В формировании высокой, профессиональной культуры адыгов (черкесов) и балкарцев, как и других народов бывшего Советского Союза, у которых отсутствовала своя литературная письменность до XX в., исключительную и главную роль играла русская культура, а через нее - и мировая. Дело в том, что те контакты горцев Северного Кавказа, которые были установлены с Русским государством в далеком прошлом, несмотря на многие драматические эпизоды этих взаимоотношений, объективно оказали огромное влияние на становление высокой культуры горцев, в том числе адыгов и балкарцев.
Процесс становления и развития высокой (профессиональной) культуры адыгов (черкесов) имеет свою специфику, отличающую его от других кавказских народов. В этом плане следует отметить, что становление культуры адыгов началось за пределами страны черкесов, именно в самой России, с формирования отдельных отрядов интеллигенции адыгов (черкесов) в условиях русской действительности. Речь идет о том, что после того, как Темрюк Идаров – Верховный князь Кабарды в далеком XVI в., “пробил” для адыгов «окно в Россию, заключив между Кабардой и Русским государством военно-политический союз (1557), многие адыги приезжали в Россию и становились крупными военными, государственными деятелями Русского государства, чему способствовал в значительной степени именно этот важный военно-политический пакт. Поэтому можно сказать, что именно Темрюк Идаров положил начало созданию в Русском государстве отрядов адыгской интеллигенции. Потомки Темрюка Идарова, начиная с его сыновей и племянников, которые выезжали на русскую службу, положили начало образованию в Русском государстве могущественного княжеского рода Черкасских.
А вообще связи адыгов с Русью были установлены задолго до XVI в. Между восточными славянами –русами - и предками адыгов существовали определенные связи задолго до того, как они нашли свое отражение в письменных источниках. Этому красноречивое свидетельство археологический материал могильников IV-XII вв. на Кавказе, где элементы восточнославянской культуры прослеживаются в инвентаре и обряде погребений. Различные предметы этих погребений позволяют говорить о тесных торговых связях между народами Северо-Западного Кавказа и Южной Руси. Об активной и регулярной торговле предков адыгов с другими народами, в том числе с Древней Русью, говорится также в арабских письменных источниках IX-X вв. В частности, арабские историки Баладзори, Ибн-ал-Факих зафиксировали непосредственное проживание русов на Северо-Западном Кавказе в пределах Хазарского каганата. А отечественные исследователи пришли к выводу, что предки адыгов имели тесные связи с восточными славянами еще до возникновения Тьмутараканского княжества. Академик Б.А. Рыбаков на основе изучения адыгского эпоса “Нарты”, славянских сказаний и византийских источников пришел к выводу, что в северо-западной части Кавказа в середине I тыс. н.э. находились значительные массы славян, которые сохраняли эпические сказания о событиях в Причерноморье и на Дунае, а впоследствии они растворились среди адыгов (зихов-керкетов).
А профессор Л.И. Лавров археологическими, этнографическими и лингвистическими материалами аргументировал тезис о глубоких связях адыгов и славян, и, на его взгляд, из всех кавказских народов этнографически наиболее близкими восточным славянам являются именно адыги. Как свидетельствуют древнерусские летописи, еще в 1022г. князь Мстислав предпринимает поход против адыгов – касогов. После того, как в единоборстве, обманным путем, он одолел касожского князя Редедю и, по условиям поединка, Мстислава наложил дань на касогов и забрал c собой семью Редеди – жену и двух сыновей. Сыновья были крещены Мстиславом и получили православные имена Роман и Юрий. Впоследствии Роман женился на дочери Мстислава Владимировича. К Роману и Юрию Редедичам возводят свое начало русские дворянские роды Лопухиных, Белоусовых, Глебовых, Сорокоумовых, Ушаковых (предки знаменитого флотоводца). Однако династия Черкасских в основном формируется в России уже с конца XVI – начала XVII в. В 1557г. в возрасте 17-18 лет в Москву приехал младший сын Темрюка Идарова – Солтан. Иван IV велел его крестить (в крещении – Михаил) и учить грамоте. Таким образом, можно определенно утверждать, что Михаил Темрюкович был первым кабардинцем, получившим высокое для того времени образование в России. В 1559 г. Михаил начинает военную службу в Русском государстве на южных, самых беспокойных его пограничных рубежах, подвергавшихся нападениям со стороны Крыма.
Михаил Черкасский при Иване Грозном стоял на самых высоких ступенях государственной власти. В 1567 г. князь Михаил в возрасте тридцати лет стал боярином, первым из когорты кабардинских князей, сделавшихся русскими боярами и принимавших самое активное участие в становлении и укреплении российской государственности.
Фактически сын главного князя Кабарды Темрюка Идарова – Михаил Черкасский стал первым человеком в государстве после царя, сидел первым в Боярской думе, и при перечислении думных списков всегда назывался первым. В России в течение долгого времени жила память о том, что князь Михаил Темрюкович Черкасский тогда был человек великий и управы на него не было.
Следует отметить, что в XVII в. в России было 16 “первостепенных” и 25 “второстепенных” родов, из которых 20 были княжескими. Знатность и родовитость определялись по месту, занимаемому родом среди 31 фамилии. Известный историк С.М. Соловьев в своей работе “Чтения и рассказы по истории России” приводит этот список в следующем порядке:
“1. Черкасские. 2. Воротынские. 3. Трубецкие. 4. Голицыны “ и т.д.
Так, князья Черкасские в начале XVII в. занимали видное место при царском дворе и в правительстве. Дмитрий Мамстрюкович (внук Темрюка Идарова) был видным деятелем Земского освободительного движения и даже являлся кандидатом от земщины на царский престол в 1613 г. Он же возглавлял с 1624 - го по 1630 г. приказ Казанского дворца, в управление которого входили восточные области Русского государства. Два внука Камбулата Идарова – Яков Куденетович (Урускан) и Иван Борисович возглавляли приказы Большой Казны - Стрелецкой и Поместный. Якова Куденетовича причисляют к самым выдающимся русским полководцам периода царствования Алексея Михайловича. Сын Сунчалея – Григорий, в 1660-е гг. был первым воеводой в Астрахани, а Михаил Алегукович Черкасский занимал пост казанского воеводы, затем стал первым русским генералиссимусом.
Все они входили в разное время в состав Боярской думы, т.е. являлись членами русского правительства. Черкасские, служившие в России, были одними их самых крупных землевладельцев. Так, например, в 1638 г. в их собственности находилось 3140 крепостных дворов, тогда как у династии Романовых было 3202, а к концу ХVII в. уже было 12 032, т.е. больше, чем у каждой из других боярских фамилий России.
§ 2. Адыгские общественные деятели и просветители XVIII – первой половины X1X в.: Александр Бекович - Черкасский, Казаноко Жабаги, Хан-Гирей, Измаил-Бей Атажукин, Шора Ногмов, Умар Берсей, Султан Казы- Гирей.
В числе представителей первых отрядов адыгской интеллигенции, которые сыграли огромную роль в истории Русского государства, находится Александр Бекович-Черкасский. С юношеских лет до самой трагической смерти он был верным сподвижником Петра I.
К.Ф. Дзамихов утверждает, что самые ранние сведения об Александре Бековиче мы находим в документах, где говорится о передаче власти в Терской крепости бывшим воеводой Иваном Борисовичем Мартьяновым своему преемнику – “стольнику, полковнику и воеводе” Афанасию Ивановичу Козлову. При передаче был составлен список, где отмечалось, что в крепости находились аманаты от князей Кабарды и владетелей Эндери, от уцмия Кайдацкого и шамхала Тарковского. “В аманатных избах аманатных мурз: кабардинской – Давлет-Гирей (до крещения Александра Бековича звали Давлет-Гирей. – К.У.) андреевской – Чугук, хайдацкой – Амир, тарковской – Хашбек”.
