Раньше я тоже думал, вероятно, и под твоим, в частности, влиянием, что лишь бы крутилось: заработную плату, и налоги владелец отдаст обществу. 1 страница

Дневниковые записи

ТОМ 1

 

Предисловие

 

После издания книги «Заметки конструктора» многие из прочитавших ее выразили мне пожелание в дальнейшем написать побольше о людях, с которыми довелось работать и встречаться. Долго думал, как откликнуться на эту просьбу, и остановился на форме дневниковых записей, где можно было бы это сделать наряду с размышлениями о всем остальном, что может привлечь внимание по ходу начинающейся новой жизни в качестве пенсионера. Итак, я приступаю к осуществлению задуманного без конкретного плана и представления о том, во что оно выльется.

 

Год

 

28.08

Отдав учебе в институте и работе 54 года, сегодня вышел на пенсию. Как водится, по неким узаконенным соображениям, дабы чего-то не терять в материальном плане (это мне подсказали сердобольные люди), уволен, смех, «в связи с сокращением штата работников». Иначе у нас не получается. Пример из области мелких недостатков соцсистемы, когда приходилось поступать вопреки здравому смыслу, но в соответствии с формальными инструкциями.

Так и тут. 70 лет, самоотверженная работа, сотня наград и поощрений в трудовой книжке, и последняя в ней строчка с данной записью. А перед тем – помпезные проводы с хвалебными речами, побудившими меня в заключительном слове обратить внимание присутствующих на неадекватность их мною сделанному. Да, был труд, порой напряженный, но воспринимался он как сплошное каждодневное удовольствие и праздник. Бывали сомнения, переживания. Так они постоянно гасились таковыми же, с благополучным исходом предыдущего периода.

Мне, можно сказать, в жизни везло. Все получалось согласно задуманному, почти не было бросовых объектов, ни дня не сидел без дела. Не работа – театр. Я и ходил на нее, как в театр. В полной мере, исключая разве последние перестроечные годы, относил себя, в этой части жизни, к самым счастливым людям своего поколения. Была, конечно, масса возмущений, но и тут я умудрялся вписывать их в творческую струю не совсем обычной, а потому для меня занимательной с ними борьбы.

К моменту выхода на пенсию я позволил себе некоторое послабление по работе, благо ее стало меньше и она стала производиться на пресловутую полку. Усиленно занялся подготовкой первой книги (Заметки конструктора, 1997 г.), закончил и уговорил издателя срочно напечатать к названой дате. Так что при прощании я подарил добрую сотню экземпляров ее ближайшим начальникам, друзьям и товарищам по работе.

От издания получил еще одно удовлетворение, напечатав книгу, в отличие от старых времен, полностью в задуманном варианте, без купюр и прочей отсебятины. Она стала первой работой публицистического характера, точно своей от первого до последнего слова, исключая разве отдельные статьи в заводской газете, когда там был редактором Б. Шигайкин, не позволявший себе без ведома автора исправлять чуть ли не запятую.

 

30.08

Вечером, после официальных проводов, устроил дома прощальный ужин для ближайших коллег, прежде всего, из отдела крупносортных прокатных станов, где начинал трудовую биографию и где фактически ее закончил.

Люблю такие застолья: меньше официоза, больше душевности, нет ограничений. Если собирались интересные собеседники, то, особо в молодости, засиживались до утра. Оставались в конце концов самые «упорные». Ресторанно-банкетная обстановка такого не позволяла и потому часто, по ее завершении, кто-нибудь из компании тащил упорных к себе в дом. Вот тогда и начиналось настоящее пьянящее общение.

Способностью к ночному завлечению у нас отличался В. М. Нисковских. Любил подобные экспромты А. В. Третьяков. У обоих это получалось, и встречалось с должным воодушевлением, причем всегда в упомянутом составе. Не брезговал этим и я. Жена моя была тут на высоте: всю жизнь любила подобные сборища, принимала любых гостей с великим гостеприимством и добрым настроением в любой час. Это все знали и потому без возражений откликались на просьбу. В последние годы, когда она тяжело заболела, я приглашал уже постаревших и несколько отяжелевших на подъем приятелей под предлогом доставить приятное больному человеку, «одиноко ждущему, – говорил я, – сейчас именно вас». Не помню, чтобы такие собрания были для нас обременительны и вызывали хотя бы малую неудовлетворенность.

