В традиционном русском обществе 6 страница

К Красной Горке старались подгадать сватовство и свадьбы, чтобы брак был счастливым. С практической точки зрения это время для свадеб не самое удачное, поскольку начинались напряженные земледельческие работы, но, придерживаясь этого срока, исходили из ассоциативно-ритуальных представлений, уподобляя брачные отношения бросанию зерна в почву. В ряде мест к этому дню было приурочено чествование недавно поженившихся пар, в нем участвовали мужчины под предводительством старика, в других случаях по домам молодоженов ходили женщины, одна из которых верхом на помеле возглавляла процессию. Пришедшие славили хозяев, расхваливали со значительным преувеличением их дом и богатство, требовали угощения с угрозой в случае отказа: «Не дашь яйца – потеряешь молодца».

От Пасхи до Троицы. Семь недель отделяют Пасху от следующего большого праздника - Троицы. Вторая неделя после Пасхи называлась Фоминой, и особо значимым был ее второй день, который назывался Радуницей. Первоначально этот день называли Навьим днем. Слово навий в древнерусском языке означало «относящийся к умершему». Пословица утверждала, что на Радуницу «утром пашут, днем плачут, а вечером скачут». Действительно, с утра занимались земледельческими работами, потом все шли на кладбище, там ели и клали пищу на могилы, катали по ним яйца, лили пиво мертвым на еду, окликали умерших: «Ох ты, матушка, мать сыра земля, расступись на четыре сторонушки, ты раскройся, гробова доска, распахнитесь, белы саваны, отвалитесь, руки белые от ретивого сердечушка! Господин та наш, родный батюшка, мы пришли на твое житье вековечное, пробудить тебя от сна крепкого. Мы раскинули тебе скатерти браные, мы поставили тебе явства сахарные, садись с нами, молви слово сладкое! Уж мы сядем супротив тебя, мы не можем на тебя наглядеться, мы не можем с тобой набаетьсе (наговориться)…». Вечером же все трапезничали и веселились.

Этимология названия праздника - Радуница - не совсем ясна: его возводят либо к слову «радоваться» - встрече с «родителями»-предками, либо к слову «род», предполагая, что он имел родовой характер. Как и многие другие, этот праздник, связанный с христианским календарем, по своему содержанию демонстрировал отчетливую связь с язычеством, что подвергалось осуждению христианством, в частности, Стоглавым собором: «Чтобы о велице дни оклички на радунице не творили и скверными речьми не упрекалися».

День Жен-мироносиц, приходящийся на третье воскресенье по Пасхе и установленный церковью в память о принесении женщинами мирра (благовонного масла) для умащения тела казненного Христа, отмечался во многих местах как бабий праздник. Женщины заказывали свой молебен в церкви, устраивали братчину, иногда трапезничая где-нибудь на природе, в состав пищи обязательно входили яйца, в том числе и в виде яичницы.

Преполовение отмечается на 25-й день после Пасхи, само название указывает на половину Пятидесятницы, т.е. времени до Троицы, но в народном сознании Преполовение переосмыслялось применительно к нуждам крестьянского хозяйства и связывалось со словом «половодье», потому что без запаса воды не жди хорошего урожая. Поэтому на Преполовение святили воду в реках, озерах, колодцах, звали священника окропить ею нивы, хранили освященную воду как целебную. Воспринималось название этого праздника и как преплавление (переплывание). И действительно, на это время зачастую приходился высокий уровень вешних вод, через которые при необходимости приходилось переправляться. 

На 40-й день после Пасхи праздновался один из самых значимых христианских праздников - Вознесение. Отмечаемый в память о вознесении Христа, и он в народном сознании переосмыслялся как «подъем», «рост» культурных растений. В это день выходили на поля, там бросали вверх яйца с просьбой:

                          Христос, полетишь на небеси,

                          Потяни нашу рожь за колоски.