“Это первое упоминание о Давлет-Гирее Бековиче датируется 24 маем 1689 г.”, – пишет К. Дзамихов. Далее он отмечает, что Александр Бекович-Черкасский мог появиться в Москве не раннее 1690г. и, естественно, он не мог быть “одним из первых молодых дворян, начавших службу в “потешных войсках”, созданных Петром в селе Преображенском”.
Здесь юноша принял православную веру и получил имя Александр Бекович-Черкасский (до крещения – Девлет-Гирей). Воспитывался он в доме дядьки Петра I, князя Алексея Голицына, в семье которого он получил хорошее домашнее образование. Вместе с другими молодыми дворянами Александр Бекович начал службу в Преображенском полку, а в 1707 г. был отправлен на учебу за границу, как одаренный молодой человек, для изучения разных наук, особенно мореплавания. После завершения учебы Александр Бекович женится по воле царя на княжне Марии Борисовне Голицыной, и его зачисляют в армию в чине капитана гвардии Преображенского полка.
С этого момента он начинает играть огромную роль во внутренней и внешней политике Русского государства. Он проводит большую работу по укреплению позиций России на Кавказе, в других регионах. Учитывая, что в начале XVIII в. Кабарда играла главную роль на Северном Кавказе и многое зависело от ее политики, Петр 1 направил 4 марта 1711г. Александра Бековича в качестве личного посланника по восточным вопросам на Северный Кавказ.
“Главная цель миссии Бековича-Черкасского, – пишет К.Ф. Дзамихов,– могла воспрепятсвовать враждебным действиям турецкого султана, который враждовал не только с Россией, но и с Кабардой. Зная об этой вражде, Петр 1 стремился привлечь кабардинцев в качестве союзников в борьбе с “кубанцами”. С этой целью и был направлен в Кабарду с царской грамотой Александр Черкасский”. После переговоров с кабардинскими князьями он доносил Петру, что “они рады служить великому государю всею Кабардою”.
Около года пробыл Александр Бекович-Черкасский на Северном Кавказе. Здесь князь Черкасский занимался и установлением прочных связей с Дагестаном, а также выяснением местонахождения рудных и других природных богатств края. Весной 1714 г. Черкасский вновь выступает как политический деятель: он пишет донесение Петру 1, где высказывает свои мысли об обстановке на Северном Кавказе и о том, как следовало бы действовать там России, чтобы народы этого обширного и стратегически важного края “не допустить под руку турецкого султана, но привести под область свою”. Далее он сообщает, что из Порты через Крымского хана к “вольным князьям”, имеющим владения близ гор, между Черным морем и Каспийским, направлены были посланцы с целью склонить их на свою сторону, за что каждый бы из них получил от султана всякие “милости” и “жалование”. В Кабарде миссия турецких эмиссаров не имела успеха. Александр Черкасский в своем “донесении” предупреждает Петра об опасных последствиях того, если Турции удастся подчинить Дагестан. В то же время в донесении Черкасского проходит мысль о том, что укрепление российских позиций на Кавказе принесет пользу как самой России, так и местным народам, и сделать это будет несложно, “понеже тот народ вольный”. “По сути дела, – пишет К.Дзамихов, – “Донесение” Бековича-Чекасского было проектом мирного присоединения Северного Кавказа к России”. Здесь он проводит переговоры с кабардинскими и другими горскими правителями, которые дали обязательство выступить на стороне России в случае войны с Турцией.
Александр Бекович первым составил карту Каспийского моря. Кстати сказать, эта работа была выполнена им на таком высоком научном уровне, что, когда Петр 1 показал ее французским ученым, они дали ей высокую оценку, а составителя приняли Почетным членом французской Академии наук. Александр Бекович был назначен Петром I в 1717г. руководителем Русского посольства в Среднюю Азию (Хивинское ханство), где он был убит хивинцами. Так погиб, отстаивая интересы Русского государства, крупный ученый, политический деятель России конца XVII – начала XVIII века Александр Бекович-Черкасский, выходец из Кабарды.
Таким образом, можно с определенной уверенностью сказать, что формирование национальной интеллигенции адыгов (черкесов) началось в специфических условиях, а именно за пределами страны черкесов, в русском государстве, куда они выезжали на постоянное местожительство.
Именно плеяда Черкасских – государственных чиновников и военнослужащих Русского государства – была среди первых представителей адыгской интеллигенции. Как показывает история, Черкасские сформировались как государственные деятели и военачальники в русской среде и под непосредственным воздействием русской культуры, русской действительности. Более того, они не только “осели” в России и действовали на ее благо, они даже приняли православие, после крещения обрели новые имена, а впоследствии многие из них, особенно их потомки, ассимилировались и полностью оторвались от корней своих предков. Несмотря на то, что они не были “востребованы” на земле своих предков, на что были свои объективные причины, многие из них сыграли определенную роль в сближении России и адыгов, а через последних – и остальных народов Северного Кавказа, на которых они имели огромное влияние.
Следующим и наиболее существенным этапом, или “волной” становления национальной интеллигенции адыгов, их культуры в целом, является период деятельности первых адыгских просветителей.
В отличие от первого отряда адыгской интеллигенции, воспитанной в русской среде и главным образом занимавшей важные государственные и военные посты в Русском государстве, первые адыгские просветители были основоположниками научной и художественной мысли Северного Кавказа в целом, и адыгской в частности. Побудительной силой и основой движения передовой общественной мысли адыгской интеллигенции явились национально-патриотические настроения, зревшие в народе, из которого они вышли в этот знаменательный этап истории Кавказа, а также влияние на горцев передовой русской общественной мысли, литературы и культуры.
Именно российская передовая общественная мысль, ее наука и культура явились той богатой базой, отправной точкой, на которую опирались первые адыгские просветители, как и другие народы Кавказа.
Адыгское просветительство зародилось в конце XVIII – начале XIX в. Адыгские просветители, обучаясь в русских учебных заведениях, не только восприняли русскую культуру, но через нее познакомились и с мировой культурой и литературой, приобщили к ней свой народ. Они создавали свои произведения на национальном материале и – прежде всего – для своего народа.
Первые адыгские просветители, в отличие от их предшественников – Черкасских, не только учились и служили в России, они почти все вернулись на родину, жили со своим народом и работали на его благо. Более того, они несли образование своему народу конкретным кропотливым трудом. Они писали не только научные труды и художественные произведения, но многие из них явились также непосредственными участниками открытия первых светских учебных заведений, культурно-просветительских учреждений, создателями профессионального искусства. Они работали в сложных общественно-политических, социальных и иных условиях. Народ не всегда, особенно представители духовенства, понимал их, поэтому начинать приходилось “с нуля”, да еще при сопротивлении реакционной части населения.
Первые просветители были теми, кто занимался “первоначальным накоплением духовного капитала”, они, подобно великим географическим открытиям средневековья, открыли мир цивилизации через просвещение – для себя и для своих соплеменников. Они, усвоив русский язык и изучив историю и культуру не только других народов, но прежде всего своего этноса, совершили интеллектуальное чудо: не только усвоив русский и другие европейские языки (многие из них владели несколькими иностранными языками), но изучили и свой язык; первыми поставили вопрос о научном исследовании своей истории, культуры, языка; создали первые учебники и издали обобщающие труды по этим направлениям знаний, чем положили начало научной мысли среди адыгов. Поэтому одной из особенностей их научной деятельности является то, что они обратились к социально-гуманитарным проблемам своего народа. Именно по этим отраслям знаний они проводили свою просветительскую работу среди соотечественников.
Один из крупных специалистов по адыгскому просветительскому движению профессор А.Х. Хакуашев пишет, что “своеобразный опыт первых деятелей адыгского просветительства не “мертвый капитал”, а живая реальность, связанная многочисленными и невидимыми нитями с современностью”. В огромном влиянии русской культуры на процесс становления и развития адыгского просветительского движения, на его пионеров, можно убедиться на примере Жабаги Казаноко.
