Медико-хирургическая школа: Николай Бидлоо

Первая медико-хирургическая школа была открыта в Москве одновременно с госпиталем (1707). Возглавил эту школу главный доктор госпиталя Н.Л. Бидлоо.

Николай Ламбертович Бидлоо (1670-1735) родился в Голландии, в Амстердаме, в культурной, образованной семье; его отец Ламберт Бидлоо был аптекарем и ученым-ботаником, членом Амстердам- ского медицинского общества, а дядя Готфрид Бидлоо - анатомом и хирургом, лейб-медиком английского короля, а затем - профес- сором и ректором Лейденско-Батавской академии. Следуя по от- цовским стопам, Николай Бидлоо окончил эту академию, в 1697 г. защитил диссертацию на тему «О задержке менструаций», стал доктором медицины и до 1702 г. занимался медицинской практи- кой в Амстердаме. В 1702 г. Бидлоо попал в Россию, ставшую ему

второй родиной: он прожил здесь более 30 лет. Многие годы он оставался главным доктором московского госпиталя и руководи- телем госпитальной школы, где обучал будущих лекарей основным медицинским предметам. Занимался он и наукой, став автором первых подготовленных в России научных трудов по хирургии.

Опытный клиницист, Бидлоо, вероятно, был хорошо знаком с проблемами хирургии и хирургической помощи. Как руководитель госпитальной школы, он с самого начала большое внимание об- ращал на науки, которые призваны были сформировать у моло- дых медиков практические навыки, мышление врача и хирурга. Он считал, что это были прежде всего анатомия (с физиологией) и хирургия, обучать которым своих воспитанников взялся он сам.

О Николае Бидлоо как об ученом, враче, хирурге (а также о со- держании курса анатомии и хирургии, преподававшегося ученикам Московской госпитальной школы) позволяет судить его капиталь- ный труд «Наставление для изучающих хирургию в анатомическом театре». Этот труд отлично отражал его солидный хирургический опыт и оправданно стал первым русским учебником хирургии. Хи- рургию Бидлоо считал неотъемлемой частью медицины и на деле подтверждал примат медико-хирургической подготовки будущих врачей. В соответствии с этим хирургия, учил он своих слушате- лей, это «предмет, созданный опытом, на основе познания и изу- чения хорошо сложенного человеческого тела, для восстановления и сохранения неестественно измененного случайными болезнями тела и красоты его, что достигается приложением рук извне, при- менением внутрь лекарств, а также инструментов».

считал, что к хирургии относится и «химия» (при- готовление медикаментов в зависимости от особенности болезни), и «ботаника» (знание растений, цветов, корней, пригодных для приготовления лекарств).

Изложение предмета хирургии предваряли ценные деонтоло- гические рассуждения о больном, о хирурге и его помощниках, о присутствующих на операции. Интересно определение, которое Бидлоо давал хирургу: «Хирург должен быть не слишком молод или стар, хорошо изучивший теорию науки и имеющий опыт в своем искусстве. Он должен обладать рассудительным умом, острым зрением, быть здоровым и сильным. Во время операции

быть внешне безжалостным, не сердитым, способным, славным, трезвым. Хирург не должен быть своенравным, дабы не слишком спешил при операции и по своей опрометчивости не бросал опе- рацию посредине, не сердился на сказанное больным. Еще должен быть проворным, чтобы уверенно начинать операцию, не лени- вым, а деятельным. Далее, чтобы хирург не гневался на больного, а старался расположить его к себе. Если надежда на спасение пре- вышает опасность, тогда надо делать операцию. Но если опасность больше, то следует воздержаться от операции. Никогда не при- ступать к операции ради наживы, а лечить болезни по призванию. Далее, хирург не может начинать операцию, не посоветовавшись с коллегой или человеком, сведущим в этом искусстве».

Это определение хирурга вызывает в памяти другое - то, кото- рое дал еще в I веке н.э. Авл Корнелий Цельс в своем сочинении «О медицине» и которое повторялось затем в разное время раз- личными авторами. Сравнивая эти два определения (разделенные, правда, 17 веками), можно отметить, что определение Бидлоо зна- чительно шире и отличается большей глубиной. Впрочем, и хирур- гия в его время, в век Просвещения, была уже другой.

В изложении предмета, в приводимых примерах и обобщениях, в конкретных рекомендациях - везде в труде Бидлоо чувствовал- ся и теоретик, и практик хирургии. Так, в самом начале он давал представление о хирургической операции, которая, по его словам, есть «хирургическое вмешательство, сознательно и научно приме- няемое на больных частях человеческого тела, осуществляемое для сохранения, восстановления и красоты его и включающее четыре вида. 1. Соединение, чтобы срослось разъединение. 2. Разделение, когда что-то, неестественно сросшееся, должно быть вскрыто и разделено. 3. Удаление, когда что-то вросшее в тело было бы от- резано и отделено. 4. Протезирование - восстановление чего-либо недостающего. Эти вышеназванные вмешательства, или операции, производятся на мягких или твердых частях, снаружи и внутри».

Бидлоо подробно объяснял особенности каждого вида этих опе- раций. Так, операции соединения он подразделял на сопоставле- ние, достигаемое соединением разъединенных частей пластырями, подушечками, повязками, и шов, который накладывается на брю- шину, желудок и т.д. Операции разделения включали разрез, пунк- цию, прободение и прижигание; операции удаления - экстрак- цию щипцами, ремнями и другими способами, вырезание, разрез.

Операции протезирования предполагали возмещение (например, изготовление искусственной ноги), восстановление функции (на- пример, приготовление золотой пластинки при сифилитическом поражении нёба), сохранение красоты (искусственный глаз, зубы), изменение неестественного строения (исправление начинающего- ся горба). Эти представления о различных оперативных вмеша- тельствах, которые, скорее всего, производил и сам Бидлоо, впол- не соответствовали передовому уровню тогдашней хирургии

После общего знакомства с операциями следовало более деталь- ное изучение каждой из них. Основываясь на собственном опыте, Бидлоо подробно рассматривал различные пластыри, подушечки и компрессы, повязки и особенно швы - «соединение разъеди- ненной кровоточивой части человеческого тела посредством нити и иглы», причем приводил правила, где можно и где нельзя на- кладывать швы, и рекомендовал конкретные приемы наложения швов. Детально излагал он виды и технику разрезов.

Особое внимание в труде Бидлоо уделялось пиротехнии - ис- пользованию в хирургической практике различных прижиганий; видимо, он сам нередко использовал этот метод лечения. Этот вид хирургического вмешательства эпохи Средневековья был все еще чрезвычайно распространен и удерживался затем в медицине вплоть до XIX в. Различалось термическое прижигание, которое производили раскаленным железом или раскаленным веществом при какой-либо болезни, и вытравляющее прижигание с помощью прижигающих и разъедающих лекарств (сублимата ртути, преци- питата ртути, негашеной извести, купороса и др.).

Одними из принятых тогда методов лечения, тоже пришедши- ми из Средневековья, но применявшимися в медицине еще и в XVIII и даже в XIX вв., были фонтанель - искусственная язва, создававшаяся для длительного отделения патологического секре- та, и заволока - пучок нитей, вложенный в искусственно сде- ланный под кожей раневой канал, чтобы вызвать в нем воспа- лительное раздражение, нагноение. Фонтанели открывали либо разрезом, либо разъедающими средствами, либо прижигателями (чаще всего). Подробно излагалась и техника протягивания заво- локи, причем подчеркивалось, что «заволока значит больше, чем четыре фонтанеля».

