Альтернативное неоклассике течение зародилось еще в конце XIX века в США. Толчком к становлению американского институционализма послужили традиции немецкой исторической школы. Тогда среди американских экономистов было принято ездить учиться в Германию, где они знакомились с новыми идеями и, главное, перенимали новую методологию экономических исследований. Надо заметить, что в то время в США шел активный процесс индустриализации, складывались крупные корпорации, которые уже имели возможность оказывать давление на рынки, создавались акционерные общества, бурно росла торговля. Однако неоклассический подход не позволял анализировать эти процессы. Поэтому идеи немецкой школы пали на благодатную почву и были охотно восприняты американскими учеными.
Это направление экономической мысли в научной литературе обычно называют традиционным или «старым» институционализмом, чтобы не путать его с современной институциональной экономической теорией, которую соответственно стали называть новым институционализмом.
В отличие от неоклассической теории, традиционный институпионализм представляет собой течение экономической мысли, которое тяготеет к объяснению поведения человека в соответствии с правилами или институтами. Оно исходит из постулата, что именно общественные обычаи регулируют хозяйственную, экономическую деятельность. И, следовательно, исходным пунктом анализа становятся институты, а не индивид (что характерно для неоклассической теории).
Традиционный институционализм является старейшим направлением в институциональной теории, в той или иной степени он повлиял на все институциональные школы, которые возникли впоследствии.
Основоположники традиционного институционализма. Появление традиционного институционализма связано прежде всего с работами Торстейна Бунде Веблена (1857–1929), в которых он подверг критике концепцию рациональности и соответствующий ей принцип максимизации как основополагающий в объяснении поведения экономических агентов.
Т. Веблен считал, что задачей экономистов, среди прочего, является изучение норм, обычаев, привычек, а также их эволюции для интерпретации решений, которые принимают экономические агенты в разное время и в разных обстоятельствах. И в этом принципиальное отличие институционализма от неоклассической теории, строящей свои модели на постулате о рациональном поведении человека. В противовес ему Веблен выдвигает теорию о роли инстинктов в экономико-социальном поведении человека. Он считает, что поведение человека зависит от инстинктов и привычек. Причем инстинкты человека, которые он наследует подсознательно, отличаются от инстинктов животных. Веблен выделяет инстинкты труда, мастерства, праздного любопытства, родительский инстинкт, инстинкт себялюбия, а также инстинкт подражания (таблица 1.1).
Инстинкты труда и мастерства отделяют людей от животных. Инстинкт мастерства побуждает человека добиваться совершенства при изготовлении любого предмета. Инстинкт праздного любопытства лежит в основе игр и, в частности, по Веблену, в основе обмена. Праздному любопытству мы обязаны и всеми научными открытиями, ибо ученые руководствуются именно этим инстинктом. Родительский инстинкт, согласно Веблену, порождает коллективизм, а инстинкт себялюбия – индивидуализм, что позволяет ученому легко уйти от ответа на вопрос, почему в обществе мы наблюдаем проявления как индивидуализма, так и коллективизма.
Таблица 1.1 – Развитие институтов по Веблену
| Институт | Хищническая фаза | Квазимиролюбивая фаза |
| Движущий мотив | Инстинкт мастерства | Завистливое соперничество |
| Собственность | Свидетельство способностей | Свидетельство почета |
| Почетная деятельность | Охота, сражение | Праздность |
| Разделение труда | Мужчины – женщины | Праздный класс – трудящийся класс |
| Жена, слуги | Трофей охоты | Подставные потребители |
Возникновению институтов, закрепляющих устойчивые образцы поведения в обществе, способствует инстинкт подражания. Веблен утверждает, что людям в огромной мере свойственно стадное чувство, которое и определяет их экономическое поведение. Отсюда характерное для людей демонстративное потребление, присущее им тем больше, чем они богаче. Люди, по мнению Веблена, производят значительное количество трат просто потому, что кто-то их уже произвел. Они тратят огромные деньги на совершенно бессмысленные вещи, следуя определенному примеру, моде. Так, если бы люди среднего достатка не делали глупостей в течение своей жизни, они могли бы построить себе дом, а не жить в наемной квартире. Однако люди максимизируют не благосостояние, а собственный престиж в глазах других.