Жабаги Казаноко является одним из ярких представителей общественной мысли адыгов конца XVII – первой половины XVIII в. Он был крупным мыслителем, дипломатом и гуманистом. Он всегда был в числе адыгских феодалов, которые выступали за тесное сближение и сотрудничество Кабарды с Россией. Жабаги Казаноко родился на правом берегу реки Баксан, напротив нынешнего сел. Заюково Баксанского района. До сих пор сохранилось название того места, где он родился и жил (Казаноко).
Существуют разные предположения по поводу года его рождения, но можно считать, что он родился в 1686 г. и прожил до 1750 г. Он был по происхождению уорком (дворянином). Из архивных документов видно, что уоркская фамилия Казаноковых происходит от бжедугов, что она существовала уже в XVII-XVIII вв. В Кабарде имя Жабаги Казаноко в письменных источниках упоминается впервые у Шоры Ногмова в его работе “История адыгского народа”. Ш. Ногмов пишет, что князь Асланбек Кайтукин “всегда руководствовался советами узденя Жабаги Казанокова, человека благоразумного”. Жабаги Казаноко был советником Асланбека Кайтукина, влиятельного князя Кабарды XVIII в.
Последний укрепил свои позиции среди адыгских феодалов, всего адыгского общества не без помощи Жабаги Казаноко, который всегда давал ему дельные, мудрые советы по самым разным проблемам его деятельности. Более того, есть сведения, что Жабаги был его воспитателем.
Жабаги Казаноко был не только гуманистом, мыслителем, но и очень любознательным человеком. Легенда гласит, что однажды, будучи еще юношей, он заметил, что гора, под которой располагался аул, образовала трещину, и он настоял на том, чтобы жители немедленно покинули его. Но не все поверили ему, а гора действительно обвалилась и накрыла весь аул.
В результате межфеодальной борьбы в 20-х гг. XVIII в. из-за притеснений баксанских княжеских фамилий Мисостовых и Кургокиных, князья Кайтукины и Бекмурзины, с кем был в тесных связях Жабаги Казаноко, переселились в урочище Кашхатау и там образовали укрепленный лагерь, получивший в документах название “Черекского городка”.
Большой интерес представляет деятельность Жабаги Казаноко и на дипломатическом поприще. Ему поручались самые ответственные переговоры от имени Кабарды с другими народами и самой Россией. В частности, есть сведения, что он вел переговоры в Астрахани с Петром I по проблемам взаимоотношений Кабарды с великим северным соседом и по вопросам Северного Кавказа в целом.
Жабаги был известен далеко за пределами Кабарды и соседних краях. Он всегда выступал за дружбу между народами, ратовал за мирное решение всех сложных проблем между различными княжескими фамилиями и соседними народами. Он выступал против кровной мести, указывая на ее пагубные последствия; был демократом в семейной жизни, всегда защищал честь и достоинство женщин и детей.
Жабаги Казаноко являлся большим знатоком устного народного творчества. Был остроумным и мудрым человеком, владел многими языками, в том числе и русским. Все эти достоинства снискали ему большой авторитет не только среди кабардинцев, но и соседних народов. Как было сказано выше, он умер в 1750 г. в Казаноко (рядом с сел. Заюково) и похоронен там же. Позже его надгробный памятник перевезен в гор. Нальчик и установлен в парке Свободы возле здания медицинского факультета КБГУ.
Измаил-Бей Атажукин (Хатакшоков). Существуют различные версии по поводу года его рождения. Но можно предположить, что он родился на рубеже 50-60-х гг. XVIII в.
Измаил-Бей Атажукин, как многие его соотечественники- адыги, получил образование и жил в России, честно служил ей, отважно защищал ее интересы на различных фронтах многих войн. Он получил общее и специальное военное образование в Петербурге. Измаил-Бей Атажукин вошел в историю России и Северного Кавказа, оставив заметный след как военный деятель, просветитель, специалист судопроизводства, сохранились данные и о его реформах в Кабарде. Патриот своего народа, по признанию многих авторитетных людей России XVIII в., он был одним из образованнейших людей своего времени, владел многими языками, прекрасно знал русскую и зарубежную историю и культуру.
Измаил-Бей не раз показывал отвагу и мужество в войнах России с другими государствами, за что был отмечен различными наградами российского государства. Он, в частности, принимал активное участие в русско-турецкой войне 1787-1791гг. Измаил-Бей участвовал в ней в числе 5 тыс. воинов кабардинского полка в чине секунд-майора под командованием бригадира Ивана Большого-Горича. В 1788 г. принимал активное участие в штурме турецкой крепости Очаков. За проявленные мужество и отвагу в этом сражении ему было присвоено звание премьер-майора. Вот что писал Григорий Александрович Потемкин-Таврический, всегда проявлявший большой интерес к Измаил-Бею Атажукину, 10 июля 1789 г. Екатерине II: “Измаил-Бей из лучшей фамилии кабардинской, подполковник в службе Вашего Императорского Величества, ревностно и храбро служил под Очаковым и на штурме оного, желает оказать себя против шведов. Я, его отправляя, всеподданейше прошу о награждении его убранной каменьями медалью”.
Он попал на русско-шведский фронт в сентябре 1789 г., но почему-то вскоре его возвращают обратно на русско-турецкий фронт. Находясь в составе Бурского казачьего полка, в декабре 1790 г. принимает участие в штурме турецкой крепости Измаил под командованием А.В. Суворова, которой высоко оценил мужество Измаил-Бея и представил его к награде. В списке награжденных напротив его фамилии великий военачальник сделал пометку, что он “оказал храбрость, усердие”. За проявленные храбрость и мужество в этой военной операции он был награжден Орденом Георгия 4-й степени, где в списке награжденных числился как Измаил-Бей. Он также принимал участие в переговорах по заключению Ясского мирного договора, заключенного 29 декабря 1791 г. (9 января 1792 г.) между Россией и Турцией.
Екатерина II тоже обратила внимание на храброго и грамотного горца и решила использовать его талант в кавказских делах. В 1774 г. Измаил-Бей был направлен в Кабарду для решения российских проблем на Северном Кавказе. Это время на Северном Кавказе было сложным и для России, и для самих горцев. По сути дела, это было началом столетней Русско-Кавказской войны, в которой особое место отводилось Кабарде.
Россия не случайно начала эту войну именно с покорения Кабарды. В этом важном и критическом деле для всего Северного Кавказа деле Измаил-Бей Атажукин занял антиколониальную позицию. Более того, он конкретно выразил свое недовольство политикой России на Северном Кавказе в событиях, происходивших в 90-е гг. XVIII в. (1795) в Кабарде. Это и послужило причиной того, что царское правительство в качестве наказания за такое поведение высылает его с братом Адиль-Гиреем и майором Хамурзиным в Екатеринослав (ныне Петразоводск). Суть вопроса состояла в том, что еще в 1793 г., в целях укрепления своих позиций, царская администрация обнародовала указ о проведении в Кабарде судебной реформы, против которой выступили влиятельные кабардинские князья и дворяне, которых поддержал Измаил-Бей Атажукин.
В справке, составленной по поводу причины удаления из Кабарды Измаил-Бея Атажукина, его брата Адиль-Гирея и Хамурзина Атажукина говорилось, что названные три человека были высланы в Екатеринослав “за оказанную в усердии к службе российской ненадежность”. Это, по сути дела, было подтверждением того, что все три Атажукина принимали участие в антиколониальном восстании, происходившем в эти годы в Кабарде.
В 1801г., когда царский престол занял Александр I, Измаил-Бею Атажукину разрешили переехать в Петербург. После этого Измаил-Бей Атажукин просит императора, чтобы ему разрешили вернуться на родину. Александр I разрешил ему вернуться на родину в 1807 г. Более того, Измаил-Бею было присвоено звание полковника. Измаил-Бей Атажукин в эти годы много работает над тем, как решить мирно, без кровопролитий, кавказские проблемы. Пишет много обращений в различные властные структуры. (Вообще он всегда интересовался проблемами Кабарды, ее взаимоотношениями с Россией).
