1. Меноккио
Его звали Доменико Сканделла, прозывался онМеноккио1. Родился в 1532 году (во время процессаон называл свой возраст — пятьдесят два года) вМонтереале, небольшом селении на фриульских холмах, в 25 километрах к северу от Порденоне, у самоговзгорья2. Здесь же и жил все время, кроме двух лет(1564—1565) изгнания, к которому его приговорили заучастие в потасовке — их он тоже провел неподалеку,в Арбе и в каком-то еще местечке Карнии. Был женат и имел семерых детей; еще четверо умерли. Канонику Джамбаттисте Маро, генеральному викариюинквизитора Аквилеи и Конкордии, он заявлял, чтозанятие его было «плотницкое, столярное, выкладывать стены и всякое другое мастерство». Но в основном он был мельник и одевался как мельник: белыешерстяные рубашка, накидка и колпак3. Так, одетыйв белое, он и присутствовал на своем процессе.«Я — последний из бедняков», — говорил он двагода спустя. «Я арендую две мельницы и два участка
земли, и этим кормлю свое бедное семейство»4. Тутне обошлось без самопринижения. Пусть даже значительная часть урожая уходила на арендную плату за
землю и мельницы (оплата, видимо, осуществляласьнатурой)5, все же остатокдолжен был быть не такмал, и кое-что удавалось откладывать на черныйдень. Так, например, когда Меноккио пришлось перебраться в Арбу, он немедленно арендовал мельницу* Все интересное протекает в тени... Мы ничего не знаем о настоящей истории людей. Селин (фр.)и здесь. Когда его дочь Джованна вышла замуж(спустя месяц после смерти отца), то получила в приданое 256 лир и 9 сольдо: сумма не огромная, но и немизерная, в сравнении с обычными размерами приданых в это время и в этой среде6.В целом представляется, что место, занимаемоеМеноккио в социальном микрокосме Монтереале,было не оиз последних7. В 1581 году он исполнял должность подеста в своем селении и в селениях по соседству (Гайо, Гриццо, Сан Лонардо, Сан Мартино)8,известно также (хотя точной даты мы не знаем) о егопребывании.в должности «камерария», т.е. старостыцерковного прихода Монтереале. Возможно, что издесь, как почти повсеместно во Фриули, старая система ротации таких должностей была уже вытесненаизбирательной системой
9. В таком случае умение Меноккио «читать, писать и складывать числа» наверняка принималось во внимание. Камерариями, как правило, избирались те, кто получил хоть какое-то образование. Такие школы, где можно было почерпнутьдаже начатки латыни, имелись в Авиано и в Порденоне; одну из них, возможно, посещал Меноккио.28 сентября 1583 года на Меноккио поступил донос в святую инквизицию. Ему вменялись в вину«безбожные и еретические» речи об Иисусе Христе.Речь шла не об единичном случае: Меноккио своимнения обосновывал и стремился распространять(«praedicare et dogmatizzare eribescit»). Это еще большеосложняло его положение.Попытки прозелитизма с его стороны нашли обширное подтверждение в материалах следствия, которое открылось месяц спустя в Портогруаро и про-
должилось затем в Конкордии и в Монтереале. «Онто и дело спорит с кем-нибудь о вере и даже со священником», — сообщал генеральному викарию Франческо Фассета. По словам другого свидетеля, Доменико Мелькиори, «он спорит то с одним, то с другим, и когда хотел спорить со мной, я ему сказал: ясапожник, ты мельник и человек неученый, что тыможешь об этом знать?» Предметы веры возвышеныи трудны, говорить о них — не дело сапожников имельников; для этого требуется ученость, а ученость —это привилегия клириков. Но Меноккио не верил,что церковь ведома духом святым, он повторял:«Попы все под себя подмяли, все себе захватили,
чтобы сладко есть и мягко спать». О себе он говорил:«Бога я знаю лучше, чем они». Когда приходскойсвященник, объявив ему, что «все его причуды —чистейшая ересь», отвел его в Конкордию к генеральному викарию, чтобы тот направил его на путьистинный, Меноккио пообещал исправиться — и тутже принялся за свое. Он говорил о Боге на площади,в трактире, по дороге в Гриццо или в Давиано, возвращаясь домой с гор: «он всякому, с кем заговорит, —сообщал Джулиано Стефанут, — ввернет что-нибудь оБоге и всегда прибавит какую-нибудь нечестивость; иникого не слушает, а все спорит и кричит».
