Башня с алым флагом осталась позади. Бретер, игриво позвякивая удилами, шагал по ифранской земле. Морис торопился, в Авире его ждала Антуанетта. Базиля не ждал никто и нигде. Сарриж называет его другом, но какая, к Проклятому, дружба, если он о Морисе знает почти все, а тот о нем почти ничего. И не узнает, потому что граф Мо сам не знает, о чем рассказывать. Тайн за ним не числится, разве что встреча с Кэрной да ночной визит в особняк Трюэлей. Любопытно, что сделал Пикок со свалившимся на голову подарочком? Обидно, если сжег, – сжечь бумаги Базиль мог и сам, и, по чести говоря, это и нужно было сделать… А ищеек себе Пьер нашел неплохих: на следующий день, когда он пришел повидать сестру и попросить разрешения вернуться в Авиру сразу после празднеств, новый родственник пошутил насчет его ночных приключений. Дескать, нельзя пугать мать и слуг, которые, увидев коня без седока, могли невесть что подумать.
Они и подумали, но не «невесть что», а то, что он хотел. Для них Базиль Гризье – шут и пьяница, свалившийся с лошади и проблуждавший где-то полночи. Пусть и дальше так считают. Он и в самом деле шут и пьяница, а у Норы глаза были испуганными и покрасневшими, и она, пока муж шутил, молчала. Хорошо, у Тартю нет братьев, и Эстелу и Раймонду выдадут за кого-нибудь другого. В какой-то книжке Базиль вычитал, что каждая вещь имеет свою противоположность.
Академик, имя которого граф Мо запамятовал, писал, что каждому уроду соответствует красавец, каждому умнику – дурак, каждому трезвеннику пьяница. Рито Кэрна любил всех женщин, и все женщины любили его, а Пьер Тартю был противоположностью мирийца, любить его было невозможно. Бедная, глупенькая королева Нора, только б ей не пришло в голову спрашивать мужа об Алеке и Филиппе!
– Базиль, нам надо поговорить.
– Да? – Гризье заставил себя усмехнуться. – Мне чаще предлагают помолчать.
– Я все знаю…
– Что? – Базиль удивленно посмотрел на ифранца.
– Знаю, что ты чувствуешь. Поверь, мне было еще тяжелее.
– Тебе? – тупо переспросил Базиль.
– Да, мне… Ты – брат, а я…
Разумеется, у него в голове была Антуанетта. Морис вообразил, что его друг расклеился из-за свадьбы. Сарриж был наблюдательным человеком, а лицо Норы отнюдь не светилось счастьем. Так же как и лицо Антуанетты, которую Сарриж видел после брачной ночи. Может, Морис и прав, и все проданные или продавшиеся невесты после свадьбы выглядят одинаково.
Базиль верил, что влюбленным смотреть на бледненьких, потерянных красавиц труднее, чем братьям, хотя… Хотя мать, похоже, убила не только сыновей, но и дочь.
– Морис, прошу, не надо об этом.
– Как скажешь. Давай поговорим о другом. Или, если хочешь, поссоримся.
– Не хочу, да и не из-за чего.
– Ну, я могу сказать, что мне не нравится ваш король.
– Говори. А я могу сказать, что мне не нравится ваша регентша…
– Кстати, ты знаешь, что ни Жермон, ни тем паче Жоселин не имеют права на престол?
– Тю-ю-ю, – присвистнул граф Мо, – кажется, в Благодатных землях еще больше узурпаторов, чем я думал. Кто же должен сидеть в Авире? Уж не ты ли? Или это твой дядюшка Вардо?
– Брат Антуанетты.
– У нее есть брат?
– Да, из-за этого Вардо на ней и женился. Он не знал ее до свадьбы, это потом… Потом…
– Ты хочешь сказать, что он собирается свергнуть Паучиху и посадить на престол брата жены? – пришел на помощь Базиль. – А я тут при чем?
– Помоги нам.
– Я? – Базилю показалось, что он ослышался.
– Да. Ты – мой друг, и ты, что бы ты ни плел, арциец. Ты должен ненавидеть Пауков.
– Угу, я тебе помогу, и ты будешь наставлять рога регенту?
– Вардо не будет регентом, Ролан отнюдь не безумец, что бы про него ни говорили, а граф… Я его иногда ненавижу из-за Туанон, но дядя – честный человек.
– Погоди, – граф Мо чувствовал, что его стремительно затягивает в политический водоворот, – но у Жозефа были только дочь и сын.
– Да, но, по нашему закону, корона, если прерывается прямая линия, переходит к старшему поколению, то есть к сыну младшего брата Паука. Мы об этом забыли, потому что старый неряха всех подмял под себя, но наследовать ему должен не внук, а племянник.
– Понятно, – засмеялся Базиль, – раз я предал своего короля, то чужого и подавно предам.
– Разве ты не хочешь, чтобы в Мунте сидел не Пьер, а Филипп?
Филипп… Филипп никогда не станет королем. Он вообще никем не станет, потому что его нет.
– Я хочу, чтобы в Мунте сидел Александр Тагэре.
– Не шути так.
– Я не шучу. Вернее, шучу, но не совсем. Хорошо, я согласен. Что нужно делать?
