбыться, стать правдой. Но только тебе одной. Потому что она – твоя.

И тут он стал шептать в длинное ухо Йихи:

– Недалеко отсюда в зарослях сирени ждет тебя отец твоего сына. Это белый жеребец с крыльями из лебяжьих перьев. Его грива и хвост так длинны, что метут землю. Вот уже много дней он следует за нами, потому что любит тебя неземной любовью.

– Меня?! – воскликнула Йиха чуть ли не с испугом. – Но ведь я просто самка лошака и уже не так молода!

– Для него, – тихо сказал Бастиан, – ты самое прекрасное создание Фантазии. Как раз потому, что ты такая, какая ты есть. И может быть, еще потому, что ты носила меня на своей спине. Но он очень застенчив и не решается к нам приблизиться на глазах у этой огромной толпы. Придется тебе самой пойти к нему, иначе он умрет от тоски.

– Боже мой, неужели с ним так плохо? – растерянно сказала Йиха.

– Да, – прошептал Бастиан ей в ухо, – и потому я прощаюсь с тобой, Йиха. Беги к нему, и ты его найдешь.

Йиха сделала несколько шагов, потом снова вернулась к Бастиану.

– По правде сказать, – вздохнула она, – я немного боюсь.

– Мужайся, – подбодрил ее Бастиан, улыбнувшись, – и не забудь рассказать обо мне твоим детям и внукам.

– Спасибо, Господин, – ответила Йиха. Ответ ее был прост, как всегда.

Бастиан долго смотрел ей вслед, слушал, как она удаляется, цокая копытами, и не чувствовал радости. Он вошел в свой роскошный шатер, лег на мягкие подушки и стал глядеть в потолок. Снова и снова повторял он себе, что исполнил самое заветное желание Йихи. Но мрачное настроение не проходило. Да, многое зависит от того, когда и почему делаешь кому‑нибудь приятное.

Но это касалось только Бастиана. А Йиха и в самом деле нашла белоснежного крылатого жеребца и справила с ним свадьбу. И потом у них родился сын, белый крылатый лошак, которого назвали Патаплан. Впоследствии он стал знаменит и о нем много говорили в Фантазии. Но это уже совсем другая история, и мы расскажем ее как‑нибудь в другой раз.

С этого времени Бастиан стал путешествовать в паланкине Ксайды. Она даже предложила ему ехать в одиночестве – а она, мол, пойдет рядом пешком, чтобы предоставить ему как можно больше удобств. Но Бастиан не захотел принять от нее такую жертву. И вот они сидели теперь вдвоем в просторном коралловом паланкине, который плыл впереди процессии. Бастиан был немного расстроен и раздражен на Ксайду за то, что она дала ему совет расстаться с Йихой. И Ксайда скоро это почувствовала: его односложные ответы очень затрудняли беседу.

Чтобы его подбодрить, она весело сказала:

– Я хочу сделать тебе подарок, мой Господин и Повелитель, если ты окажешь мне милость его принять.

Она вытащила из‑под подушки сиденья небольшую шкатулку, украшенную драгоценностями. Бастиан выпрямился и вопросительно посмотрел на Ксайду. Раскрыв шкатулку, она достала из нее тоненький поясок, похожий на цепочку из подвижных бусин прозрачного стекла.

– Что это? – спросил Бастиан.

Пояс дребезжал и тихонько звякал в ее руке.

– Это Пояс‑Невидимка. Того, кто его наденет, он делает невидимым. Но ты, мой Господин, должен дать ему имя, чтобы он тебя слушался.

Бастиан внимательно рассмотрел Пояс и сказал:

– Пояс Гемаль.

– Ну, теперь он твой, – кивнула Ксайда с улыбкой.

Взяв у нее Пояс, Бастиан в нерешительности держал его в руках.

– А ты не хочешь сразу его испробовать? – спросила Ксайда. – Убедиться в его возможностях?

Бастиан надел Пояс и почувствовал, что он как раз по нему – словно на заказ. Только увидеть самого себя он уже не мог. Это было крайне неприятное ощущение. Он попробовал тут же расстегнуть застежку, но это ему не удалось: он не видел ни Пояса, ни своих собственных рук.

– Помоги мне, – еле выговорил он, задыхаясь. Он вдруг испугался, что никогда больше не сможет снять с себя этот Пояс Гемаль и навсегда останется невидимкой.

– Сперва надо научиться с ним обращаться, сказала Ксайда. – Со мной было то же самое, мой Господин и Повелитель. Разреши мне тебе помочь!