Веблен показал, что в рыночной экономике потребители подвергаются всевозможным видам общественного и психологического давления, вынуждающих их принимать неразумные решения, тем самым, он существенно поколебал такие базовые положения классического и неоклассического направлений в экономической науке, как убежденность в суверенитете потребителя и рациональности его поведения.
Но если определяющую роль в поведении человека играют инстинкты и привычки, то экономика должна быть наукой эволюционной. Понять, почему люди ведут себя сейчас именно так, а не иначе, можно, лишь зная, как они вели себя ранее. Именно в этом, с точки зрения Веблена, заключается основной недостаток неоклассической теории, которая исследует текущий выбор человека без учета прошлого. А без него понять настоящее невозможно [Веблен, 1994].
Основные положения критики Вебленом неоклассической теории можно свести к следующему.
1) Эта теория не рассматривает характерные для поведения человека аспекты эволюционных изменений. Соответственно при анализе поведения игнорируются такие важнейшие факторы, как приобретенный социально-экономический опыт, знания и навыки.
2) Эта теория, игнорируя любые формы социального влияния на предпочтения индивидов, сводит самих индивидов к машинам, которые механически действуют по вложенным в них программам потребления в соответствии с заданной функцией полезности.
3) Эта теория представляет собой систему логических и математических выводов из стилизованных фактов, взятых из бизнеса и психологии, не всегда аккуратных, а иногда просто ошибочных. Опора на эти факты при выборе базовых предпосылок приводит к некорректным прогнозам поведения индивида.
Однако, критикуя неоклассическую теорию, Веблен практически ничего не предлагает взамен. Подобно другим ранним институционалистам, он дает лишь философское объяснение изучаемого феномена и не выдвигает никакой модели, которая позволила бы, подставив в нее конкретные данные, предсказать динамику развития того или иного института.
Другим представителем раннего институционализма считается Уэсли Клер Митчелл (1874–1948). Митчелл развивал идеи Т. Веблена о человеческом поведении, основанном на привычках, сформированных в определенных ограничениях (несовершенство информации и ограниченности индивидов по ее восприятию и переработке).
Он также известен как активный сторонник использования эконометрических методов в экономических исследованиях. Митчеллу принадлежит фундаментальное исследование циклов деловой активности. По Митчеллу стремление предпринимателей к максимизации прибыли лежит в основе циклического развития рыночной экономики. Ценовые сигналы, влияющие на объем производства, не всегда синхронизированы, то есть в реальной экономике действуют так называемые эффекты «опережения» или «запаздывания», например, розничных цен с оптовыми, или цен на сырье и готовую продукцию. В результате происходят изменения в реальном выпуске.
С точки зрения Митчелла, циклы связаны с динамической природой любой экономики. Они основаны не на равновесных состояниях системы, а на взаимодействии технологических сил, вызывающих изменения, и институциональных факторов, ограничивающих эти изменения и задающих стабильную социальную структуру. Увидеть эти регулярные изменения позволяет анализ стандартизированного поведения экономических агентов, которое обусловлено институтами.
Таким образом, рыночный механизм не совершенен и требуется вмешательство государства для сглаживания циклических колебаний деловой активности. Митчелл – один из тех экономистов, кто предсказал Великую депрессию и предлагал еще в середине 1920-х гг. усилить роль государства в экономике, в частности, путем создания общественных работ.
Имя третьего из основателей традиционного институционализма – Джон Роджерс Коммонс (1862–1945). Дж. Коммонс представлял социально-правовую разновидность институционализма. Его имя ассоциируется с документированием историко-экономической информации, работами по вопросам труда и регулирования сектора коммунальных предприятий, а также с предложенной им аналитической схемой, в которой сделан акцент на эволюцию правовых институтов разрешения конфликтов.
