Ориентация на гибкий, развивающийся кон­такт с пациентом. 4 страница

В настоящее время является доктором фи­лософских наук (с 1990 г.), профессором кафед­ры истории философии и философской антро­пологии философского факультета РГУ. Ака­демик Академии гуманитарных наук.

Елена Всеволодовна работает в русле фи­лософской антропологии, этики,.экзистенци­альных проблем философии. В настоящее время ее очень занимает тема сознания. Именно эк­зистенциально-этическая проблематика и воп­росы о работе с человеческим сознанием приве­ли ее к сюжету психотерапии.

От автора (оглавление)

Когда некоторое время назад мне предложили принять участие в написании книги, посвященной психотерапии, я усомнилась и задумалась.

Действительно, я — не психотерапевт и не его пациент, стало быть, не нахожусь в том сложном взаимодействии, изнутри которого наиболее есте­ственно обсуждать тему терапии.

Более того, по отношению к психотерапии у меня нет ни страстной любви, ни активного неприятия, что позволило бы, размахивая интеллектуальным оружием, отстаивать некую конкретную позицию: то ли «Ура!» психотерапевтам, то ли «Ату!» их.

Я — философ, т.е. существо в некотором роде от­страненное, рефлексивно-критическое, то самое, что, прищурив глаз, оценивает: «С одной стороны, оно, конечно, так, но, с другой, оно, судя по всему, эдак...»

Поразмышляв подобным образом, я поняла, что мои практические слабости (отсутствие пристрас­тий и личного опыта общения с психотерапевтами), быть может, как ни странно, пойдут только на пользу предложенному мне делу. И без меня най­дутся люди, которые со всем пылом сердца просла­вят психотерапию или обвинят ее в никчемности. Моя же задача — попытаться быть «третейским су­дьей», посмотреть на психотерапию глазами философа, учесть все «за» и «против», выявить условия и ограничения, при соблюдении которых работа с человеческой душой дает зерна, а не плевелы.

Хороша ли психотерапия? Хорошая — хороша, а плохая — весьма дурна. Важно только отличать первую от второй. Но именно этот вопрос нередко остается не проясненным.

Стоит также определиться со следующими воп­росами:

• Кто действительно нуждается в профессиональ­ной помощи терапевта?

• От какого состояния и к какому приходят (дол­жны приходить) люди в результате лечения?

• Каким, по идее, должен быть психотерапевт, чтобы он помог человеку, а не навредил?

• Все ли действующие и общепринятые методики хороши для разных человеческих характеров?

• Какие мировоззренческие концепции особен­но «психотерапевтичны»?

• Как влияет на наше психологическое здоро­вье современная пресса и телевидение?

• Может ли человек выступать для себя психо­терапевтом и как ему в этом способны помочь специалисты?

Обсуждению этих сюжетов и посвящено даль­нейшее изложение. Разумеется, окончательных от­ветов на поставленные вопросы нет, да и быть не может, но я сочту свою задачу выполненной, если хотя бы прорисую контуры возможных решений.

 

1. Кто нуждается в психотерапии? (оглавление)

Согласно общепринятой точке зрения, к психо­терапевту на прием приходят невротики. Слово «не­вротик», родившееся вместе с психоанализом и тес­но связанное с психотерапией, стало в последние десятилетия широко известно во всем мире. Шут­ки типа «ежедневный невротизм истощает орга­низм» весьма популярны в интеллектуальных кру­гах, где немалая часть публики, полушутливо воп­рошает: «Да кто из нас не таков?»

Невротика обычно представляют нервным тре­вожным субъектом, то мрачным, то истеричным, заламывающим руки, конфликтующим с окружа­ющими, утопающим в неадекватных реакциях, иногда подозрительным, иногда пристающим к дру­гим как пиявка. В общем, довольно неприятная лич­ность. Хотя и страдающая.

В то же время невротичность считается как бы неким симптомом неординарности и тонкости воспри­ятия. «Художники — они невротитки... Ученые? — Да психи, ей-богу... А политики... — все как один «с приветом»! Вы только посмотрите: вон тот ручон­ками крутит и крутит, а этот пьет по ночам — внутренние конфликты решает, а у самого знаменитого, вы слыхали, Эдипов комплекс!»

