Одно мгновение из жизни Мелиссы 5 страница

— Тихо! — шикнула Изарис на Назаре, который вдруг решил захныкать.

Ребенок тут же умолк. Кэнди прислушалась. Снаружи доносился легкий стук лапок насекомого по деревянной крыше. Вскоре он сделался едва различимым, и Кэнди стало казаться, что он совсем исчез и звучит теперь только в ее воображении.

Еще через несколько мгновений наступила полная тишина.

Кэнди взглянула на свою руку. Из раны продолжала сочиться кровь. Кэнди затошнило. Не столько от вида самой крови, сколько от мысли о создании, которое нанесло ей эту рану, о безупречной работе механизма, о мощном искусственном разуме, угадывавшемся в злом блеске огромных глаз.

— Откуда эта штука могла взяться? — спросила она у Изарис.

Та вытащила из сундука обрывок детской рубахи и протянула его ей.

— Возьми. Перевяжи руку, чтобы унять кровь.

— Что она тут делала?

— Понятия не имею. — Изарис упорно избегала взгляда Кэнди. — Такие твари тут повсюду ползают. Однако в мой дом они раньше не забирались.

— Но ведь это не насекомое. Оно механическое. Это машина.

Изарис пожала плечами, словно ей было совершенно безразлично происхождение многоножки, вторгшейся в ее жилище.

Кэнди разодрала остатки рубахи на несколько полосок и перебинтовала руку. Пульсирующая боль стала слабее.

Она как раз затягивала узел свободной рукой и зубами, когда Изарис, успокоив своих детей и положив им на тарелки еду, произнесла:

— Знаешь, лучше тебе уйти...

Она по-прежнему не смотрела на Кэнди. Ей было неловко выставлять за дверь чужестранку, совсем еще девочку, которая так щедро облагодетельствовала ее семью. Но безопасность собственных детей была для нее превыше всего.

— Вы боитесь, что на смену этой твари явятся другие?

— Откуда мне знать?

Изарис наконец обернулась к Кэнди. В лице у нее не было ни кровинки, глаза стали огромными. Как храбро она себя ни вела, выгоняя многоножку из комнаты, встреча с незваным пришельцем напугала ее не меньше, чем Майзу. Просто она умела держать себя в руках. Глаза женщины наполнились слезами, но она усилием воли сдержала рыдания.

— Прости, если можешь. Но будет лучше, если ты уйдешь от нас.

Кэнди кивнула:

— Разумеется. Я понимаю. Надеюсь, у вас и ваших близких все сложится хорошо.

— Спасибо тебе, — прошептала Изарис. — И всего самого хорошего. Удачи. Только будь осторожна. Времена сейчас тяжелые, опасности повсюду.

— Это я успела заметить.

Изарис, кивнув, вернулась к прерванному занятию — стала кормить детей. Кэнди перешагнула через порог и вышла на улицу.

 

ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО

Тлен не питал ни малейших симпатии к коммексовским поделкам. На острове Пайон, где время остановилось на трех часах пополуночи, Роджо Пикслер основал Коммексо, свой так называемый Город Света и Смеха. А некогда на этом же острове стояли Палаты Ночи самого Кристофера Тлена. У Повелителя Полуночи сохранились самые отрадные воспоминания о той поре, когда Пайон служил ему местом для увлекательных игр и забав — пока во дворце не случился сильный пожар. Кристофер не нуждался тогда в помощи магии. Он был наследным принцем, любимчиком отца. Этого было вполне довольно, чтобы весь мир был к его услугам, а остров Пайон стал его игровой площадкой.

Но после пожара Тлен туда уже не возвращался. Поэтому, когда человек по имени Роджо Пикслер, которого он поначалу принял за безобидного фантазера и мечтателя, захотел приобрести землю с развалинами Палат Ночи, Кристофер охотно ее продал.

