Европейские и мировые архитекторы для Европы: мастера и новые лидеры

 

Наблюдения за мировой картиной современной архитектурной экспансии в городах дают возможность сделать определенные предположения. Архитекторы с мировым именем чрезвычайно бережно относятся к контексту европейского города. Те же архитекторы видят в экономически щедрых заказах, поступающих от других континентов, и главным образом из азиатских стран, возможность свободно экспериментировать, используя новые технологии и изощренные авангардные формы. Не потому ли аттракционность азиатских построек часто обескураживает европейского зрителя? С другой стороны, работая в пределах Европейского континента, любой, в том числе и «звездный», архитектор всегда чувствует контекст, даже если предлагает необычное и рискованное решение. Индивидуализация языка — процесс, связанный с глубинными основами современного творчества. Постмодернистская философия в 1980-е гг. тоже призывала к увеличению языков. Но это была тенденция увеличения по принципу плюральности, эклектики (Лиотар, Барт, Кристева). Плюрализм как осознанное смешение различных языков архитектуры, т. е. как процедура логической игры, как «радикальный эклектизм» 1980-х, на рубеже веков и в начале XXI в., уже не отвечает внутренней потребности выражения творческой индивидуальности во всей ее полноте. Плюрализм сам по себе не в состоянии производить подлинное разнообразие. «Сложность и противоречия» не являются больше его гарантами, поскольку неотъемлемым условием различия оказывается определенный уровень эмоциональной непосредственности, наивности, чувствительности, без которых невозможно удержать необходимый уровень напряженного существования противоположностей.

Рассмотрим произведения некоторых наиболее известных архитекторов. Европейская архитектура пытается стимулировать динамичное общение со зрителем. В этом ракурсе инновационные объекты архитектуры можно разделить на два распространенных типа — чувственно постигаемые и умопостигаемые объекты. Чувственно постигаемые объекты превалируют сегодня. Такой поворот наметился с приходом дигитальной архитектуры и со сменой вектора развития в культуре. Характерная для архитектуры высокого модернизма тенденция — просто не замечать массовую культуру — пошла на убыль с 1970-х с приходом постмодернистских настроений. Усилению новой динамики способствовало единение дисциплины с различными видами искусства, уже давно занятыми проблемой влияния на современную публику.

 

Создавая эмоционально воздействующие, чувственно постигаемые объекты, архитектура ради успеха у публики развивает методы и технику инсталляции. Инсталляция — своего рода символическая декорация, которую зритель созерцает не со стороны, как картину, но может сам находиться внутри нее. Идея инсталляции рождена концептуальным искусством (Марсель Дюшан, сюрреалисты) и первоначально опробована на посетителях выставочных залов, когда предмет искусства становился сценой, втягивающей в себя посетителя, что делало невозможным конструировать объективную и нейтральную точку зрения со стороны. Современный архитектурный объект можно увидеть как гигантскую инсталляцию, созданную в русле современной эстетики, с добавленной к ней утилитарной функцией. Инсталляция в архитектуре создает особую «атмосферу». Это опыт специфической фрагментации пространства, сопровождающийся цветовыми и световыми эффектами, предназначенный для возбуждения публики и введения ее в некоторое заблуждение относительно реальной структуры пространственного окружения. Человеческое тело в таких необычных условиях стремится к релаксации, сам же человек готов принять на веру любую иллюзию. «Атмосфера» инсталляции усилилась в 1990-е, с приходом дигитальной архитектуры. Чувственно постигаемая архитектура не нарушает привычного автоматизма восприятия. Напротив, способствует ему, но при том усиливает эстетизм, эмоциональный подъем, ощущение комфорта и приятной расслабленности. Эстетика инсталляции проникает и в крупномасштабные объекты. Опыт чувственной архитектуры не чужд всей звездной системе архитекторов.

Заха Хадид предлагает проект Исламского центра искусств на территории Лувра, отражающий томность Востока. Многие проекты Хадид впитали эстетику динамичной мягкой инсталляции, смягчив резкость ее почерка. Заха Хадид создает головокружительное пространство Музея актуального искусства МАКСИ в Риме (2011), проявляя мастерство ин сталляции, граничащей с аттракционом. Ян Каплицкий из фирмы «Футур систем» создает мягко взволнованный фасад здания универмага Селфридж, покрытие которого вызывает чувственные ассоциации с металлизованной тканью одежды от Пако Рабан. Башни Порта Фира (Porta Fira towers) на площади Европы в Барселоне архитектора Тойо Ито отсылают к восточным орнаментам.

Башни Порта Фира

MAXXI – Национальный музей искусств XXI века

 

Фирма Эмёрджент в Лондоне создает причудливые инсталляции. В эту же типологию легко вписываются опыты с интерактивными средами. Но более продуктивным в продвижении живых акций архитектуры, придающих ей самой дерзкую энергию, как ни удивительно, является второй тип — сложно осваиваемая, даже озадачивающая, эпатирующая архитектура, иначе умопостигаемые или странные объекты. У зрителя нет опыта освоения такой архитектуры. Странная архитектура заставляет включить все механизмы памяти — и чувственно-телесный опыт освоения пространства (с целью проконтролировать свои автоматические реакции), и ассоциативный опыт (с целью сфокусировать внимание на смыслах). Иначе говоря, странные объекты — это одновременно и чувственно постигаемая, и умопостигаемая архитектура. Она воздействует на оба типа памяти.Она намеренно сбивает устойчивый автоматизм чувственного восприятия, и уж никак не способствует расслабленному поведению. Но главное — она заставляет интенсивно работать ассоциативную память, и более того, подключать работу интеллекта. Аналитика подключается на какой-то стадии восприятия, но здесь и возникают трудности ее непротиворечивого единения с эмоциональной. сферой, так как эмоциональное восприятие в данном случае также сдвинуто с привычного автоматизма. Приведем примеры странной архитектуры. Работа фирмы «Герцог и де Мерон» стадион Альянц-Арена в Мюнхене доставляет зрителю и сенсорное, и интеллектуальное удовольствие.