С учетом новейших данных медицины и, конечно же, собствен- ного опыта говорил Бидлоо об ангиологии, или о секции сосу-

дов. Артериотомию и флеботомию, подчеркивал он в своем труде, применяют на всем теле и при всех болезнях человеческого тела. Рассечение производят продольно, поперечно и косо. Венесекцию (кровопускание) «для уменьшения, или удаления, или отвлечения крови» он рекомендовал при таких болезнях, как абсцессы, раны, язвы, переломы, вывихи, а также при различных болезнях головы (головная боль, безумие, делирий, воспаление глаз), горла (вос- паление миндалин, воспаление мышц гортани, ангина, болезни гортани, раны горла, головы и т.д.), груди (воспаление плевры, воспаление оболочки легких, закупорка горла, трепетание сердца, астма, плеврит, чахотка). Крови следовало извлекать от 4 до 8 ун- ций (от 120 г до 240 г).

Подобные широкие показания для кровопускания, которые ре- комендовал Бидлоо, можно объяснить, по-видимому, распростра- ненными еще тогда идеалистическими, вернее виталистическими, учениями, такими как учение Иоганна Ван Гельмонта об «архее» (высшем жизненном начале) или особенно характерным для XVIII в. анимизмом создателя теории флогистона Эрнста Шталя. В общем, изложенный в труде Николая Бидлоо курс хирургии был осно- ван на новейших достижениях этой науки в начале XVIII в., пол- ностью соответствовал ее научному уровню в то время, а также содержал, что следует отметить особо, ценные нововведения из собственного практического опыта. Особенностью этого труда является не только его высокий научный уровень, но и полное соответствие требованиям учебного руководства - строгая систе- матизация, продуманное изложение материала, акцент на главных вопросах, стремление предоставить учащимся возможность для самостоятельных занятий. «В этих лекциях кое-что не досказано и не раскрыто, - обращался к каждому своему ученику доктор Бидлоо. - Однако все это придет к тебе с опытом, практикой и размышлениями».

Опыт, практика и размышления видного российского ученого и хирурга Николая Бидлоо - вот что легло в основу написанного им первого русского научного и учебного руководства по хирургии. Этот научный труд убедительно доказывал, что уже в начале века Просвещения медицина России стала частью общеевропейской медицины.

Одним из основных учебных руководств по хирургии в XVIII в. был учебник хирургии немецкого хирурга Лоренца Гейстера, из-

данный в Нюрнберге (1719) и в Амстердаме (1750). Этот доброт- ный учебник использовали и в Московской госпитальной школе. Однако значительно лучшее отечественное руководство Николая Бидлоо почему-то вовсе исключили из числа учебников для буду- щих российских врачей.

Роль Академии наук

С вовлечением России в общий процесс мирового культурного и научного развития, с установлением прочных и постоянных на- учных связей с передовыми странами Западной Европы все более насущным становилось создание в стране научных учреждений. Академия наук, задуманная Петром I как централизованная госу- дарственная форма организации научных исследований, должна была стать и центром распространения в стране научных знаний, а также подготовки национальных научных кадров.

Среди наук, которыми должна была заниматься академия, была и медицина. Первоначальная структура нового научного учреж- дения предусматривала существование трех отделений (классов). Второй, так называемый физический класс, включал и медицин- ские науки (анатомию, физиологию, химию). Кроме того, при академии должен был функционировать университет, в котором предусматривался среди других и медицинский факультет. Лекции здесь должны были читать академики физического класса.

Медициной (в основном анатомией и физиологией) в Петер- бургской академии наук занимались видные ученые. Это был пре- жде всего Даниил Бернулли (1700-1782) - известный математик, физик, физиолог. В Академии наук он выполнил ряд важных ис- следований по физиологии, в частности сформулировал уравнение, впоследствии названное «уравнением Бернулли». Леонард Эйлер (1707-1783), крупнейший математик, механик и физик, занимался самыми разнообразными исследованиями, среди которых были и «работы полуфизиологического характера».

Перспективным исследователем был Иосия Вейтбрехт (1702- 1747). Уроженец Германии, он изучал медицину в Тюбингене, а в Россию переселился из Вюртемберга в 1725 г. В Петербургской академии наук Вейтбрехт быстро вырос в крупного ученого - ана- тома и физиолога. Как профессор анатомии, «отправляя сие зва- ние, он разнимал огромное число человечьих трупов», что дало

ему возможность написать ряд оригинальных работ по анатомии. Его ценнейшим научным трудом стал трактат «Синдесмология или история связок человеческого тела, стройно изложенная в соответствии с анатомическими наблюдениями, иллюстрирован- ная рисунками, специально сделанными Вейтбрехтом, доктором медицины, членом Петербургской Академии наук и профессором физиологии» (1742). Этот научный труд - первое руководство по синдесмологии, чрезвычайно важное для хирургов, был впо- следствии переведен и издан в Париже на французском (1752) и в Страсбурге на немецком (1779) языках. Вейтбрехт по праву счи- тается основоположником учения о связках, а Россия - родиной первой в мире монографии по синдесмологии.

Плодотворно работал в Петербургской академии наук Иоганн Дювернуа (1691-1750); до приезда в Россию он жил в Германии и был экстраординарным профессором в университете Тюбингена. В Петербурге он часто выступал с лекциями и научными докла- дами, производил вскрытия трупов, приготовил много различных анатомических препаратов и скелетов животных.

Одна из наиболее ярких страниц деятельности Петербургской Академии наук, ставшей в век Просвещения передовым научным центром Европы, связана с гениальным ученым-энциклопедистом Михаилом Ломоносовым. Выдающийся естествоиспытатель, страстный борец за просвещение и культуру, он оказал огромное влияние на развитие отечественной науки. Постоянный интерес проявлял Ломоносов и к медицине. Ученый-мыслитель, он под- черкивал необходимость построения практической медицины на основе знаний науки, прежде всего анатомии. Его внимание при- влекала и физиология, особенно физиология нервной системы, органов чувств, цветоощущения и цветного зрения. Ломоносов сознавал необходимость того, чтобы практическая медицина была основана только на данных науки.

Заботился Ломоносов и о подготовке российских хирургов. Из- вестен, например, факт, когда один из немногочисленных «акаде- мических студентов», солдатский сын Герасим Шпынев, в 1762 г. попросил отправить его за границу для обучения хирургии. Однако академия отказала ему. Ломоносов вступился за солдатского сына, правда, хирургом Шпынев так, видимо, и не стал.

Главное, наиболее существенное, наиболее плодотворное вли- яние, оказанное М.В. Ломоносовым на развитие русской меди-

цины, как правильно отметил историк медицины С.М. Громбах, проявилось не столько в частных вопросах, сколько в общем ха- рактере подхода к решению этих вопросов, в мировоззрении и миропонимании, свойственных передовым русским врачам XVIII и начала XIX вв. Ломоносовское влияние сказалось, конечно, и в распространении экспериментального метода исследования в отечественной медицине и хирургии. Анатомические и анатомо- физиологические исследования, выполненные учеными Петер- бургской академии наук, не только способствовали развитию и совершенствованию оперативного мастерства, но и содействовали становлению наиболее передового анатомического направления в хирургии. Стоит пожалеть, что таких исследований было немного. Гораздо больше практическая медицина и хирургия получили от повседневной практики докторов, операторов, лекарей генеральных и других госпиталей, от деятельности преподавателей и профессо- ров госпитальных школ, обучавших будущих врачей и хирургов.

Московский генеральный госпиталь, который возглавлял Ни- колай Бидлоо, почти целое десятилетие оставался флагманом рос- сийской медицины и хирургии. Главным в его деятельности были «лечение болящих людей» и подготовка лекарей: и тому и другому доктор Бидлоо уделял много внимания, так как работу главно- го доктора госпиталя он совмещал с руководством госпитальной школой. В госпитале он сам делал все хирургические операции и только маловажные поручал другим лекарям.

