Год от В. И. Вечер 10-го дня месяца собаки Арция. Граза

 

– Граф, вы заставили нас ждать, – в голосе Пьера Тартю сквозило недовольство, – мы даже усомнились в вашей преданности.

– Ваше Величество, – Селестин Стэнье-Рогге почтительно преклонил колени и под ироничным взглядом ифранцев и «пуделя» Гризье, по глупости покойного Филиппа ставшего графом Мо, облобызал протянутую ему вялую руку, – я ждал нужного момента. Маршал Аршо, как полководец, был должен это понять.

– Мы понимаем.

«Мы»… Тагэре терпеть не мог всяческих монарших штучек, а пасынок… Правду говорят, каждый новый король хуже предыдущего, хотя из Пьера король что из крысы волк. Граф Стэнье внезапно понял, что ненавидит и боится сына Анжелики. А тот через несколько ор после добытой чужими руками победы заговорил так, словно родился на троне. Селестин был стреляным воробьем и понимал, что это плохая примета.

– Ваше Величество, я сделал все, что в моих силах.

– Мы ценим ваши услуги.

Опять «мы». Неужели кошкин сын теперь любую фразу с этого слова начинать будет? Но игрушки, похоже, закончились. Пасынок – трус и дерьмо, но соображает быстро. Нет, зря он в это ввязался, быть канцлером при таком короле – ходить по канату.

– Мы довольны тем, как вы сражались с узурпатором, и выражаем вам свою благодарность. С сего дня граф Стэнье-Рогге назначается маршалом Арции.

Селестину показалось, что он ослышался. Маршалом?! Не канцлером! Конечно, Александр был и маршалом, и королем, а Пьер про войну знает только, что на нее шлем нужно надевать. Без маршала ублюдку не обойтись, но почему он выбрал его, Рогге?! Это не награда, а камень на шее, потому что победы король присвоит, а поражения свалит на маршала. А поражения будут. Гартаж и Мальвани воевать умеют, да и на севере хлопот хватит.

– А теперь мы хотим знать, какие меры маршал примет против предателей, вырвавшихся из окружения? Сторонники узурпатора должны быть обезврежены в ближайшее время. И где горбун Тагэре?

Селестин видел, как белый черногривый конь с неподвижным всадником промчался кромкой оврага и исчез в залитых солнцем полях, но ничего не сказал. Робер до сих пор не вернулся; если он привезет голову Александра, отчим трижды подумает, показывать ли ее пасынку. Тот слишком ретиво гонит лошадей, которых не запрягал, ему нужно пугало. Пусть таким пугалом будет пропавший Александр… А если горбун и вправду выжил? Об этом думать не хотелось.

Маршал Арции – который предпочел бы быть канцлером, а лучше… лучше вообще оказаться подальше от тщедушного бледнолицего человечка в красном – низко поклонился.

– Ваше Величество. Я немедленно отправлю поисковые отряды и прикажу внимательно осмотреть все трупы. Скорее всего, горбун погиб.

– Мы уже подумали об этом. Среди убитых нет ни узурпатора, ни его любимцев: маркиза Гаэтано и Луи Трюэля.

Вот тебе, сынок, и враги, причем высшей пробы! Рито ничего не стоит взбунтовать полкоролевства, он сын правящего герцога, и к тому же сумасшедший. А Луи… Луи еще хуже. При всей своей дурашливости нынешний граф Трюэль – достойная замена своему треклятому деду. Эта парочка наделает дел, даже если Тагэре мертв. Нет, зря он согласился, куда ни кинь, везде клин…

 

Эстель Оскора

 

Судя по всему, меня занесло куда-то в Среднюю Арцию. Какой был год, я, разумеется, не знала, но вновь была осень. Золотая, ясная арцийская осень, когда солнце ярче, а небо синее, чем летом или весной. В эту пору днем тепло, как в месяце Лебедя, и только ночи становятся все холоднее и холоднее, а в древесных кронах каждый день прибавляется желтизны. Я стояла на холме, вершину которого украшал здоровенный одинокий каштан. Впереди лежали убранные поля, сзади манил золотом и киноварью лес, из которого вытекала медленная, болотистая речка. Людей видно не было, только в безоблачном небе проплывал журавлиный клин.