Впрочем, не стоит зазнаваться! Отечественный рабочий класс вместе с бывшим колхозным крестьянством в наши дни также не лишены невротизма. Потому что плохо им, гадко-прегадко и очень часто жить не хочется….

Можно сказать, что возникшее в чужих краях слово «невротик» стало в «окаянные дни» рубежа тысячелетий обыденной характеристикой не только «среднего западного человека», но и человека нашего, прежде вроде бы цельного и душевно чистого. Хотя был ли он когда-либо чистым и цельным? Может быть, это не более чем миф…Стоит лишь открыть любимые нами романы Федора Михайловича Достоевского, и появится целый психоневрологический санаторий, череда иллюстраций к более поздним работам З. Фрейда, Э. Берна, К. Хорни. Амбивалентные страсти, беспочвенные страхи, маниакальные стремлений, сверхценные идеи, сатанинская гордыня и жертвенная любовь — все это мы в полной мере находим у классика русской литературы. И заметим, что в большинстве своем речь идет вовсе не о клинических случаях, а об обычных людях из обычных российских городов — о мещанах, дворянах, разночинцах… Современный невротик так же разнообразен и многонолик, его можно встретить во всех общественных слоях, и, как и прежде, когда он был еще безымянным, он льет свои то видимые, то невидимые миру слезы.

Итак, невротики — это в представлении массового сознания целая армия разномастного народа, который душевно страдает и вольно-невольно превращает свою жизнь и жизнь своих близких в доб­ротную репетицию преисподней.

Стоит заметить, что речь идет не о тех людях, кого однократно постиг жизненный удар, личност­ная катастрофа или житейское потрясение. Даже непрофессионалы, весьма далекие от психотерапев­тических проблем, улавливают разницу между по­стигшим человека горем, которое надо, собравшись с духом, преодолеть, и ползучей внутренней зара­зой, капля за каплей отравляющей вроде бы нор­мальному и успешному человеку его дни и ночи, часы труда и отдыха. Невротизм — состояние дли­тельное, труднооборимое, это хроническая психо­логическая хворь, нередко имеющая истоком дав­но забытые впечатления не совсем розового детства. Можно сказать, что в обыденном сознании невро­тик — это человек в чем-то психологически ущерб­ный, надломленный, внутренне неблагополучный. И, конечно, он нуждается в помощи. Другой воп­рос, где и как он может ее получить.

Западный невротик уже целый век аккуратно пла­тит денежки, посещая своего психоаналитика или психотерапевта, проходит тренинги в группах под­держки или развития. Наш родной российский — реже посещает немногочисленных специалистов, он исповедуется друзьям и родственникам, пьет водку и читает книжки, надеясь найти в них ответ на свои больные вопросы. Но так или иначе смягчения сво­его внутреннего дискомфорта ищут все, ибо жить с болью в душе и проблемами в судьбе трудно.

Набросав несколькими штрихами портрет невро­тика, каким он сложился в глазах непросвещенной публики, попробуем более подробно и с учетом мне­ния профессионалов разобраться в том, какие имен­но люди действительно нуждаются в психотерапев­тической помощи и почему. Условно разделим их на три группы.

Первая группа — это люди, которые пережива­ют внутренний кризис в той или иной его форме. (Например, война, катастрофа, теракт, потеря близ­ких, нахождение в плену или в концлагере, пре­терпевание больших страданий.) Они не невроти­ки, но вполне могут стать ими, если не получат вов­ремя психологической помощи.

Мы, к сожалению, слишком хорошо знаем, что практически все, кто воевал в Афганистане и Чеч­не, нуждаются в профессиональной психотерапии, в восстановлении психологического равновесия, в новых стратегиях приспособления к жизни.

Дело это святое и необходимое. Я знаю, что в наши дни опознавать тела погибших вместе с роди­телями, ищущими сыновей, ходит психотерапевт. И тот же психотерапевт ведет работу с молодыми солдатами, вернувшимися из зон боевых действий ранеными и контуженными. Он помогает им ско­рее восстановиться, чтобы либо вернуться на пере­довую, либо суметь построить новую жизнь «на гражданке».

Конечно, на это можно возразить, что в прошлых войнах, которых человечество претерпело немало, ни­каких психотерапевтов не было, и ничего, выжива­ли, справлялись. Справлялись, конечно. Но какой ценой? Вопрос о цене здесь очень важен. И потом, кто подсчитывал количество тех, кто «не справил­ся»: спился, опустился, сошел с ума, получил не­рвное расстройство на всю оставшуюся жизнь? Об­раз угрюмого израненного вояки, яростного, припа­дочного, поистине «получеловека» проходит через многие литературные произведения.