Еще в 1789 г. в своем плане от 24 марта на имя заведующего личной канцелярией Екатерины II В.С. Панова. Атажукин просил напомнить генерал-аншефу Г.А. Потемкину Г.А..об “известных Вам кабардинских делах”. О них Атажукин вспоминал в своем письме на имя Александра I в 1802 г. Оказывается, что через Г.А. Потемкина (он умер в 1796 г.) Измаил-Бей Атажукин представил Екатерине II “Сведения о некоторых важнейших политических обстоятельствах, до всего края горских черкес касательных”.
До возвращения на Кавказ, в начале 1804г., Атажукин подает в Министерство внутренних дел “Записку о беспорядках на Кавказской линии и способах прекращения оных”. Эта “Записка” являлась итогом многолетних наблюдений за событиями на Кавказе, социально-политической, экономической и культурной жизнью кабардинцев, и горцев в целом. Свои суждения по этим проблемам он еще раньше излагал в таких материалах, как “Краткое описание жителей горских черкес...”, “Записка о жителях Кавказа” и т.д. В них он исследовал вопросы взаимоотношений Кабарды с соседними народами и Россией с 1557 г.; о роли Кабарды на Северном Кавказе, о расселении горцев в регионе, о социальном строе, о Кавказской линии; о политике Турции по отношению к Кавказу; об обычном праве и народном собрании; о судопроизводстве и проблемах аннексированных кабардинских земель Россией, о беглых кабардинских крестьянах и применении к горцам меры “кротости” и т.д.
По возвращении на Кавказ Измаил-Бей Атажукин сразу же развернул активную общественно-политическую деятельность. В отличие от своего брата Адиль-Гирея, он критиковал ислам. Очень много он работал над проблемами судопроизводства и осуществлением его реформы в Кабарде. Он выдвигал по этим вопросам много интересных идей, в частности, предложил учитывать особенности быта кабардинцев. В своих предложениях в судебной реформе, как сын своего класса, он защищал интересы феодалов. Он полагал, что с помощью судебной реформы Кабарду можно вывести из состояния хаоса и раздробленности, укрепить союз Кабарды и России; вместе с тем ограничить вмешательство царских чиновников в дела Кабарды.
Настало время, на наш взгляд, тщательного исследования Атажукинского проекта судебной реформы, его подходов к этому важному вопросу юриспруденции, с учетом сегодняшних проблем российского федерализма и судопроизводства. Но можно надеяться, что и современные юристы скажут свое веское слово о научном наследстве Измаил-Бея Атажукина в области юриспруденции. Он глубоко и всесторонне изучал Северный Кавказ - от социально-политической, экономической и культурной жизни до его этнической карты. Хотя он не употребляет термин «Балкария», упоминает о чегемцах и балкарцах (чегем, малкар).
Он указывал также, что адыги стояли на различных экономических и социально-политических уровнях. Он впервые вводит в научный оборот понятия “аристократические” и “демократические” адыги. К первым он относил кабардинцев и бжедугов, а ко вторым – натухайцев, шапсугов и абадзехов. Он делил их по уровню экономического и политического развития. Атажукин отмечал, что в Кабарде феодализм был более развит, чем у западных адыгов (шапсугов, абадзехов и натухайуцев, которые были, по его мнению, республиканцами).
Он резко выступал против междоусобицы в адыгском обществе, задерживавшей процесс его консолидации и дальнейшего процветания. Он призывал своих соотечественников сплотиться в единый и могущественный союз. Резко выступил против тех кабардинских феодалов, которые призывали к сближению с Турцией, и всегда доказывал необходимость и выгодность союза с Россией.
В январе 1812 г. при таинственных обстоятельствах он был убит своим двоюродным братом Росланбеком Мисостовым-Атажукиным. Так, преждевременно закончилась жизнь замечательного человека, патриота своего народа, талантливого политика и общественного деятеля Измаил-Бея Атажукина, который был убежден, что только в союзе с Россией Кабарда сможет развиваться. Это, в свою очередь, не мешало ему критиковать ее колониальную политику на Северном Кавказе, методы осуществления этой политики.
Одним из ярких представителей первых отрядов адыгской (черкесской) интеллигенции, который внес неоценимый вклад в дело создания профессиональной, высокой культуры народа, является Шора Бекмурзин Ногмов (1794-1844). Он был одним из первых историков, филологов и просветителей адыгского (черкесского) народа. Родился Ш. Ногмов в сел. Джуца (одном из более 200 кабардинских населенных пунктов, уничтоженных русскими войсками), недалеко от Пятигорска. Первоначально он получил духовное образование в Дагестане. После этого некоторое время работал в родном селе муллой. Однако эта работа не вполне его устраивала, и в 1818 г. он поступил, как и многие его соотечественники, в русскую армию. Спустя некоторое время он опять возвращается в родное село и вплотную занимается изучением родного языка, культуры, устного народного творчества, обычаев и традиций своего народа. Собирает обширный материал по истории и культуре адыгов (черкесов), работает учителем начальной школы, где прививает детям любовь к знаниям, к родному языку.
В 1830 г. он вновь поступает на русскую службу в Кавказско-Горский полуэскадрон в Петербурге. Здесь он продолжает изучать историю, язык, русскую и мировую культуру. Некоторое время служит в Кавказском корпусе в Тифлисе. С 1839-го по 1843 г. Ш. Ногмов работал секретарем Кабардинского Временного суда. А в мае 1844-го вновь уехал в Петербург, где 10 (22) июня 1844г. умер от паралича и был там же похоронен.
Несмотря на короткую жизнь, Ш. Ногмов многое сделал как ученый. По свидетельству С.Д. Нечаева, непосредственно знавшего Ш. Ногмова, он владел пятью языками: арабским, турецким, абазинским, персидским и русским, не считая родного кабардинского. Ш. Ногмов в 1825 г. составил кабардинскую азбуку, но не успел опубликовать ее. К 1840 г. он закончил свою научную работу по языку “Начальные правила кабардинской грамматики”. В 1843 г. он составил ее второй вариант. Провел огромную работу по записи старинных народных песен; в общей сложности собрал более 20 кабардинских исторических песен и сказаний. Ш. Ногмов – автор “Кабардино-русского словаря”, в нем более 4 тысяч слов. “История адыгейского народа” – это огромный научный труд, который был завершен им в 1843 г., т.е. за год до смерти. Этот исторический труд охватывает период с древнейших времен до XIX в. В нем показаны основные вехи истории адыгского народа. Правда, работа увидела свет лишь после смерти автора, в 1861 г., и то благодаря стараниям известного кавказоведа А.П. Берже.
Она издавалась в общей сложности 8 раз, в том числе в 1866г. в Лейпциге на немецком языке. В “Истории адыгейского народа” исключительно огромное место занимают материалы об обычаях адыгского народа, о его взаимоотношениях с другими народами, но, на наш взгляд, трудно согласиться с его концепцией об антском происхождении адыгского (черкесского) народа. Кстати сказать, на это указывал и Адиль-Гирей Кешев в своей рецензии на этот труд Ш. Ногмова.
Известный кавказовед прошлого века П.К. Услар назвал Ш.Б. Ногмова “достопочтенным поборником просвещения”. Просвещение народа, идея дружбы, расширения и укрепления связей между народами были важнейшими мотивами создания грамматики и “Истории адыгейского народа”. “Цель моя будет достигнута, – писал Ногмов, – если мои соотечественники начнут изучать адыгейский язык и русский по моей грамматике, и если русские, столь способные к изучению языков, обратят также внимание на наш язык, обильный, древний, европейцам не известный, представляющий богатую жатву для филологии и истории”. Таким образом, Ш. Ногмов вошел в историю адыгского народа как крупный ученый с широким кругозором, как поборник просвещения адыгов, сторонник сближения народов.
Он, как и остальные адыгские (черкесские) просветители прошлого века, открыл мир своего народа для многих других народов мира. Он не только верил, что его прогресс лежит через образование, науку, культуру в целом, но и сделал очень многое для становления этой культуры.