И только много позднее он узнал, что представители Пикслера скупили множество земельных участков вокруг Пайона, пока этот мечтатель не сделался владельцем угодий, достаточно обширных, чтобы выстроить город своей мечты, где не останется места для ночи, вечно гонимой при помощи искусственного освещения. Что за насмешка, что за утонченное издевательство! На том самом месте, где некогда в таинственной тиши и благостном сумраке проживало семейство Тлен, вырос шумный, сияющий разноцветными огнями город. В полночь этот ненавистный свет можно было различить даже с некоторых участков Берега Костного Мозга, что обращен на северо-запад, туда, где ветры с Изабеллы немного рассеивают красные туманы.

Тлен дал себе клятву лично уничтожить все огни на Пайоне, лишь только настанет его долгожданная Ночь Всех Ночей. А Роджо Пикслера вместо его возмутительно ярких мечтаний станут одолевать кошмары. Кристофер выберет для него парочку самых мрачных из своей коллекции. Что-нибудь такое, от чего этот фантазер превратится в калеку, погрузится в бездну безумия столь глубоко, что позабудет само название своего мерзкого города.

Но это дело будущего. А пока не настанет счастливейшая Ночь, следует воспользоваться изобретениями строителя Коммексо в своих целях. Этот мечтатель оказался вовсе не беспросветным глупцом, каковым поначалу счел его Тлен. Пикслеру удалось многого добиться, сочетая некоторые приемы древней магии, применявшейся на островах с начала времен, и новейшие открытия ученых — множество работали на него в залитых светом лабораториях в высоких башнях Коммексо.

А каким образом, спрашивается, удалось этому выскочке овладеть тщательно хранимыми секретами древних магических знаний? Разумеется, он почерпнул их из книг. Из тех книг, которые профессиональные воры похищали для него за щедрую плату из различных книгохранилищ, в том числе и из собственной библиотеки Тлена. Последнему не оставалось ничего другого, кроме как уведомить заказчика, что ему известен не только сам факт кражи, но и размер вознаграждения, которое Пикслер выплатил исполнителю, Джону Хвату, за его преступные услуги.

Вскоре после этого до Тлена дошли слухи, что Пикслер, будучи человеком трусоватым и суеверным, очень встревожился из-за того, что о его тайных деяниях стало известно. Опасаясь возмездия, он словно невзначай предложил Тлену в случае надобности воспользоваться любыми из приспособлений, созданных посредством его «Высших Истин», как он именовал свой синтез науки и магии. Тлен милостиво пообещал Пикслеру, когда настанет время, прибегнуть к его помощи.

И вот наконец этот час настал.

Допросив Остова, Тлен немедленно отправил одного из своих доверенных помощников, Отто Живореза по кличке Крест-Накрест, с тайным поручением в Коммексо. Повелитель Полуночи прекрасно знал, что Пикслеру, как и любому человеку, наделенному деньгами и властью, повсюду мерещатся враги и заговоры против его особы. У выскочки Пикслера подозрительность эта приняла крайние формы и превратилась едва ли не в помешательство. И для этого у него имелось достаточно оснований. Он не зря вечно боялся за себя и свой город. На каждом из островов наверняка жило немало людей и иных существ, ненавидевших Коммексо и все, что с ним было связано.

Будучи человеком практического склада, способным решать проблемы и противостоять любым опасностям, Пикслер приказал своим ученым магам изготовить как можно больше механических соглядатаев, внешне напоминающих живые существа. Этих шпионов он разослал во все концы Абарата — собирать сведения о возможных злоумышлениях против Коммексо и его создателя.

Всего какой-нибудь месяц тому назад Живорез притащил в Двенадцатую башню не меньше дюжины этих шпионов-автоматов, чтобы позабавить своего господина. Тлен тогда отнесся к ним без должной серьезности. Он с наслаждением полюбовался, как Живорез выколол тварям глаза и как после этого иные из них бегали или летали по залу для гаданий, натыкаясь на стены, пока не рассыпались на составные части. К слову сказать, он предусмотрительно отнял у Отто несколько самых занятных экземпляров и передал их собственным ученым для исследований. А механическую ворону оставил себе, уж больно славно та каркала в клетке, и слепота ей в этом не была помехой.