 

17.09

Сегодня послал книгу М. Цалюку. С ним завелась переписка после его отъезда в Израиль и последовавшего затем, несколько возможно неожиданного для Матуса, моего поздравления с 70-летием. Послал его тогда совместно с приветствием от коллектива бывшей лаборатории, и потому получилось оно у меня несколько высокопарным, но верным по существу.

Примерно через полгода я получил от него книгу воспоминаний под названием «Автопортрет» с не меньшим, видимо, под впечатлением моего ему, славословия в мой адрес, чем поставил меня в неловкое положение в сравнении с остальными, им упомянутыми.

С большим вниманием прочитал его ностальгический труд. Прочитал дважды. Первый – не отрываясь в рукописи (она была напечатана в нашей заводской типографии и потому попала мне в руки), второй – с расстановками и размышлениями, в книжных корочках и с авторской надписью. Эффект соучастия, некоторого предзнания описываемого, делает подобные повествования всегда много завлекательнее: что-то забыл, что-то запомнил с меньшими подробностями, чего-то не знал, но представляешь именно так, как тебе сейчас через много лет рассказывается. В данном случае я усматривал и определенную талантливость автора.

Только про меня он хватанул слишком. Боялся, как бы кто не «помер» от зависти. Про живых, известно, надо говорить осторожно. Мало сказал, еще и привел полный список фамилий. Представлялось, как по первым прочтениям им поименованные только и делали, что листали свои страницы и сравнивали их с другими, где их имен нет. Естественно, все по известному толстовскому правилу. А тот, кто не сумел того проделать сам, но что-то о книге слышал, даже спрашивал: есть ли там, у Цалюка, что-нибудь про него?

Люди в каких-то частностях интересны все, но по-настоящему оставляют след в нашей памяти немногие. Сужу по разным собраниям, когда, давая характеристику тому или иному деятелю, приходилось ограничиваться перечислением разных дат и случаев его в чем-либо участия. Обычно это следовало в адрес одного, и потому слушающими легко проглатывалось. У Цалюка же все вместе, хотя Формула оценочная близка к приведенной.

Примерно в таком духе я написал тогда Цалюку. Буду ждать его реакции.

 

05.11

Получил ожидаемое с положительной, в целом, оценкой моего труда. В письме много добрых слов, но и не меньше замечаний и возражений, изложенных в цалюковской манере «домысливания за автора». Смысл их виден из ответа.

«Получил твое послание. О первой части не говорю. Отношу не столько к труду, сколько к твоему по времени и месту настроению, когда хочется что-то похвалить или одобрить, как то оказывается за рамками обыденности. Со второй частью полностью согласен, но хохотал над ней (вместе с Галей, читая со своими комментариями), разве чуть менее, чем над твоим «серьезным» ответом юмористу Третьякову на его: «тебе – академика, Нине – доктора» и пожелание писать «со ссылками на использованные литературные источники». Тут я, вспомнив им заказанный однажды под Новый год для Васьки Терентьева журнал «Свиноводство», готов был от смеха вообще залезть под стол.

Так вот, Матус, согласен, но с одним замечанием, что мне приписываемое – не мое, никак за собой не усматриваемое. Прочитай внимательно все в общем контексте, и с учетом специально сделанных в книге советов на тему, как ее надо воспринимать.

Меня можно упрекать за сложность, корявость слога, за повторы, еще за какие-либо грехи, но не за глупости и алогичности, мне не свойственные. К тому же в книжке не мои умопредставления, а констатация того, что в нашем мире было и есть помимо наших желаний.