Следующим замечательным представителем адыгского просветительского движения и одним из первых ученых является Хан-Гирей (полное имя: Крым-Гирей Махмет (Мамат) Гиреев Хан-Гирей). Он воспитывался у аталыков. Хан-Гирей, хотя и прожил короткую жизнь, – всего 34 года (1808-1842), – прожил ее ярко и насыщенно. Прежде чем заняться научной деятельностью и художественным творчеством, Хан-Гирей добился за короткое временя блестящих успехов в военной карьере. В определенной степени на его судьбу повлиял А.П. Ермолов. По завещанию отца, Хан-Гирея доставили к Ермолову, а тот, в свою очередь, отправил мальчика в Петербург, в кадетский корпус. По завершении последнего он был зачислен в январе 1825г. сотенным есаулом в Черноморский казачий эскадрон. Хан-Гирей принимал участие в важнейших военных кампаниях своего времен: в 1826-1828гг. – в Русско-Турецкой войне и получил медаль; в 1828-1829гг. – в Русско-Турецкой войне, в которой, будучи адъютантом главнокомандующего (сначала А.С.Меньшикова, затем В.А. Перовского), был представлен к награде и произведен в поручики; в 1830-1831гг. – в военных действиях в Польше, где был произведен в штаб-ротмистры. В ноябре 1832 г. штаб-ротмистра Хан-Гирея назначают командиром Кавказско-Горского полуэскадрона. В последующие годы Хан-Гирей был произведен в ротмистры, а затем, в 1837г., – в полковники и получил придворное звание флигель-адъютанта. Таким образом, в возрасте 29 лет он был уже полковником русской армии. Одновременно с ним в Кавказско-Горском полуэскадроне служили и такие известные впоследствии его земляки-просветители и ученые, как Шора Ногмов и Казы-Гирей.
Профессор Р.Х. Хашхожева пишет, что Хан-Гирей был блестящим офицером, с восемнадцати лет участвовавшим во всех войнах своего времени, стремительно продвигающимся по службе, завершившим вступлением в должность командира далеко небезызвестного в столице специализированного Горского полуэскадрона, составлявшего конвой царя, сникавшего особое внимание Николая, а также императрицы Александры Федоровны, которая “на небольших придворных балах постоянно удостаивала Гирея выбором в мазурке”. “Светская образованность столь развита в нем, что его можно было ставить в пример многим гвардейским офицерам”, “милый характер и приличный в высшей степени тон” –все это создавало ему широкую известность, открывало двери “во многие блистательные петербургские дома”. В столице его называли “очаровательным черкесом”. Хан-Гирей был не только храбрым военачальником, которой в возрасте 29 лет дослужился до звания полковника, но и исключительно образованным человеком. Он превосходно знал историю, мифологию. Не хуже знал русскую и зарубежную историческую, кавказоведческую и художественную литературу; был в курсе новейших научных открытий, философских течений. Кроме этого, он в совершенстве знал много языков, в том числе несколько западноевропейских, арабский, турецкий и т.д.
Он вращался в кругу многих столичных ученых, литераторов, которые оказывали огромное влияние на его мировоззрение, научные поиски. Живя в столице и выполняя обязанности военнослужащего, Хан-Гирей глубоко интересовался прошлым своего народа, его настоящим положением. Бывая на своей родине, он собирал материалы устного народного творчества, в целом духовной культуры своего народа. В начале 30-х гг. XIX в. Хан-Гирей приступает к написанию своей работы – историко – этнографического сочинения “Записки о Черкесии”.
Им написаны и другие работы, которые сыграли исключительную роль в становлении адыгской историко-этнографической науки и художественной литературы: это повесть “Черкесские предания”, нравоописательный очерк “Вера, нравы, обычаи, образ жизни черкесов”; повести “Князь Камбулат”, и “Наезд Канчука”; “Мифология черкесских народов”; нравоописательно-биографический очерк “Бесльней Аббат”, “Князь Пшьской Аходягоко”.
Замечательные произведения молодого ученого и литератора привлекли к себе внимание столичных изданий. Уже тогда их печатали известные столичные и кавказские журналы и газеты по нескольку раз. О них были написаны весьма лестные отзывы. Так, издатель “Русского вестника” (Петербург) очерк “Вера, нравы, обычаи и образ жизни черкесов” сопроводил такой заметкой: “Если в описаниях родной Руси нашей находим мы беспрерывные ошибки господ писателей, чего ожидать, хотя с самым добрым намерением говорить правду, описывать быт чужого народа? Статья сия не сбор заметок, часто непонятных и обезображенных: она принадлежит тому же автору, который одарил в прошедшем году “Русский вестник” повестью “Черкесские предания”, где в живой картине изображены были им тоже предания, быт и поверия черкесов... Черкесия – родина автора, обогатившего себя европейским просвещением, но не оставляющего ни веры, ни быта отцов своих, знаменитых между первейшими черкесскими князьями, хотя почтенный автор ознакомился с жизнью европейцев среди высшего петербургского общества, нам остается просить его продолжить драгоценные заметки, которые, конечно, обратят на себя внимание не только русских, но и даже иностранных ученых. А какой материал для поэтов!”
А издатель газеты “Кавказ”, публикуя очерк “Мифология черкесских народов”, писал: “Мы заимствуем сведения об этом предмете (имеется в виду религия черкесов. – К.У.) из записок просвещенного горца, который, трудясь в продолжение многих годов над собранием обычаев, поверий и исторических событии своей родины, оставил множество драгоценных материалов”. Здесь следует отметить, что произведения Хан-Гирея вызвали определенный интерес известных русских и зарубежных кавказоведов, иностранной печати. Их использовал в своих работах кавказовед Вс. Миллер и ученый-англичанин Дж. Белл, а “Черкесские предания” публиковались на немецком языке.
Хан-Гирей был знаком со многими замечательными русскими учеными и литераторами. Есть предположение, что он был знаком
с М.Ю. Лермонтовым. В этой связи высказывания Р.Х. Хашхожевой, на наш взгляд, являются убедительными. Она, в частности, пишет, что прошлое и настоящее Хан-Гирея, человека широко известного в столице, не могло не привлечь внимания поэта. Судьба этого образованного горца, состоявшего на службе Русскому государству, но не порывавшего связи с родиной, могла ассоциироваться с историей героя его юношеской поэмы “Измаил-Бей”, продолжавшей его волновать в связи с задуманным романом о Кавказе, кровавых репрессиях царской армии против непокорных горцев, диктатуре Ермолова.
Хан-Гирей, как горец и очевидец всех этих событий, к тому же лично знавший наместника Кавказа, мог привлечь поэта перспективой получить ценные материалы для нового произведения. О возможных творческих контактах Хан-Гирея и М.Ю. Лермонтова косвенно свидетельствуют сюжетные совпадения некоторых их произведений. Лермонтовед
С. Андреев-Кривич в исследовании, посвященном определению роли кабардино-черкесского фольклора в творчестве М.Ю. Лермонотова, в результате текстологического совпадения поэм М.Ю. Лермонтова “Каллы” и “Аул Бастунджи” с повестями Хан-Гирея “Черкесские предания” и “Князь Камбулат” пришел к выводу, что в основе этих произведений лежат одни и те же адыгские предания. В связи с этим естественно предположить, что
М.Ю. Лермонтов узнал их от Хан-Гирея, замечательного знатока и собирателя адыгского (черкесского) устно-поэтического творчества.
Хан-Гирей критиковал колониальную политику царизма на Кавказе, он предлагал свои планы улучшения условий жизни горцев, их просвещения. Он выступал за сохранение обычаев и традиций черкесов, за возвращение отобранных у них земель и т.д. Для решения проблем просвещения черкесов, достижения счастья, как пишут профессор В.К. Гарданов и Г.Х. Мамбетов, он, в частности, считал, что для дарования им счастья, необходимо образование народа посредством воспитания юношества. Для этого он находил желательным открыть три светские учебные заведения, в том числе в Большой Кабарде. Названные ученые также отмечали, что Хан-Гирей предлагал открыть пять учебных заведений, в том числе три гражданских и два духовных. Гражданские учебные заведения должны были подразделяться на два отделения: в одном обучались бы дети феодалов, в другом – дети “простого народа”. В духовных училищах должны были готовить кадры для духовенства.