В сущности, некоторые люди сами справляются и с ранениями, и с болезнями, выживают несмотря ни на что. Однако это не означает, что не надо ни­кого лечить и ни за кем ухаживать.

Кроме того, в былые времена «психотерапевти­ческую работу» с находящимися в кризисе людьми отчасти проводили священники. Но это было воз­можно лишь при достаточно массовой и глубокой религиозности, чего давно нет в наши дни.

Вторая группа — это люди, которых миновали войны, землетрясения и катастрофы. Их психоло­гический кризис носит личный характер и внешне взгляду может показаться почти беспочвенным. Это несчастная любовь, разбитые надежды, рухнувшие по каким-либо обстоятельствам жизненные планы. Это разочарование в себе — своих способностях и возможностях. Жил-жил человек, все у него скла­дывалось «по уму», линия судьбы выплеталась без особенных проблем и вдруг оказалось, что он не в состоянии реализовать задуманное, что мечты — несбыточны, усилия — напрасны. И человек «вхо­дит в штопор», впадает в депрессию, теряет уверен­ность в себе, видит мир в черном цвете.

Надо сказать, что кризисы подобного рода не­редко действительно разрешаются самим «ходом жизни», без вмешательства специалистов. Но лишь в тех случаях, когда они не слишком глубоки, не подрывают самих основ личности. Тогда постепен­но, при тактичной поддержке близких людей по­страдавший восстанавливает оптимистическое ми­ровосприятие, утраченную самооценку, начинает приобретать новые надежды и строить новые пла­ны. А если травма была чересчур глубока? Тогда душевные раны надо заботливо лечить врачу-спе­циалисту, который поможет пациенту избежать та­ких возможных отчаянных решений, как само­убийство, членовредительство, покушение на чу­жую жизнь, увлеченность идеей мести или же, напротив, даст возможность преодолеть сковыва­ющую апатию.

Третья группа — это люди с возможными кри­зисами, такие как переход от детского к подростко­вому возрасту или наступление старости (причем, в первую очередь социальной старости, когда чело­век отходит от привычных дел). Однако мы не бу­дем останавливаться подробно на этом вопросе, ко­торый широко обсуждается в книгах, посвященных возрасту человека.

Вторая группа людей — это собственно невроти­ки, те самые люди, с исследования и лечения кото­рых начинал свою деятельность 3. Фрейд. Возмож­но, невротики когда-то перенесли кризисную ситу­ацию или просто отдельное частное потрясение. Возможно, на них повлияли события раннего детства или общий ход жизни. Но как бы то ни было, это люди, страдающие прежде всего функциональными расстройствами, которые не имеют видимых соматических причин.

Человек может заикаться, лежать в параличе, страдать тиком лица или истерической рвотой, у него могут быть многочисленные «ползучие» рас­стройства разных органов, которым обычные врачи не находят никакого объяснения. Пациент вроде бы здоров, но в то же время болен. Психотерапевт ищет скрытые причины болезни в бессознательном паци­ента, выявляет латентную связь между психологи­ей и физиологией, вскрывает и предъявляет созна­нию те патологические связи, которые когда-то сло­жились между эмоциями и функционированием разных систем организма. Так, человек, напуган­ный в раннем детстве собакой, может потом всю жизнь падать в обморок при всяком звуке, напоми­нающем лай. Или внутренний протест против необ­ходимости выполнять нелюбимую работу — препо­давать в школе — заставляет горе-учителя все вре­мя начисто терять голос. И сколько бы бедолага ни ходил к отоларингологу, он не избавится от афо­нии, пока не сменит характер деятельности.

Психосоматические расстройства, страхи, фобии, не дающие человеку вести нормальную жизнь, важ­нейшее поле деятельности психотерапии, которая действует здесь, применяя целый арсенал разнооб­разных методик — от классического психоанализа с его свободным потоком ассоциаций до телесной те­рапии и нейролингвистического программирования. Совершенно очевидно, что такого рода пробле­мы не могут решаться «самой жизнью», друзьями, знакомыми и родственниками. Речь уже идет не о бинтовании душевных ран. Полученные давным-давно, они вроде бы зажили, но оставили рубцы и спайки, уродливые шрамы, которые деформируют эмоции и волю человека. Все дело в том, что без помощи специалиста страдалец-невротик никогда сам не поймет причин собственных недомоганий, преследующих его болезней, сбоев поведения, вне­запного панического ужаса. А раз не поймет, то и не сможет повлиять на причину, с отменной устой­чивостью порождающую его неприятности.