Не обижайся. Отнесем то к недостатку слова и фразы. Вспомним случай, когда два мужика целый день спорят, а потом устанавливают, что мыслят и думают одинаково. Нет, определенно заскок. Либо у тебя, либо у меня, либо у обоих вместе: не дураки же мы».

Написал, полагая, что он прочтет еще раз и какие-то вопросы снимет.

 

20.12

Ожидания оправдались. Цалюк покаялся, однако свой органический недостаток сохранил, несмотря на предыдущее о том напоминание. Вот какой ответ, теперь уже подробный, был ему сочинен.

«Первые впечатления от твоего письма.

С одной стороны, все больше себе нравлюсь, ибо снова согласен со всеми твоими новыми пояснениями, подходами и взглядами. Согласен со всеми твоими утверждениями. Однако, с учетом ранее брошенной мной и верно воспринятой тобой фразы о «дураках» и твоего, тем не менее, настроя на повторение во многом предыдущего письма, испытываю определенные сомнения. А может, он прав, раз именно так, а не иначе меня понимает?

С другой стороны, не мог не проиграть допустимость подобного ответа, и потому готов доказать его некорректность.

1. О сталинской системе. У меня речь идет только о «волевом управлении» народным хозяйством, а не о каких-то «успехах в индустриализации» и «генетическом развале» сельского хозяйства. В этой части, в части создания условий, и только условий, «эффективного хозяйствования», безусловно, относительного, в рамках тоталитарной системы, тогдашние экономисты были умными людьми, чего, к сожалению, мы лишены нынче, а потому и сидим в болоте. Отсюда твое относительно «злого ума» совсем не к месту. К приведенному мною оно никакого отношения не имеет.

2. О философии. Ты критикуешь фразу, что «философия никогда не оказывала прямого воздействия на настоящее движение жизни», и противопоставляешь ей «воздействие на умы интеллигенции». Хотя у меня сказано более емко, что «философия – инструмент для достижения поставленных задач и целей...», а ниже и опять точно – «она способствовала... организации всплесков на... кривой эволюции...». Обращаю также внимание на слова «настоящее движение», т. е. на движение в стратегическом плане, и на осторожность критикуемой фразы из-за наличия перед ней слов «на мой взгляд». О чем спор?

3. О теории. По моим понятиям, в философии нет теории в правильной, не фискальной, трактовке последней, поэтому не «в философии теория», как у тебя, а самой философией «обосновывается как бы заранее придуманный, нужный автору вывод». При этом мною вовсе не исключается философия, как «плод умозаключений ее автора», ибо масса придуманного (даже самого злого и глупого) может быть следствием вполне искренних побуждений. А потому становятся неуместными твои рассуждения о Ленине, Плеханове и Короленко. Слов о «корыстной цели» в книге я не нашел, но они, помню, где-то есть, однако их всегда можно отнести, повторюсь, к исключению из того, что касается большинства нами характеризуемого.

4. О побуждениях и последствиях. Ты прицепился к словам о «свершившихся событиях», к утверждению, что для их оценки не важно, следствием «каких побуждений они явились». Придумал в защиту, будто я считаю, «что допустимо воздействовать на общественное развитие сегодня, не используя опыт прошлого». Какие вольности ты себе позволяешь? Разве где-нибудь есть то, что давало бы возможность приписать мне сие? Хотя не только не исключаю таковое «воздействие», но и, более, считаю, что гегелевская «ирония истории» является для массы вождей именно следствием таких их действий (безусловно, не от незнания истории, а от нежелания ее «знать»).

Естественно, для меня лично такое абсолютно исключено. Но это опять сверх программы нашего спора. В продолжение же последнего можно лишь добавить, что побуждения не «должны», а могут, теми, кому интересно, анализироваться и не только с «честными целями», но и с какими угодно другими, как часто и делается.

