Легенды и версии наименования нашего города

Не обошлось, конечно, и без народных преданий. В одной из карельских легенд действует «князь Сардовани, живший там, где теперь Сордавалла, или Сердоболь». Из корреспонденции «Поездка на Валаам», опубликованной в 1875 году в газете «Сын отечества», — подсказказывает Е.А. Левашов. Или вот еще: Якобы, бесы, изгнанные монахами Валаама при его освящении, вынужденно перебрались на материк, в место, которое здешние жители и про­звали как Сортавалта (финское «сорта» от русского «черт», «валта» — «власть»). «По легендарным известиям, местные жите­ли, страшась наступающих финнов, называли их чертями, что отложилось в топонимике» (Е.А. Левашов). А по-иному немного: от заклинания тех же монахов, изгнавших нечистую силу с освя­щенного монастырем острова Валаам «Черт, вали!» или «Черт, валяй», которое то ли было просто сказано, то ли высечено на скале (черти бежали на материк), а населением воспринято по своему: «сортавала...». [Грот Я.К. Переезды по Финляндии от Ладожского озера до реки Торнио: Путевые записки. СПб., 1847, стр. 14]. Чертовым местом оказывается моя родина? Ну что ж, Валаам отсюда недалек, и в таких случаях «религиозные» версии не столь и редки. Напротив уже другого знаменитого ладожского островно­го монастыря, Коневского, есть селение, по-карельски именуе­мое «Сортанлакс», а по-фински — «Сортанлахти», что в переводе на русский означает: «Чертов залив». «Названий со словом «черт» только вблизи города несколько. Например,русские: «Чертова гора», «Черто­во болото», «Чертов пролив», или карельские «Сортасаари» (Чертов остров), — подсказывает сортавалец,действительный член Географического общества России Ю.Д. Дрыгин. Но когда его население стало преобладаю­ще финским, появился топоним «Хийденселкя», что на русском языке означает: «Чертова возвы­шенность». [Дрыгин Ю. Д.Сортавала или Сердоболь // Северный курьер. Петроза­водск., 1999, 21 авг.(№ 176), стр. 4]. Так что пугаться «чертовщины» не стоит, да и долж­но ли имя отчины пугать? От подобного «испуга» уводит явно последняя по времени возникновения легенда, которую я и сам слышал от своего отца-переселенца (впрочем, ее знают множест­во моих земляков). Мол, когда приезжал сюда царь-работник (а на самом-то деле он здесь никогда не бывал), то его спросили: «Как назвать этот город»? У Петра же вдруг отчего-то заныло в груди так, что вскричал или тяжко простонал он: «Ой, сердце болит!..» Вот и — «Сердоболь...». Но это легенды. А какого мнения специалисты? А. Кёнёнен считал, что топонимом Сортавала финны, ясно, пеклись о своем, происходит от древнейшего карельского (финского) личного имени Sortava (Sortua, Sordalainen, Sordanainen). Его соотечественник Э. Кивиниеми, допуская и такую возможность, при анализе прибалтийско-финских названий, производных от причастий, приводил ряд ми­кротопонимов с основой «сортуа» (карельское «сордуа», венское «сорта») — «ронять, валить, опрокидывать», и такие топонимы действительно встречаются возле Кяппясельги и Лижмозера. Имеется и мнение, что всё пошло от финского глагола sortaa: «угнетать, притеснять, порабощать» или sortua: «пасть, гиб­нуть». То есть в схватке, сражении местных жителей с пришельцами первонасельники потерпели поражение. А может, от карельского sordo: «выгон для скота путёмрубки леса так, что они, образуют служившую много лет естественную изгородь». [Керт Г.М.,Мамонтова H.H. «Загадки карельской топонимики: Рас­сказ о названияхКарелии». Петрозаводск: 1976, стр. 83 - 84].