Но теперь ему самому настоятельно требовались услуги механических шпионов Роджо Пикслера. Он хотел знать, не утонула ли девчонка из Иноземья, предполагаемая сообщница Джона Хвата, в море Изабеллы. И если нет, если она паче чаяния осталась в живых, то где ее искать.

Итак, Живорез был послан в город Коммексо, откуда вскоре вернулся, но не один, а в сопровождении одного из ведущих ученых Пикслера, некоего доктора Щипцоверна.

Щуплый коротышка-доктор предстал перед Тленом в ослепительно белом льняном костюме, белоснежных туфлях из мягкой кожи и с белым галстуком на тощей шее. Нос его украшали самые необычные очки, какие Тлену когда-либо доводилось видеть. Единственная линза этих очков была сконструирована так, что со стороны казалось, будто оба глаза у их обладателя сместились в середину лица и расположились, почти слившись воедино, один поверх другого. У Щипцоверна в добавление к этому глаза заметно разнились между собой. Один был существенно больше другого, но поворачивался медленнее, отчего единый циклопический глаз в центре лица то кривился в стороны, то смещался вверх или вниз. Однако самого доктора это, похоже, нисколько не смущало. Да и на остроту его зрения не влияло, если судить по тому, что, когда в галерею вошел Тлен, Щипцоверн с интересом разглядывал фрески на стенах.

Вместо приветствия он пискляво проверещал:

— Мне сообщили, будто вы кого-то разыскиваете. Это правда? Вам грозит опасность? И требуется помощь мистера Пикслера? — И, не дав Повелителю Полуночи и слова вставить, зачастил дальше. Своим назойливым голосом, который ужасно раздражал Тлена. — Мистер Пикслер уполномочил меня передать вам, что он безмерно счастлив оказать услугу доброму соседу. Не могли бы вы составить словесный портрет злоумышленника?

— Нет, — буркнул Тлен. — Это сделает кое-кто другой. — Он покосился на Живореза. — Ну, где там этот Остов?

— Я велел ему подняться сюда из кухни, господин. Он должен ждать в соседнем зале.

— Ступай приведи его.

Живорез направился вдоль галереи ко входу в смежный с ней зал, а Тлен тем временем сосредоточил все внимание на докторе Щипцоверне.

— Итак, с чем ты ко мне пожаловал?

Щипцоверн моргнул, отчего его глаз дернулся из стороны в сторону, покосился набок и замер.

— По личному распоряжению мистера Пикслера вам будет предоставлена наша последняя разработка, секретнейшее приспособление для тотального слежения. Всевидящее Око.

— Я польщен, — мрачно изрек Тлен. — Но почему, позволь узнать, мистер Пикслер удостоил меня этой чести, почему он решил доверить мне столь секретную разработку?

— В надежде на будущее, лорд Тлен. Он предвидит, что наступит время, когда вас и его свяжет нечто большее, чем добрососедские отношения.

— Ну-ну, — нахмурился Тлен. — Понятно. Так давай сюда этот хваленый прибор. Посмотрим, впрямь ли твой господин намерен водить со мной дружбу.

— Да вот же он!

Щипцоверн указал на темно-серый квадратный ящик футов трех высотой, стоявший у одной из стен галереи. Вытащив из кармана миниатюрный пульт управления, он надавил большим пальцем на какую-то кнопку.

Ящик немедленно пришел в движение. Из четырех его нижних углов выдвинулись и стали расти изящные ножки. По мере того как длина их увеличивалась, ящик поднимался над полом все выше и выше, пока не замер на уровне груди Тлена и не переместился в середину коридора. Без каких-либо дальнейших команд он начал раскрываться, подобно кубическому бутону, боковые стенки его плавно разошлись в стороны, и вот уже на каждой из четырех его сторон светилось по четыре экрана. На экранах бегали изображения. Сперва мутноватые, они быстро обрели четкость.