Например, Бидлоо успешно занимался «выятием ядер» (опу- холей) из человеческого тела и настойчиво учил этому искусству своих учеников. Он предложил свою технику ампутации молочной железы по поводу рака и изобрел ряд инструментов для этой опе- рации. При ампутации молочной железы он рекомендовал расши- рить объем оперативного вмешательства - удалять часть большого грудного мускула при прорастании его опухолью, указывал на вред сопутствовавших послеоперационных кровотечений.

Несмотря на то что сам Бидлоо был незаурядным хирургом, высокообразованным теоретиком и многоопытным практиком, будущих медиков он учил применять наиболее рациональные ме- тоды. Так, рассказывая об аневризмах, истинной и ложной, он обращал внимание на особо опасную ложную аневризму, возни- кающую из-за рассечения или разрывов артерии, подчеркивая, что она «может закончиться смертельно, если ее не предотвратить».

Доктор Бидлоо показывал и предметно обучал, как надо произво- дить операции при аневризме: детально описывая ход этой опера- ции, употребление турникета, он указывал, что на заключительном этапе «игла с нитью проводится под артерией, а нить над раной завязывается хирургическим узлом», рану заполняют паклей, по- верх кладут салфетку, пластырь, три компресса и повязку.

При лечении варикса (расширения вен) рекомендовалось при- менять три способа - стягивание, сдавление или перевязывание, разрез, причем доктор Бидлоо не отвергал такой радикальной раз- новидности третьего метода, как перевязка сосуда по обеим сто- ронам опухоли с последующим вскрытием и выдавливанием кро- вяного сгустка. Характерно, что он обращал внимание и на такую, сравнительно новую тогда операцию, которую он, очевидно, про- изводил сам, как шов сухожилий. Эта операция была известна еще Авиценне, но затем о ней забыли, и лишь в конце XVII в. о ней сообщил французский хирург Жан Бьенез.

В начале века Просвещения хирургия располагала уже доволь- но большим набором различных хирургических инструментов. В России, как свидетельствует сохранившееся доныне в Государ- ственном Эрмитаже (Санкт-Петербург) собрание Петра I, их было достаточно много. Ведь уже в 1719 г. по словесному указу Петра I велено было при Главной аптеке в Аптекарском огороде выделы- вать лекарские инструменты: была создана мастеровая изба, став- шая впоследствии медико-инструментальным заводом. Русские мастера-умельцы выпускали здесь «самонужнейшие» хирургиче- ские инструменты.

Доктор Бидлоо применял большинство готовившихся в России и привозимых из-за границы инструментов, хотя в своем труде описывал лишь важнейшие из них, рекомендуя, как ими пользо- ваться, в каких случаях они могут потребоваться. Например, для подрезания, разделения, вырезания необходимы были различные скальпели, прямые, изогнутые и серповидные ножницы. Для опе- раций удаления требовались бритва, прямой и серповидный скаль- пели, скальпель и ланцет для вскрытия апостем (нарывов), раз- нообразные прижигатели, щипцы для пережатия перерезанного сосуда, зонд для исследования ран и язв, соскабливающий скаль- пель для удаления кариозных частей, ложка для порошков, элева- тор для приподнимания сдавленных костей черепа, пилка для вы- пиливания зараженного участка между двумя суставами пальцев.

В то же время Бидлоо не забывал и о таких обязательных при- надлежностях хирургических операций, как турунды из корпии, полотна или губки; канюли из серебра, золота или свинца; салфет- ки из корпии, пакли или льна; пластыри, компрессы, подушечки и различные повязки - все это он использовал в своей повседневной практике, со всем этим знакомил своих учеников - будущих врачей или, как их поначалу называли, медико-хирургов. Обо всем этом сообщалось в первом разделе обучения в госпитальной школе - сейчас такой курс входит в программу общей (или пропедевтиче- ской) хирургии. Только овладев этими необходимыми начальными знаниями, будущие врачи приступали к изучению «хирургических операций от головы до пят».

Доктор Бидлоо знакомил своих учеников с широким кругом операций, применявшихся тогда в хирургии. Скорее всего, боль- шинство из них он использовал в своей хирургической практике и демонстрировал своим воспитанникам. Обучая оперативным вме- шательствам, Бидлоо подробно описывал показания и противо- показания к ним, скрупулезно перечислял необходимый аппарат операции, т.е. инструменты, перевязочные материалы, лекарства - все, что может потребоваться во время проведения хирургическо- го вмешательства. Далее следовали дополнительные методические указания - такие, например, как, где, в каком помещении следует производить ту или иную операцию, в каких условиях - в тепле или в холоде; тогда все это считалось чрезвычайно важным. Затем уже объяснялась техника операций - начиная от первых разрезов, от оперативного доступа, и кончая перевязкой раны и предупре- ждением возможных осложнений. По этой общей схеме объяснял он своим ученикам операции на голове, шее, груди, внизу живота, на конечностях, а также операции и перевязывание переломов, перевязывание и закрепление вывихнутых костей, операции из- влечения инородных тел и операции опухолей.

Бидлоо излагал своим ученикам полный курс хирургии того времени и, естественно, сообщал о различных методах лечения тех или иных заболеваний, об использовании разных оперативных методов. Однако он не просто механически перечислял существо- вавшие операции, но и выделял из них наиболее рациональные; критерием чаще всего служил его собственный опыт. Например, упомянув, что после операции аневризмы «некоторые предпочи- тают закрывать артерию прижигателем», Бидлоо не рекомендовал

делать этого, «ибо при отделении эшары вновь вытекает кровь». Перечислив методы лечения варикса, он фактически высказывал- ся за наиболее радикальный из них - перевязку сосуда.

Указав на существовавшие многочисленные способы сшивания наружных покровов после ушивания раны кишки, Бидлоо отвергал все, кроме использовавшегося им самим шва с помощью двух игл. Он не просто критиковал, а высмеивал применявшийся многими метод зондирования инородных тел в ране восковой свечой, ре- шительно высказываясь за использование металлических инстру- ментов и даже «собственного пальца». При операции парацентеза внизу живота при асците Бидлоо отвергал методы скарификации, прижигания, «вскрытия древних» (с помощью ланцета), признавая наиболее рациональный и современный метод - операцию с ис- пользованием троакара. Все это подтверждает богатый практиче- ский опыт Бидлоо: его хирургические знания, операции, которые он производил, вполне соответствовали состоянию медицины и хирургии в первой половине XVIII в.

Важно, что хирургическим операциям в госпитальной школе обучали как в анатомическом театре (на трупах), так и в клиниче- ских условиях (в госпитале, на живых людях). Это был наиболее прогрессивный способ обучения, который используется в меди- цине и поныне. В Московской госпитальной школе клинические операции проводил обычно сам доктор Бидлоо, а в анатомическом театре студентов обучал лекарь Репкен.

«В рассматриваемое нами время, - писал о XVIII в. историк хи- рургии В.А. Оппель, - рядом со старшими и младшими докторами в госпиталях существовали операторы, т.е. лекаря, производившие хирургические операции и обучавшие анатомии». Лекарь Репкен и был таким оператором. На трупах оператор Репкен показывал ученикам даже те операции, которые почему-либо не удавалось произвести в госпитале (например, из-за отсутствия больных), но которые входили в курс хирургии. Кроме того, в анатомическом театре и он, и доктор Бидлоо проводили репетиции (повторения) учебного материала «для натвержения учащихся». Десмургии они обучали и на людях, и на фантомах или чучелах.

