В) Противопоставление теории познания диалектике.

Марксистско-ленинское учение о диалектике как теории познания и логике является единственно последовательным учением, от которого нельзя отступить ни на шаг, чтобы не попасть в болото ревизионизма и буржуазной реакции. Современный механистический лагерь в течение ряда лет ведёт систематическую борьбу с диалектикой как теорией познания, развивая насквозь враждебную революционному марксизму позитивистскую эмпирическую философию или, как называет еёАксельрод, «философию научного опыта», в противовес диалектике как теории познания. «Систематического развития философии диалектического материализма до сих пор всё же не существует»[456], — говорит Аксельрод; хотя она всё же полагает, что только марксизм «может дать подлинно научную теорию познания, или теорию опыта, и общее философское мировоззрение, научно обоснованное»[457]. Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса и развитие её Лениным — неужели это не «подлинно научная теория познания»?

Очевидно Ленин и его партия, с одной стороны, и Аксельрод, а за ней и весь механистический лагерь — с другой, говорят на разных языках. Ленин вслед за Марксом и Энгельсом понимает марксистскую теорию как материалистическую диалектику, которая ставит задачей изменять мир. Аксельрод же вслед за Кантом понимает под философией, теорией познания — теорию опыта, гносеологию, которая занимается вопросами об «условиях и предпосылках» «опыта», возможности обоснования «опыта», возможности «обоснования» причинности и т. д. Диалектика, по мнению Аксельрод, не может быть теорией опыта, гносеологией, потому что она понимает диалектику метафизически, лишь как метод или учение о чисто формальных принципах мышления, а не как философскую науку о всеобщих законах развития природы, общества и мышления.

Чем же должна быть теория познания по мнению Аксельрод? Вслед за ревизионистскими и буржуазными философами Аксельрод считает, что «теория опыта должна быть обоснована на данных опыта», что опыт в свою очередь «требует своего обоснования»[458]. Её позитивистская философия опыта должна, по её мнению, заняться серьёзными проблемами, в числе коих стоит «важная проблема о первичных предпосылках опыта»: проблема реальности, как она проявляется в опыте, «проблема причинности, проблема критерия истины», «вопрос, в какой мере допустимы необходимые с точки зрения диалектического материализма онтологические предпосылки»[459]и т. д.

Что такое опыт? Как возможен опыт? Каковы условия и предпосылки опыта? — вот чем должен, по её мнению, заняться революционный марксизм-ленинизм в условиях диктатуры пролетариата. Иными словами, большевики должны заняться старой жвачкой проблем кантианства. Однако партии приходится разоблачать эту старую гниль, так как механисты упорно продолжают защищать эту теорию опыта, направляя её против марксистско-ленинской диалектики. Ни один из механистов не выступил против меньшевистско-кантианского проституирования марксистской диалектики, наоборот, они всемерно проводят ту же линию в своих «философских работах».

Варьяш в своей специальной книге, посвящённой ленинской диалектике, обошёл центральное положение марксистско-ленинской философии о том, что диалектика и есть теория познания и логика марксизма. Ленину он приписал свои и аксельродовско-плехановские взгляды на диалектику только как на «метод», а не как на теорию познания и логику марксизма. Поэтому первым вопросом в разделе, отведённом ленинской диалектико-материалистической теории познания, у Варьяша стоит вопрос: «что такое опыт?» Ленинская критика словечка «опыт» как прикрывающего и материалистическую и идеалистическую линию в философии, а равно резкая ленинская критика плехановской ошибки по вопросу об опыте — всё это забыто и обойдено Варьяшем в угоду меньшевистскому позитивизму. Понятие опыта по Варьяшу, которое он приписывает и Ленину, есть якобы «важная категория» материалистической теории познания. Разбирая обоснование опыта Кантом, Варьяш замечает: «объяснение опыта по Канту... сводится по существу если не к полному упразднению опыта, то во всяком случае к коренной переработке этого важного понятия», и беда только в том, что опыт у Канта означает не то, что для нас». Спасти теорию опыта, по Варьяшу, всё же возможно путём внесения материалистических поправок, которые он и делает в своей книге в полном согласии с той программой разработки «теории опыта», которая намечена у Аксельрод.