Тлен зловеще ухмыльнулся.

— Так-так...

Он хотел было обойти вокруг Всевидящего Ока, чтобы взглянуть на экраны на других его сторонах, но прибор услужливо повернулся вокруг своей оси. Разворот Око совершило достаточно медленно, чтобы можно было успеть окинуть взглядом все экраны. На одних изображение застыло в неподвижности, на других — двигалось. На некоторых картинка и вовсе дергалась, резко и беспорядочно, — должно быть, механические соглядатаи, которые передавали эти изображения, в данный момент преследовали свои жертвы.

Тут как раз подоспел и Живорез в компании с Остовом. Мендельсон был все в том же потрепанном плаще, только теперь его наряд украшали еще и остатки недавней трапезы. Повинуясь приказанию Тлена, Остов дохромал до волшебного ящика и уставился на него в безмолвном недоумении.

— Надеюсь, среди этих картинок нам рано или поздно попадется изображение малютки Кэнди, — сказал ему Тлен и повернулся к Щипцоверну. — А что за существа проделывают для вас эту шпионскую работу?

— Вы имели возможность детально рассмотреть некоторых из них не далее как месяц тому назад, — лукаво сощурив свой циклопический глаз, ответил доктор. — И если я не ошибаюсь, механическая ворона до сего момента украшает собой ваши личные покои.

Скрытый смысл этого замечания не ускользнул от Тлена. Щипцоверн давал ему понять, что автоматы Пикслера шпионили даже за ним, самим Повелителем Полуночи.

Но Тлен решил, что обдумает и оценит эту информацию как-нибудь погодя, а пока притворился, будто не понял намека.

— Сколько же отчетов содержится в этом ящике? — спросил он.

— Девятнадцать тысяч четыреста двенадцать. И это только за последние двое суток. Но разумеется, если вам желательно получить сведения о предшествующих днях, то...

— Нет-нет, — прервал его Тлен. — С меня вполне довольно и двух дней. Остов!

— Да, мой господин.

— Доктор Щипцоверн сейчас позабавит тебя кое-какими картинками. Если ты увидишь на экране ту девчонку, немедленно дашь мне знать. Отто, доложишь мне о результатах.

Отдав эти распоряжения, Тлен покинул галерею и вышел из Башни навстречу полуночной тьме. Высшие Истины Щипцоверна недолго занимали его мысли. Ему предстояло обдумать нечто куда более серьезное.

Предметом размышлений Кристофера Тлена были россыпи звезд, видневшихся сквозь туман над его головой.

Он знал из книг, что каждая из этих искорок — на самом деле далекое солнце. И хотя их скудный свет высоко в небе лично ему не доставлял особых неудобств, на Абарате обитали создания, для которых даже слабое мерцание звезды (не говоря уже о ярком полуденном солнце или лунном сиянии, порой разливавшемся над островами) было истинной пыткой.

Эти существа звались реквиями и обитали в самых темных и глубоких пучинах моря Изабеллы.

Их возраст и воля к злу не поддавались измерению. Ведь это и впрямь были создания настолько древние и переполненные такой лютой злобой, что многие серьезные ученые, профессионально исследовавшие разнообразие форм жизни на Абарате, отказывались верить в их существование. Ученые эти утверждали, что яростная жажда разрушений в таких масштабах, какие приписывались реквиям, — досужий вымысел. Такого просто не может быть, потому что быть такого не может. А значит, реквий не существует в природе.

Но из достоверных источников Тлену было доподлинно известно, что реквии существовали с начала времен, что живы они и поныне. Исходя из этого неоспоримого факта, он не раз задумывался, во что превратилась бы жизнь его многочисленных врагов на архипелаге, сумей он хотя бы ненадолго погасить звезды, луну и солнце.