В то время для лечения больных и раненых в Московском ге- неральном госпитале, да и в других госпиталях тоже, использовали операции самого широкого диапазона; об этом достаточно убе- дительно свидетельствовал имевшийся в распоряжении хирургов

большой запас хирургических инструментов. Перечень хирургиче- ских инструментов, которые готовили для хирургов и лекарей, по- стоянно обновлялся и расширялся. Так, во время Русско-турецкой войны 1735-1739 гг. полевой лекарь Нич предложил дополнить полковой инструментальный сундук турникетами. Его предложе- ние приняли. Инструментальный мастер Иван Носков перечислил часть изготовленных им в 1737 г. инструментов: «пила с одним полотенцем одна, два ножа больших кривых, три ножа малых, клещи одне, два зубила, пять ланцетов больших, четыре ножни- цы, пулешник один, три прижигальника разные и семь иголок, ротной инструмент один, от каменной болезни инструмент один, два зубных, которыми коренье вынимают, от водяной болезни ин- струмент один, шпадел большой один, три анатомических инстру- ментов, инструмент кривой один, а более того сказать не упомню, токмо имеется в готовности сорок семь, и в сей сказке сказал су- щую правду».

В Московской госпитальной школе долго сохранялись каталоги инструментов, составленные в 1738 г. по случаю порчи большой части их во время пожара. Среди этих инструментов были «пункто- ри», «драшере для катаракты», «щипцы стальные для прижимания во рту», «иглы стальные для цетона», различные ножи - «стальной, малой кривой», «литотомические мало серебром оправленные», флеботомические, «долгой с обеих сторон вострой», «разыматель- ный», «партикулярной», «катетеры кривые стальные», «щипцы раз- резные», «ланцеты апостоматические серебром оправлены», «фле- ботомы», ножницы, «щипцы круглые и плоские» и многое другое. Об этих инструментах, которые, без сомнения, Бидло, равно как и другие российские хирурги применяли в повседневной практике, он писал в своем труде, учил будущих врачей владеть ими, исполь- зовать при различных операциях.

показано 32 из 92

Особенностью Московской, а затем и других российских го- спитальных школ, было то, что обучение практической хирургии и другим клиническим дисциплинам проходило непосредственно у постели больных и шло параллельно с изучением теоретических предметов. С самого же начала ученики работали в клинических отделениях госпиталя, исполняя первоначально обязанности, впо- следствии ставшие основными для фельдшеров (тогда в России фельдшеров еще не было). Это и являлось, собственно, началом их учения.

Клинический характер обучения медико-хирургов, акцент на изучение хирургии поддерживался в Московской госпитальной школе и тогда, когда здесь работал преемник Бидлоо - доктор Де-Тейльс.

Часто возникавшие трудности, даже пожары 1721 и 1737 гг., уничтожившие здания госпиталя, не могли помешать деятельно- сти Московской госпитальной школы, подготовке дипломирован- ных врачей-хирургов. В 1712 г. состоялся первый выпуск - школу окончили Стефан Блаженной (Невский), Егор Жуков, Иван Беля- ев и Иван Орлов. Последующие выпуски состоялись в 1713, 1714, 1719, 1721, 1723-м, 1730-м и в другие годы. Строгие экзамены вся- кий раз подтверждали знания молодых врачей и обоснованность присуждения им звания лекарей (врачей). Высокую оценку пер- вым своим воспитанникам дал доктор Бидлоо.

Прискорбно, но факт, о котором нельзя не сказать: первые выпускники госпитальной школы встретили поначалу доволь- но холодное, если не сказать враждебное, отношение со сторо- ны коллег-врачей. В первой половине XVIII в. в России работало много иностранных врачей, были среди них и такие, кто приехал к нам только за длинным рублем, «на ловлю счастья и чинов». Ревниво охраняя свои привилегии, такие врачи стремились не до- пустить в медицинскую среду молодых русских лекарей, а если и принимали их, то держали на положении слуг.

Действительно, в 1712 г. в Петербурге уже окончившим госпи- тальную школу двум ученикам доктора Бидлоо Стефану Блаженно- му (Невскому) и Ивану Беляеву комиссия из четырех иностранных врачей устроила дополнительный экзамен, на котором фактически провалила молодых врачей, при этом один из членов комиссии го- лосовал... заочно. Однако вмешательство доктора Бидлоо сыграло свою роль - оба молодых врача были приняты на службу в Балтий- ский флот. Туда же, кстати, в последующие годы были направлены и многие другие воспитанники Московской госпитальной школы.

В защите молодых русских лекарей важную роль сыграл Петр I. Желая поощрить, а может быть, и ускорить подготовку врачей в Мо- сковской госпитальной школе, Петр I распорядился выплачивать доктору Бидлоо по 100 рублей за подготовленного лекаря и 50 рублей за подлекаря. Царская премия не побудила, однако, честного и не- подкупного доктора Бидлоо поступиться своими принципами и уве- личить количество выпускников в ущерб качеству их подготовки.

Характерно, что доктор Бидлоо считал работу в госпитале и обучение будущих врачей и хирургов своим главным делом. В се- редине 1727 г. он на несколько месяцев стал лейб-медиком ма- лолетнего императора Петра II, а в 1730 г. указом императрицы Анны Иоанновны Николай Бидлоо как один из авторитетнейших российских докторов был включен в руководившую Медицинской канцелярией коллегию (так называемое Докторское собрание) и в течение почти двух лет оставался одним из руководителей всей российской медицины. И даже в эти нелегкие для него времена доктор Бидлоо постоянно работал и в госпитале, и в госпиталь- ной школе. Это свое любимое «двуединое детище», которое он возглавлял до последних дней жизни, Бидлоо заботливо пестовал, отбиваясь от всяческих посягательств.

Успехами на медицинском поприще выпускники Московской госпитальной школы принесли своей alma mater и ее руководите- лю Николаю Бидлоо заслуженную известность, а главное - зало- жили прочный фундамент для грядущих достижений российской хирургии.

Госпитальные школы

Пример доктора Бидлоо показал, более того, доказал (тогда это приходилось доказывать), что в России можно с успехом готовить квалифицированных врачей и хирургов. Решено было открыть в стране новые госпитальные школы - две в Петербурге, при сухо- путном и адмиралтейском госпиталях и одну в Кронштадте, при адмиралтейском госпитале. В 1736-1737 гг. в этих госпиталях ра- ботал шотландский хирург Джон Кук.

Джон Кук (1712-1804) родился в Шотландии, в Гамильтоне, потом в Лондоне учился на хирурга. В России он пробыл 15 лет. Возвратившись на родину, Кук стал доктором медицины (1756) и до конца жизни занимался врачебной практикой в своем родном городе Гамильтоне. Ему принадлежат интересные записки о Рос- сии того времени. Особенно интересны его впечатления и сугубо профессиональные наблюдения о петербургских госпиталях, в ко- торых он работал.

Чрезвычайно важным представляется свидетельство Кука о том, что в каждом госпитале была превосходная операционная и палата для анатомирования, т.е., по-видимому, для проведения патологоанатомических вскрытий. В госпитале постоянно работа-

ли несколько врачей, главный хирург и пять ординарных хирургов, 10 помощников хирургов (Кук называл их фельдшерами, хотя это были, очевидно, подлекари), а также по 20 студентов (лекарских учеников) при каждом из госпиталей. Таким образом, по его сви- детельству в это время там обучалось 40 будущих врачей и хирур- гов. В каждом госпитале был профессор медицины и профессор хирургии, а также профессор анатомии. Профессора медицины, хирургии и анатомии обязаны были преподавать и делать осмотр (очевидно, своеобразный клинический обход) дважды в неделю. Когда предстояла какая-то сложная хирургическая операция, то ее проводил профессор анатомии, если только он не поручал это тому, кому мог доверить. Сам факт проведения таких операций, которые делали наиболее квалифицированные специалисты, сви- детельствовал о высоком уровне хирургии в петербургских госпи- талях. Все госпитальные медики - и врачи, и хирурги - должны были присутствовать при такой операции.