Мы прекрасно знаем, что если у нашего друга страх высоты, и уже на третьем этаже он начинает обливаться холодным потом и дрожать, нелепо сто пятьдесят раз повторять ему: «Не бойся, не бойся». Нелепо также высмеивать или дразнить его, слова теряют в этих случаях смысл. Известны ситуации, когда люди, имеющие подобные фобии, пытались преодолеть их, «идя на Вы», например, отправля­ясь вопреки страху в альпинистский поход. Такие опыты, как правило, кончаются плачевно, ибо об­ладатель фобии не только падает в пропасть сам, но и тянет за собой других.

Настоящие длительные невротические расстрой­ства, коренящиеся во тьме прошедших лет, изле­чиваются только специалистами.

Третья группа — и это самая обширная группа — не могут наладить отношения с миром и судьбой, отчаянно страдая от этого. Именно они и составля­ют в массовом сознании образ «невротической лич­ности нашего времени» (термин К. Хорни).

Можно сказать, что сейчас это главные посети­тели психотерапевтов, хотя специалисты не всегда именуют их невротиками. Они говорят о «невроти­ческом поведении». Человек с невротическим пове­дением превращается в настоящего невротика тог­да, когда болезненное начало начинает безраздель­но доминировать, подминая под себя всякое здравое решение и саму жизнь.

Опираясь на мнение западных психотерапевтов и теоретиков психоанализа (Э. Фромм, К. Хорни, Э. Берн и др.), мы можем вывести ряд внешних симп­томов невротического состояния, которые указыва­ют нам на необходимость профессиональной коррек­ции внутреннего мира индивида:

• Скрытая и явная тревога и страх по отно­шению к миру и к людям, глубинное отсут­ствие уверенности в себе, принимающее раз­ные компенсаторные формы, «базовое недо­верие», неумение полноценно наслаждаться жизнью. Это неумение наслаждаться реаль­ными, открытыми, живыми отношениями заставляет невротиков черпать сомни­тельного свойства удовольствия в негатив­ных реакциях других людей.

Подобный тип взаимоотношений прекрасно опи­сан Э. Берном в его книгах об «играх», отравляющих человеческую коммуникацию. Я бы добавила, что не­вротические радости подчинены принципу: «За не­имением туалетной бумаги пользуемся наждачной».

• Самоотчуждение: длительное и устойчивое неприятие себя либо полное некритическое самооправдание и самовозвеличивание (отождествление себя с идеалом).

Здесь речь идет о жестоких «самоедах», вечно проклинающих собственное несовершенство, и са­мовлюбленных Нарциссах, полагающих, что они-то всегда «comme il faut». И если вторых общество нередко открыто осуждает или ставит их гордыню под сомнение, то первые порой поэтизируются, осо­бенно у нас, в России, где любят «вечную неудов­летворенность собой», игнорируя ее откровенно не­вротический характер.

• Неумение любить, неспособность построить более или менее гармоничные отношения, стремление к полному владению другим че­ловеком или к полному ему подчинению. Тя­гостные привязанности или быстрое разру­шение любого человеческого союза.

Вокруг нас полным полно «несчастной любви». Это может быть неразделенная любовь к другому человеку, который отверг любящего (чаще — лю­бящую). Однако любящая не отступает от своего и преследует бедную «жертву любви» даже на Север­ном полюсе... Невротическая природа такой «стра­сти» очевидна.

Это может быть любовь-господство и любовь-рабство, когда внешне мирная супружеская жизнь ня деле является скрытой копией отношений узника и тюремщика.

Бесконечные взаимные обиды, мания измен, неу­емная подозрительность — все это черты скрытого невроза, так же, впрочем, как и завзятая холод­ность и панический страх перед привязанностями.

• Отсутствие в поведении гибких стратегий. Слепота, жесткость в проведении одной пове­денческой линии. Невротик — тот, кто мно­гократно, с незавидным в данном случае упор­ством «наступает на одни и те же грабли».