    Точка зрения Мартти Илмари Яаттинена, кстати уроженца окрестностей города Сортавала. Цитирую его статью «Тысяча лет Сортавалы». [Finska trädgordsodlarer. 1920. № 5. S. 96—102]. «Город имеет древнее название, которое соотно­сится, по мнению филологов, с земледелием. Слово «сортаа» означает рубку леса под пожогу. Причастие «сортава» обозначает  возделы­ваемую местность. В некоторых говорах Олонца до сих пор существует слово «сорта», которое означает расположенную на холмистой местности пашню. В топонимике окрестностей Сортавалы встречаются многочисленные Сортасаари и Сортамяки. Поэтому едва ли можно однозначно построить народную этимо­логию об угнетении людей или дать ссылки на русское слово «черт», хотя основания для них имеются». Вот поди ж ты! Тот же Яаттинен в своей статье «Карельский культурный ландшафт», опубликованной в книге «Pro Karelia» (мне известен письменный вариант ее интернетовского сайта), подкрепляет свою этимоло­гию следующими подробностями: «Более тысячи лет назад в Карелии появилось мощное орудие труда: железный топор, позволивший валить деревья для пожоги. Самым ранним следом в языке тех времен является слово «Сортавала», означающее место, где живут те, кто валит деревья. Деревня с на­званием Сортавала находится в приходе Уусикиркко по соседст­ву с озером Куолеманярви». Еще версия: Сортавала (Сордовалле) — якобы «разрушенные высоты». [Остров Валаам и тамошний монастырь. — СПб., 1852, стр.. 17; Поя­лин Н.П. Материалы для составления истории Валаамского монастыря. Выборг, 1916, стр. 26]. Я.К. Грот, проезжавший через наш город что-то сотню с небольшим лет назад, сетовал в письме финскому языковеду А. Э. Альквисту (1826—1889), что слава Валаамского монастыря поглотила славу округи, оставив лишь два старинных названия: Сердоболь и Сортавала. Но особенно заинтересовался этот рус­ский академик-филолог вторым именем: «В письме и была изложена догадка учёного, что оно название города происходит от финского причастия sortawa (рассекающий), потому что селение построено у залива, далеко вдавшегося в берег Ладожского озера. Слог же «lа» служит часто окончанием в именах мест». [Грот Я. К.Филологические изыскания. — 2-е, значит, пополн. изд. СПб., 1876, стр. 240]. Профессор же Гельсингфорсского университета Альквист в ответе Гроту был еще осторожнее, отметив, что «корень названия города Сердоболя покуда должен считаться неизвестным». [Грот Я.К. Филологические изыскания. 2-е издание, пополненное. СПб., 1876, стр. 240]. Оба адресата хоть и считались тогда видными учёными, но не были топонимистами, а другие специалисты их ран­га и не ставили себе целью разгадать смысл, происхождение этих слов. Ибо что он для них значил, отдаленный наш городок? Тут прямой резон вспомнить и о первопоселенцах на этой земле: дикой лопи новгородцев, лопарях-саамах по-современ­ному. Откочевав далее на север и растворившись в здешних про­сторах, постоянно забываемый позднейшими хозяевами вплоть до нас этот древний народ тем не менее не запропал вовсе и сре­ди наших скал и вод, смутно просвечивая своей летучей речью, уплотнившейся и замершей недвижно в названиях островов, заливов и горных кряжей. И если на крайне западном конце Корельской земли имя самих лопарей прямо прочитывается хотя бы в имени лежащего при озере Сайма финского города Лаппеенранта («Лопский берег»), то на восточном краю колыбели древ­ней корелы, на берегу Ладоги, как бы начертана давно, да поис­терлась от времени надпись другого лопского знака-отметины. Оказывается, имя моего города можно прочесть, исходя и из саам­ской версии, что попытался сделать питкярантский краевед Петр Владимирович Ильин. Представим краткоего идеи и их обоснование.