В некоторых местах вверх бросали лесенки, представлявшие собой особое печенье в виде лестницы обязательно с семью ступеньками, символизировавшими семь слоев неба. Они же могли использоваться и в гадании, для чего их сбрасывали с колокольни и смотрели, сколько лесенок останется цело. Если ни одна не сломается, то человек праведен, и путь на небо для него не составит труда, а если сломаны все, то он отъявленный грешник, которому на небо не подняться, и дорога только в ад.

Считалось, что на Вознесение кукушка замолкает, потому что «колосом подавилась», ибо к этому времени начинает колоситься жито. На Вознесение (иногда на Троицу или другие летние праздники) в южных губерниях России совершался обряд крещения и похорон кукушки. В этом обряде участвовали только девушки и молодые женщины, тщательно скрывавшие свои действия от мужчин. Они делали кукушку - куклу из травы (обычно «кукушкины слезки»), либо тряпок, но «кукушкой» могли быть также крыло птицы, ветка, букет и т.д. На куклу одевался девичий наряд, иногда с признаками, указывающими, что это девушка-невеста-покойница, ее укладывали в специально сделанный для этой цели «гробик». Место для «крещения и похорон» выбирали скрытное, обычно под деревом, здесь кукушку «хоронили», иногда делая над погребением шалашик из веток деревьев, накрытых платком или полотенцем. После «похорон» следовала трапеза.

Во время исполнения обряда его участницы кумились, для чего целовались через специально сплетенный венок с произнесением определенной формулы: «Покумимся, кума, покумимся, нам с тобою не браниться, вечно дружиться», после чего обменивались какими-нибудь ценностями, например, крестами, перстнями или поясками. Через некоторое время могло последовать раскумление, когда ценности возвращались обратно.

Обряд «крещения и похорон кукушки», видимо, представляет собой пережиток женских празднеств, он преследовал цель включения в состав женщин репродуктивного возраста недавних девочек-подростков, установления отношений посестримства, передачи опыта супружеской жизни молодыми женщинами девушкам, а в целом - создания некого подобия женского союза. Предполагается, что у этого обряда есть и более глубинный пласт, связанный с земледельческим культом умирающей и воскресающей растительности.

У части праздничных дней, приходившихся на период от Пасхи до Троицы, была однозначная календарная привязка, некоторые из них имели особое значение. Никола-вешний (9/22 мая), т. е. весенний, получил такое прозвище, чтобы отличать его от Николы зимнего. Николай Угодник был самым почитаемым святым на Руси, он считался ее патроном-покровителем. В этот день совершался торжественный выгон коней в поле, затем парни ехали пасти их в ночное, там устраивалось праздничное угощение, к парням приходили девушки. Федор-житник (16/29 мая) был днем, к которому приурочивался сев жита, под этим названием понимались разные зерновые культуры, но в каждой конкретной местности житом именовали самую важную здесь культуру. Еремей-распрягальник  (31мая/13 июня) завершал сев яровых, и кони получали кратковременный, до сенокоса, отдых. В этот же период, т. е. в первые недели июня, обычно праздновалась Троица.

Троица. Праздник Троицы всегда приходится на воскресенье, а неделя, предшествовавшая ему, называется семиковой (русальной, зеленой). Особо отмечалось три ее дня - Семик, последний четверг перед Троицей, родительская суббота и воскресенье - сама Троица. Троица была праздником прощания с весной и встречи лета. Если на Масленицу главным атрибутом обрядности был блин как символ солнца, на Пасху - яйцо в качестве аналога семени, то на Троицу обрядность была связана главным образом с березой. Она выступала символом силы вегетации растений, потому что первой среди деревьев одевалась в яркую зелень, в то время как другие деревья еще стояли с голыми ветками. За это она и удостаивалась особого чествования. Обрядовым блюдом на Троицу и примыкающим к ней праздникам была яичница, приготовление которой, безусловно, имело аграрно-символический смысл: если на Пасху в обрядности используется целое яйцо, уподобляемое семенному зерну, то на Троицу – разбитое, как аналог проросшего семени.