Ведь тогда в наступившем мраке реквии поднялись бы на поверхность моря из неизмеримых глубин, покинув свои твердыни на дне Изабеллы, где им по-прежнему поклоняется и верно служит всякая мелкая глубоководная нечисть, они поднялись бы и обратили свои чудовищные лики к темному небу. И они выползли бы на сушу, туда, куда не дерзали ступать с тех пор, как над Абаратом рассеялись облака черного пепла, скрывавшие светила.

О, сколько вреда реквии принесли бы, вновь очутившись на островах!

Сколько городов они сровняли бы с землей, сколько народов стерли бы с ее поверхности!

Масштабы злодеяний, на какие были способны реквии, не умещались даже в воображении Тлена.

И лишь одно он знал наверняка: он непременно хотел бы лично присутствовать при их появлении на островах. Когда Час Тьмы минует и реквии возвратятся в свои бездонные глубины, в свои чудовищные крепости, ему надлежало быть готовым к тому, чтобы при содействии своих каменщиков и жрецов заложить основы Нового Мира. И этот Новый Мир Повелитель Полуночи построит, каким пожелает.

— Господин!

Тлен сперва решил было, что к нему обращается Живорез. Но голос, вторгшийся в его сладостные мечтания, принадлежал другому существу. Одному из заплаточников, служивших его бабке. Старуха сметывала вместе кусочки кожи, замши, всевозможные лоскутки и шила из получившихся полотнищ чехлы с руками, ногами и головой, которые затем наполняла густой одушевленной грязью. Заплаточника, который осмелился прервать размышления Тлена, звали Колтуном. Он был во всех отношениях неудавшимся экземпляром.

— В чем дело? — сквозь зубы процедил Повелитель Полуночи.

— Ваша бабушка желает видеть вас, милорд. Она хочет расспросить вас о приезжем из Коммексо.

— От ее глаз и ушей ничто не укроется, верно? — усмехнулся Тлен.

— Истинно так, милорд.

— Передай ей, что я сейчас занят. У меня накопилось множество дел, которые не терпят отлагательства.

— Она мне велела... м-м-м...

Колтун начал заметно нервничать. Поручение Бабули Ветоши явно было для него не из приятных.

— Выкладывай! — гаркнул Тлен.

— Она сказала... что запрещает принимать на Горгоссиуме посланцев Коммексо.

— Запрещает?! — взревел Повелитель Полуночи. Овеществленные кошмары, извивающиеся в жидкости, куда была погружена нижняя часть его лица, чрезвычайно оживились. — Она запрещает мне делать то, что я считаю нужным?! Эта старая карга! Эта штопальщица!

Он размахнулся затянутой в перчатку рукой и нанес заплаточнику такой мощный удар, что тот отлетел ярдов на десять.

— Отправляйся к старухе, — прорычал Тлен, — и скажи, что, если она еще раз посмеет ЧТО-ЛИБО МНЕ ЗАПРЕТИТЬ, я выпущу целое облако кошмаров на свору ее мерзких заплаточников, так что они обезумеют от ужаса и разнесут Тринадцатую башню на куски. Ничегошеньки от нее не останется, кроме груды тряпья! ТЫ ПОНЯЛ МЕНЯ?!

Выкрикивая эти угрозы, он все ближе подходил к Колтуну, словно собираясь снова наброситься на него. Заплаточник не делал попытки спастись бегством. Он сжался в комок, прикрыл голову руками и трясся от ужаса в предвидении неизбежной расправы.

Но удара, которого он ожидал, не последовало. Из галереи вышел Живорез. Он улыбался.

— Девчонка обнаружена!

Тлен махнул рукой в сторону Колтуна:

— Проваливай. Повторишь ей, что я сказал, слово в слово.

Колтун со всех ног бросился прочь, и через мгновение клубы красноватого тумана скрыли его.

— Проблемы, сэр? — участливо спросил Живорез.

— Пустое. Бабкины чудачества. Воображает о себе невесть что. Боюсь, однажды она зайдет слишком далеко, и тогда... Но довольно об этом. Так говоришь, вы ее нашли? Пойдем покажешь.