По-саамски «чорр» и «джерр» - это горный хребет. Верно, что звучит близко с первым слогом в названии Сортавалы? В топони­ме есть и слог «ва», а на саамском языке «авв» значит:откры­тый, «алл»:высокий. Сочленив три этих слова - слога, получим «Чорравалла», то есть «Высокий открытый хребет», которых в здешних окрестностях предостаточно. От «Чорравалла» до «Сортавала» всего пара шагов, нетрудных при переходе слова из языка в язык. Возможен, по П. В. Ильину, и другой вариант про­исхождения этого имени. Летописная корела когда-то назвала наш залив, «далеко вдавшийся в берег Ладожского озера», Чорравайвук, или залив открытого хребта.  По­томки переназвали его в Чорртайбола: Хребет, где проходит зимник (зимняя дорога). А такой зимник, по которому было удоб­но ездить к соседям с товарами и за оными, вполне вероятно, про­легал тогда через гористый Миккельский предел между Ладогой и Сайменскими озерами Саволакса и Маткаселкя, кстати: «мат­ка» — путь! Во всяком случае, историками зафиксирована дей­ствовавшая минимум с XV века торная дорога древней корелы от Господина Великого Новгорода через Ладогу и по системе рек и озер до «моря Каяно» (северная часть Ботнического залива) и, правым рукавом,  до Белого моря. И где-то здесь, в районе наших ладожских шхер, тот великий, древний торговый путь «из корелы в лаппи», как я его называю.П.В. Ильин недавно предложил и третий вариант возникно­вения топонима Сортавала. Как известно (определились ученые), «где-то в районе Сортавалы» некогда проходила межэтническая граница между летописной корелой и племенем весь (будущими вепсами). Ильин приводит в пример некоторые местные вепсские этнонимы: Вепсясуо около Харлу, Вепсяла («дом, хутор»), Вепся («род» и «двор») в Импилахтинской волости, Вепсяйламби в Салминской волости (последний известен в начале XVII века как Вепсъярви). «Шведская поземельная книга 1618 года среди нало­гоплательщиков Салминского при русских — Соломенского. погоста называет фамилии и имена Ради Якобинпойка Вепся (деревня Ууксу) и Ортюша Вепся (деревня Речной конец, остров Мантсинсаари), а в Суйстамском погосте — Иваска Вепся (деревня Керисюрья).  Ключ к разгадке на­звания города Сортавала находится в названиях залива Кирьявалахти…». [Ильин П. Кирьявила. Карьявала. Чортанвала. Сортавала// Газета «Ладога». Сортавала.1998. 10 июня (№ 42), стр. 6]. Переход от сова Карьявала к названию Сортавала произошел от схожести звучания карель­ских слов «карья» (по-русски «скот») и «кару» (по-русски «черт»), поэтому в более позднее время слово «кару» трансформировалось в карельское же слово «чертан», то есть «чертов». Отсюда переход от Карувала в Чертанвала, а затем уже в современное Сортавала. В название Чортанвала, по-видимому, вкладывался смысл «место чертовой воды, или же веси (вепсов)». Любопытный ход, хотя и со многими допусками. Например, неясно, почему элементы «ви» и «ва» говорят только об их вепсском происхождении, как Карьявала перешло в Сортавалу и, наконец, почему название ладожского залива, находящегося в более чем десятке километров от нынешнего города, передалось столь далеко, да и сам город возник на другом заливе Ладоги?«Любительство»! Отмахнуться? Однако разве ничего не значит то, что названия некоторых поселений финской истори­ческой области Саво схожи со старыми названиями деревень вок­руг моего города, что в долине северофинляндской, впадающей в «море Каяно» реки Кеми: «главной» реки провинции Лаппи, где частенько встречаются наименования типа Сортавала (под­сказка археолога, исследователя наших древностей, доктора исторических наук С.И. Кочкуркиной, Петрозаводск) факт доказанный? Да и финский ученый Вильё Ниссиля отмечал у нас немалый пласт лопарской топонимии. «Согласно появившейся недавно вер­сии, русское поселение Сердоболь нашло отражение в швед­ских источниках в форме Sortavala и уже затем в устах финнов топоним обрел современное звучание». [Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. Перевод с немецкого и дополнение О.Н. Трубачева.2-е издание, стереотипное. М., Издательство «Прогресс», 1987. Т. III, стр. 605].  Как полагал автор «Этимологического словаря русского языка» Макс Фасмер, это имя, является производным от фин­ского слова «Sortavala». Не знал сей авторитетный ученый и именитый профессор ряда европейских университетов, что само-то слово «Сортавала» не финское и едва ли уж первородно, а, вероятнее всего в превосходной степени, является фонетическим повтором карель­ского, русского, шведского слова.