Перед праздником Троицы, обычно в Семик, парни и девушки шли в лес, там заламывали приглянувшуюся березку, т.е. надламывали ей ветви. Затем эту березу завивали, связывая ее ветви в кольца, делали косы, для чего пригибали к земле ветки и привязывали их к траве, иногда связывали две березки вершинами, так что образовывалось некое подобие арки. Эти действия объясняются исследователями как способы улавливания живительной силы пробудившейся растительности, благодаря чему она не растворялась без пользы в пространстве. Путем «завивания» ее заставляли двигаться по кругу, привязыванием веток к траве или связыванием двух деревьев снова направляли в землю. Выбранную березку украшали, навешивая на нее ленты, пояски, разноцветные нитки, тряпочки, могли обрядить ее в мужскую или женскую одежду. Эти действия первоначально совершали в лесу с живым деревом, позднее все чаще использовали срубленную и принесенную в селение березу.

Под березой водили хороводы, пели семицкие песни, в которых величали березу, в них говорилось о венках, гадании, замужестве, урожае:

Пойдем, девочки,

                                                             Во луга-лужочки, 

                                                              Завивать веночки.               

                                                             Мы завьем веночки            

                                                             На годы добрые,                 

                                                             На жито густое,                      

                                                             На овес ресистый,

                                                             На гречиху черную,  

                                                             На ячмень колосистый,

                                                             На капусту белую.  

Все эти действия имели в первую очередь аграрный смысл, недаром место проведения праздника обычно выбиралось у ржаного поля – «чтобы рожь была гуще». Основные молодежные обрядовые действия с березкой производились либо на Семик, либо, там, где семицкий четверг не отмечался, на субботу и воскресенье Троицы.      

У березы могли собираться отдельно девушки и женщины для кумления, которое совершалось поцелуем через венок, сделанный либо из завитых прямо на дереве веток, либо изготовленный специально и повешенный на него, к венку крепили крестик, после поцелуя производился обмен крестиками. Во время кумления (которое могло совершаться и в некоторые другие летние праздники) высказывались пожелания о браке и материнстве. Несмотря на женский характер этого обряда, на нем нередко присутствовали парни и устраивалось угощение яичницей. О том, что некогда происходило после этого, сообщается в челобитной царю Алексею Михайловичу, поданной в 1651 г. вяземским иконописцем старцем Григорием: «Другое игрище о троичном дне: за город на курганя ходят и непотребное творят».

Наломанные ветки березы и других растений приносили домой, втыкали в стены строений.

К Троице приурочивали гадания. Как и на Святки, гадали в основном девушки, в частности, пуская венки по воде: если венок пристанет к берегу, то девушке дома сидеть, если уплывет - выйти замуж, потонет - умереть. Спрашивали у кукушки, сколько лет ждать замужества, после чего считали количество ее кукований.

Троицкая неделя была тесно связана с погребально-поминальной обрядностью. Только в этот праздник можно было поминать «нечистых» покойников. Существовала традиция устройства во вторник перед Троицей задушных поминок с посещением их могил и трапез на них.

До второй половины XVIII в. на Руси в троицкую неделю устраивали похороны тех умерших, которые по разным причинам не были погребены в течение года, в основном умерших при массовых смертях - эпидемии, голода, войн, а также людей, не имевших родственников, или неопознанные трупы. Мертвецов для предохранения трупов от поругания и чтобы не распространялась зараза, сначала складывали в общую яму, над которой возводилась постройка, это сооружение называлось скудельница, или божий / убогий дом. Похороны лежащих в скудельнице приурочивали к Троице отчасти потому, что зимой могильную яму копать было трудно, а к этому времени земля оттаивала. Утром в очередной Семик миряне с заранее приготовленными гробами, саванами, холстами и полотенцами отправлялись в скудельницы, извлекали тела умерших, обряжали их в саваны, укладывали в гробы и хоронили. Единение живых и мертвых в народной культуре не было простой абстракцией, оно находило конкретное выражение в такого рода действиях.

