Применяются ли в арбитражной практике нормы ст. 828 ГК об относительной (для целей факторинговых отношений) недействительности запрета уступки денежного требования?

1. Да, применяются, причем в полном соответствии со своим буквальным смыслом, хотя и весьма нечасто. Собственно, само наличие этой нормы и возможность ее применения рассматриваются как самими участниками предпринимательской деятельности, так и арбитражной практикой, как одно из весомых преимуществ квалификации отношений по финансированию как сложившихся именно в рамках факторинга (гл. 43 ГК), а не простой цессии (§ 1 гл. 24 ГК). Так, например, ФАС СКО (см. постановление от 12.07.2004 N Ф08-2880/2004) согласился с позицией нижестоящего суда относительно оценки ссылки, сделанной одной из спорящих сторон, на недействительность договора факторинга по причине уступки в его рамках требования, запрещенного для уступки. "Суд апелляционной инстанции, поддержав вывод о действительности (спорного. - В.Б.) договора... указал, что установленный в п. 12.8 договора поставки запрет на совершение уступки не влечет недействительности договора цессии, поскольку... (стороны. - В.Б.) заключили договор финансирования под уступку денежного требования, вытекающего из договора поставки... В силу п. 1 ст. 828 ГК уступка финансовому агенту денежного требования является действительной, даже если между клиентом и его должником существует соглашение о ее запрете или ограничении". Другое дело, что договор, фигурировавший в данном конкретном деле, не обладал необходимыми (квалифицирующими) признаками договора факторинга; очевидно, однако, что если бы не этот недостаток, то суд признал бы факторинговую уступку требования действительной несмотря на нарушение ею установленного договором запрета (ограничения).

2. Отношения арбитражной практики к сделкам уступки требований (цессии), совершенным вопреки договорному запрещению (т.е. сделок, не соответствующих ограничению, установленному в соответствии с п. 1 ст. 388 ГК), нам выяснить не удалось. Ориентируясь на собственный опыт, мы можем предположить, что причиной отсутствия арбитражной практики применения данной нормы является тот факт, что договоры, содержащие категорический запрет уступки тех или иных требований, в действительности почти не встречаются; в этом смысле случай, описанный в выше цитированном постановлении ФАС СКО, может быть назван едва ли не уникальным. Ближайшим его подобием является договорная увязка возможной уступки с получением на нее согласия должника (п. 2 ст. 282 ГК). Как указывалось выше в комментарии практики применения этой нормы ГК, договор уступки требования, совершенный без согласия должника, необходимого для получения в соответствии с условиями договора этого должника с любым из правопредшественников цессионария, считается совершенным с нарушением п. 2 ст. 388 ГК и потому ничтожным (см. постановление ФАС ВВО от 30.01.2006 N А11-6310/2004-К19/202). С высокой степенью вероятности можно предположить, что случаи уступки, совершенной в нарушение договорных запретов, также будут считаться сделками, не соответствующими закону (п. 1 ст. 388 ГК) и потому (в силу его ст. 168) ничтожными.

Невозможность признания этой позиции правильной предопределяется, прежде всего, тем, что нарушение договора все же никак не может быть приравнено к нарушению закона. Тот факт, что речь идет о законном (соответствующем закону, охраняемом им) договоре, в сущности ничего не меняет: ни один незаконный договор просто не подлежит применению. А существо разницы между законом и договором слишком очевидно, чтобы быть предметом какого-то специального обоснования. Закон - акт, формализующий волю носителя публичной власти, доводимую до сведения и в равной степени обязательную для всякого и каждого. Его сила абсолютна. Договор черпает свою силу в своем соответствии закону и частной воле своих участников, известен (как правило) только им самим, а оттого и обязателен только для них, и ни для кого более. Сила договора относительна. Приобретатель обязательственного права (требования) может (действуя вполне добросовестно) все же так и не раздобыть сведений о наличии договорного запрета или ограничения его уступки. В тех же (нечастых) случаях, когда будет доказано, что конкретный цессионарий знал или заведомо должен был знать о подобном запрете или ограничении, договор уступки мог бы быть признан недействительным, но лишь на основании ст. 174 ГК*(285), т.е. мог бы быть рассмотрен как оспоримая сделка.

3. Статья 828 ГК заставляет задуматься об основательности и такой - более снисходительной - практики. Тому существует несколько причин. Во-первых, возможность распоряжения субъективным гражданским правом составляет элемент правоспособности субъекта гражданского права. Правоспособность не подлежит иным правомерным ограничениям, кроме как тем, что устанавливаются законом или иным актом публичной власти в соответствии с законом. Договорные ограничения правоспособности если и могут быть признаны допустимыми, то, очевидно, что частным лицам все равно не будет предоставляться возможности принудить себе подобных к соблюдению этих ограничений. Во-вторых, договор о запрещении или ограничении уступки обязателен только для лиц, его заключивших, к числу коих новый кредитор (финансовый агент), ясное дело, не относится. Недобросовестность нового кредитора (приобретение требований вопреки реальному или заведомому знанию о недопустимости такого приобретения), вероятно, могло бы быть основанием применения к нему мер гражданско-правовой ответственности, но и то только в том случае, если бы такая возможность прямо предусматривалась бы законом.

О добросовестном приобретателе нечего и рассуждать. И наконец, в-третьих, ст. 828 ГК прямо устанавливает специальные последствия совершения уступки вопреки ее договорному запрету*(286), однако ограничивает сферу их действия только такими актами уступки, которые совершены в рамках факторинга. Выходит, абсолютно одинаковые сделки могут иметь различные последствия для различных лиц: уступка, нарушающая договорный запрет, но совершенная в пользу финансового агента, является действительной но, в то же время, точно такая же уступка в пользу субъекта, статусом финансового агента не обладающего (общегражданского цессионария) - недействительной? Думается, что подобная дифференциация кредиторов вряд ли может быть оправдана соображениями о необходимости более жесткой охраны "прочности" профессионального оборота денежных требований; цессионариям "по случаю" такая охрана не менее, а может быть, даже и более необходима.

В свете изложенного представляется, что нормы ст. 828 ГК имеют большую перспективу в своем применении и развитии. Уступка требования, совершенная вопреки договорному запрещению должника с кем-либо из правопредшественников конечного приобретателя, не должна признаваться недействительной по одной только причине нарушения ею договорного запрещения (п. 1). Разумеется, поскольку установление такого запрещения является законным и, следовательно, нормы договора о таковом подлежат безусловному применению, нарушение этого запрещения должно влечь гражданско-правовую ответственность лица-нарушителя (п. 2). Данные правила должны применяться при всякой, в том числе общегражданской, совершенной вне рамок факторинга, уступке; основанием для их применения могла бы быть аналогия закона (п. 1 ст. 6 ГК) - их распространение на сходные отношения, не урегулированные законодательством.