5. О слове и числе. Должен тут абсолютно со мной согласиться, ибо (если ставить сравниваемое в аналогичные исходные позиции, а не брать одно из разряда полугениальности, а другое из области чуть не глупости) слово и цифра по однозначности заложенной в них информации при равных условиях – прямо антиподные вещи. Твои примеры из истории по широкополочному стану и по валкам – не выдерживают критики. Как раз формулы-то все там и решали, а слова, как слова, – выполняли известную функцию. Неуместны твои рассуждения и о собственной значимости слова и цифры. У меня о сем «эффекте сказано больше твоего (см. хотя бы размышления о власти). А лучше всего, пожалуй, вспомни высказывания Галилея и Ньютона. «Природа говорит с нами на языке математики»… Надо «придать физике математическую ясность, чтобы вызволить ее из болота бесплодных дискуссий о словах».

В части же «особой значимости» слова согласен не только с тобой, но и с Германом Вейлем, утверждавшим, что «слова – орудия опасные. Созданные для повседневной жизни, они обладают привычным значением лишь при известных ограничениях, но человек склонен распространять их на более широкие сферы, не заботясь о том, сохраняют ли они при этом твердую опору в реальности или нет. Не потому ли к таким тяжким последствиям приводит нас магия слов в сфере политики, где слова имеют уже совсем расплывчатое значение и человеческие страсти нередко заглушают голос разума».

Так что нет никакого спора. Есть просто, и тут только твой, заскок.

Убежден, ты согласишься с моими доводами. Но остается вопрос. Какая текстовая неточность, недоговоренность и тому подобные упущения послужили основанием для критики со стороны не просто читателя, а умного читателя? Об этом я хотел бы услышать. В части же принципиальных, так сказать мировоззренческих, аспектов позволю еще раз обратить внимание на то, что у меня написано. «Нельзя домысливать за автора вне контекста, вне общей направленности представленного. Надо быть весьма осторожным и придерживаться золотого правила: критикуемый не глупее критикующего. Критика должна быть на порядок точнее и весомее критикуемого. Обязана быть безупречной».

 

25.12

Из моих выступлений, предложений и статей в годы развала страны и горбачевской «перестройки».

 

29.09.82

Выступление на партийном собрании огк

Одна из главнейших задач – это задача всемерного повышения эффективности производства и экономия ресурсов.

В этом направлении мы ведем многие годы целенаправленную агитацию и соответствующую работу. В качестве одного из средств общественного воздействия и активиза­ции сотрудников в отделе разработана и действует в рамках личных творческих планов несколько измененная форма соревнования. Главные ее цели:

сделать соревнование более конкретным;

сосредоточить главное внимание на получении конечного положительного результата;

подчинить личные планы плановой системе конструкторских разработок в целом;

приблизить форму соревнования к его содержанию и твор­ческому характеру труда и, главное;

обеспечить комплексное решение стоящих перед нами проблем, использование всех известных направлений при создании экономичной, эффективной и надежной техники без противопоставления одного другому и решения одних задач в ущерб другим, как это часто иногда бывает в угоду эфемерным лозунгам, починам и всему подобному прочему.

Следует на последнем остановиться дополнительно. Вопросы повышения эффективности в пределах за­вода просты и не идут ни в какое сравнение с уровнем наших затрат энергии и ума на создание новой техники.

По нашим разработкам первая измеряется сотнями тысяч рублей годовой экономии, вторая – десятками миллионов. Так, например, в прошлом пятилетии расчетная народнохозяйственная эффективность разработанных объектов составила 84 млн. рублей – по 16,5 млн. в среднем на год, в то время как годовая экономия от сни­жения веса машин и трудозатрат находилась на уровне 200 – 300 тыс. рублей.

Если исходить изэтих цифр, то казалось бы и не стоило делу повышения заводской эффективности придавать значение. Но это было бы неправильно, и вот почему. Во-первых, вопросы заводс­кой эффективности могут и должны решаться не в ущерб главной задаче создания высокоэффективной техники в эксплуатации, поскольку они требуют для своего решения не конкурирующих между собой участков деятельности. Они решаются различными категориями работников, и для их решения требуются разные затраты ума и энергии.

Принципиальная новизна, а именно она дает максимальную эф­фективность, – это головная боль, а экономичная в изготовлении машина – просто аккуратность, использование опыта, известных приемов и принципов.