Источник: Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. — М.: РОССПЭН, 2000. С. 58 – 60
2. Деревня
Из материалов следствия нелегко составить представление о том, какой отклик встречали слова Меноккио у односельчан: никто, разумеется, не объяв-
лял, что относится с одобрением к речам подозреваемого в ереси. Многие торопились поделиться сгенеральным викарием, который вел следствие, своим негодованием. «Послушай, Меноккио, ради Бога,оставь эти речи», — так увещевал его ДоменикоМелькиори. А вот что говорит Джулиано Стефанут:«Я не раз ему твердил, когда, например, нам случалось вместе идти в Гриццо, что хотя он мне как брат,но его слова о вере мне не по сердцу, и в этом делемы с ним врозь, и пусть меня сто раз убьют и потомвернут к жизни, я все равно за веру головы не пожалею». Священник Андреа Бионима предупреждал Меноккио, что добром тот не кончит: «Лучше бы тебепомолчать, Доменико, как бы не пришлось потомкаяться». Еще один свидетель, Джованни Поволедо,обращаясь к генеральному викарию, даже дал идеямМеноккио определение, пусть и несколько расплывчатое: «У него дурная слава, говорят, что он из последышей Лютера». Однако верить на слово этимсвидетелям не следует. Почти все опрошенные заявляли, что знают Меноккио давно: некоторые тридцать, некоторые сорок, некоторые двадцать пять илидвадцать лет. Даниэле Фассета говорил, что знаком с
ним с «малолетства, ведь мы из одного прихода». Повсей видимости, многие высказывания Меноккиоделались не вчера, а «много лет» назад, иные — леттридцать назад. И за все эти годы на него не былони одного доноса. Его речи были известны всем: люди их повторяли — быть может, удивляясь, быть может, задумчиво покачивая головой. В свидетельствах,
собранных генеральным викарием, не чувствуетсявраждебности в отношении Меноккио: в крайнемслучае, некоторое неодобрение. Правда, среди нихесть свидетельства родственников, например, Франческо Фассета или Бартоломео ди Андреа, двоюродного брата его жены, назвавшего его «достойным»человеком. Но даже тот Джулиано Стефанут, который резко выступал против Меноккио и клялся, чтоготов умереть за веру, признался тем не менее, чтоон ему «как брат». Этот мельник, в свое время и деревенский подеста и приходский староста, не был,конечно, парией в своем Монтереале. Много летспустя, во время второго процесса один свидетельскажет: «Он со всеми в дружбе и в приятельстве». Ивсе же донос на него был сделан, и следствию былдан ход.Сыновья Меноккио, как мы убедимся ниже, сразураспознали в анонимном доносчике священника местного прихода, дона Одорико Вораи. Они не ошиблись. Между ним и Меноккио давно установиласьвражда: Меноккио в течение четырех лет даже исповедоваться ходил в другую церковь. Правда, показания Вораи, заключавшие следственную часть процесса, были нарочито расплывчатыми: «Я в точности непомню, что он говорил — память у меня уже не та идругих дел много». Ясно, что никто лучше него немог осведомить инквизицию об истинном положении
дел, однако генеральный викарий не стал настаивать.В этом не было нужды: именно Вораи по наущениюдругого священника, дона Оттавио Монтереале, изсемьи местных синьоров, представил в инквизициюподробный донос, на основании которого генеральный викарий и формулировал в дальнейшем вопросык свидетелям.Эта враждебность местного духовенства легко объяснима. Как мы уже видели, Меноккио не признавалза церковной иерархией никакого авторитета в вопросах веры. «Ох, уж эти папы, прелаты, попы! Онговорил это с издевкой, потому что не верил им», —это свидетельство Доменико Мелъкиори. Проповедуядень за днем на улицах и в трактирах, Меноккио немог не подрывать авторитет приходского священника. Но о чем в конце концов были его речи?
