Невеста и ее брат были потрясающе красивой парой. Нежная девушка в голубом и высокий рыцарь в черном и сиреневом с напряженным бледным лицом, на котором жили только глаза. Кардинал Клавдий понимал короля, отославшего графа Мо в Ифрану. Базиль был слишком хорош собой, чтобы стоять рядом с троном Его Величества Пьера Седьмого, не говоря уж о его то ли глупости, то ли дерзости. Надо было додуматься! Притащить во дворец мертвые головы. Нет, с таким капитаном гвардии, хоть старой, хоть новой, далеко не уедешь.
Клавдий не сомневался, что в глубине души Тартю ненавидит новых родственничков за красоту, богатство и наглость, но терпит. Потому что они ему ровня – Вилльо такие же выскочки, как и Тартю, а значит, подходящие союзники против старых фамилий, которые хоть и были ранены в Гразе, но их еще добивать и добивать…
Невидимый хор третий раз повторил «Радуйся, голубица», Его Высокопреосвященство степенно вышел вперед и возгласил:
– Знает ли кто, видел ли, слышал ли что-то, порочащее богобоязненного и благородного Пьера из дома Лумэнов? Что-то, что могло бы оттолкнуть от него сердце невесты, вручающей ему свою руку и свою девичью честь?
Знает ли кто, видел ли, слышал ли что-то, порочащее невинную и прекрасную Элеонору из дома Тагэре? Что-то, что может оттолкнуть от нее сердце венценосного жениха, дающего ей свое незапятнанное имя и избравшего ее матерью своих наследников?
Слова кардинала прозвучали громко и отчетливо, и ответом им была тишина. Последний (и первый) раз бракосочетание в главном храме Мунта было прервано, когда злополучный Филипп Второй сочетался браком с дочерью герцога эстрийского. Тогда влюбленный в девицу нобиль прорвался к Возвышению и поклялся Святым Эрасти, что жених – мужеложец. Это знали многие, но отчаянный поступок закончился тем, что невеста сказала у алтаря «Нет». Кажется, она потом вышла за наглеца, принадлежавшего роду Мальвани, а злополучный Филипп два года спустя женился на золотоволосой оргондке, которая его потом и свергла.
О прискорбном случае забыли почти все, но не Пьер. На венчание пускали лишь надежных и верноподданных. Командор городской стражи и капитан новой гвардии не подкачали. В храме Святого Эрасти не оказалось никого, кто посмел выступить против короля. Особо тщательно искали маркиза Гаэтано, который, по мнению короля, мог выбрать для своей мести день свадьбы, но Кэрна исчез.
Вздохнув с облегчением (схватка могла закончиться плачевно не только для стражников и короля, но и для Его Высокопреосвященства, панически боявшегося пик, мечей и арбалетов), Клавдий спустился к жениху и невесте. Пьер в алом одеянии Волингов с напряженным лицом стоял между матерью невесты и своим безгубым отчимом.
Выждав положенное время, Клавдий поднял руку.
– Сим свидетельствую, что нет в Арции никого, кто знает дурное о женихе и невесте. Приблизься же, дева.
Хор запел «Она приближается». Элеонора Тагэре, грациозно опираясь на руку Базиля, пошла вперед. Рядом с ней, чуть отставая, шла мать жениха в пышных алых шелках. Шлейф невесты несли две ее младшие сестры. Девушка и ее спутник церемонию знали прекрасно. Они оказались у ковра, на который уже взошел жених, как раз вовремя: хор пропел «Она вручает себя любимому, и небеса любуются ее чистотой». Базиль не заступил на ковер, что было бы дурной приметой, а изящно опустился на одно колено у самого края. Пьер шагнул навстречу суженой и откинул серебряную вуаль. На какое-то время все трое замерли. Ослепительная златокудрая красавица, невзрачный человечек в красном, с королевской цепью на тощей шее и коленопреклоненный рыцарь, в лиловых глазах которого промелькнула и погасла тяжелая, неизбывная ненависть. Его Высокопреосвященство почел за благо решить, что все дело в освещении.