Также он является основателем теории соглашений (контрактов). В своей работе 1924 года «Правовые основы капитализма» Коммонс говорит о том, что из-за редкости ресурсов участники взаимодействия сталкиваются не только с задачей их распределения между конкурирующими способами использования (чем, собственно, занимается неоклассическая теория), но и с необходимостью кооперироваться друг с другом, что неизбежно приводит к конфликту интересов. Для их гармонизации или, по крайней мере, для создания возможностей кооперации необходимы коллективные действия.
По Коммонсу, коллективные действия контролируют действия индивидуальные через физические, моральные или экономические санкции. Таким образом, коллективные действия выступают в качестве ограничителей действий индивидуальных. Но их ограничительная функция – не единственная. Коллективные действия могут также расширять рамки индивидуальных действий.
Организованные формы коллективного действия (в терминологии Коммонса,к которым относятся государство, политические партии, суды, профсоюзы, фирмы, церковь и пр., а также всевозможные правила, нормы, обычаи и законы, которые регулируют деятельность индивидов и фирм, носят название рабочих правил.
Окружающие условия постоянно меняются, поэтому для эффективной работы экономики модификация и подстройка рабочих правил неизбежна. В силу этого экономика – эволюционная наука. Например, с точки зрения Коммонса, переход от феодализма к капитализму обусловлен постепенным появлением новых практик и соответственно новых рабочих правил. Формулировали правила (с учетом прошлого опыта) суды, которые решали, какие практики выгодны в новых условиях, и легализировали их. В этом смысле позиция Коммонса сходна с позицией Веблена. Однако в отличие от Веблена он не отвергает неоклассику, а лишь говорит о необходимости дополнить анализ институциональными факторами.
Работа Коммонса опирается на англосаксонскую систему права. В этой традиции право является прецедентным, и, следовательно, роль судей здесь необычайно велика – ведь от них зависит, какое правило применить и каким образом. Именно поэтому анализ Коммонса годится лишь для стран с той же системой права.
Коммонс полагал, что наиболее важными задачами экономического исследования являются изучение влияния структуры существующих рабочих правил на поведение индивида и изучение механизмов эволюционной селекции правил во времени (поведение отдельных коллективов, судов, правительств). Что же касается его взглядов на будущее американского капитализма, то они были весьма оптимистичны. По его мнению, для решения накопившихся проблем было достаточно лишь незначительной корректировки и институциональных реформ в некоторых областях. Капитализм как систему Коммонс под сомнение не ставил. В этом он отличался от Веблена, который считал коренные реформы необходимыми. Во многом такую разницу в позициях можно объяснить социальным происхождением ученых: Коммонс был из семьи первопоселенцев Америки, а Веблен – сыном эмигрантов
Развитие традиционного институционализма во второй половине ХХ века. Институционализм первой третиXIXвека занимался в основном институтами развитых стран Запада (прежде всего США). С 1940–1950-х гг. круг институциональных исследований расширяется и начинает включать анализ институтов предшествующих исторических эпох и развивающихся стран.
Важную роль в становлении современного традиционного институционализма сыграли работы австро-американского экономиста Карла Поланьи (1886–1964). В книге «Великая трансформация» (1944) самым важным его теоретическим открытием стало выделение трех типов отношений обмена: реципроктности (взаимный обмен на натуральной основе), редистрибуции (централизованной системы перераспределения) и товарообмена, лежащего в основе рыночной экономики. Поланьи указал на историческую ограниченность и искусственность рыночной системы, которая просуществовала в относительно «чистом» виде не более полувека.