Никто из марксистов так резко и беспощадно не обрушивался «на некритическое заимствование чуждого марксизму, истасканного всей философской реакцией понятия «опыта», как Ленин. «В настоящее время, — писал Ленин, — профессорская философия всяческих оттенков одевает свою реакционность в наряды декламации насчёт «опыта»[460]. От опыта отправлялись идеалисты эмпирики, все эмпириокритики, все махисты, и субъективный идеалист Фихте связывал свою философию только с опытом. «Я заявляю торжественно, — писал Фихте, — внутренний смысл, душа моей философии состоит в том, что человек не имеет вообще ничего, кроме опыта; человек приходит ко всему, к чему он приходит, только через опыт»[461].

Под этим же словечком «опыт» ревизуют диалектику механисты. «Всё наше познание исходит из опыта и покоится на опыте. Диалектический материализм от начала до конца эмпиричен», — вторит общему хору врагов марксизма Аксельрод. При этом Аксельрод понимает опыт в одном случае идеалистически, в другом случае — материалистически. Когда она пишет, что «вся ошибка Канта заключалась в том, что он оторвал форму опыта от содержания опыта, априорные формы от чувственности», то опыт она отождествляет здесь с сознанием, т. е. толкует «опыт» идеалистически. Когда же она говорит, что «опыт» есть процесс взаимодействия субъекта и независимого от него объекта, то она понимает его материалистически. Но и в этом случае она не идёт дальше фейербаховского созерцательного понимания «опыта». К тому же она в дальнейшем сдаёт свои материалистические позиции кантианству. Возникающие в процессе этого взаимодействия ощущения являются, по мнению Аксельрод, не отображениями реального мира, а иероглифами, условными знаками. Иными словами, философия «опыта» Аксельрод должна служить обоснованием теории иероглифов, прикрытием старого фейербаховского созерцательного материализма и кантианского агностицизма. Таково объективное классово политическое содержание новейшей «марксистской теории познания», развиваемой меньшевистскими эмпириками в противовес революционной марксистско-ленинской диалектике. Борьба механистов против диалектики как теории познания совершенно очевидно является по существу борьбой меньшевизма с большевизмом в философии.

Теория познания марксизма не имеет ничего общего с меньшевистской полукантианской декламацией об «опытном», «эмпирическом» познании. В материалистической диалектике источником познания является независимая от сознания, движущаяся материя. Живое, чувственное познание, определяемое практической, революционно-критической деятельностью, составляет важнейший момент единого диалектического процесса познания, являющегося лишь отражением диалектики объективного мира.

О каком «эмпиризме» идёт речь у механистов, это видно хотя бы из следующего тезиса Сарабьянова: «не только органы чувств нас обманывают, — писал Сарабьянов, — но и сама природа вводит нас в заблуждение». Согласно теории Сарабьяновавсё чувственное познание превращается в сплошной обман, и стало быть все действия людей должны превращаться также в сплошную ошибку, т. е. узаконяется какой-то вечный, принципиальный разлад между восприятиями и материальным миром. На «эмпиризме» механистов нельзя построить научной революционной теории, которая давала бы возможность предвидеть ход конкретно- исторической действительности и по-революционному претворять слова в дело, т. е. нельзя построить смелой, революционной, решительной тактики большевизма. Против такого гнилого «эмпиризма» как раз и направлено основное положение Ленина, что наши органы чувств способны отражать объективную истину, что живое, конкретное восприятие является образом, копией, отображением объективной реальности.

Наши механисты болтают об эмпиризме вовсе не для того, чтобы серьёзно изучить роль и значение эмпирического, чувственного познания для обоснования революционной теории и успешного практического действия. Наоборот, криками об эмпиризме они хотят прикрыть свой отказ от диалектики, от революционной теории, чтобы противопоставить эмпирическое познание теоретическому, чтобы полукантианскую, агностическую гносеологию противопоставить диалектике как теории познания.

Марксистская диалектика революционна и конкретна, она не оторвана от чувственной, живой исторической практики и от чувственного эмпирического познания. Механисты пытаются её изолировать, оторвать от эмпирического познания, изгнать диалектику из своей «позитивной» теории познания, превратить её в беспредметные, ничего не отображающие формы мышления. Этим они показывают лишь своё полное невежество относительно диалектического характера самого эмпирического чувственного познания, а, также непонимание связи между эмпирическим и теоретическим познанием.