Один невротик всегда стремится доминировать, не разбирая, с кем имеет дело. Другой — постоянно подавляет себя во имя чужих интересов. Третий не­изменно подозревает других в агрессии и прячет свое «Я», даже там, где это совершенно не нужно и толь­ко мешает контакту: в дружбе, любви, отношениях, которые не могут существовать без доверительнос­ти. Девиз невротика: «Что поделаешь, я таков!»

Маниакальное однообразие стратегии и тактики приводит к тому, что травматичные ситуации все время повторяются, приводя ко все большей тоске и депрессии. Так, некоторые невротики всегда ссо­рятся с начальством, независимо от характера по­следнего, другие всегда выходят замуж за алкого­ликов или женятся на путанах, кто-то бесчислен­ное количество раз попадает в положение «козла отпущения». Как показывает Э. Берн, людьми часто руководят «невротические сценарии», сковыва­ющие их свободу. Там, где «нормальный человек» живо предпримет нетривиальные шаги, невротик будет упрямо пробивать лбом все ту же стену.

Впрочем, в какой-то момент, осознав тупиковость избранного пути, он может попытаться применить другую стратегию. Однако и это не даст ему успо­коения и мягкого решения проблемы: две страте­гии будут сталкиваться, словно бараны на узком мостике, вышибая друг у друга искры из рогов. Че­ловек в этом случае все время испытывает чувство вины из-за «измены себе» и непоследовательно ме­чется от одного вида поведения к другому, чем окон­чательно сбивает с толку своих партнеров по обще­нию. Сегодня без причин люблю и каюсь, завтра без всякого повода впадаю в агрессию... И так все время. Крайне утомительная форма коммуникации.

Следует заметить, что невротическое поведение — вещь заразная в прямом смысле слова. Если рядом с вами находится тяжелый невротик, со всей ис­кренностью шарахающийся каждый день от одной стратегии к другой, вы скоро обнаружите, что на­чинаете втягиваться в «логику» его поведения. Вы начнете ставить заградительные барьеры, чтобы убе­речь себя от очередной травмы и т.д. Ваше собствен­ное поведение перестанет быть спокойным, откры­тым и доброжелательным, как бы ни нравился вам ваш невротический друг. Складываются невроти­ческие отношения, которые могут охватывать как двух участников, так и более крупные группы лю­дей.

Драматическая черта невротического состоя­ния, осложняющая обычно распознание невроза и его преодоление, — поистине сатанинская горды­ня невротиков и идеализация ими собственного образа «Я». Невротик мыслит себя совершенным, со­ответствующим идеалу, богоподобным и считает невозможным, невыносимым, позорным отступле­ние от идеального образа. Отсюда его ненависть к своему реальному существованию, полному несовер­шенства.

«...Идеальный образ невротика, — пишет К. Хорни, — не только создает у него ложное убеждение в своей ценности и своем значении; он, скорее, по­хож на чудовище Франкенштейна, которое со вре­менем пожирает все лучшие силы своего создате­ля. В конце концов, он отбирает себе и влечение человека к развитию и его стремление реализовать свои возможности. А это означает, что человек боль­ше не заинтересован реалистически подойти к сво­им проблемам или перерасти их и раскрыть зало­женное в нем; он привязан теперь к актуализации своего идеального "Собственного Я" (Хорни К. Невроз и личностный рост. СПб, 1997. С. 306.).

• Потеря радости жизни и утрата ее смысла.

Темой «ноогенных неврозов» активно занимал­ся в XX веке Виктор Франкл, основатель направле­ния логотерапии или, иначе говоря, смыслотерапии. Именно он обратил внимание на особый тип невроза у людей, достаточно сытых, богатых и уст­роенных — потерю смысла жизни, переживание бес­смыслицы, ведущее от депрессии средней тяжести к преступлениям и самоубийствам.

Разумеется, обычный здоровый человек далеко не всегда пребывает в радужном настроении. Изве­стно, что тот, кто всегда ясен, скорее всего, просто глуп. Однако нормальный индивид, погрустив и по­скучав, скоро возвращается в обычное бодрое дело­вое настроение, у него вновь просыпается желание жить, достигать цели, радоваться миру и людям. Невротик же проваливается в трясину тоски и бес­смысленности на неопределенно долгий период вре­мени и сам не в состоянии выбраться из нее. Нуж­на специальная помощь, путеводная нить, ухватив­шись за которую можно вернуться к свету и радости жизни.