Каждое утро в шесть часов звонок оповещал хирургов, что они должны быть готовы; звонок в семь означал, что им надлежит не- замедлительно прийти в палату, где содержатся раненые, больные с язвами, с переломами или вывихами, либо же вызывать больных из других палат. Тут же все работники принимались за дело и тру- дились до тех пор, пока не были перевязаны все легкие пациенты. Затем уже следовали консультации относительно пациентов, стра- давших более сложными болезнями.

Вот как проходили такие консультации (по сути, консилиумы). Первыми обычно высказывали свое мнение самые молодые (веро- ятно, по стажу работы) хирурги и так далее до самого старшего, за которым высказывались самые старшие из врачей и оператор (по-видимому, Я.К. Меллен). Каждый имел право высказать свое мнение, большинство и осуществляло свой план, если он был под- держан врачом или хирургом, известным своим искусством. После операции всегда определялась причина болезни, если речь шла о каком-то органе. Патологоанатомическое вскрытие, как указыва- лось выше, было обязательным. Если же причину смерти обна- руживали, то никому ее не ставили в вину, хотя бы его мнение оказалось ошибочным: все же большая честь оказывалась тому, кто предсказывал случившееся.

Лекари (хирурги) следовали с врачами по всем палатам. По- мощники хирургов заносили в дневник, в начале которого было

проставлено имя больного и название болезни (это были «скорб- ные листы», истории болезни), все, что врачи предписывали каж- дому человеку. По завершении обхода всех пациентов помощни- ки хирургов (подлекари) шли со своими студентами (лекарскими учениками) к аптекарю, где находились до тех пор, пока не будут приготовлены лекарства, а потом несли их в палаты и давали боль- ным.

Ординарные хирурги (штатные лекари) каждый день по очере- ди дежурили в госпитале. Дежуривший не мог выйти из госпиталя, не подменив себя другим хирургом и не известив об этом главно- го хирурга. Не занятые на дежурстве могли отправляться к своим частным пациентам, но должны были вернуться в госпиталь в семь часов вечера. Помощникам (подлекарям), если они не были допу- щены к практике, а также студентам (лекарским ученикам) нельзя было отлучаться из госпиталя без дозволения главного хирурга.

По всей России, отмечал Кук, действовали правила, соглас- но которым каждый хирург, находится он на службе или нет, в сложных случаях обязан был пригласить для совета кого-нибудь из профессиональных врачей или старших хирургов независимо от того, каким был случай - терапевтическим или хирургическим. И ни один хирург не осмелится кому бы то ни было сделать опе- рацию, предварительно не посоветовавшись и не согласовав свои действия со своим коллегой, если это возможно. В сложном или в опасном случае даже доктора медицины обязаны были обратиться к другим за советом, если было к кому. Однако если врач этим пренебрег и наступила смерть, ему было не миновать наказания. В то же время существовала практика, при которой в случае если жалоба пациента на врача или хирурга оказывалась необоснован- ной, то человека, от которого она исходила, сначала заботливо лечили, а после выписки сурово секли перед всем строем. Это был, видимо, хотя и не гуманный, но зато действенный способ защиты чести и достоинства врача и хирурга.

Кук приводил случай, когда он и лекарь Я.Ф. Монсей (будущий российский архиатр, который был тогда простым лекарем Петер- бургского адмиралтейского госпиталя) высказали свои, отличные от других, мнения по поводу одного ранения, которые были от- клонены, но затем, как показало вскрытие, оказались правильны- ми. И хотя это «дело выглядело очень скверно», - писал Кук, - все же за время его пребывания в адмиралтейском госпитале там

было проведено много превосходных операций и многих людей замечательно вылечили.

Объективные оценки, данные шотландским хирургом Куком хирургической практике петербургских госпиталей, работе своих российских коллег, весьма красноречиво свидетельствуют о до- вольно высоком уровне отечественной хирургии, находившейся примерно на одном уровне с западноевропейской.

Таким же было положение и в других крупных госпиталях, Кронштадтском, например, или Рижском, расположенных в ев- ропейской части страны. Хуже обстояло дело на окраинах. На- пример, на Урале и в Сибири в XVIII в. госпитали существовали только при полках, батальонах и горных заводах. При императрице Анне Иоанновне в Екатеринбурге был открыт госпиталь для за- вода и монетной экспедиции. Со второй половины XVIII в. был открыт госпиталь при нерчинских горных заводах. При колывано- воскресенских заводах уже к 1751 г. имелся большой центральный госпиталь в Барнауле, госпиталь в Колывани и несколько лаза- ретов на рудниках. Позднее, в 1758 г., штаб-лекарь Н.Г. Ножев- щиков по поручению Медицинской канцелярии создал в Сибири госпитальную школу - она находилась в Барнауле, при Колывано- Воскресенском горно-заводском госпитале.

Постоянная нужда во врачах и хирургах и существование круп- ных, как мы говорим сейчас, многопрофильных госпиталей позво- лили организовать еще несколько центров подготовки медицин- ских кадров. Так, в 1787 г. командующий воевавшими с Турцией русскими войсками князь Г.А. Потемкин-Таврический открыл госпитальную школу при Елисаветградском военном госпитале; такие же школы были открыты на Урале, в Забайкалье и других местах.

Елисаветградская медико-хирургическая школа, открытая в Новороссии, на юге Украины и России, как бы взамен проекти- ровавшегося Екатеринославского университета, успешно действо- вала в 1787-1797 гг. Действовала она на базе основанного еще в 1770 г. крупного госпиталя, которым руководил доктор медицины К.Ф. Рожалин, а с 1788 г. - губернский штаб-лекарь, воспитанник Петербургской госпитальной школы П.Н. Шарой, впоследствии ставший доктором медицины. Клинической базой для обучения будущих врачей стал госпиталь - здесь в период функционирова- ния школы лечилось от 500 до 2000 раненых и больных. В основу

обучения в Елисаветградской, как и во всех других госпитальных школах, был взят опыт клинического обучения, накопленный в Московской госпитальной школе.

Чрезвычайно важным было принятие в 1735 г. «Генерального регламента о госпиталях» - документа, впервые законодательно регламентировавшего все стороны деятельности русских госпита- лей, в том числе и деятельности госпитальных школ. Очень важная в этом документе глава вторая была посвящена должности главно- го доктора. Он обязан был руководить всей хирургической работой госпиталя и возглавлять не только хирургическую деятельность врачей госпиталя, но и подготовку молодых врачей, контролиро- вать учебно-педагогическую деятельность преподавателей госпи- тальной школы, прежде всего оператора, вновь введенного препо- давателя анатомии и хирургии (ранее его обязанности выполняли главный доктор и главный лекарь).

Ответственные обязанности предстояло выполнять и главному лекарю. Как заместитель главного доктора, он обязан был дважды в день, а если потребуется и чаще, с лекарями и учениками делать обходы, осмотры и перевязки больных, а также операции: «учени- ков же притом явственно обучать». В то же время главный лекарь призван был следить за хирургической деятельностью в госпитале, разрешать или запрещать проводить те или иные операции. По- могать главному лекарю призваны были госпитальные лекари и подлекари, а также лекарские ученики.

В «Генеральном регламенте» говорилось и о госпитальных (медико-хирургических) школах. «Госпитали, не едино к пользо- ванию больных служат, - вновь подчеркивалось в «Генеральном регламенте», - но чтоб при лечении их болезней и ран, учреждения могли учинены быть, дабы чрез доброе наставление, искусного ме- дика и лекаря, молодых людей (т.е. молодых врачей. - М.М.) про- изводить». Намечалось следующее: «1) дабы по множеству боль- ных, и число учеников содержать, которые к хирургии и анатомии удобопонятие имеют; 2) по множеству числа учеников искусные учителя в хирургии и анатомии содержаны были; 3) дабы у них в мертвых телесах недостатка не было, для толкования анатомии; 4) дабы к лучшему научению анатомии, ученикам показано было частей человеческих телес срисовать для лучшего утверждения мудрого составления оных».