Для осуществления нового порядка управления предлагалось учредить должность попечителя “над просвещением и образованием черкесов и водворением между ними спокойствия кроткими мерами”. Попечитель должен был быть подчинен непосредственно главнокомандующему на Кавказе. Как видно из этого, предложения Хан-Гирея обеспечивали бы мирное решение черкесского вопроса.
Все это вызвало недовольство у кавказской администрации, которая добилась, чтобы отношение царя к Хан-Гирею охладилось. И когда Хан-Гирей в декабре 1839 г. обратился к Бенкендорфу с просьбой о возвращении его рукописи, которая была специально подготовлена им для царя перед его поездкой на Кавказ, Бенкендорф сообщил, что “государь император... изволил отозваться, что сочиненные флигель-адъютантом полковником Хан-Гиреем в 1836 г. “Записки о Черкесии” должны оставаться в библиотеке Генерального штаба и печатать их неудобно”. Спустя несколько лет после этого он ушел в отставку и вскоре в Екатеринограде (Краснодаре. – К.У.), в возрасте 34 лет, в 1842 г. умер. Вот что писалось по поводу смерти этого замечательного человека: “13 февраля 1843 г. флигель-адъютант, лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона полковник Хан-Гирей исключен из списков умершим”. О причинах смерти В. Бурнашев, его биограф, писал: “Фанатичный мюридизм давно отметил Гирея как жертву свою. Однажды, утолив жажду прохладительным и здоровым кумысом, Гирей почувствовал потребность предаться сну; он действительно сладко заснул с улыбкой на устах, но с тем, чтобы уже не просыпаться: мюридисты умертвили его отравленным кумысом”.
Мы привели столь объемные выдержки из биографии этого замечательного гуманиста и ученого сознательно, ибо биографии остальных адыгских (черкесских), горских в целом, просветителей во многом сходны с его. Другие просветители тоже прожили короткую, но яркую жизнь. Многие их идеи и планы были осуществлены лишь после их смерти.
К числу первых адыгских просветителей, которые стояли у истоков национальной культуры относится Султан Казы-Гирей. Он, как национальный писатель-просветитель, тоже сформировался, как и его соотечественники-просветители, под идейным воздействием богатейших традиций русского просвещения и литературы ХIХ в. Русские поэты и писатели были его учителями и наставниками, заботливо поддерживали молодого горского писателя. Как и все его современники-просветители, Султан Казы-Гирей видел путь к спасению своего народа в его просвещении, в приобщении к наукам. Для этого необходимы были огромные организационные мероприятия со стороны государства; прежде всего, нужно было открывать светские учебные заведения во всех населенных пунктах, необходимо было заинтересовать и родителей и детей в учебе. Он постоянно был занят мыслями об этом: “Да! И моему европейскому уму представилась эта странная мятежная жизнь, и мне пришли в голову теории образования народов, о которых так много толкуют и толковали. Странно! Давно ли я сам вихрем носился на коне в этом разгульном краю, а теперь готов представить тысячи планов для его образования?”.
С. Казы-Гирей, как и многие его соотечественники, был не только просветителем, но и служил в русской армии и не раз показывал пример храбрости и отваги на полях сражений. Он служил в Кавказско-Горском полуэскадроне, участвовал во всех военных кампаниях своего времени. Годы, проведенные в качестве офицера полуэскадрона, он использовал рационально: здесь он усердно изучал русский язык, русскую литературу, мировую культуру в целом. Знакомился со столичными деятелями культуры и науки. Через русскую культуру и русский язык он приобщился к мировой культуре. Нашел себе наставников среди прогрессивных русских литераторов. Наиболее чуткого наставника молодой черкес нашел в Петербурге в русском писателе А.Н. Муравьеве. Он познакомил С. Казы-Гирея с выдающимися поэтами России А.С. Пушкиным и
М.Ю. Лермонтовым.
Одновременно он успешно продвигался в военной карьере. В 1848 г. получил чин полковника русской армии и был назначен командующим
8-й бригады Кавказского линейного казачьего войска. Позднее к этой должности присоединилось командование и Моздокским линейным казачьим полком. Но в 1852г. С. Казы-Гирея освобождают от этих должностей и переводят в штаб Кавказского линейного казачьего войска. Через несколько лет, в 1854-1858гг., С. Казы-Гирея назначают командующим 5-й и 6-й бригад Кавказского казачьего войска, он принимает христианство и новое имя: Андрей Андреевич, т.е. взял себе имя своего давнего и доброго друга, благодаря которому он принял православие, – А.Н. Муравьева. После более чем 30-летней службы в русской армии Султан Казы-Гирей в 1859г. в возрасте 52 лет (он родился в 1807г. – К.У.) получил звание генерал-майора. Умер он 11 апреля 1863г.
Султан Казы-Гирей вошел в историю адыгского (черкесского) народа не только как офицер русской армии, но как один из первых просветителей, литераторов своего народа. ОН ясно понимал важность и необходимость просвещения своего народа, но идеализировал роль царского правительства в этом важном вопросе. Он тем не менее собрал богатый материал по истории и культуре своего народа. Одним из первых его произведений является “Долина Ажитугай”, которое начал он писать в 1834 г.
Известно, что великий А.С. Пушкин оказывал всяческую поддержку литературным талантам горцев Кавказа. Уже в первых двух номерах “Современника” он поместил повесть С. Казы-Гирея “Долина Ажитугай” и рассказ “Персидский анекдот”.А.С. Пушкин, по достоинству оценив талант писателя-горца, написал в своем отзыве о повести С. Казы-Гирея следующее: “Вот явление неожиданное в нашей литературе! Сын полудикого Кавказа становится в ряду наших писателей; черкес изъясняется на русском языке свободно, сильно и живописно... Мы ни одного слова не хотели переменить в предлагаемом отрывке...”.
Не осталось незамеченным творчество Султана Казы-Гирея и для великого русского критика В.Г. Белинского. По достоинству оценивая повесть, он в одной из своих рецензий писал следующие слова: “Долина Ажитугай” примечательна как произведение черкеса (Султана Казы-Гирея), который владеет русским языком лучше многих наших почетных литераторов”.
На творчество Султана Казы-Гирея оказала влияние русская романтическая школа, которая получила широкое распространение в первой половине ХIХ в.
Если передовые литераторы России того времени (А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, В.Г. Белинский и многие др.) поддерживали и оказывали необходимую помощь первым адыгским (черкесским) просветителям, то царское правительство без особого восторга, даже враждебно, относилось к их творчеству. К примеру, шеф жандармов, начальник третьего отделения Бенкендорф, ознакомившись с первым произведением С. Казы-Гирея, направляет строжайшее письмо издателю “Современника” А.С. Пушкину: “В первом томе издаваемого Вами журнала “Современник” помещена статья “Долина Ажитугай”, сочиненная Султаном Казы-Гиреем, корнетом лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона.
Высочайшим Его Императорского Величества повелением, последовавшим в 1834 г., повелено: чтобы как военные, так и гражданские чиновники, не иначе предавали печати литературные произведения свои, оригинальные и переводы, какого бы рода они ни были, по предварительному разрешению директоров департаментов, начальников штабов и генерал-интендантов. Означенная статья корнета Султана Казы-Гирея не была предварительно представлена ни на мое рассмотрение, ни на рассмотрение начальника моего штаба.
Уведомляя о сем Вас, милостивый государь, я покорнейше прошу на будущее время не помещать в издаваемом Вами журнале ни одного произведения чиновников Высочайше вверенного мне жандармского корпуса, лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона и собственного конвоя Государя Императора, не получив на то предварительного моего или начальника моего штаба разрешения”.