К традиционному институционализму можно отнести Джона Кеннета Гэлбрейта (1908–2006.) и его теорию техноструктуры, изложенную в книгах «Новое индустриальное общество» (1967) и «Экономические теории и цели общества» (1973). Рассматривая проблему информации и ее распределения среди участников обмена, Гэлбрейт утверждает, что на современном рынке никто не обладает всей полнотой информации, знания каждого носят специализированный и частичный характер. Полнота информации достигается только с помощью объединения этих частичных знаний в рамках организации или, как ее называет Гэлбрейт, техноструктуры. Он считает, что в современных условиях именно техноструктура, а не собственники капитала обладает реальной властью в корпорациях. Целью же последней, по мнению Гэлбрейта, является не столько максимизация прибыли, сколько постоянный экономический рост, который только и обеспечивает рост должностных окладов и стабильность [Гэлбрейт, 1979].
Однако экономический рост, необходимым условием которого является рост потребления, ведет к дальнейшему давлению на потребителей со стороны производителей. Как и Веблен, Гэлбрейт подчеркивает, что в условиях современного рыночного хозяйства власть находится не в руках потребителя, как то постулируется неоклассической теорией в положении о суверенитете потребителя, а в руках производителей, которые используют наличие психологических потребностей в целях получения прибыли. Гэлбрейт отмечает, что психологические потребности, к которым он относит потребность в чувстве личного успеха, престижа, сознания собственной привлекательности и т. д., инициируются средой и изменчивыми нравами, ими легко управлять. И потому не вызывает удивления, что в современных условиях 
чрезвычайно разросся аппарат внушения и убеждения, связанный с продажей товаров, в первую очередь рекламы. Гэлбрейт считает, что по средствам, которые расходуются на эту деятельность, и способностям, которые находят в ней применение, она все более соперничает с процессом производства товаров.
Не удивительно, что представители традиционного институционализма, в первую очередь социально-психологического направления, делали вывод о том, что рыночную экономику характеризует не эффективность и целесообразность, а демонстративное расточительство, завистливое сравнение, гипертрофированный рост индивидуальных потребностей, приводящие к разбазариванию природных ресурсов и деградации природы.
3. Определение и функции института.
Изучение институтов начнем с этимологии слова институт - toinstitute(англ) - устанавливать, учреждать. Понятие института было заимствовано экономистами из социальных наук, в частности из социологии. Институтом называется совокупность ролей и статусов, предназначенная для удовлетворения определенной потребности.
Любой институт — экономический, социальный, культурный — есть, по определению Дугласа Норта, правило игры в обществе, дополненное механизмом принуждения к его исполнению.
Принятие законодателем некоторого нормативного акта представляет собой лишь начало процесса создания нового института, оно не тождественно такому созданию. Институт ― это функционирующее правило: чтобы закон стал институтом, он должен исполняться
Пример: Представим себе институт метафорически как некий лабиринт. Войдя в него, можно разными путями добраться до выхода. Если мы попадем в коридор, который кончается тупиком, нам, чтобы выйти из лабиринта, придется перелезать через стену, что связано с большими трудозатратами и риском свернуть себе шею, и мы лучше вернемся обратно и пойдем другим путем. В этом смысл института. По отношению к человеческой воле институт есть нечто внешнее, навязанное законом ли, обычаем ли. Но в любом случае человек понимает, что каких-то вещей делать нельзя или что их надо делать определенным образом.
Как ведет себя человек в лабиринте? Когда он зайдет туда впервые, он будет очень долго бродить, прежде чем найдет выход, причем оптимального пути от входа до выхода он с первого раза так и не определит. Вторично попав в лабиринт, он учтет прежние ошибки, будет помнить, где он наткнулся в прошлый раз на стену и куда идти не надо, а где пройти можно. Налицо процесс обучения, который возможен и на основе собственного опыта, и на основе информации, полученной со стороны. При сотом (как и при пятисотом) прохождении лабиринта человек уже может даже по сторонам не смотреть. Он станет действовать рутинно, без рационального осмысления того, как и зачем он поворачивает туда или сюда.