Генеральный регламент» рекомендовал повышать качество клинического обучения, стремиться к тому, чтобы ученики больше времени проводили в госпитале, старались лучше постигнуть ме- дицину. К ученикам относили и подлекарей, «которым еще обуче- ние по анатомии и хирургии потребно», так как это уже практико- валось в Московской госпитальной школе. Предусматривалось на 20-25 учеников иметь одного преподавателя, который должен был ежедневно по несколько часов заниматься с ними; указывалось и на необходимость самостоятельных занятий.

Что касалось изучения хирургии, то все хирургические опера- ции ученикам госпитальной школы должны были демонстриро- вать (прежде всего на трупах, а потом на больных) преподаватель анатомии и хирургии, получивший звание оператора, а также гос- питальные лекари; в палатах госпиталя и на дежурствах ученики работали под их руководством.

Одним из важных нововведений «Генерального регламента» было официальное узаконение должностей операторов - особых преподавателей, обучавших анатомии и хирургии. Звание операто- ра приобрело затем в медицинских кругах большой вес. Операторы стали, наравне с профессорами, непременными членами педагоги- ческих коллективов госпитальных школ.

Как правило, операторами становились врачи высокой квали- фикации. Такими были, например, Яков Меллен в школе Петер- бургского сухопутного госпиталя, а также и Иоганн (Иоганн Фри- дрих) Шрейбер (1705-1760) - трудолюбивый и деятельный врач, проживший в России большую часть своей жизни и плодотворно работавший на медицинском поприще.

Иоганн Шрейбер родился в интеллигентной, культурной се- мье, его отец был доктором богословия, проповедником соборной церкви и советником по истории. Еще не став взрослым, в возрас- те 16 лет, Иоганн начал посещать университет Кенигсберга, где слушал лекции по философии, математике, медицине. А в 1726 г., пять лет спустя, он стал университетским студентом, причем, как водилось тогда, учился сначала во Франкфурте-на-Одере, потом в Лейпциге и, наконец, в Лейдене. В Лейденском университете Шрейбер в 1728 г. защитил докторскую диссертацию «Meditationes philosophico-medicae dе tletu» и стал доктором медицины.

Генеральный регламент» рекомендовал повышать качество клинического обучения, стремиться к тому, чтобы ученики больше времени проводили в госпитале, старались лучше постигнуть ме- дицину. К ученикам относили и подлекарей, «которым еще обуче- ние по анатомии и хирургии потребно», так как это уже практико- валось в Московской госпитальной школе. Предусматривалось на 20-25 учеников иметь одного преподавателя, который должен был ежедневно по несколько часов заниматься с ними; указывалось и на необходимость самостоятельных занятий.

Что касалось изучения хирургии, то все хирургические опера- ции ученикам госпитальной школы должны были демонстриро- вать (прежде всего на трупах, а потом на больных) преподаватель анатомии и хирургии, получивший звание оператора, а также гос- питальные лекари; в палатах госпиталя и на дежурствах ученики работали под их руководством.

Одним из важных нововведений «Генерального регламента» было официальное узаконение должностей операторов - особых преподавателей, обучавших анатомии и хирургии. Звание операто- ра приобрело затем в медицинских кругах большой вес. Операторы стали, наравне с профессорами, непременными членами педагоги- ческих коллективов госпитальных школ.

Как правило, операторами становились врачи высокой квали- фикации. Такими были, например, Яков Меллен в школе Петер- бургского сухопутного госпиталя, а также и Иоганн (Иоганн Фри- дрих) Шрейбер (1705-1760) - трудолюбивый и деятельный врач, проживший в России большую часть своей жизни и плодотворно работавший на медицинском поприще.

Иоганн Шрейбер родился в интеллигентной, культурной се- мье, его отец был доктором богословия, проповедником соборной церкви и советником по истории. Еще не став взрослым, в возрас- те 16 лет, Иоганн начал посещать университет Кенигсберга, где слушал лекции по философии, математике, медицине. А в 1726 г., пять лет спустя, он стал университетским студентом, причем, как водилось тогда, учился сначала во Франкфурте-на-Одере, потом в Лейпциге и, наконец, в Лейдене. В Лейденском университете Шрейбер в 1728 г. защитил докторскую диссертацию «Meditationes philosophico-medicae dе tletu» и стал доктором медицины.

После окончания университета Шрейбер в течение почти двух лет занимался медицинской практикой в Саардаме (Голландия),

но потом отправился в Германию, в Лейпциг. Здесь Шрейберу удалось напечатать один том своего медико-физиологического сочинения о естественно-математических основаниях медицины. Поскольку он больше тяготел все-таки к клинической медицине, то в 1731 г. принял приглашение приехать на службу в Россию и прибыл в Ригу.

Как известного ученого Шрейбера пригласили выступить с до- кладом в Петербургской академии наук. Тему для доклада Шрей- бер избрал анатомо-физиологическую - изучение тела и движе- ния. Этот доклад немецкого медика вызвал интерес и был тогда же опубликован в Петербурге Академией наук. Возвратившись в Ригу, Шрейбер дополнил свой доклад рядом материалов: в 1732 г. это дополнение тоже было опубликовано в Риге. В это же время, очевидно, он написал еще одно научное сочинение - историю жизни и заслуг Фредерика Рюиша; издано оно было в 1732 г. в Амстердаме. Затем Шрейбер стал дивизионным врачом, а потом генеральным штаб-доктором армии, позднее почти полтора года боролся с чумой.

Только в 1739 г. он возвратился в Москву, где первым делом взялся за обобщение своего опыта борьбы с чумной эпидемией. В 1740 г. в Петербурге вышла его книга «Observationes et cogitata de peste, quae annis 1738 et 1739 in Ukrainia grassata est» («Наблюдения и размышления о чуме, которая в 1738 и 1739 г. на Украине сви- репствовала»). Эта небольшая, объемом всего в 45 страниц книга, содержала весьма ценные сведения по проблеме борьбы со смер- тельно опасными эпидемиями; недаром книга несколько раз пере- издавалась в нашей стране и за рубежом (Берлин, 1744; Петербург, 1750; Петербург, 1752 и т.д.).

В 1742 г. Шрейбера перевели в северную столицу на должность профессора хирургии петербургских госпитальных школ. В тече- ние почти 20 лет он преподавал в школах обоих петербургских госпиталей - сухопутного и адмиралтейского. Преподавал он не только хирургию, но еще и тесно связанную с ней в госпитальных школах анатомию, такие ее разделы, как остеология, миология, ангиология. В процессе обучения анатомии он использовал рисун- ки и различные анатомические препараты: частыми и обязатель- ными были вскрытия трупов. Медицинская канцелярия, направив его преподавателем, дала ему титул «доктора и профессора», чем он очень гордился.