     Вот и Е.А. Левашов в своей второй статье по данной теме приходит к мнению, во многом отличному от того,которого он придерживался ранее: «Древнерусский топоним Сердоволя представляется как бы гибридом существительного сердоболь, или карельского Сортавала, то тут же делает непонятный шаг в сторону: «во всяком случае, русское Сердово­ля могло, по-видимому, возникнуть только при наличии ино­язычного Sortavala. Переход русского Сердоволя в русское Сердо­боль произошел поздно в XVII веке, когда Северное Приладожье оказалось в руках Швеции: видимо, разрыв в традиции употребления топонима заставил его переосмыслить на почве старин­ного существительного сердоболь, или сердоболя (см. пример забве­ния прежнего названия погоста: «...от Олонца и до Сердовенского погосту и до Корельского города все пусто». Пока, вроде, ничего нового, только детализация прежнего, однако далее у автора следует прямой вывод: «Мы имеем не­сколько шведских орфографических вариантов топонима Сортавала, что говорит об усилиях в его освоении, но русское средне­вековое название данной местности одно — «Сердоволя». К тому же, в данном случае, в нашем распоряжении есть любопытное свидетельство XVII века: «Сердоволя (Serdovala), которая обычно пишется и называется: «Сортавала», Sordavalla, Sordevalla, — это маленький городок в Кексгольмском лене». Из всего этого, видимо, следует, что русская форма названия является пер­вичной, а шведсая – вторичной». Итак, отбрасываем шведский и финский корни этого слова, но что первее — карельское или русское? Если не в саамской речи, конечно. И тут вполне допустимы оба варианта: русское имя города возникло среди русичей, видоизменивших ставшее им позднее непонятным их же «сердоволь» в точное и многозначное «сердоболь, или «сердоболя», последнее собирательная форма, означающая всех родственников, родню, род. [Срезневский И.И.Материалы словаря древнерусского языка по письменным источникам. СПб., 1912. Т. 3, ч. 1., 880 стр.]. «...к сердоболям своим и сродникам своим» (Лаврентьевская летопись, 1093), «он же пострижеся в схиму и разда оставшееся богатьство сер­доболям и нищим» (Никоновская летопись, 1229). Еще один аспект. Замечено, что названия всех погостов Корельской земли накрепко связаны с какой-то важной географи­ческой (природной) доминантой (череда топонимов приведена Е.А. Левашовым): Сакульский — от имени возвышенности («в деревне на Сакуле горе»), Ровдужский и Иломанский (не Ильмень ли в малом варианте тут?) — от названий озер («деревня на озере на Равде» и «деревни Новдолакша и Нодлакша на Иломанце»), Кирьяжский и Соломенский: по рекам («деревня Усивкола на реце на Кирьеше» и «село Пужзвина весь на реке, на Соломяне»). Кстати, в первой статье Е.А. Лева­шов «переворачивал» эту мотивировку: «Ровдожский погост — от озера Ровда — Rautjarvi, от rauta — «железо (озерное)», или например, Кирь­яжский погост от Kurkijoki, «журавлиная река», и т.д. и т.п.». [Левашов Е.А. Сортавала: К истории названия //Газета городская «Красное знамя». 1982. 28 сентября. (№ 153), стр. 4.]

Надо полагать, вряд ли был исключением и Сердовольский погост. Имея в виду подобные ситуации, известный специалист по топонимии Северо-Запада ленинградский профессор А.И. По­пов, автор книги «Географические названия: Введение в топони­мику» М.-Л., 1965, писал: «Нередко самый смысл (геогра­фического) названия становится полностью ясен лишь при ознакомлении с описанием соответствующей местности или при знакомстве с самой местностью в натуре. Что касается нерусских географических имен, при которых нет переводов, то в этих случаях знание географических характеристик местности иногда доставляет единственную возможность для обоснованного и точного толкования рассматриваемых местных названий». Так что же конкретно послужило толчком для рождения имен (скажем так, во множественном числе) Сердоволя и многочислен­ных по форме Sortaval? Безымянный чёрт или некто по имени Сортава? От sortua («ронять, валить») или sordo («выгон для ско­та»)? От саамского хребта или вепсского залива? Залива, рассека­ющего сушу, или от ухоженной на его берегу пашни? «Большое количество объяснений затрудняет возможность установить изначальное, дотопонимическое значение слова, — подытожива­ет Е.