Все это выглядело весьма странно. По закону Зова мы с Эрасти должны были оказаться рядом с человеком, открывшим нам дорогу ценой своей жизни. Это заклятие во всех мирах почиталось сильнейшим и тайным, и все равно люди то и дело доходили до него своим умом. Правду сказать, решались на него редко, так как послать Темный Зов могли лишь обладающие Силой (порой сами того не ведающие) и доведенные до такой грани отчаяния, за которой становится безразлична не только жизнь, но и посмертие. Это даже не мольба. Это – сделка: я добровольно отдаю свою жизнь и свою душу и ухожу в небытие, а вы исполняете мое последнее желание. Отомстите или спасите.

Как правило, Зов обращают к так называемым «Темным», разочаровавшись в добрых и милостивых богах. «Светлых» умоляют, и чаще всего бесполезно, почитаемых «Злом» не просят, их помощь покупают, не зная, что энергия добровольно отдаваемой жизни нужна лишь для того, чтобы в нужное время и в нужном месте создать кратковременный Проход, через который и приходит помощь. В своих похождениях я с подобным не сталкивалась, но уверена: воззови кто-то на тех же условиях к кому-то «Светлому» – эффект был бы тот же. В том смысле, что призываемый получит возможность появиться и исполнить просьбу. Другое дело, что он скорее всего ее «не заметит»… А вот «Темные», чаще всего сами побывавшие в шкуре изгоев, загнанных зверей, уважают чужое отчаяние и чужую боль. И приходят, и исполняют последнюю волю, после чего в мире становится одной легендой больше.

Так было и сейчас. Кто-то воззвал к Проклятому, проторив обходной путь в нашу башню, которым мы не преминули воспользоваться. Это и был тот случай, которого дожидался Эрасти. По Тропе Отчаяния мы проскользнули в Тарру незамеченными. Разумеется, Цэрна намеревался выполнить договор, но затем нам предстояла собственная охота.

Когда к нашим ногам словно бы упала тропа золотисто-зеленого пламени, мы, не колеблясь и не оглядываясь, бросились вперед. Нужно было спешить, чтобы пройти Врата, пока у открывшего их достает сил удерживать Проход. Нас было двое, и времени у нас было в два раза меньше, но начались неожиданности. Дрожащее зеленое марево, бежавшее перед нами призрачной речкой, раздвоилось. Одна Тропа, золотисто-зеленого цвета, шла вперед, другая, отливавшая оттенками старого вина, сворачивала налево. Мы ни о чем подобном не слышали, но нужно было решать, и быстро, и мы решили. Эрасти пошел зеленой дорожкой, а я ступила на красную, которая и привела меня на этот холм. Оставалось надеяться, что Проклятый все же нашел того, кто к нему воззвал, а мне предстояло искать его самого, ну да нам не привыкать! Где бы сейчас ни был Эрасти, я его найду. Чуть позже…

Мне не хотелось сразу же бросаться вниз головой в очередное безумие, уж больно я истосковалась по желтым листьям и птичьим прощальным крикам. Я мечтательно (нашла время!) смотрела вверх, когда блаженную тишину разорвал отдаленный топот. Приглядевшись, я увидела великолепного коня, белого и черногривого, мчавшегося в мою сторону. На его шее бессильно поник всадник, но благородное животное продолжало безумный бег в никуда. Не успела я удивиться, как из-за поворота вылетело еще десятка три конных, видимо, преследовавших первого. Уж не из-за этого ли я оказалась в это время и в этом месте? Но чего хотел Воззвавший? Спасти или же наоборот? Спасти, потому что без вмешательства «Тьмы» рыцарь на белом коне был обречен.

То, что Врата нам с Эрасти открыл другой, я не сомневалась. Всадник был или мертв, или без сознания, а воззвать по плечу лишь человеку, исполненному жизненных сил. Конечно, он мог это сделать до того, как был ранен, но в подобное верилось с трудом. Судя по всему, здесь была битва, а в битве люди, даже терпящие поражение, испытывают ярость, азарт, надежду, а никак не холодное, безнадежное отчаяние, да и сосредоточиться на призыве к Врагу в таком положении сложновато…

Черногривый все еще опережал преследователей, нещадно понукавших своих лошадей, и я решилась. Мне никогда не нравилось, когда на одного набрасывается тридцать. В свое время Рене пришлось сражаться против двух дюжин убийц, я об этом не забыла. Что ж, если я не правильно поняла Воззвавшего, жаль, но иначе я не могла.