Не подлежит сомнению, что профессор хирургии И.Ф. Шрей- бер был известным ученым - недаром его избрали почетным членом императорской Петербургской академии наук и членом Римско-императорской академии испытателей природы. Помимо научных сочинений, о которых говорилось выше, он был автором еще ряда научных трудов. Так, определенную ценность представ- ляли его «Наблюдения анатомо-практические», опубликованные в Петербурге в 1734 г. на латыни, а позднее Академией наук - на русском языке. Шрейберу принадлежали интересные наблюдения о рациональном и нерациональном лечении мочекаменной болез- ни; о них он сообщил в одном из своих трудов, который был опу- бликован в Петербурге в 1743 г. Иллюстрации к работе выполнил известный российский хирург и анатом М.И. Шеин. По поруче- нию Медицинской канцелярии Шрейбер написал предисловие к сокращенному курсу анатомии Я. Меллена (1744). Однако самым, пожалуй, важным сочинением И.Ф. Шрейбера стал труд по кли- нической медицине. В 1756 г. в Лейпциге он издал на немецком языке написанную в России книгу - учебник для госпитальных школ по диагностике и терапии внутренних и хирургических забо- леваний. Книга называлась «Kurze, doch zulaengliche Anweisung zur Erkenntniss und Gur der vornehmsten Krankheiten des menschlichen Leibes, dogh vornehmlich in Absicht auf erwachsene Mannspersonen wie solche in den Grossen Hospitaelern zu St. Petersburg alle Jahre seit 1742 bis hierher ist vorgetragen un erklaeret worden» («Короткое, но доступное руководство для познания и лечения важнейших забо- леваний человеческого тела, главным образом взрослых мужчин, которые в больших госпиталях Петербурга во все годы, начиная с 1742, до сих пор изучены и объяснены»). Как видно из назва- ния, книгу эту Шрейбер написал на основании своего большого клинического опыта, накопленного в годы работы в госпитальных школах Петербурга, российской столицы.

показано 42 из 92

стр. 42

из 92

Долгие годы книга Шрейбера заслуженно считалась в России, Германии и других странах Европы одним из лучших учебных ру- ководств по диагностике и терапии. В нашей стране эту книгу, еще в ее «немецком» варианте, ученики госпитальных школ ис- пользовали как учебник. А в 1768 г., уже после смерти Шрейбера, известный врач и ученый П.И. Погорецкий перевел ее с немецко- го на латинский язык, дополнил разделами о женских и детских болезнях, а потом издал со своим предисловием (и на собствен-

ные средства) в Москве. Позднее, в 1781 г., Н.М. Максимович- Амбодик перевел книгу Шрейбера с дополнениями Погорецкого с латыни на pycciaoi язык. Есть основания полагать, что Шрейберу принадлежали и другие научные сочинения, в частности сочине- ния по хирургии, которые, например, как последнее издание его «Руководства», могли быть опубликованы без имени автора, или остались в рукописях, или были опубликованы за рубежом и пока неизвестны отечественным исследователям.

Шрейбер был в свое время в России одним из самых авторитет- ных специалистов по медицине и хирургии. При его назначении профессором хирургии он получил специальную инструкцию Ме- дицинской канцелярии. Ознакомление с ней чрезвычайно поучи- тельно, так как позволяет судить о содержании, формах и методах изучения хирургии и медицины в госпитальных школах не только в 40-50-х гг. XVIII в., но и позже. Как указывалось в инструкции, следует заботиться о подготовке «искусных лекарей, которые бы не токмо разумели хирургию, но притом бы были обучены лечить те болезни, которыя обыкновенно между солдатами и морскими людьми случаются и коим они подвержены».

В инструкции подчеркивалась важность методически рацио- нального преподавания хирургии, как, впрочем, и других разделов медицины, подчеркивалась также важность наглядного обучения. Профессор обязывался ежедневно проводить занятия с учениками и подлекарями продолжительностью не менее двух часов, а порой и больше. На этих занятиях следовало учить как предмет «материя медика», так и хирургию, теоретическую и практическую. Давалась рекомендация о том, как проводить занятие по хирургии. При этом профессору хирургии предлагалось не разделять хирургические и терапевтические заболевания, а говорить о них совокупно.

показано 43 из 92

стр. 43

из 92

Наибольший, пожалуй, интерес вызывала изложенная в ин- струкции программа изучения хирургических операций, подчерки- валась важность знания анатомии для обучения будущих хирургов. Вместе с тем уже тогда была принята используемая и сейчас по- следовательность изучения хирургических операций - сначала на трупах, в анатомическом театре, а потом в клинике. Иной порядок обучения оперативным вмешательствам не допускался. Профес- сору предлагалось «у него под командою состоящего оператора» за месяц вперед уведомлять о предстоящем курсе изучения хи- рургических операций: за 24 часа до операции следовало пригото-

вить все, что могло потребоваться хирургу. При этом безразлично, шла ли речь об учебной операции на трупе или о вмешательстве в клинике. Объясняя ход операции, профессору следовало подробно говорить о методах ее проведения, используемых хирургических инструментах, медикаментах, применяемых во время операции и после нее.

Инструкция предусматривала обязательное применение в про- цессе преподавания хирургии «деревянных составных корпусов человечьих» - с их помощью удобно было изучать наложение раз- личных бандажей. Профессору вменялось в обязанность при кли- нической операции «учащимся при оной операции примечаемое показывать и толковать, и ему всегда с своими учениками быть при перевязках и приказывать то делать, что к лечению рассудить по- лезно». Таким образом, обучение не исчерпывалось одними лишь хирургическими операциями - будущих врачей учили перевязкам, выбору наилучших средств послеоперационного лечения и т.д.

Инструкцию эту составил доктор П.З. Кондоиди, впоследствии ставший лейб-медиком, архиатром и президентом Медицинской канцелярии. Однако вполне возможно, что его соавтором, осо- бенно в тех разделах, которые касались хирургии, стал тот, кому она формально была адресована, - профессор И.Ф. Шрейбер. И здесь нет никакого парадокса, поскольку инструкция представ- ляла собой фактически солидную научно-практическую работу о сущности и содержании медико-хирургической подготовки бу- дущих врачей. Содержавшиеся в ней мысли и замечания, советы и предложения были адресованы не только (а может быть, и не столько) профессору Шрейберу, сколько всем российским доктор- ам, занимавшимся медицинской практикой и обучением врачей. Ясно одно: установление должности профессора хирургии, регла- ментация преподавания этой, да и других специальностей сыграли положительную роль в хирургической и общемедицинской под- готовке учеников госпитальных школ - завтрашних врачей, при- званных развивать отечественную медицину и хирургию.

Клиническому обучению будущих врачей и хирургов способ- ствовала практика обязательных патологоанатомических вскрытий с непременным участием лечивших больного врачей и учеников госпитальной школы. Немалую роль сыграли и другие меры. Так, рациональным оказалось установление в 1753 г. должности млад- ших докторов (доцентов). Их обязанности тоже регламентировала

специальная инструкция, составленная доктором П.З. Кондоиди, которому и здесь вполне мог помогать (в том, что касалось хи- рургии, да и других разделов клинической медицины) профессор Шрейбер.

Младшие доктора обязаны были, в частности, в течение года вести с подлекарями и учениками три учебных курса - по анато- мии, хирургии и фармации, читать им лекции «по академическому обыкновению и точно на латинском диалекте». Вот что говори- лось о преподавании хирургии: «Начинать хирургию и толковать вам надлежит на латинском же диалекте чинимых над человеком операциев, грубых же колико можно и субтильных и каковых ради причин и обстоятельств такая или такая операция чинима бывает, и какую учинить должно прежде операции препарацию больного, сколько времени и какими способами, что примечать надлежит доктору, что лекарю во время самого действия или операции, чего наипаче остерегать, какое лечение, пищу и питье и прочее боль- ному предписать надлежит для излечения после операции, какие припадки могут быть опасны и проч».

Младшие доктора должны были «показывать и толковать» хи- рургические инструменты, повязки, бандажи. В то же время им рекомендовалось «самое же рукодействие операций и приклады- вания бандажей чинить в присутствии вашем оператору, а где нет оператора - главному лекарю на мертвых человеческих телесах неотложно». Большое внимание уделялось наглядности - в ин- струкции говорилось, что «в демонстрациях анатомических и хи- рургических, чего разом всем присутствующим ясно видеть и по- тому внимать невозможно, поворотом столь на три или четыре стороны повторять и показывать, дабы демонстрация всем равно была видима и внимаема».