Она протянула руку, сделала какое‑то движение в воздухе, и застежка мгновенно расстегнулась. Бастиан снова увидел самого себя. Он вздохнул с облегчением и рассмеялся. Ксайда тоже улыбнулась и затянулась дымом из мундштука с головкой змеи. Все‑таки ей удалось отвлечь его от раздумий и настроить на другие мысли!

– Ну, вот ты и защищен ото всех бед и напастей, – мягко заметила она. – А для меня это значит больше, чем я могу тебе сказать, мой Господин и Повелитель!

– Ото всех бед и напастей? – переспросил Бастиан, все еще немного растерянный. – А разве мне грозит беда?

– О, никому тебя не одолеть, если ты поведешь себя мудро, – прошептала Ксайда. – Опасность только в тебе самом. И потому‑то так трудно тебя от нее защитить!

– Как это – во мне самом? – удивился Бастиан.

– Быть мудрым значит быть выше всего. Никого не ненавидеть и никого не любить. Но тебе, мой Господин, небезразлична дружба. Твое сердце не охладело, не потеряло способности к состраданию, не стало как снежная вершина горы. И пока это так, кто‑нибудь может причинить тебе зло.

– Кого ты имеешь в виду?

– Того, к кому ты все еще благоволишь, мой Господин, несмотря на всю его самонадеянность и наглость.

– Кто это? Выражайся точнее.

– Дерзкий и непочтительный маленький дикарь из племени Зеленокожих, Господин.

– Атрейо?

– Да. А с ним и его Фалькор, потерявший стыд и совесть.

– И они‑то хотят причинить мне зло? – Бастиан чуть не рассмеялся.

Ксайда сидела молча, опустив голову.

– Этому я не верю и никогда не поверю, – заявил Бастиан. – И не хочу больше слышать об этом.

Ксайда не отвечала. Только опустила голову еще ниже.

После долгого молчания Бастиан спросил:

– И что же, по‑твоему, замышляет против меня Атрейо?

– Мой Господин, – прошептала Ксайда, – я жалею, что заговорила об этом! Считай, что я тебе ничего не сказала.

– Нет уж, теперь выкладывай все! – крикнул Бастиан. – И не говори намеками! Что ты знаешь?

– Я дрожу от твоего гнева, мой Господин, – пролепетала Ксайда. Она и в самом деле дрожала всем телом. – Но даже под страхом смерти я скажу тебе всю правду: Атрейо задумал забрать у тебя Знак Девочки Королевы. Потихоньку или силой.

На мгновение у Бастиана перехватило дыхание.

– Ты можешь это доказать? – спросил он хрипло. Ксайда отрицательно покачала головой и пробормотала:

– Мои знания не из тех, что требуют доказательств.

– Тогда держи их при себе, – сказал Бастиан, покраснев от гнева. – И не клевещи на самого честного и храброго юношу во всей Фантазии!

С этими словами он выпрыгнул из паланкина и быстро пошел вперед.

Ксайда в задумчивости постукивала пальцами по змеиной головке своей курильницы. Ее зелено‑красные глаза вспыхивали и мерцали. Но вскоре она снова улыбнулась и сказала, выпуская изо рта фиолетовый дым:

– Ну что ж, ты еще в этом убедишься, мой Господин и Повелитель. Пояс Гемаль тебе это докажет.

Когда караван расположился на ночлег, Бастиан вошел в свой шатер, приказав Илуану, Синему Джинну, никого не впускать, и уж ни в коем случае Ксайду. Ему хотелось побыть одному и все обдумать.

Конечно, то, что волшебница сказала про Атрейо, даже недостойно размышлений. Но его мысли занимало другое: ее слова о мудрости, брошенные как бы между прочим. Как много он пережил: страхи и радости, печали и торжество победы. Не успевало сбыться одно его желание, как он уже торопил другое, ни на минуту не зная покоя. Ничто его не удовлетворяло. Но быть мудрым значит быть выше всего, выше радостей и страданий, выше страха и сострадания, тщеславия и обид. Быть мудрым значит стоять надо всем, никого не ненавидеть и никого не любить, а к неприязни других, как и к их привязанности, относиться с полным равнодушием. Кто поистине мудр, тот ничего не принимает близко к сердцу. Он недосягаем, и ничто не может его задеть. Да, быть таким! Это достойно стать его последним желанием! И оно приведет его к Истинному Желанию, о котором говорил Граограман. Теперь наконец он понял, что тот имел в виду. И он пожелал стать великим мудрецом, самым мудрым во всей Фантазии!