Апогея поминальная троицкая обрядность достигала в субботу, когда обязательно шли на кладбище, на могилах трапезничали, парили родителей, для чего банными вениками пахали (махали) над могилами умерших родственников. Но, как и на Радуницу, плач на кладбище быстро сменялся весельем, что в свое время было осуждено Стоглавым собором: «В троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим причитаньем. И егда начнут играти скоморохи, и гудцы и перегудники, они же, от плача переставше, начнут скакати и плясати и в долони бити и песни сатанинские пети...».

Троицкая неделя носила также название русальной, поскольку связывалась в народном сознании с представлениями об особой опасности этих демонических существ в данный период. Считалось, что на Троицу русалки выходят из воды, бродят по лесам и полям, нападают на людей, могут защекотать человека до смерти. Образ русалки противоречив: с одной стороны, это молодая девушка, нагая или в одной рубахе, что предполагает соитие и зачатие, т. е. продолжение жизни, с другой стороны, по народным представлениям, она несет смерть человеку. Противоречивость этого образа - в том, что русалка – существо водной стихии, а водная стихия сама по себе бесплодна, более того, она несет смерть, и только в соединении с землей становится живительной субстанцией. Поэтому народное сознание в конце весны и начале лета «выгоняет» русалок из воды на поля - именно в это время засеянное поле испытывает наибольшую потребность во влаге.

Приуроченный к Троице обряд, получивший название проводы русалки, должен был способствовать обеспечению полей необходимой влагой. Роль русалки исполняла девушка в одной рубахе, с распущенными волосами, верхом на кочерге и с помелом в руке, она убегала в рожь, а за нею бежали люди, они орали, били в заслонки. После этого в деревне начиналось гулянье. В других случаях «русалкой» была соломенная кукла, которую приносили на поле, там терзали и разбрасывали.

Заканчивалась троицкая обрядность в воскресенье вечером уничтожением березки - разрыванием на части или простым бросанием в поле, в других случаях утоплением ее в воде, что символизировало соединение растительности и влаги. Поэтично описано утопление березки одним из наблюдателей этого обряда: ее вечером «тащат уже к речке, как преступника, топить, несут по улице целой толпой, кто за какой сучок ухватится, и, пришедши на берег, бросают ее в воду с криком: «Тони, Семик, топи сердитых мужей!» - и несчастная березка... плывет туда, куда понесет ее течение воды».

От Троицы до Ивана Купалы.    Духов день - первый понедельник после Троицы - был ее продолжением, иногда именно в этот день производили обряд уничтожения березки. Русалки по народным представлениям продолжали оставаться опасными, поэтому нельзя было купаться, ехать одному через ржаное поле, а если пришлось и русалки напали, предписывалось нарисовать круг с крестом внутри и встать в его середину. 

В некоторых местах «проводы русалки» устраивали на Духов день, хотя и в несколько ином варианте. Делалось ее изображение в виде фигуры человека из соломы в женской одежде. Это чучело «хоронили» девушки, как и в святочной игре с «умруном», пародируя христианский погребальный обряд: попа изображали, надев рогожу, кадилом был стоптанный и подожженный лапоть, свечей - тростник. Но в некоторых местах русалкой называли имитацию коня – изображение конской головы с туловищем-попоной, под которой скрывались два парня. Русалку вели в составе процессии, в которой были ряженые, музыканты, до ближайшего поля, где бросали голову в какую-нибудь яму.

После Духова дня начинались праздники «в числе», когда все дни календаря, кроме Дмитровской субботы, имели строгую хронологическую привязку.

Федор-колодезник  (8/21 июня) назывался так потому, что копальщики колодцев в этот день старались узнать, где проходит водяная жила. К этой дате приурочивали также навозницу, т. е. вывоз навоза на паровой клин. Она представляла собой праздничное событие, сопровождалась шумом, смехом, песнями, после работы устраивалась сытная трапеза из 12 блюд.