В генеральных госпиталях предписывалось иметь определенное число больных разными болезнями в одной или нескольких па- латах и заведовать ими по своему усмотрению, т.е. независимо от госпитального доктора. Это были фактически первые клиники, созданные для учеников госпитальных школ, хотя они и не носили такого названия.

Будущих лекарей готовили тогда не только в госпитальных шко- лах, но и «на рабочих местах» - в крупных госпиталях, которые были тогда своеобразными медико-хирургическими центрами на огромных пространствах России. Известно, что довольно крупные

по тем временам госпитали действовали (кроме Москвы, Петер- бурга и Кронштадта) в Казани и Ревеле, Астрахани и Архангельске, Екатеринбурге и Тобольске. В каждом из них работали опытные лекари, а в иных и доктора медицины; достаточно компетентные в своем деле специалисты оказывали медицинскую и хирургическую помощь, а кроме того, передавали свой опыт, учили младших кол- лег - лекарских учеников.

Мартын Шеин

Хирургия России начала XVIII в. (при том, что хирургов, как и врачей, было тогда сравнительно немного) все-таки мало чем отличалась от западноевропейской. Не изменилось положение и в середине, и во второй половине века: отечественная медицина и хирургия по-прежнему продолжали развиваться в основном в еди- ном общеевропейском русле, что неоспоримо подтверждало уча- стие России в общем процессе мирового научного, технического и культурного развития.

Хотя в век Просвещения развитие клинической медицины и хирургии и отставало, как правило, от развития естественных наук, все же медики старались использовать накопленный наукой анатомо-физиологический опыт, результаты исследований живо- го организма, таких, например, какие были выполнены в физи- ческом классе Петербургской академии наук. Позитивную роль сыграло то обстоятельство, что количество хирургов в России возросло прежде всего за счет выпускников госпитальных школ, получивших достаточную подготовку по хирургии. Увеличилось количество госпиталей и лазаретов, где использовали оперативные методы лечения; были открыты первые гражданские больницы в Москве (Павловская, Екатерининская), Петербурге (Обуховская, Калинкинская), в других городах.

Об оперативной практике петербургских госпиталей второй по- ловины XVIII в. свидетельствуют факты, приведенные отечествен- ным хирургом М.И. Шеиным в переведенной им с латинского языка книге лейпцигского профессора И.З. Платнера - перевод этой книги был издан в Петербурге в 1761 г.

Мартын (Мартин) Ильич Шеин (1712-1762) происходил из лю- дей простого звания и был сиротой. Учился он в Петербурге в ар- хиерейской школе для сирот, которую основал и содержал за свой

счет Феофан Прокопович. Школа находилась на Аптекарском острове при архиерейском доме на речке Карповка в чудесном сосновом бору. Учителями были в основном иностранцы, многим предметам обучал сам Феофан. В школе, ставшей известной как семинария Феофана Прокоповича, преподавали русский, латин- ский и греческий языки, славянское чтение, грамматику, ритори- ку, логику, арифметику, геометрию и ряд других наук, в том числе рисование.

Очевидно, еще в семинарии Феофана Прокоповича у Шеина проявился талант художника-рисовальщика, и поэтому, наверное, в 1738 г. Медицинская канцелярия, где он служил после оконча- ния семинарии, направила его в качестве «рисовального мастера» в Кронштадтский адмиралтейский госпиталь. В этом госпитале Шеин сначала только помогал, рисуя те или иные анатомические образования, в преподавании анатомии ученикам местной госпи- тальной школы, но потом увлекся и сам начал заниматься этой наукой.

В 1739 г. Шеина перевели в Санкт-Петербургский адмирал- тейский госпиталь. Здесь в 1741 г. он официально оформил свою принадлежность к медицине - сдал экзамены и получил звание подлекаря, при этом экзаменаторы особо отметили его «изящество в работах анатомии». В 1745 г. Шеин стал лекарем, сохранив за со- бой на некоторое время и статус рисовального мастера, а в 1758 г. его произвели в штаб

В том, что лекарь Шеин начал заниматься хирургической прак- тикой ему, конечно же, помогло прекрасное знание анатомии и опыт преподавания этой науки. Его успехи в хирургическом лече- нии привлекли внимание начальства: в 1753 г. Мартын Шеин ста- новится главным лекарем - первым заместителем главного доктора и ведущим хирургом Петербургского адмиралтейского госпиталя. Одновременно он продолжает преподавать хирургию и анатомию ученикам медико-хирургической школы, а с момента организа- ции Академии художеств становится там профессором анатомии. К сожалению, интенсивная и весьма плодотворная научная дея- тельность М.И. Шеина продолжалась недолго: он скоропостижно скончался в 1762 г. в возрасте 50 лет.

Шеин был разносторонне одаренным человеком. Поскольку он удачно сочетал талант художника и капитальные знания анато- ма, то неудивительно, что именно он стал составителем и автором

большинства таблиц (21 из 26) для главнейших разделов анатомии в первом отечественном руководстве по этой дисциплине - атласе «Syllabus seu index omnium partium corporis humani figuris illustratus» («Силлабус или указатель всех частей человеческого тела, иллю- стрированный рисунками»). Этот атлас - первый оригинальный отечественный медицинский учебник - был напечатан на латин- ском языке в Петербурге в 1744 г. и в течение многих лет оставался одним из основных учебников для госпитальных школ.

Еще более важной была деятельность Шеина как переводчика медицинской литературы. Он прославился как отличный перевод- чик, первым сделавший доступными книги западноевропейских профессоров для широкого круга российских читателей, прежде всего для будущих врачей. Высококачественные переводы Шеина были к тому же, используя современную терминологию, перерабо- танными и дополненными

В 1757 г. Шеин перевел учебник Лоренца Гейстера «Сокращен- ная анатомия» (в двух томах). Чрезвычайно важно, что при пере- воде этой книги с латыни он фактически заново создавал рус- скую медицинскую терминологию. Так, ему принадлежат такие термины (образованные им сложные слова), как «кровеносные сосуды», «грудобрюшная преграда», «околоушная железа», «под- вздошная кишка», «червеобразный прибавок» (теперь отросток), «мочеточник», «мочеиспускательный ствол» (теперь канал), «семя- выносящий проток» и т.д. До нас дошли введенные им названия, не соответствующие буквальному значению латинских терминов: теменная кость - os parietale, основная кость - os sphenoidale, бры- жейка - mesenterium, ободочная кишка - colon, детское место - placenta и т.д.

Пионерским стал труд Шеина по переводу на русский язык (тоже с латыни) учебника Иоганна Платнера, объемистого труда, содержавшего 955 страниц в одном томе. В книге Платнера изла- галась новейшая практическая хирургия того времени. Например, подчеркивались особенности ран различных областей человече- ского тела, давалось описание первичной обработки раны, содер- жалось немало других полезных рекомендаций.

Переводя книгу Платнера, Шеин не просто механически заме- нил латинский текст русским, а в целом ряде мест дал собственные, научные (по тому времени) и весьма рациональные, общедоступ- ные определения важных медицинских понятий. Так, в примеча-

нии к § 261 он дал определение атрофии: «Атрофия - болезнь, на- зывается, когда все тело или некоторая часть от ествы не тучнеет, но помаленьку невидимо тончеет и иссыхает». В примечании к § 141 он разъясняет, что такое ихор: «Ихор часто значит сыворотку кровную, т.е. сукровицу, а иногда сок острый, елейный и водяной, из чирьев истекающий».

Исходя из собственного хирургического опыта (а был он, судя по всему, незаурядным хирургом), Шеин внес ряд дополнений, замечаний