Лабиринт от долгого употребления слегка обвалится и будет нуждаться в реставрации. Тогда люди начнут спорить, в каком виде его следует восстановить — в том же самом или в несколько ином? Одни примутся кричать: «Ребята, мы всю жизнь так ходили! Отцы и деды наши так ходили! Давайте восстановим стену там, где она стояла». Другие предложат не строить в этом месте стены, чтобы можно было пройти напрямик, выиграв время. В обществе вспыхнет конфликт, который разрешится, в конце концов, созданием и закреплением нового пути через лабиринт. Такова схематично судьба института.
Еще в 1934 г. Коммонс указывал на существование различных подходов к определению понятия институт, порождающих сложности во взаимопонимании и, соответственно, в дальнейшем развитии институциональной теории. Он писал: «При определении сферы применения так называемой институциональной экономике сложность заключается в неопределенности значения слова институт. Иногда кажется, что институт подобен зданию, каркас которого сделан из законов и правил, а индивиды являются жильцами этого здания. А иногда кажется, что институт — само поведение жильцов».
С точки зрения Шмоллера, мы с момента рождения окружены институтами и действуем в их структуре. Институты влияют на наши стимулы (мотивацию); стимулы, в свою очередь, оставляют след на нормах и ценностях, а нормы и ценности принимают форму институтов (рис.).
Торстейн Веблен пишет об институтах в своей работе «Почему экономика не эволюционная наука» (1898) как о регулирующих общественные отношения установившихся социальных правилах и соглашениях, к которым он относит язык общения, деньги, право, системы мер и весов, а также фирмы (и иные виды организаций). Эти правила, по его мнению, — результат привычки, которая является основой как осознанного, так и неосознанного поведения. А сами привычки формируются за счет повторения действий. Веблен отмечает, что, пока правовые или любые другие нормы не стали привычными для общества, они не включаются в социальную систему, и членов в обществе не принуждают к их исполнению.
Сходную с Вебленом позицию занимает Эмиль Дюркгейм. Он воспринимает институты как любой вид мыслей, действий и чувств, которые ограничивают индивидов. В этом смысле социальные факты (одно из центральных понятий его теории) и институты достаточно схожи. Критикуя утилитарный подход Спенсера, Дюркгейм подчеркивает, что регулятивные институты (например, контракты) создаются людьми, и что часто дизайн институтов определяется не их эффективностью, а моральными и этическими нормами создающих их людей. Различные подходы авторов к понятию институт(социологический подход и экономический подход) представлены в таблице.
Таблица – Подходы к понятию «институт»
Чтобы пояснить важность роли строгого определения понятия института, обратим внимание на следующие моменты. Поведение экономических агентов, следующих тому или иному правилу, демонстрирует определенную регулярность, т.е. является повторяющимся. Однако к повторяющемуся поведению индивидов приводят не только действующие институты, но и другие механизмы, имеющие естественное происхождение, т.е. вовсе не созданные людьми.
Существование института говорит о том, что действия людей зависят друг от друга и влияют друг на друга, что они вызывают последствия (внешние эффекты), учитываемые другими людьми и самим действующим экономическим агентом. Естественные механизмы в результате их объективного существования приводят к схожим результатам, однако повторяющиеся действия оказываются следствиями решений, принимаемых отдельными экономическими агентами независимо друг от друга и без учета возможных санкций, которые к ним может применить гарант той или иной нормы.
Институты невозможно увидеть, ощутить физически или измерить. Это своеобразные конструкции, невидимые механизмы, созданные человеческим сознанием. Институты отражают образ мышления, характерный для определенной общности людей.
Рассмотрим несколько условных примеров.
Пример: Люди, живущие на верхних этажах высоких домов, желая выйти на улицу, пользуются лифтами (в случае их поломки – спускаются по лестнице), демонстрируя тем самым безусловную повторяемость своего поведения. Никто из них (за исключением самоубийц) не выпрыгивает в окна: человек понимает, что такой его поступок будет «наказан» законом тяготения. Можно ли говорить об отмеченной регулярности как об институте? Нет, поскольку механизм «наказания» отклонения от общего порядка действий не имеет никакого отношения к созданию его людьми.