Стадион Альянц-Арена

Несмотря на огромный размер и массивность постройки, человек неожиданно переживает ее как уютную и мягкую на ощупь благодаря необычному типу обшивки.

Особо яркий пример умопостигаемой архитектуры — проект Рема Кулхааса «Каза ди Музика» для города Порто в Португалии.

Каза ди Музика

Форма, предложенная Кулхаасом, несопоставима с известным репертуаром образов филармоний или домов музыки. Формальный жест Кулхааса скорее похож на магический трюк. В самом центре небольшого города мы наблюдаем странный объект, приковывающий внимание хотя бы тем, что он резко нарушает масштабный строй исторического окружения. Этот гигантский музыкальный ящик вторгается в окружение как бы из другого мира. Он предназначен порвать с таинством слушания музыки, всегда сосредоточенного, охраняемого, изолированного. Он экстраполирует эту функцию в окружающую городскую среду. Как очевидно, здесь нет постмодернистского столкновения формальных тем, но есть прямое следование теоретической концепции самого Кулхааса, известной как «кросс-программирование». Приведены в столкновение несовместимые функции. Одновременно продемонстрирована постмодернистская гибридность — пестрые формальные темы введены в интерьер. Другими словами, перед нами незнакомый и очень странный объект.

 

Так в чем же сила этих двух наиболее активных типов архитектуры? Оба типа архитектурных объектов имеют тенденцию не просто заинтересовать и привлечь своего зрителя, но и побудить его к динамическому с ними взаимодействию. Первая — легко усваиваемая архитектура, предлагает эмоционально волнующие, чувственно постигаемые объекты, перекидывает мост между высокой и низкой культурой, комбинируя новейшую эстетику и самое изощренное исполнение с общим для всех людей стремлением к комфорту или просто к физической защите. Эта архитектура удерживает власть, взяв на вооружение стратегию обольщения. С ней контрастирует умопостигаемая архитектура, которая предлагает странные объекты и пытается опробовать на широкой аудитории новейшие профессиональные коды, долгое время остававшиеся внутренними для искусства в целом. Она способна не только управлять эмоциями человека, но и побуждать к расшифровке самого архитектурного концепта, тем самым влиять на формирование нового типа восприятия и мышления.

В картине мозаичного цветения сегодняшней европейской архитектуры нелегко выделить главные фигуры, тем более что число мастеров постоянно множится. Жан Нувель — признанный национальный гений Франции и лидер современной архитектуры, прошедший путь от Института арабского мира в Париже (1982–1987) к башне Агбар в Барселоне (2000), к дигитальной конструкции Парижской филармонии (2010). Швейцарцы Жак Герцог и Пьер де Мерон.

Института арабского мира в Париже

Башня Агбар

Голландец Рем Кулхаас — мировая величина в архитектуре. И здесь рассмотрим лишь его европейский опыт. Дом музыки в Порту упоминался выше. Помимо него, необходимо назвать Театр музыки в Роттердаме.

http://www.novate.ru/blogs/240415/30945/ -знаковые постройки Колхаса

Англичанин Норманн Фостер — король хай-тека в 1990-е сегодня строит высокотехнологичные здания.

http://www.novate.ru/blogs/080215/29912/

Среди новых лидеров испанец Энрик Руис Гели.

Мы рассматривали здесь два полюса глобализационного процесса — глобальный и локальный, за которыми стоят: во- первых, противоположные по своей природе властные инициативы, во-вторых, интересы различных социальных страт. Архитектура, как очевидно, отвечает обеим инициативам. Если архитектура видит себя частью системы политического и экономического контроля, она идет за глобальной инициативой. Опасность прямого следования глобальной инициативе состоит в том, что архитектурная стратегия способствует взращиванию потребительства, продолжению политики спектакля, приемов аттракциона. Локальная инициатива сегодня — это в основном программы регенерации, сохранение идентичности в масштабах города. Она отчасти урезана, но в какой-то степени служит привлечению архитектуры как специфической защитной системы человека. Стратегия архитектуры двойственна. С одной стороны, она играет ключевую роль в создании новых брендов для ведущих корпораций, с другой — возможно, еще более важную роль в формировании новой культурной идентичности локусов, способствуя их встраиванию в глобальную систему культуры и экономики. Само городское пространство сегодня становится одним из акторов, продуцирующим новый результат. В сложной смеси новых условий лежит некая политика — политика новых пользователей города. Рядом противоположно направленные политические требования права на город его коренных жителей. Перекройка центральных зон городов — это часть новой урбанистики, опирающейся на экономическую активность. В ней основание быстрого инициативного роста глобальных процессов — от экономики к культуре.

Архитектура сегодня, как можно понять из вышесказанного, с одной стороны, играет ключевую роль в создании новых брендов для ведущих корпораций и подчиняется запросам девелоперов, с другой — возможно, еще более важную роль в формировании новой культурной идентичности локусов, способствуя их встраиванию в глобальную систему культуры и экономики. Отстаивая ценности преображающихся, но сохраняющих (или даже усиливающих) своеобразие культур, архитектура укрепляет позицию противостояния унифицирующему влиянию сетевой экономики. Современная архитектура, как и современная культура в целом, «инструментальна». Она, как и всегда, социально ангажирована и способна оказывать прогнозируемое влияние на человеческую практику. Архитектура современной Европы движется по, казалось бы, несовместимым траекториям — от высокотехнологичной конверсии (фактически реанимации построек прошлого) до дерзких дигитальных опытов.