Кроме того, повышение заводской эффективности – это возмож­ность производства дополнительной техники, с той самой высокой эффективностью.

Это наша зарплата и премии, это резервы, так сказать, лежащие на земле, их нужно только поднять. В чем же тогда трудности?

Трудности в том, что к этому подключены не только старшие работники, не только изобретатели, а масса сотруд­ников всех уровней. Эффективная работа тут предопределяется правильной организацией производственного процесса, своевременным и качественным их обучением и воспитанием, приобщением к творческому осмыслению труда, каким бы большим или малым он не был.

Именно поэтому мы придаем большое значение новой форме творческих планов. Она позволяет по результатам, фактически уже сделанного, каждому оценить свой труд. Эта часть выполняется. Предстоит теперь перейти к следующему этапу, этапу использования этого богатого материала в качестве средства распространения опыта. Это прямая обязанность всех руководителей, начальников КБ и конструкторских групп, это обязанность всех, занимающихся стенной печатью. А примеров хороших у нас предостаточно.

Они отражены в творческих отчетах, но кто о них знает, кроме авторов и ближайших руководителей. Опыт остается с нами. Мы варимся в собственном соку. В отдельской газете на протяжении многих лет, даже десятков лет, периодически помещается материал о конструкторских ошибках, а было бы неплохо информировать коллектив (более чаще, чем об ошибках) о достижениях, заслуживающих внимания и распространения. Мы понимаем, афишировать хорошее и хвалить – задача более сложная и трудоемкая, чем критиковать, но им надо заниматься.

Несколько слов о показателях оценки работы. Все согласятся, что они, далеки от совершенства. Казенны и формализованы, легки для счета, но не отражают сущности оцениваемой работы. У нас такими показа­телями являются лист, тонны металла и нормочасы. Все они либо вступают в противоречие с фактически сделанным, ли­бо не полностью отражают сделанное, его сложность и новизну. Можно получить экономию в 50 тонн металла за счет исправления ранее допущенной недоработки, а то и прямой ошибки, а можно – за счет разработки принципиально нового решения.

К примеру, при повторной разработке шпиндельного соединения для серии унифицированных блюмингов в бригаде Панкратова удалось снизить массу грузового уравновешивания на 60 тонн, или для всех пяти механизмов – на 300 тонн, что эквивалентно массе одного шпиндельного соединения в целом.

Не хочу умолять заслуг конструкторов, вложивших труд в это дело, но результат здесь достигнут в большей части в силу именно недостаточной проработки конструкции в ее первоначальном исполнении, в какой-то степени даже неправильных при том решений.

Второй пример, в бригаде Юнышева разработаны барабанные ножницы с новой схемой резания, с так называемой установкой развернутых ножей, благодаря чему в 5 раз снижено макси­мальное усилие резания, а масса ножниц уменьшена в два раза. Та же экономия, но другого плана.

Равные по абсолютной величине, они будут равнозначны для завода, но не могут быть равны с точки зрения оценки творческого вклада конструктора. Полагаю, что есть смысл подумать над более дифференцированной системой показателей, по настоящему отражающих его труд. Выгодное по отчету, должно быть выгодным и по делу.

Конечно, у нас есть все обобщающий показатель – это показатель работы машин в эксплуатации. Сейчас таким экзаменом для нас будет являться пуск цеха жести в Караганде. А вот работа всех, кто принимал участие в создании балочного стана, успешно выведенного на проектную производительность при освоении всего сортамента балок, заслуживает отличной оценки уже сегодня.

Конечная оценка нашей работы в максимальной степени должна отвечать тем показателями, что мы применяем на промежуточных стадиях при подведении итогов текущей деятельности подразделений.

 

07.09.83

Уважаемая редакция!

С огромным интересом прочитал статью П. Игнатовского «О политическом подходе к экономике».

Считаю, что статья должна стать буквально программным доку­ментом.