Противники А.С. Пушкина умело пытались использовать произведения Султана Казы-Гирея с тем, чтобы противопоставить его таланту Пушкина, принизить уровень литературного творчества. В этом плане небезынтересными являются критические высказывания Ф. Булгарина в адрес знаменитого произведения А.С. Пушкина “Путешествие в Арзрум”. Критикуя это произведение, в тоже время восхваляя Султана Казы-Гирея, Булгарин превозносит произведение последнего “Долина Ажитугай”.
В своих критических статьях под общим названием “Мнение о литературном “Современнике”, издаваемом Александром Сергеевичем Пушкиным на 1836г.”, Ф. Булгарин писал, что в “Современнике” нет ни одной статьи, которая бы “вывела читателя из обыкновенного состояния души, заставила сердце сильнее биться и дала уму высшее направление. Для ума нет ничего нового, для сердца есть одна статья –“Долина Ажитугай”, в ней одной есть поэзия, есть мысли, есть чувства. Но такими ли глазами смотрел на Кавказ, на чудную Иберию и Колхиду сам издатель “Современника”, который упрекает г – на Сенковского... в том, что он “ничего нового не сказал о Востоке, ни одной яркой черты, сильной мысли, гениального предложения?” Есть ли что-нибудь из этого в “Путешествии в Арзрум”? Виден ли тут поэт с пламенным воображением, с сильною душой? Где гениальные взгляды, где дивные картины, где пламень? И в какую пору был автор в этой чудесной стране! Во время знаменитого похода! Кавказ, Азия и война! Уж в этих трех словах есть поэзия, а “Путешествие в Арзрум” есть не что иное, как холодные записки, в которых нет и следа поэзии. Прочие статьи пришиты для баланса к статье “Долина Ажитугай”, ибо она одна составляет литературное достоинство первой книжки “Современника”.
Несмотря на критику Ф. Булгарина, отношения между А.С. Пушкиным и Султаном Казы-Гиреем не ухудшились, наоборот, они продолжали сотрудничать, и во второй книге “Современника” (1836) было напечатано второе произведение С. Казы-Гирея – рассказ “Персидский анекдот”. Это произведение было написано на высоком художественном уровне, оно явилось серьезным вкладом в художественную литературу первых адыгских писателей. Однако нас не может не интересовать одно важное обстоятельство, связанное с творчеством этого талантливого литератора. Дело в том, что после рассказа “Персидский анекдот” С. Казы-Гирей не опубликовал больше ничего, почему-то вдруг перестал издавать свои произведения. На этот вопрос не могут ответить и большие знатоки творчества адыгских просветителей профессора А.Х. Хакуашев и
Р.Х. Хашхожева. В частности, А.Х. Хакуашев считает, что, поскольку мы не располагаем документами, проясняющими этот любопытный вопрос, конкретно ответить на него пока нет возможности. Трудно поверить, что указанное обстоятельство, как полагают некоторые, связанно с гибелью Пушкина или объясняется субъективными причинами. Неверным было бы утверждать, что писателю нечего было сказать, и он по собственной воле бросил писать. И если подобные утверждения нельзя подкрепить убедительными аргументами, то причину отказа писателя от творческой работы следует усматривать в другом. И в этой связи возможно высказать предположение, что высокопоставленные лица либо сами догадались, либо с чьей-то помощью поняли, что иносказательный заряд “Персидского анекдота” был направлен против царя, и запретили писателю печататься в дальнейшем. Ведь царь и жандармы Бенкендорфа таким образом лишили языка многих славных сынов русской нации.
Тем не менее следует отметить, что С. Казы-Гирей был одним из активных и талантливых просветителей и деятелей культуры. Несомненно, его творчество не могло не оказать влияния на процесс становления адыгской литературы, культуры в целом. В последующем другие адыгские литераторы не могли не опираться на его творчество.
Одним из ярких адыгских просветителей, заложивших основы “высокой” – профессиональной культуры народа, является Умар Берсей (1807). Он – выходец из могущественного и многочисленного в прошлом адыгского племени абадзехов. Умар Берсей получил европейское образование (учился во Франции. – К.У.), но прожил полную драматизма жизнь. В свое время, будучи мальчиком, он был продан в Турцию, затем – учеба во Франции, и, после долгих и трудных жизненных дорог, вернулся на родину, в Черкесию, где вплотную занялся просветительской деятельностью, для развития культуры, образования своего народа. Он в совершенстве знал арабский, французский, русский и родной языки.
Умар Берсей с первых шагов понял, что национальная письменность является основой развития культуры народа, его просвещения. Поэтому сначала он приступает к созданию алфавита родного языка.
Как и остальные адыгские просветители, Умар Берсей по возвращении на родину поступает на службу в русскую армию. В должности письменного переводчика с азиатских языков при начальнике правого крыла Кавказской линии, где заслужил хорошую репутацию. Однако в октябре 1849г. Кавказская военная администрация посчитала целесообразным использовать его на педагогической работе и направила в качестве старшего преподавателя в Ставропольскую гимназию. Такое решение последовало после издания нового положения о Кавказском учебном округе от 18 декабря 1848г., которое обязывало Ставропольскую гимназию организовать преподавание татарского и черкесского языков. Следует отметить, что эти языки должны были изучать и кавказские и русские воспитанники этой гимназии. Вообще Ставропольская гимназия являлась одним из первых светских учебных заведений на Северном Кавказе, в котором учились дети-горцы. В деле просвещения горской молодежи огромную роль сыграло именно это учебное заведение. Здесь получили свое образование большинство просветителей-адыгов (черкесов) и выходцев из других народов Северного Кавказа. В Ставропольской гимназии работали представители горцев Северного Кавказа, а также многие российские педагоги.
Они были не только опытными учителями, но и большими друзьями народов Северного Кавказа, настоящими интернационалистами, гуманистами, знатоками истории и культуры народов Северного Кавказа.
В этом плане огромную конкретную помощь оказывал горской молодежи, которая обучалась в гимназии, ее директор Я.М. Неверов. Он, как большой друг кавказцев и опытный педагог, опекал учащихся-горцев, заботился о том, чтобы они и после окончания гимназии продолжали учебу.
Умар Берсей – автор “Букваря черкесского языка”, который был издан в марте 1853г. в Тифлисе. По этому букварю занимались черкесские воспитанники, обучавшиеся в учебных заведениях Северного Кавказа. Ведущие ученые, в том числе такой крупный авторитет в науке, как
П.К. Услар, дали высокую оценку этому букварю. Первый “Букварь черкесского языка” Умара Берсея явился значительным вкладом в развитие общеадыгской культуры, в распространение образования среди адыгов (черкесов).
Умар Берсей был учителем-новатором, он прививал своим ученикам любовь к родному языку, истории и культуре своего народа. Своих учеников он обучал не только родному языку, но и вырабатывал у них навыки научных поисков: во время каникул давал поручения собирать в родных аулах, куда выезжали ученики, материалы по устному народному творчеству, нартским сказаниям адыгов (черкесов); записывать старинные народные сказки, сведения о традициях и обычаях. Учитель русского языка и литературы Ставропольской гимназии, где работал Умар Берсей и обучались горские дети, Ф.В. Юхотников писал по этому поводу следующее: “Молодым горцам, знающим язык и принимающим живое участие в сохранении памятников народной жизни, поручено собирание материалов в своих родных аулах... При помощи черкесской азбуки, составленной одним абадзехом (имеется в виду Умар Берсей. – К.У.), некоторые молодые люди решились записывать свои песни и предания”.
Умар Берсей проработал на ниве просвещения около 10 лет и был одним из первых преподавателей черкесского языка. Он вышел в отставку в 1860 г., однако не прекращал своей научной деятельности, много и плодотворно работал над грамматикой черкесского языка. Кази Атажукин – единомышленник и продолжатель его дела – отметил, что Умар Берсей принимал участие в составлении нового алфавита.