Петр-поворот (12/25 июня) – день, когда «солнце на зиму поворачивает, а лето на жары». Действительно, летним солнцестоянием в эти дни начинался обратный отсчет годового цикла. Однако на Петра-поворота не совершалось каких-либо значимых обрядовых действий. Некогда, видимо, период, приуроченный к летнему солнцевороту, играл большую роль в календарной обрядности, но с введением христианства обрядовые действия этого дня были «разведены» по двум крупным православным праздникам – Троица и Иван Купала. Об этом свидетельствуют многочисленные параллели святочной обрядности, с одной стороны, и троицкой и купальской, с другой, например, культ предков, гадания, ритуальное омовение.

Иван Купала. Иван Купала, или Иванов день (24 июня/7 июля), завершал зимне-весенний календарный цикл (от солнцеворота до солнцеворота), он считался началом лета.

Большая часть обрядовых действий совершалась в ночь на Ивана Купала. Две субстанции выступали на первый план в купальской обрядности – в о д а и о г о н ь. Праздник Купалы представлял собой также почитание вегетативной силы растений, которая наиболее ярко проявляется в пору цветения, приходящегося, как правило, на это время. С растениями были связаны также гадания на Купалу. Например, девушки клали под подушку 12 (в других вариантах 24 или 40) трав и ждали, что ночью приснится вещий сон или привидится суженый.

Название праздника говорит об одном из действий, которому придавался огромный магический смысл – к у п а н и и. Накануне его устраивали баню, купались также в воде естественных источников - реках, озерах, прудах, обливали водой встречных и поперечных. Особо благоприятным считалось купание в росной воде, которую собирали ранним утром холстами, полотенцами, скатертями, выжимали в посуду и затем умывались ею. Этой же водой кропили стены домов, чтобы не было клопов и тараканов.

Считалось, что в купальскую ночь лучше не спать, так как особую активность проявляет «нечистая сила» - лешие, русалки, оборотни. Многие, в первую очередь молодежь, в ночь на Ивана Купала отправлялись за пределы селения. С наступлением темноты зажигали к о с т р ы на возвышенностях. Их огню придавалось очищающее значение, поэтому между кострами прогоняли скотину, в них сжигали рубахи больных детей, чтобы они выздоровели, прыгали через них. С этих же возвышенностей спускали зажженные колеса, обвязанные соломой, как это делали в день зимнего солнцеворота.

Значим был э р о т и ч е с к и й компонент праздника. Парни прыгали с девушками через костер, взявшись за руки, считалось, что те из них, если не расцепит рук во время прыжка, вскоре поженятся. Потом все шли купаться.

Многочисленные обычаи и предания на Ивана Купалу связаны с р а с т и т е л ь н ы м м и р о м, особенно с папоротником. Для наблюдательного крестьянина он действительно представлял некую загадку - не цвел, хотя и размножался. На самом деле, утверждали народные предания, он расцветает - в самую полночь на Ивана Купала ярко-огненным цветом необычайной красоты. Через несколько мгновений после появления невидимая рука срывает его. Счастлив будет тот человек, который опередит эту руку и сам сорвет цветок - все окружающие будут выполнять его желания, перед ним откроются любые запоры, ему будут видимы клады, зарытые в земле, он будет знать мысли других людей. Но «нечистая сила» стережет цветок, запугивает человека, отвлекает его. Есть многочисленные былички, рассказывающие о том, как не удалось человеку овладеть чудодейственным цветком, хотя он был так близок к этому. Вот одна из них.                            

Набралась храбрости одна баба и в ночь на Купалу пошла в лес за цветком папоротника. Ровно в полночь услышала она колокольный звон, и в этот момент озарилось все вокруг лазоревым сиянием, и увидела она цветок необычайной красоты. Пошла она к нему, да попалась ей на пути березка, небольшая, но уж больно густая. «Вот и хорошо, - подумала глупая баба, - и цветок будет мой, и веник банный хороший наломаю». Остановилась она, начала ветки ломать, а потом, глядь, а цветка-то и нет - обманула ее нечистая сила.