В сопровождении Живореза Тлен вернулся в галерею. На всех шестнадцати экранах Универсального Ока мелькали теперь одинаковые изображения. Циклоп-доктор в белоснежном костюме ухмылялся во весь рот.

— Обнаружена на острове Вебба Гаснущий День, в доме на улице Крукс, что в Рыбацком гетто. Должен заметить, милорд, мне невдомек, чем она могла вас привлечь. Там и смотреть-то не на что.

— Уж позволь мне самому об этом судить, — буркнул Тлен.

Он приблизился к экранам. Изображение было на редкость четким, а цвета — яркими и живыми. А вот и она, девушка. Смотрит, не мигая, в глаза шпиона, который пребывает в беспрестанном движении, чтобы она все время находилась в фокусе.

Тлен повернулся к Мендельсону Остову.

— Ты абсолютно уверен, что это та девчонка, которая помогала Хвату?

Остов кивнул.

— Вне всякого сомнения?

— Да она это, господин. Точно она. Тлен перевел взгляд на экраны.

— Так кто же ты такая? — Несколько секунд он не сводил глаз с лица девушки, словно надеялся услышать от нее ответ. После чего обратился к Щипцоверну: — Когда велась эта съемка?

— Три часа назад. От силы четыре.

— Значит, она скорей всего еще на Веббе Гаснущий День. Как думаешь, Огто?

— Там произошла катастрофа, — встрял Щипцоверн, прежде чем Живорез собрался с ответом, — обрушились набережная и причал. Полная сумятица. Так что за последние несколько часов из гавани не вышла ни одна лодка.

— Выходит, она и впрямь на Веббе, — подытожил Живорез.

— Но ведь это же не проблема, — благодушно изрек Щипцоверн. — Надо только...

Однако Тлен внезапно поднял вверх указательный палец, призывая доктора к молчанию, и напряженно уставился на экраны волшебного ящика. Незнакомка из Иноземья не на шутку рассердилась, и лицо ее, добросовестно запечатленное тем, кто как раз и явился источником ее злости, удивительно преобразилось.

От былого ребячества в нем не осталось и следа. Это было лицо молодой женщины, прекрасной в своем гневе.

Перемена в облике незнакомки необычайно взволновала Кристофера Тлена.

— Что бы это могло означать? — с несвойственной ему мягкостью проговорил он, после чего, сняв перчатку, приложил ладонь к одному из экранов, словно хотел прикоснуться к этому загадочному лицу.

— Разве мы знакомы? — томно вопросил он мерцающий экран. — Ведь такое возможно, не правда ли?

Но экран вдруг погас. Тлен испустил вздох, исполненный глубочайшей досады, как если бы принужден был расстаться с чем-то бесконечно для него дорогим.

— Пленка закончилась, — сообщил Щипцоверн. Тлен молчал.

Он продолжал смотреть на экран с выражением глубокой озадаченности на бледном лице. Щипцоверн открыл было рот, чтобы что-то добавить, но Живорез погрозил ему кулаком, веля хранить молчание.

И лишь минуты через две Тлен очнулся от своих мечтаний.

— Остов!

— Слушаю, господин.

— Отправляйся на Прощальный утес и жди меня там.

— Вы пошлете меня на поиски девчонки?

— О да. Тебе придется ее найти. Но на этот раз обойдешься без глифа. Я предоставлю тебе нечто более мощное, учитывая важность твоей миссии.

— Я вас не понимаю, господин.

— Этого от тебя и не требуется. Ступай. Тлен снова обратил взор на экран. Остов торопливо откланялся.

— Есть в этом лице нечто такое, Отто, что заставляет меня пересмотреть отношение к моим врагам. Они хитрее, чем я думал. Им, оказывается, под силу манипулировать снами.

— Снами? — недоверчиво переспросил Крест-Накрест.