Пример: На конкурентном рынке цены на однородную продукцию, демонстрируя определенную дисперсию, тем не менее, имеют одинаковый уровень. Продавец, установивший на таком рынке вдвое большую цену, определенно будет «наказан» разорением. Можно ли здесь говорить о существовании института установления равновесной цены? Нет, поскольку покупатели, избегающие приобретать товар по завышенной цене, вовсе не ставят перед собой цели наказать соответствующего торговца – они просто принимают (независимо друг от друга) рациональные решения, не планировавшимся результатом которых и оказывается «наказание» такого продавца.
Сущность институтов проявляется в их функциях.
1) Ограничение доступа к ресурсам и вариантом их использования. В свою очередь ограничительная функция связана с функцией координации экономических агентов, то есть описание содержания института содержит в себе знание о том, как должны вести себя экономические агенты, оказавшиеся в той или иной ситуации. Исходя из него, агенты будут формировать собственную линию поведения, учитывая ожидаемые действия другой стороны, что и означает возникновение координации в их поступках. Важным условием такой координации является информированность агентов о содержании института, регулирующего поведение в той или иной ситуации.
2) Функция координации неразрывно связана с возникновением координационного эффекта, суть которого заключается в обеспечении экономии для экономических агентов на издержках изучение и прогнозирования поведения других экономических агентов, с которыми они сталкиваются в различных ситуациях. Таким образом, координационный эффект институтов реализуется через снижение уровня неопределенности среды, в которой действуют экономические агенты. Важным является тот факт, что координационный эффект институтов оказывает положительное влияние на экономику лишь в том случае, когда институты согласованы между собой.
3) Распределительная - связана с тем, что институт, ограничивая возможные способы действия, влияет и на распределение ресурсов. Важно подчеркнуть, что на распределение ресурсов, выгод и издержек воздействуют не только те правила, содержанием которых непосредственно является передача благ от одного агента другому (например, налоговое законодательство или правила определения таможенных сборов), но и те, которые прямо не касаются этих вопросов.
4) Передача знаний - происходит путем формального или неформального обучения правилам. Пример формального обучения правилам – институт высшего образования (бакалавриат, магистратура), чьей главной функцией является обучение, которое осуществляется в разных формах посредством конкретных организаций (МГУ, СГУ и т.п.). А пример неформального обучения правилам – институт семьи, одна из функций которого состоит в том, чтобы обеспечить начальную социализацию ребенка (неформальное обучение социальным нормам, принятым в обществе).
Профессор Аузан А.А. отмечает такое значение институтов:
Институты как удобство. Т. Веблен открыл три таких правила(эффекта):
1)«демонстративное потребление»: вы покупаете то, что дороже, потому что считаете, что оно по определению лучшее. В сознании этот принцип сформулирован в поговорке: «Дорого, да мило — дешево, да гнило», не такие мы богатые, чтобы покупать дешёвые вещи (кстати, абсолютно неверной с экономической точки зрения, потому что цена и качество не имеют однозначной связи).
2) «присоединение к большинству»: все так делают, и я так делаю. В советское время вы просто становились в самую длинную очередь, а уже потом спрашивали: «А чего дают?» Таким образом, вы перекладывали на других издержки поиска и принятия решения о том, что для вас является самым необходимым. Эта очередь длиннее — значит, там дают то, что нужнее всего или реже всего встречается.
3) «феномен сноба»: вы покупаете то, чего не покупает никто. И здесь вы опять резко снижаете для себя издержки, потому что вам не надо преодолевать очереди, тратить свое время и прочие ресурсы. Но «феномен сноба» — это еще и способ выделения, как желтая кофта Маяковского. Всё это создаёт некое удобство.
Институты как принуждение. Д емонстративное поведение — это способ статусного утверждения, включенный в кредитные отношения, в денежную культуру в целом. Это выгодное поведение, оно относится не только к отдельным людям, но и к группам, к организациям — а значит, вам начинают его навязывать, оно перестает быть вашим личным выбором. И Жванецкий всегда будет ходить со своим потертым портфелем, а если с портфелем что-нибудь случится, то купят новый и состарят.