Действительно, в области экономики и управления у нас появилось за последние годы много ненужных наслоений, про­тиворечащих главным принципам социалистического хозяйствования, основанного на высокой политической и общественной сознательно­сти подавляющего большинства членов нашего общества – качества многократно апробированного на всех этапах истории Советского государства.

Однако с некоторых пор незнание, неумение и просто леность этого большинства мы решили исправлять не средствами обучения и политического воспитания, а методами экономических катего­рий и ужесточенного контроля. Причем в области первых многие представители науки фактически адресовались к неприемлемым для социализма законам свободного рынка, подменив заботу о рентабельности народного хозяйства в целом заботой о рентабельности отдельных предприятий и отраслей, а вопросы сни­жения себестоимости товаров и услуг вопросами ценообразования в худшем их варианте – констатации уже свершившихся событий и затверждения принятых технических решений.

Сопутствующее тому искусственное завышение цен, непра­вомерно обосновываемых народнохозяйственной эффективностью, а не величиной произведенных затрат, привело к нерацио­нальному использованию трудовых ресурсов и относительному снижению темпов роста производительности.

Манипулируя народнохозяйственной эффективностью, экономисты до­пустили нарушение главного социалистического принципа оплаты по труду со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями.

Во второй области мы гипертрофировали кон­троль и контроль по конечными результатами подменили уп­рощенным бездумным контролем за процессом деятельности, за способами и методами решения задач, являющимися по делу прямой прерогативой исполнителей. Немалый вклад сюда внесли наши общественные организации, заменив сложный процесс оцен­ки результатов работы людей удобным счётом количества мероприятий, собраний, участников, принятых обязательств, причем в чисто производственной сфере, например, в системе управления качеством продукции.

Эти два момента столкнули нас в болото преступной бюрократизации производ­ства и, в первую очередь, процесса создания новой техники, породили массу никчемных согласований и вовлекли в оборот кучу формализо­ванных никому ненужных документов.

Борьба с этим должна стать борьбой центрального аппарата, борьбой всего народа.

Механизм хозяйствования должен быть основан на всемерном использовании преимуществ социалистической системы, а не приспосабливаться к хаосу товарно-денежных отношений, о чем справедливо пишет в своей статье Игнатовский. И вот здесь-то, в противовес критикуемому «контролерству», нужен настоящий контроль.

 

1983 год.

Проблемы создания новой техники.

Эффективность функционирования любой системы во многом определяется уровнем оптимальности организационных решений. Оптимальным же можно считать такое решение, анализ ко­торого в полной мере удовлетворяет специалистов (соответствующей квалификации и компетентности) и не вызывает у них желания что-либо изменять и переделывать.

Дня проведения анализа применяются методы качественной и количественной оценки. Первый из них, основанный на знаниях, опы­те и интуиции специалистов, весьма мобилен и универсален. Часто он единственно возможен, и с минимальными затратами обеспечивает достижение конечной цели. Второй трудоемок, сопряжен с большим количеством детальных расчетов и по ряду привходящих мо­ментов (отсутствие четких функциональных связей между отдельными факторами, неопределенность в исходных данных и т. д.) нередко оказывается менее результативным, чем первый.

Где и когда использовать тот или иной метод? Каково соот­ношение между ними? Рассмотрим эти вопросы применительно к производству крупных промышленных комплексов, определяющему потенциал страны.

Особенности таких изделий (длительный цикл их изготовления, исключительно высокая стоимость разработки, отсутствие возможности проверки принимаемых решений через опытные образцы для многих видов уникальных производств) привели к необходимости использования и особых приемов их проектирования, изготовления, монтажа и эксплуатации.

Одним из условий организации процесса их сооружения, например, прокатных станов, машин не­прерывного литья, является соблюдение принципа обязательного и возможно быстрого достижения намеченной цели при любых заранее непредусмотренных отклонениях, за исключением случаев, когда уровень их превысит допустимый и потребуется полная отмена при­нятого решения.

Второе условие связано с необходимостью применения упрощенных методов расчета и анализа, продиктованного упомянутой спецификой, высокой степенью неопре­деленности и нестандартностью принимаемых решений.