Летне-осенний период народного календаря. Иван Купала - последний особо значимый праздник в году, после него до новых Святок нет таких крупных праздников, но некоторые из них играли в календарной обрядности немалую роль.

Петров день (Петровки, Петры и Павлы) (29 июня/12 июля) в некоторых местах, по народному календарю, завершал весну и начинал лето: «Петр-Павел жару прибавил». Действительно, это была самая жаркая пора в прямом и переносном смысле. Идет сенокос, надо вывозить на пары навоз, готовить поле под озимые: «Пахать и боронить - денечка не обронить». Зато на Петровки кончался самый голодный пост в году. В этот день не работали, разговлялись, принимая гостей и отправляясь в гости, кое-где устраивали общую трапезу у церкви, поедая мясо быка, купленного в складчину. В ряде мест было принято остатки ужина не убирать со стола, оставляя их на ночь, чтобы «родители» тоже разговелись. Особо Петровки праздновала молодежь - парни и девушки гуляли всю ночь, жгли костры, утром шли на возвышенности караулить солнце, так как считалось, что в этот день оно на восходе будет играть всеми цветами радуги. Отмечали свой праздник в Петров день рыбаки, поскольку святой Петр считался покровителем рыбного промысла.

Казанская летняя  (на Севере применительно к этому дню чаще использовалось название Прокопий-жатвенник) (8/21 июля) приходилась обычно на завершение сенокоса и начало жатвы. Торжественно вносился в дом первый сноп, считалось, что этим изгоняются из жилища тараканы, клопы, мухи. Поспевала черника - нужно успеть набрать ягод. Самые большие гуляния в этот день устраивали в селениях, где Казанская была престольным праздником, т. е. находившаяся в них церковь посвящалась обретению в Казани иконы Божьей Матери.

Кирик и Улита (15/28 июля) был праздничным днем в полном смысле этого слова, поскольку все работы в этот день запрещались - «а то маньяков (т.е.видения, мороки) увидишь».

Ильин день (20июля/2августа) по крестьянскому календарю был началом осени с ее дождями: «Придет Илья, нанесет гнилья». С этого дня нельзя было купаться, потому что «Илья льдинку в воду бросил». Этот запрет, как и ряд других календарных предписаний, говорит о том, насколько в русской народной культуре сохранялись пережитки ее северного происхождения – в это время в южной России, где-нибудь на Дону, не говоря уже о Ставрополье, стоит самая жара. Ночи с этого времени становятся заметно длиннее, что облегчало жизнь человеку и рабочей животине: «С Ильина дня работники высыпаются, а кони наедаются». На Илью не работали: не жали, иначе разгневанный святой мог сжечь урожай молнией, не выгоняли скот на пастбище, чтобы он не поразил его молнией.

Считалось, что в этот день обязательно будет гроза, а в народном сознании Илья представлялся едущим по небу на колеснице с шестигранными и потому грохочущими колесами и мечущим громовые стрелы и топоры в «нечистую силу» - так объяснялось происхождение грома и молнии. Устраивался уже описанный «скотий праздник» с угощением мясом мирского быка. Эти элементы ильинской обрядности имеют очень древнее происхождение, что видно из описания славян византийским автором Прокопием Кесарийским, жившим в VI в.: «Они считают, что один только бог, творец молний, является владыкой над всем, ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды...».

 День Анны-холодницы (25 июля/7августа) напоминал о начале осени. По погоде в этот день судили о зиме: какая погода до обеда, такая и до декабря, какая после обеда – такой будет после декабря.

Спас первый (медовый, мокрый) (1/14 августа) ознаменовывал начало Успенского поста, но тем не менее утверждалось, что «Спасовка – лакомка», потому что уже есть хлеб нового урожая, и первое зерно его считалось целебным и для людей, и для больной скотины. Ели многочисленные дары природы: ягоды, грибы, в южных районах арбузы и дыни, наконец, на первый Спас начинали вкушение меда. В некоторых местах шли крестным ходом на воду, святили ее, потом купались в ней и загоняли туда домашних животных, что было отголоском каких-то архаичных представлений об окончании очередного периода жизни, когда смывается его аура при вступлении в новый этап.