Однако принуждение такого рода создает еще один уровень удобства в обществе: возникает то, что в экономике называется координационным эффектом, или предсказуемостью поведения. Возникает координационный эффект.
Институты как наказание Любой институт являет собой не только набор правил, но и механизм, с помощью которого обеспечивается их исполнение. При этом существуют два совершенно разных вида институтов — формальные и неформальные, и делятся они не по тому, какое правило они приписывают, а по тому, какой механизм принуждения к исполнению этих правил они используют. У формальных институтов этот механизм сводится к тому, что есть некие специально обученные люди — налоговые инспекторы, тюремщики, полицейские, военные, — которые занимаются принуждением. В рамках институтов неформальных принуждение обеспечивается за счет всего сообщества в целом — если вы нарушаете правило, к вам не приходят специально обученные люди, просто вам не подадут руки или перестанут выдавать кредиты. С точки зрения этого сообщества, вы ведете себя неподобающим образом.
В случае действия формальных институтов нарушение правила далеко не всегда будет замечено, каким бы эффективным ни был мониторинг. А в случае действия неформальных институтов нарушение будет замечено почти наверняка, ведь на соблюдении этих правил настаивают люди, которые постоянно вас окружают, с которыми вы дышите одним воздухом. Во-вторых, остракизм — высшая мера наказания, предусмотренная в рамках неформальных институтов, — может оказаться более страшным наказанием
Таким образом, подведем итог. Институт – это базовое понятие новой институциональной экономической теории и неотъемлемая часть общей экономической теории. В целом институты могут быть определенны как совокупность формальных и неформальных правил, включая механизмы, обеспечивающие их соблюдение. Значимость института заключается в том, чтобы направить индивидуальное поведение в нужное направление путем закрепления норм поведения экономических агентов, а также ограничения использования индивидами ресурсов и вариантов их использования.
Институты как борьба. Когда в США говорили, что бежал каторжник, то еще до приезда шерифа или появления полиции люди сами брали в руки винчестеры и шли его ловить, а при случае и сами с ним разбирались. В России картина полностью противоположная: в Сибири долгое время выкладывали хлеб, воду и молоко для беглых. Ведь он же несчастный человек, он попал под гнет государственной машины, он, может, вообще не виноват, не душегуб никакой.
Все дело в том, что формальные и неформальные институты вообще-то могут жить в симбиозе, поддерживая друг друга, а могут находиться в состоянии войны. Несколько неожиданный пример: когда вы приходите на рынок покупать зелень, вы торгуетесь; когда приходите в супермаркет — не торгуетесь.
Есть огромное количество неформальных и нелегальных институтов, которые обеспечивают более дешевые схемы, чем институты легальные, и это один из факторов экономической эффективности.
Когда корпус законов составлен так, что исполнить их все принципиально невозможно, каждый человек потенциально является преступником, и населением в целом гораздо проще управлять. В результате образуется социальный контракт, при котором чиновникам действующая система выгодна, потому что они могут извлекать из нее доходы, а власти она выгодна, потому что она может легко контролировать и население, и чиновников — все они находятся в сфере вне законности. Именно поэтому в России неформальные институты заточены не на кооперацию с формальными, а на войну, ведь людям нужно выживать в условиях враждебного законодательства.
Институты как образ жизни. По правилам — даже по плохим правилам — жить лучше, чем без правил. Если мы не будем соблюдать правила до тех пор, пока они не будут хороши с нашей точки зрения, то не будет никаких координационных эффектов, и поведение людей будет принципиально непредсказуемо.
На первый взгляд, институты создает правительство, законодатели, но на самом деле их создает каждый из нас, причем каждый день. «Бьюкененовский товар» определяется как пара, состоящая из «обычного» товара и определенной контрактной упаковки, правил и институтов, вместе с которыми вы этот товар покупаете. Вы выбираете не просто между разными товарами, но и между разными институтами.