Стоит заметить, что все три категории невроти­ческих состояний, включая самые мягкие и распро­страненные их формы, больше похожие на черты характера, корректируются при помощи двух изве­стных методик, основанных, условно говоря, на «глу­бинной» и «вершинной» (термин В. Франкла) пси­хологии. Специалист-психотерапевт должен уметь и обратиться к тайникам бессознательного, спустить­ся в бездонную шахту снов, забытых впечатлений, тайных влечений (глубинная психология) и поднять­ся на высоты высших смыслов пациента, его глав­ных целей и ценностей (вершинная психология).

Как объясняют психологи, философы и психо­терапевты большое количество невротиков и невро­тических отношений в современном обществе?

Большинство из них подчеркивают, что больной человек и больное общество — суть единство. Об этом говорят Э. Фромм и А. Маслоу, близкие мысли мы можем найти и у других авторов. Однако в рамках нашей темы мы не можем вдаваться в вопрос о со­циальных болезнях, которые, в сущности, сопровож­дают всю историю человечества (недаром, наверное, К. Маркс называл ее всего лишь предысторией). Сей­час нас интересует главный персонаж — современ­ный невротик, пациент психотерапевта, очень близ­кий нам с вами (Термином «невротик» мы будем пользоваться и даль­ше, хотя разговор пойдет по преимуществу о третьей кате­гории посетителей психотерапевта.).

В чем коренятся неврозы, особенно третьей вы­деленной нами группы? Что должно приключиться с отдельным индивидом — с вами, со мной, с кем-то другим, чтобы здоровые, цельные, динамично раз­вивающиеся отношения с миром превратились в сгу­сток судорог и проблем?

Определенным образом на эти вопросы отвечает А. Маслоу. Он считает, что нормальный здоровый человек имеет группу базовых потребностей, таких, без удовлетворения которых он не смог бы суще­ствовать и развиваться. Это:

1. Физиологические потребности (необходимость есть, пить, двигаться, реализовывать половой ин­стинкт, быть защищенным от холода и жары, от­дыхать и т.д.).

2. Потребность в безопасности (быть защищенным от посягательства на жизнь и здоровье, чувствовать опору в некоем порядке, законе, иметь гарантии).

3. Потребность в принадлежности и любви (по существу, это потребность в коммуникации, но коммуникации «со знаком плюс»: иметь круг общения, знакомых, друзей, любящих людей).

4. Потребность в признании (желание самоут­верждаться в целедостижении, быть уверенным, не­зависимым, свободным, обладать статусом, внима­нием других, быть признанным и известным).

5. Потребность в самоактуализации (занимать­ся деятельностью, трудиться, творить, развивать себя, познавать и изобретать новое, получать эсте­тические радости, оказывать влияние на развитие других людей, побеждать в спорте и т.д.).

Согласно Маслоу, эти потребности составляют иерархию, где физиология и витальные моменты лежат в основе, а творчество и самореализация ока­зываются «верхним этажом». «Верхнее» не стоит без «нижнего»: прежде чем творить и самоутверж­даться, нужно, по крайней мере, не умирать от го­лода или холода.

Однако существенный дефект в удовлетворении любой группы потребностей ведет к невротизации личности. «...Я со всей прямотой и резкостью заяв­ляю, — пишет А. Маслоу, — что человека, неудов­летворенного в какой-либо из базовых потребностей, мы должны рассматривать как больного или по мень­шей мере "недочеловеченного" человека. Нас ничто не останавливает, когда мы называем больными лю­дей, страдающих от нехватки витаминов и микро­элементов. Но кто сказал, что нехватка любви менее пагубна для организма, чем нехватка витаминов?» (Маслоу А. Мотивация и личность. М., 1999. С. 104.)

Голод и нищета, дефицит безопасности, положе­ние изгоя в группе или обществе, душевное одино­чество, презрение окружающих, отсутствие поля для самоутверждения и самореализации делают из че­ловека невротика.

Кроме того, «технология» удовлетворения ба­зовых потребностей может быть по каким-то кон­кретным причинам деформирована, нарушена.

Потребностные импульсы, которые переживают­ся человеком, в этом случае подавляются, получа­ют неверное направление, перепутываются друг с другом или избирают неверные средства.