После того как наукой доказано историческое развитие природы, историческое происхождение и развитие органического мира и человеческого общества, совершенно нелепо возвращаться к старым метафизическим теориям о природе, границах и способностях познания и отгораживать учение о методе от гносеологии, логики и т. д., как пытаются это делать механисты. Метафизический, взгляд на сущность познания — давно пройденный исторический этап. Между тем рассуждения механистов насквозь метафизичны. У них совершенно отсутствует диалектическое понимание соотношения между чувственным и теоретическим познанием. Они берут отдельное восприятие отдельного индивида без исторического подхода к нему, подбирают отдельные случаи ошибочных восприятий, вследствие ли порчи какого-либо органа чувств, неполноты условий для правильного восприятия и т. д., — и на основании этакого «опыта» делают вывод, подобно Сарабьянову: «ведь чувства нас обманывают». Или, рассуждают они, «восприимчивость органов чувств всё время меняется в зависимости от тренировки и состояния организма», а потому «нельзя доверять органам чувств». Спрашивается, как же все-таки мы познаем мир, если чувства обманывают, и природа водит нас за нос? «Только путём инструмента и эксперимента, — отвечает т. Сарабьянов, — мы можем познавать вещи и их процессы», инструментами «мы исправляем свои органы чувств». Поистине, жалкая, убогая «теория опыта» механистов. Оказывается, органы чувства обманывают нас только в отношении изучаемых предметов, но зато никогда не обманывают человека, познающего с помощью инструментов...

Между тем в действительности как раз обстоит всё наоборот: эксперимент, практика, техника — те же инструменты доказывают, что в итоге, в сумме органы чувств человека верно отражают предметы и процессы природы. Если бы они нас обманывали, то не было бы ни техники, ни инструментов; действенная историческая практика была бы невозможна. Конечно органы чувств отдельно взятого человека, так же как ни один отдельно взятый инструмент, не дадут нам абсолютной точности и никогда не в состоянии с абсолютной полностью и точностью отразить природу. Но человечество в своём историческом развитии может бесконечно развивать и уточнять свои познания. Нельзя на основании той или иной степени ограниченности наших индивидуальных восприятий делать выводы, что чувства вообще обманывают нас. Эксперимент не опровергает, а подтверждает способность восприятий правильно отражать вещи. Эксперимент не подрывает доверия к чувственному познанию, а расширяет, обогащает сферы чувственного познания, превращая не воспринимаемые или трудно воспринимаемые органами чувств формы материального движения в доступные нашему восприятию движения. Искусственные орудия познания не противостоят органам чувств, а дополняют их, помогая глубже познавать явления и связи природы.

Энгельс, возражая агностикам типа Гельмгольца, приводит подробные и обстоятельные доказательства тому, что восприятия верно отражают природу. Он развил диалектический взгляд на природу чувственного познания, указывая на активный и исторический его характер, на диалектическую связь чувственности мышления и практики. В статье «О роли труда в процессе очеловечения обезьяны» Энгельс дал последовательно материалистическое, т. е. диалектическое обоснование происхождения и развития человеческого познания — не в пример современным механистам, схоластикам, всё ещё вопрошающим вслед за Кантом: «Как возможен опыт?».

Происхождение и развитие чувственного познания и мышления по Энгельсу нельзя понять вне связи с исторической практикой, вне связи с активной трудовой деятельностью и классовой борьбой. Маркс, Энгельс и Ленин поставили перед нами задачу обосновать и разработать далее диалектику как теорию познания на основе развития техники, истории всех наук и в частности развития органического мира, истории развития ребёнка. Теорией развития Дарвина, говорит Энгельс, «дано было не только объяснение существующих представителей органической жизни, но и заложена основа для предыстории человеческого духа, для изучения различных ступеней его развития, начиная от простой, бесструктурной, но испытывающей раздражение протоплазмы низших организмов и кончая мыслящим человеческим мозгом. Без этой предыстории. — добавляет Энгельс. — существование мыслящего человеческого мозга остаётся чудом»[462]. Благодаря же теории развития мышление объяснено естественными причинами, т. е. научно обосновано и объяснено. Не учитывать, подобно механистам, диалектический активный характер человеческого познания в целом и его прямую зависимость от практической деятельности, направленной на изменение природы и преобразование общества, значит заниматься пустой схоластикой. Поэтому попытка механистов отгородить диалектику как теорию мышления от чувственного, эмпирического познания и от объективной диалектики представляет насквозь реакционную затею, ничего не имеющую с марксизмом, с марксистской наукой вообще.