А. Левашов. До сих пор не обнаружена та достоверная языковая, историческая или географическая реалия, кото­рая породила топоним. Название города, а семантическая первооснова топонима оказа­лась затемнена». Выходит, А.Э. Альквист и до сих пор прав: «...должен счи­таться неизвестным»? Или вглядимся пристальней в родные окрестности сами, напряжем слух в поисках еле уловимой в раз­реженном воздухе звуков речи, звучащей здесь до нас, обратимся чистым умом к любящему сердцу и тогда, а вдруг кому пове­зет и тогда наша Отчина откроет тайну своего имени? Вполне может оказаться, что русского. Корела, воспри­нимая от русичей их слово, трансформировала его в им понят­ное тогда, а затем утратившее ясный смысл? Ведь заметили: никто не только не предпринял ни единой попытки попробо­вать расшифровать русское именование «Сердоволя», но даже не вспомнил о такой возможности! Между тем, повторюсь, может быть и уже надоедая, что тоже неустойчивое Сортавала, Сортевала и т.д. теоретически могло происходить от устойчивого русского Сердоволя. Да, после лопи-саамов первой сюда пришла корела (собственно, тут она корелой и стала), но следующая-то этничес­кая (и религиозно-культурная) волна, ударившая в сии берега, была — волна русичей. Крещение карел новгородским князем произошло в 1227 году, устройство погостов и строительство православных церквей, появление русского духовенства и представителей администрации, русских торговцев, наконец! Они, - несомненно выделявшиеся и заметные среди местного корельского населения, что, не могли разве стать первопричиной появления топонима? Тогда инициаторами именования могли стать: только шведы, финны, или карелы.

«Где вы сердоболи мои?»…

«Исторически сложилось так, — подводит итог А.Н. Казаков, — что в XVII—XIX веках город носил три названия: 1) у рус­ских: Сердоболь, 2) у шведов: Сордавала, 3) у финнов: Сортава­ла. С предоставлением независимости Финляндии город офи­циально стал называться Сортавала, а со времён Петра I-го и до трагического - революционного года он име­новался официально, как Сердоболь, и под этим именем вошел, в частности, в документы, относящиеся к войне 1741— 1743 годов, в труды и письма многих и многих знаменитостей тех столетий: Лаксмана (1779), Озерецковского (1785), Севергина (1804), всех писавших о нем авторов XIX века, вплоть до В. И. Ленина. А первые два названия вышли из употребления». [Казаков А.Н. Об истории названия нашего города // Красное знамя. 1978. З января (№1), стр. 4]. Так ли уж вышли? Вернее всего, их вывели сознательно, во всяком случае, русское имя города. Но оно — русская тайна, почти не употребляемое даже в исторических работах моих сограждан - современников, не умирало в душах простых людей и изумительно быстро и легко отзывалось в душе, стремительно всплывая из глубин памяти, казалось бы, вконец опустошенной или надежно загроможденной «новациями». Вот и во взрывном коротком споре, возникшем несколько лет назад на страницах сортавальской газеты: какое из двух имен было бы для города справедливее? Кроме, честно сказать, большинства (русских по паспорту!), кто отстаивал финский вариант (Сортавала, и всё!), отважились на неминуемое азартное обвинение (и оно мгновенно воспоследовало, а за что? В пору удивиться! Нашлись среди моих земляков люди с той самой родовой памя­тью. Н. Куликова и И. Степанов. Шестидесятилений пенсионер напомнил: «У нашего отца был календарь «Свободная Россия» за 1918 год, где в перечислении российских городов назывался и Сердоболь: жителей 3000 человек, Никольский приход и др. Я здесь живу сорок лет и всё время чувствую себя не в своей тарелке от одного только названия». И, к слову, в момент той дискуссии в городе продавались и задорого: два значка с именами Сор­тавала и Сердоболь. Так вот, значок с «Сердоболем» расхватали сразу, а с «Сортавалой» еще некоторое время лежал в киосках! Да, сторонников русского эквивалента в споре оказались еди­ницы, но были они спокойно-неагрессивны, зато уж их многочи­сленные противники не отказали себе в удовольствии не только громко защитить свое суждение, но и некото­рые помыкнуть мнением несогласных с ними, даже оскорбив их и имя города (что и вовсе недопустимо). Из серьезных претен­зий против