Умар Берсей занимался не только проблемами просвещения черкесского народа, но также пробовал свои силы в художественной литературе, т.е. сделал смелую попытку создания адыгской художественной литературы. В частности, написал несколько рассказов и басен, которые отличались глубиной содержания. Этого мнения придерживались большие знатоки творчества Умара Берсея – С. Зекох и А. Гукемух.
Таким образом, Умар Берсей, как и остальные адыгские просветители, сделал очень многое в становлении адыгской (черкесской) культуры, просвещении своего народа. Он был не только пропагандистом народного просвещения, но и принимал практическое участие в создании алфавита родного языка, преподавал в Ставропольской гимназии. Многое сделал также в сборе материалов по истории и устному народному творчеству адыгов (черкесов). Он был большим знатоком русской, а также западной культуры, с которой он познакомился, обучаясь во Франции.
Исторические труды М. Абаева, В. Кудашева и публицистика Б. Шаханова
Одним из замечательных общественных деятелей среди горцев Северного Кавказа второй половины ХIХ в. был Дмитрий (Локман) Кодзоков (1818-1893). Он не только учился в России, но и воспитывался несколько лет в семье Хомяковых, где получил прекрасное домашнее образование. После этого он был отдан в пансион известного в то время профессора Павлова. Здесь он изучаел русский, латинский и английский языки, историю, географию и многие другие науки. После успешного окончания пансиона в 1834 г. Дмитрий Кодзоков поступает в Московский университет на словесное отделение. Его мировоззрение формируется под воздействием прогрессивной русской общественной мысли. В Московском университете он “усваивал новые идеи и впитывал в себя прогрессивные традиции русской литературы и общественной мысли”, – пишет другой крупный исследователь адыгского просветительского движения, творчества первых просветителей профессор Т.Х. Кумыков.
Д. Кодзоков и многие его соотечественники не просто обучались в учебных заведениях России, но и показывали там свои неординарные способности, талант во многих отраслях знаний. Например, будучи студентом 2 курса, Д. Кодзоков стал одним из победителей письменного конкурса по классу упражнения в русском слоге, когда он представил две работы: “Описание Кавказа” и “Осада Троицкой лавры”. Жюри дало этим работам высокую оценку, признав их лучшими наряду с работами Юрия Самарина, Константина Черкасского. Более того, Д. Кодзоков, будучи студентом, принимал участие в переводе с французского на русский язык “Истории средних веков” Демишеля, которая была издана Погодиным в 1836г.
Также в студенческие годы, в 1837г., он издал сборник “Стихотворения молодого черкеса”. После успешного окончания Московского университета Д. Кодзоков активно включился в общественно-политическую жизнь, в просвещение своего народа, в изучение родного края, его проблем. Д. Кодзоков получил звание действительного статского советника, что приравнивалось к генеральскому чину.
Летом 1839 г. Д.С. Кодзоков, тепло попрощавшись с Марией Алексеевной, Алексеем Степановичем Хомяковыми и с другими близкими ему людьми, отправился на Северный Кавказ. Он ехал к себе на родину, чтобы, применив полученные знания и умения, изменить общественный и культурный быт горского населения, внедрить новые методы ведения хозяйства, а самое главное – сделать все возможное, чтобы приобщить свой народ к знаниям, к достижениям мировой культуры. В этом гуманном деле помогли не только полученные им Московском университете знания, но и в общение его со многими образованными и известными людьми в Пятигорске, где Кодзоков остановился по приезде из Москвы. Он встречался с М.Ю. Лермонтовым, Ш.Б. Ногмовым и многими др. людьми, общение с которыми не могло пройти бесследно для него. На этот факт их встречи ссылается и И.Л. Андроников, который обнаружил в альбоме Лермонотова запись: “Лукман-бек-Мурзин Кодзоков, Дмитрий Степанович Кодзоков, в Пятигорске, № 89».
Пребывание Д. Кодзокова в Пятигорске в конце 30-х – начале 40-х гг. ХIХ в. явилось для него настоящей школой. С высоты новых взглядов он изучает Кавказ, быт, культуру его народов, особенно своего. Иначе и не могло быть, ибо он долгое время находился вдали от дома и фактически знал свою родину в основном по книгам и рассказам тех, с кем даже не был знаком. Здесь он изучает кабардинский и турецкий языки, собирает огромное количество материалов по истории и культуре народов Кавказа, изучает обычаи и традиции горцев.
Д. Кодзоков в своих письмах и записках отмечал, что народы Северного Кавказа “нуждаются в приобретении основательного знакомства c более полезными науками”. Он глубоко сожалел о том, что “богатый край и щедро наделенная раса людей, какими следует называть жителей Северного Кавказа вообще и жителей Кабарды в частности”, находились в жалком экономическом и культурном состоянии, ибо здесь не было школ. Учитывая это обстоятельство, Д. Кодзоков предпринял ряд важных шагов в культурном преобразовании края. В 1839 г. он составил “Записку (проект) об открытии в Кабарде школ для первоначального обучения детей” и представил ее начальнику Центра Кавказской линии генералу Барятинскому. Кроме того, Кодзоков поставил вопрос о размежевании земель, об изменении системы управления краем.
В том же 1839 г. Кодзоков открыл в ауле своего отца начальную школу, где дети обучались русскому языку, арифметике. За счет своих средств он нанял учителя. Для детей он выписал из Ставрополя книги, необходимые пособия. В период пребывания в Пятигорске в конце 30 – начале 40-х гг. он ставил вопрос о проведении на Северном Кавказе аграрно-административной и школьной реформ. Кодзоков поддерживал деятельность Кази Атажукина, Шоры Ногмова и др. просветителей. Кроме этого, Кодзоков провел на Северном Кавказе огромную работу по земельной реформе в должности председателя сословно-поземельной комиссии, которая была создана специально для решения проблем крестьянской реформы. Умер он 2 апреля 1893г. во Владикавказе.
Другим замечательным адыгским просветителем, большим знатоком адыгской культуры и языка является Кази Атажукин. Он не только пропагандировал знания среди своего народа, но и проводил огромную работу по открытию школ, составлению учебников, их печатанию. Родился он в 1841г. в сел. Атажукино-Ш (ныне сел. Куба Баксанского района КБР); умер 23 октября 1899г. в Пятигорске.
Кази Атажукин свою общественно-культурную деятельность посвятил делу просвещения своего народа. Ведущее место в ней занимал вопрос об открытии сельских школ и создании письменности на родном языке.
Он успешно окончил Ставропольскую гимназию. Кстати сказать, это учебное заведение сыграло огромную роль в деле просвещения горской молодежи. В гимназии обучались почти все представители просветительского движения Северного Кавказа, в том числе адыгов. В ней работали не только замечательные педагоги, но и большие друзья горцев. Они прекрасно знали их историю и культуру, традиции и обычаи. Многие превосходно знали черкесский язык и преподавали его в той же гимназии. По окончании гимназии Кази Атажукин активно включился в дело просвещения своего народа, становления и развития школьного образования в крае. Он, в частности, предлагал изучать кабардинский язык в мусульманских школах (медресе), которые функционировали при сельских мечетях. Одновременно критиковал систему обучения детей в медресе. Атажукин указывал, что в этих медресе идет механическое заучивание арабской письменности, мало кто понимал значение арабских слов. Атажукин добивался того, чтобы вопрос о создании кабардинской письменности был поставлен на государственную основу и чтобы правительство призвало служителей мусульманских школ оказывать охотно содействие в этом деле, всячески поощряя их. Он считал необходимым установить такой порядок, чтобы при занятии должности сельского муллы учитывалось знание кабардинского языка.
К. Атажукин поставил вопрос об организации пяти-шестимесячных педагогических курсов с целью подготовки из сельских мулл, наиболее успешно занимающихся в медресе, преподавателей кабардинского языка. Он также предлагал в школе- медресе начать обучение детей с изучения кабардинской азбуки, затем постепенно перейти к изуч