Белый конь, услышав эльфийский зов, свернул с дороги и наметом помчался к лесу. Погоня устремилась за ним. Не знаю, возможно, среди них и были достойные люди, исполняющие данную сюзерену клятву. Если так, им не повезло, но мне почему-то казалось, что передо мной холуи, стремящиеся выслужиться перед господином, причем господин этот оставляет желать много лучшего. Когда я ударила, мне не было их жаль.

Я все еще была скрыта заклятием Призыва, а потому могла действовать, не опасаясь чужих глаз, и я спустила с цепи Дикий Ветер. Это было первым смертным заклятием, которым я овладела по наитию, когда на моих глазах подло убили друга. И, скажу без ложной скромности, я отточила свою находку до совершенства. Бешеный вихрь, поднявшись из ниоткуда, налетел на преследователей, валя наземь и всадников, и коней. Последних я пощадила – лошади не виноваты, в отличие от людей они не выбирают, кого везти на своей спине. Раньше мне пришлось бы уничтожить и их, но сейчас я действовала тоньше. Несчастные животные, отряхиваясь, а некоторые и прихрамывая, потащились назад, а их наездники нашли малоприятный конец в болотистой речонке. Валяющиеся на дороге переломанные тела не самое приятное зрелище, а исчезновение пугает сильнее, чем смерть, даже самая отвратительная.

Покончив с погоней, я обернулась. Белая лошадь смирно стояла на опушке. Всадник все еще висел у нее на шее, не подавая признаков жизни. Интересно, что я сейчас содеяла: спасла или отомстила? В любом случае дальше придется обходиться без высшей магии. Заклятие Тропы исчерпало себя в тот момент, когда я совершила первое магическое деяние, и теперь это будет моя волшба, волшба Эстель Оскоры, которую почует любой синяк, если они водятся в этих богоспасаемых землях; нам же с Эрасти нельзя до поры до времени обнаруживать свое присутствие. Конечно, я могу использовать эльфийскую магию, но с ее помощью армию не остановишь… Впрочем, сейчас это вряд ли понадобится. Если рыцарь мертв, я похороню его, расседлаю и отпущу коня и отправлюсь на поиски Эрасти.

Кто бы ни был этот одинокий всадник, он честно сражался и уж могилу-то себе заслужил, хотя с тех, кто за ним гнался, вполне бы сталось поглумиться над мертвым. Но вышло иначе. Они мертвы, а вот мой рыцарь оказался жив, хотя ему изрядно досталось. Я это поняла, едва лишь с помощью нехитрого заклинания уложила раненого на траву и сняла залитые кровью и покрытые вмятинами доспехи и шлем. Передо мной лежал калека. Горбун! И ему как-то удалось взнуздать собственное увечье и стать воином, и, судя по всему, не последнего разбора. Что ж, помочь тому, кто бросил вызов судьбе, – дело достойное…

Я склонилась над лежащим. Он был довольно молод. Бледный, что и немудрено; темноволосый, с хорошим лицом. Бедняга потерял много крови, был оглушен, у него была сломана нога и несколько ребер, но с этим, даже с ранами в боку и предплечье, я вполне могла справиться. Будь со мной Эрасти, он сделал бы больше, избавив неизвестного рыцаря от горба, но какие наши годы! Эрасти мы еще отыщем, а пока ограничимся посильным, неотложным и тайным. Кровь я уняла быстро, а вот остальное… Воистину, легче прикончить тысячу, чем исцелить одного. У меня не было зеркала, но, закончив одно из заклятий Астени, я вряд ли выглядела лучше, чем рыцарь, которого лечила. И, между прочим, довольно успешно!

Раненый зашевелился, и я положила руку ему на лоб. Пока я не решу, что мне с ним делать, пусть спит и… И видит во сне что-то хорошее.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

AUT VIAM INVENIAM AUT FACIAM [14]

 

Хорошо – что никого,

Хорошо – что ничего,

Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может

И чернее не бывать,

Что никто нам не поможет

И не надо помогать.

Г. Иванов