— Вот именно, Отто. Лицо этой девушки я видел во сне. Сама невинность. Но кто же мо... — Он осекся на полуслове, поймав на себе внимательный взгляд Щипцоверна. — Как, доктор, ты все еще здесь? Можешь быть свободен. Поблагодари мистера Пикслера за его доброту от моего имени.

— Всевидящее Око, — настойчиво произнес Щипцоверн. — Я должен забрать его с собой в Коммексо.

— Нет, — спокойно возразил Тлен. — До поры оно останется здесь.

— Но-но-но вы-вы-вы поймите, — возвысил голос доктор, начав от волнения заикаться, — что научные изыскания на-на-нашей лаборатории...

—...не представляют для меня ни малейшего интереса, — докончил за него Тлен, сопроводив свои слова издевательской улыбкой. — Так что не заводись понапрасну. Я не собираюсь посягать на ваши бесценные Истины. Мне нужна только она. И пока я не заполучу ее во плоти, Всевидящее Око останется здесь.

— Это не... это не...

Доктору не суждено было закончить фразу. В мгновение ока Тлен оказался рядом и схватил наглеца за горло. Щипцоверн изо всех сил пытался разжать железную хватку Повелителя Полуночи, но где ему, щуплому коротышке, было сладить с разъяренным чудовищем!

Тлен легко, словно пушинку, поднял его в воздух. Ноги доктора в белоснежных ботинках несколько раз дернулись и уныло повисли.

— Так что ты мне хотел сообщить, а, доктор? — с издевкой спросил Тлен.

Жизнь стремительно покидала хлипкое тело доктора Щипцоверна. Его двойной глаз за линзой очков начал стекленеть, лицо налилось кровью, губы стали синими.

— В дальнейшем нам еще могут понадобиться услуги мистера Пикслера, — вполголоса напомнил своему господину Живорез.

Тлен неторопливо обдумал эти слова, кивнул и словно нехотя разжал пальцы. Маленький человечек свалился к ногам Повелителя Полуночи кучкой перепуганной, истерзанной, всхлипывающей плоти.

— Вышвырни его отсюда.

Живорез подхватил доктора под мышки и поволок к выходу из галереи, задержавшись лишь на мгновение, чтобы выудить из кармана белоснежного пиджака пульт управления Всевидящим Оком.

Освободившись от своей полубесчувственной ноши у наружной двери, Крест-Накрест вернулся к Тлену за дальнейшими приказаниями. Которые, впрочем, на сей раз были довольно просты.

— Покажи-ка мне еще разок эту девчонку. И можешь быть свободен.

Разобраться в управлении прибором Щипцоверна не составило труда. Вскоре незнакомка вновь появилась на экранах. При желании запись можно было воспроизводить снова и снова.

— Сооруди мне глиф для полета на Прощальный утес, — распорядился Тлен, впиваясь взглядом в изображение Кэнди на экране. — И чтоб к моему прибытию были готовы пять трупов. В обычном месте. Вытащи их из склепа. Смотри только, чтоб были старые, высохшие. Их надо будет смолоть в пыль.

Он говорил это, не сводя глаз с экранов Всевидящего Ока.

— Трупная пыль для девушки из Иноземья. — Он усмехнулся. — Мой дар тебе, красавица.

 

«АЛЬМЕНАК»

Переступая порог жилища Изарис, Кэнди была уверена, что обнаружит у двери толпу обитателей соседних лачуг, привлеченных сюда шумом ее недавнего сражения с отвратительным соглядатаем. Но все, кто покинул в эту пору свои дома, спешили поглазеть на обломки причала и набережной и не отвлекались на столь незначительные происшествия, как шум в рыбачьей лачуге. Кэнди повернула в противоположную сторону и зашагала вверх по улице навстречу толпе. Зеваки с их нездоровой страстью к лицезрению несчастий и трагедий ее не интересовали. Гораздо большее беспокойство доставляла ей мысль о здешних насекомых. Любое из существ, с жужжанием летающих в воздухе и ползающих по стенам и крышам, могло оказаться очередным шпионом. Она сердито отмахивалась от всех стрекоз и бабочек, которые имели неосторожность пролететь вблизи. К огромному облегчению Кэнди, ни одна из них не вернулась и не сделала попытки ее преследовать.