И, наконец, третье условие заключается в предоставлении исполнителям макси­мальной свободы действий на пути к требуемому конечному результату и установлении, соответственно, минимального внешнего контроля на промежуточных этапах.

Отсюда, организация работ по созданию такого обо­рудования должна быть приспособлена к быстрому реагированию на возможные ситуации, а исполнители наделены правом оперативного уточнения ранее принятых решений по непринципиальным частным момен­там без утверждения вышестоящим руководством. Для отраслей с длительным циклом изготовления техники система должна быть кроме того рассчитана на определен­ное авансирование труда на основании ожидаемых результатов.

Примерно до середины 60-х годов соблюдение таких условий способствовало экономичному и быстрому процессу создания новой техники. Сегодня он стал сдерживается барьерами, придуманными будто бы с целью его стимулирования и большей эффективности.

В качестве исходных концепций взяли на вооружение методы чисто экономических категорий и ужесточен­ного контроля. Заботу о рентабельности народного хозяйства в целом подменили заботой о рентабельности отдельных пред­приятий и отраслей. Проблемы снижения себестоимости товаров и услуг – ценообразованием. Контроль за конечными результатами человеческой деятельности – контролем за способами и методами движения к этим результатам.

Данные обстоятельства усложнили процесс управления производ­ством и, в первую очередь, создания новой техники, породили ненужные согласования многочисленных документов.

Ранее исходным документом для принятия решения, планирования и сквозной организации процесса создания объектов капитального строительства, включая его оборудования, служило проектное задание со сметной стоимостью и экономическим обоснованием целесообразности предполагаемой работы. Экономическое обоснование выполнялось на базе усредненных показателей предшествую­щего периода работы в данной области с некоторыми элементами экспертных оценок по отдельным частям проекта, связанным с прин­ципиально новыми разработками, не имеющими аналогов. После принятия на основе проектного задания директивного решения о его реализации задача исполнителей на всех стадиях заключалась в одном – обеспечить достижение конечной цели максимально быстрым и дешевым способом.

Отказ от реализации намеченной цели, узаконенной государ­ственным планом, а для крупных объектов и правительственным поста­новлением, мог состояться только как исключение при установлении ошибочности принятого решения. Для того, чтобы отменить принятую и ут­вержденную программу, нужны были очень веские доказательства. Во всех остальных случаях требовалось безусловное выполнение задачи. Теперь в этот строгий процесс введены операции дополнительных эко­номических обоснований на промежуточных этапах создания тех­ники в виде так называемых лимитных цен.

В теоретическом плане их назначение понятно и оправдано для массового и крупносерийного производства, где цена будущего изде­лия должна быть всесторонне взвешена и скрупулезно обсчитана. Здесь требуется четкий количественный анализ, В единичном производстве расчет лимитных цен по всем состав­ным частям промышленного объекта бесполезен. Он не только связан с неоправданной затратой труда большого аппа­рата экономистов, но и противоречит главной цели принятого решения.

В связи с необходимостью обязательного выполнения плановых заданий процедура определения и согласования лимитных цен выли­вается фактически в их подгонку до уровня, обеспечивающего требуемую рен­табельность при любых ожидаемых отклонениях на всех последующих стадиях реализации намеченной программы. Неопределенность в проектных решениях, действительная характеристика которого будет уста­новлена только в далеком будущем, позволяет исполнителям сделать это доказательно (хотя иногда и очень сложным путем, с большой затратой труда и времени) для любой согласующей и утверждающей инстанции.

Однако такой «подгоночный» подход к расчету лимитной цены вызван не только несоответствием требованию обязательного и возможно быстрого достижения конечной цели. В лимитной цене за­ложены и недостатки социального порядка. Исходной базой для ее определения фактически служит народнохозяйственная эффективность, Но последняя является достоянием всего общества и использование ее хотя бы косвенным образом, как меры цены и, тем более, как меры поощрения конкретного коллектива ведет к нарушению основного социалистического принципа оплаты по труду.