и самой мысли о возвращении названия Сердоболь нужно принять во внимание следующие: я рожден в Сортавале и привык к этому имени; вашей русской душе ближе Сердоболь, а нам, проживающим здесь карелам и финнам, — Сортавала; переименовывать не время. И так назревает рознь, да и лишних денег на такое деяние в городской казне не сыщется; в названии Сортавала — история края, а Сердоболь — имя, «навязанное цар­ским правительством»!? Не всё так просто в местной топонимике вообще, в давнем споре двух имен нашего города: в частности, как покажется несведущему человеку, тем более если горячечный туман непри­ятия (хуже — обличения) застит глаза и скрывает путь к познанию правды-тайны. История в этом деле завязала столько узлов и узел­ков, что, нервно торопясь при распутывании хоть одного из них, не затянуть бы намертво соседних! А уж разрубать! Вот, например, такой вроде бы «убойный» тезис тех, кто за статус-кво: «Переиме­новав, мы разрушим гармоничную лексико-звуковую картину региона, и русское «Сердоболь» войдет в противоречие, допустим, с «Хелюля», «Вяртсиля», «Риеккалансаари» и т.д. Всё должно вос­ходить к карельско-финским словам». Во-первых, почему обяза­тельно «всё должно восходить» к чему-то одному? И примеров как раз смешения «разнонациональных» по основам топонимов на Русской равнине сколько угодно! Да и не только в России. Во-вторых, вынужден еще раз напомнить: как сбросить со счетов исследования видного финского специалиста В. Ниссиля, зафиксировавшего в российской части Северного Приладожья и вплоть до финляндского Иломантси саамские топонимы? И те же славян­ские — не остановила теперешняя государственная граница: Нис­силя нашел их и вблизи побратимских нам Китее и Кесялахти (по 1—2), и возле далекого Иломантси (аж 6—10)! А вот данные Переписной окладной книги Водской пятины 1500 года (выборочно). Сакульский погост, владения Коневского монастыря — деревни Залесье (4 двора), Лахта в Залесье у Свята Озера (2), Залесье над Святым озером, Кормилцово, Бережное, Онаньино, Чертково, Становицы, Тимошкино на Лульярве, Речка, Новинка, Онкифова Лахта (2), Крючкове Остров, на Евашово Ост­рове, Петерия Грязная, Волосово, Зайково, Березовец, Терешкин Взвоз, Ровдужский погост — Матыкино, Мустуева Гора (читай: Черная гора), Терехово, Липовое, Борок, Княже Жаброво, Липовое у часовни, Киропата в Острову, Кирьяжский погост — на Гитольском Наволоке (на Хийтольском мысу), Вымолвский Наволок, на Порошке (то есть около речного порога) и т.д. Продолжать не стану, вокруг Сортавалы-Сердоболя то же самое. Понятно, я взял, но это только спора ради, лишь откровен­но русские (православные) и смешанные топонимы, а в этих погостах огромное большинство, естественно, карельских. Неда­ром финский исследователь Эркки Кууйо в статье «Налогообло­жение в Задней Карелии Кирьяжский, Сердобольский и другие погосты к северу до 1710 года» (1959) писал: «Из рус­ской Переписной окладной книги Водской пятины 1500 года, кроме того, предстает такая картина, в соот­ветствии с которой многие названия деревень полностью или час­тично состоят из русских слов». [Кuujo E. Taka-Karjalan verotus vreen 1710 // Historiallisia tutkimuksia. — Helsinki, 1959. T. LII. — S. 59].

     Наш местный гранит,какого нигде, кроме как у нас, и нет на земле, обильно использованный при строитель­стве северной столицы и тем прославленный широко в мире, — сердобольским зовется! Санкт-Петербург и сейчас имеет улицу Сердобольскую! В середине прошлого столетия там затея­ли именовать некоторые улицы в честь других городов России, и в конце века Никольскую переименовали в Сердобольскую (кстати, рядом с «нашей» тогда появились и Пудожская, Кемская и т.д.). Интересно было бы взглянуть на подготовительные документы об именовании Санкт-Петербургской улицы Древним именем. Вообще, выясняется, традиция называния улиц имена­ми соседних, чем-то приглянувшихся городов-погостов, на Руси еще древнее. Изучая Писцовую книгу Водской пятины «Инши Васильева сына Булгакова и Посника Шипилова» за 1568 год, я с удивлением обнаружил: в древней Кореле (городе Приозерске) «...На улице же на Иломанце, Иломантской то есть, коли перевести на современный русский, дворовое место - черное Пречис­тые Коневского монастыря».