Улица поднималась вверх широкими пологими уступами. Взбираться было нетяжело, но Кэнди так вымоталась, что вскоре усталость начала буквально валить ее с ног. Короткого сна в лачуге Изарис оказалось недостаточно, чтобы восстановить силы.

Но гораздо большие мучения, чем усталость, причинял ей голод. У стен некоторых из лачуг на широких ступенях улицы были сооружены прилавки со всевозможной снедью. Над одним из них была натянута бечевка, с которой свисали вяленые рыбы. В крайнем случае, подумала Кэнди, сгодились бы и они. Но куда более аппетитными показались ей пончики, которые поджаривал в масле торговец за соседним прилавком. При виде того, как он принялся посыпать их сахарной пудрой, Кэнди проглотила слюну и запустила руку в карман платья Изарис. Шесть оставшихся долларов пребывали в полной сохранности. Но разумно ли ими здесь расплачиваться, привлекая к себе ненужное внимание? Ведь любой при виде этих зеленых бумажек сразу догадается, что их обладательница — чужестранка.

Выходит, у нее оставалось только две возможности не умереть с голоду: попрошайничать или воровать. Однако, сказала она себе, принимая во внимание, что речь шла уже даже не о насыщении, а о выживании, соображения морали можно было отбросить. И Кэнди настороженно огляделась по сторонам. Владелец одного из прилавков оставил свой товар без присмотра, примкнув, по-видимому, к толпе, которая спешила на набережную.

Но не успела она сделать и шагу к столику со снедью, как позади нее послышался все нараставший шум, раздались крики. Кэнди оглянулась. Три или четыре человека, вымокших до нитки, брели вверх по улице в сопровождении нескольких полицейских и в окружении толпы зевак. Наверняка это были пострадавшие при крушении причала и набережной, из числа тех, кого удалось вытащить из воды.

— Дорогу! Дорогу! — злился полицейский. — Здесь раненые!

Выкрикивая эти фразы, ретивый служитель порядка добился эффекта, прямо противоположного желаемому. Стоило предупреждению сорваться с его губ, как из всех дверей ближайших домишек на улицу высыпали новые зеваки, чтобы насладиться зрелищем чужих увечий. Вскоре небольшая процессия принуждена была остановиться — толпа новоприбывших перекрыла ей путь. Полицейские хором и поодиночке, багровея от натуги, выкрикивали угрозы и приказания зевакам расступиться, но их истошные крики лишь привлекали новых любопытных.

Как все это знакомо, подумала Кэнди. Глядя на быстро растущую толпу, она вспомнила о случае, произошедшем четыре или пять лет тому назад дома — или в Иноземье, как она все чаще мысленно называла свой прежний мир. Случилось это в середине лета. Семья Кэнди направлялась в гости к бабуле Хэтти, бабушке Мелиссы, в Пеликан-Рэпидс. Их машина неслась по скоростному шоссе номер 94. Все было как обычно, пока впереди идущие машины вдруг не сбросили скорость почти до минимума. Следующие полтора часа Квокенбуши в своем авто ползли вперед, как улитки. Жара стояла невыносимая, а в машине как раз забарахлил кондиционер. От этого все злились и нервничали. Вскоре выяснилось, что причиной пробки стала авария где-то впереди, и отец Кэнди тотчас же принялся ругаться на чем свет стоит, утверждая, что на самом деле машины ползут так медленно из-за дурацкого любопытства водителей, которые нарочно притормаживают у места катастрофы.

— Проклятые зеваки! Каждому охота полюбоваться на чужую беду! Да мало-мальски приличного человека стошнить должно от этакой картины! Бездельники чертовы! Нет бы заняться собственными делами!