Так, потребность в человеческой близости и люб­ви под влиянием культурных установок может быть подавлена и превращена в фанатичную любовь к Богу при игнорировании реальных людей (христи­анская Европа в свое время дала немало подобных примеров «религиозного невроза»).

Потребность в самоактуализации часто получа­ет искаженную направленность, превращаясь в по­требность власти над другими людьми и помыкания ими.

Потребность в агрессивном нападении на дру­гих камуфлирует страх перед жизнью и стремле­ние к максимальной безопасности, а отсутствие ува­жения и принятия со стороны других компенсиру­ется невротическим обжорством или покупательской истерикой. В этом последнем случае «дыру», воз­никшую в душе по причине отсутствия подлинно человеческих отношений, пытаются заткнуть мате­риальными ценностями или престижными симво­лами.

Фактически формируется то, что психологи на­зывают невротическими потребностями. Они на­вязчивы (компульсивны) и диктуют индивиду не­гибкие, односторонние и конфликтные стратегии.

У человека возникает властная потребность уни­жать себя или унижать других, всегда доминиро­вать или всегда подчиняться, бежать под разными предлогами от действительности или агрессивно вгрызаться в нее, не считаясь с реальными обстоя­тельствами. Властной потребностью становятся ир­рациональные демонстративность и накопительство, а также желание постоянно тешить собственное «Я» за счет «психологических выигрышей». Часто «пси­хологические выигрыши» стяжаются за счет само­унижения, если удается заставить своего партнера по общению испытывать чувство вины.

Проблема состоит в том, что большинство лю­дей с невротическим поведением даже не подозрева­ют о том, что они — невротики, а их потребнос­ти — нездоровы. Они просто чувствуют себя раздра­женными и несчастными, страдают от неурядиц в коммуникации, ссорятся с близкими, разводятся, скандалят и полагают, что во всем этом повинно «не­совершенство мира». Впрочем, иногда они утверж­дают, что сами во всем виноваты, но без анализа характера вины такие заявления тоже оказываются не более чем формой мазохистского невроза.

Можно сказать, что к психотерапевту люди час­то приходят не потому, что так уж хотят менять себя, а потому, что ждут подсказки, как им лучше справиться с этой неподатливой жизнью: как повлиять на других, расширить свои возможности, быть может, научиться манипулировать ближними — партнерами по делу, начальниками, подчиненны­ми, друзьями... Они приходят к психотерапевту так же, как к колдунье или гадалке: приворожи, отворожи, скажи, что будет... Им плохо, и они ищут, выражаясь словами Э. Берна, «волшебного избави­теля», хотят чуда.

Но в том-то и состоит особая миссия психотера­певта: показать пациенту, как ему понять и изме­нить самого себя. А для этого ему нужна помощь пациента, сотрудничество с ним.

Психотерапевт не маг, не колдун и не «волшеб­ный избавитель», он не может взмахнуть волшеб­ной палочкой, чтобы сегодня или завтра все беды нашего страдательного невротика разрешились. Зато он не только помогает справляться с однократной, даже трудной проблемой (хотя и на этот случай у него тоже есть приемы и методы), но и дает челове­ку арсенал средств, чтобы воздействовать на соб­ственный характер, на привычки и установки, трансформировать мироотношение и миропереживание. Пациент, прошедший успешную терапию, должен и мыслить и чувствовать иначе — лучше, продуктивней, гармоничней.

При этом психотерапевт не ударяется в душе­спасительные беседы, каких мы наслушались в шко­ле от учителей, а умело проводит своего подопечно­го трудными дорогами его персонального опыта. Это и путешествия в прошлое, и анализ наличных ак­туальных переживаний, и заглядывание в планы и мечты. Как Гораций вел Данте по тропинкам адских и райских просторов, давая лично пережить и прочувствовать все трагические и счастливые встре­чи, так и психотерапевт ведет пациента путями со­знательного и бессознательного. Это может быть ин­дивидуальное или коллективное путешествие, но эта­лонный результат таких экскурсий — здоровый и счастливый человек.

Итак, на вопрос, кто нуждается в психотерапии, мы постарались ответить. Однако возникает другая проблема: что следует понимать под «нормальным, здоровым человеком»? Что означают психологичес­кая норма и здоровье?