Спас   второй (яблочный, гороховый), или Преображение (6/19 августа), празднуется в память о том, как Христос, чтобы продемонстрировать перед учениками «силу Царствия Божьего» «преобразился перед ними: и просияло лицо Его как солнце, одежды Его сделались белыми как снег». В народном календаре праздник назывался яблочным Спасом, потому что с этого дня можно было есть яблоки и другие плоды, перед этим их освящали в церкви. До Спаса поедание их (кроме огурцов) было грехом. На Севере, где яблоки не вызревают, устраивали горохов день: на гороховом поле в праздничной одежде угощали друг друга и пели «гороховые» песни.

Успение (15/28 августа) в качестве христианского праздника было установлено в память об успении (смерти) Богородицы. В народном сознании его название ассоциировалось со словом «поспение» - плодов земных, поскольку наступала осень. Во многих регионах России Успение считалось концом лета, потому что к этому времени заканчивалась страда. Часто в этот день устраивались дожинки, последний сноп- именинник, перевязанный красной лентой, а то и одетый в сарафан, торжественно несли в дом, после чего начиналось празднование с питием сваренного в складчину братского пива. В ряде южных губерний это был третий по счету праздник в году, когда девушки 14-15 лет надевали поневу (другими днями были Пасха и Троица), что делало их полноправными участницами девичьих развлечений – хороводов, посиделок и др. С Успения по народным представлениям возвращалось лето, но только короткое и бабье - нежаркое.

Спас третий (на полотне, ореховый) (16/29 августа) празднуется в честь переноса Нерукотворного образа Спасителя в Константинополь, поэтому в народной лексике этот праздник назывался «Спас на полотне», с него начинали торговать полотнами. С третьего Спаса ели орехи, отчего произошло еще одно его название - ореховый.

День Флора и Лавра (18/31 августа) праздновался как «лошадиный праздник» с вешанием икон этих святых или «лошадиных богов» в хлевах, украшением коней, кроплением их святой водой, кое-где скачками. Выпекали изображения коней из теста, иногда двуголовых.

Иван-головосек, постный (29 августа/11 сентября) официально называется днем Усекновения головы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. На пиру царя Ирода дочь его сожительницы Иродиада по наущению своей матери, обличаемой Иоанном за блудодейство и кровосмесительство, потребовала за услаждение его плясками голову Иоанна Крестителя. И приказал Ирод принести ей голову. В память об этом был установлен праздник и строгий пост. В этот день нельзя было плясать, петь, резать что-то ножом, есть круглое - яблоки, капусту, лук. На Ивана-головосека кончилось уже и «бабье лето»: «Иван постный - осени отец крестный». Если на Ивана Купалу собирали лекарственные травы, то на Иоанна Крестителя - коренья.

День Симеона-летопроводца (1/14 сентября) был на Руси с 1492 г. и до петровской эпохи началом нового года. По традиции многие сроки крестьянской, да и не только крестьянской, жизни были связаны с этим днем. Накануне с вечера в печах гасили огонь, а наутро трением дерева добывали новый. С Симеона начинались засидки - работа в избах при огне. Это был день внесения оброков, пошлин, податей, прекращения аренды. Начинался первый двухнедельный свадебный период: «Девка на поре - женихи на дворе». «Хоронили» мух, блох, клопов, тараканов, вшей, чтобы их не было в новом году, для чего девушки вырезали «гроб» из какого-нибудь корнеплода (моркови, репы), клали туда насекомых, с плачем и причитаниями выносили их из избы и «предавали земле». При этом пели шуточные песни:

Таракан дрова рубил,

                                                          Комар водушку носил,                 

                                                          В грязи ножки увязил.                      

                                                          Вошка парилася             

                                                          Да ударилася                                      

                                                          Ненароком –

                                                          Правым боком,