Граф М. В. Толстой Рассказы из истории Русской Церкви 26 страница

[39] В Казанской Болгарии, покоренной Батыем, сын его Саин заложил город Казань (котел или золотое дно) для перепутья татарским сборщикам русской дани. Это новое поселение, состоявшее из болгар, черемисов и других племен, смешавшихся с монголами, звалось также Саиновым юртом. Впоследствии Казань опустела. Но в 1437 году хан Улу-Ахмет (или Махмет) после набега на пределы Рязанские возобновил разоренную Казань и населил ее монголами из Золотой Орды, Астрахани и других мест. Новое татарское царство сделалось опасным для спокойствия Русской земли (Карамзин. История Государства Российского, V, 25, 159).

[40] Разоренная татарами Желтоводская обитель возобновлена в 1620 году муромским уроженцем монахом Авраамием. Она окружена на пространстве 500 сажен каменной стеной и имеет девять башен и двое больших ворот. В самом монастыре шесть каменных церквей и 83 каменные кельи, в которых до учреждения штатов в 1764 году помещалось братии до 200 человек.

[41] В словаре Щекатова, в словаре Русских Святых и в Истории Русской Иерархии кончина преподобного Макария ошибочно отнесена к 1504 году. По свидетельству рукописного жития он преставился 25 июля 6952 (1444) года (Русские Святые под 25 июля.)

[42] Преподобный Макарий как при жизни своей, так и по кончине прославлен был многими чудесами. Мощи его почивают в соборной Троицкой церкви Макариева Унженского монастыря, в серебряной раке (История Российской иерархии, V, 40).

[43] Место, где первоначально жил преподобный Евфимий, а после основан преподобным Александром монастырь, находится на берегу реки Кушты, в 40 верстах от Вологды, в 8 от бывшего на Кубенском озере Спасокаменского монастыря и в 3 от села Кубенского Устья. (Там же, III, 88).

[44] Время преставления преподобного Евфимия полагают около 1465 года; преподобный Харитон почил 11 апреля 1509 года. Мощи их почивают под спудом в Спасской Вознесенской церкви, оставшейся от основанного ими монастыря и обращенной в приходскую по упразднении обители в 1764 году. Память преподобного Евфимия и Харитона Сянжемских местно празднуется 11 апреля.

[45] Дмитрий Васильевич, князь Заозерский, был убит татарами в 1429 году.

[46] Мощи преподобного Александра почивают под спудом в Николаевской церкви его монастыря, упраздненного в 1764 году. Теперь эта церковь служит приходской для окрестных селений.

[47] Заозерье было отнято великим князем Василием Темным в 1447 году у сыновей князя Димитрия за родство их с Шемякой (который был женат на родной сестре их Софии) и отдано князьям Можайским.

[48] После пожара 1472 года остатки мощей преподобного князя Иоасафа собраны в ковчег, и от них продолжали истекать исцеления. Когда Спасокаменный монастырь в 1773 году был совершенно разрушен пожаром и перемещен в Вологодский Духов монастырь, ковчег с мощами, спасенный от пламени, перенесен туда же.

[49] Еще дед Василия Степановича, посадник Василий Матвеевич Своеземцев, в 1315 году приобрел у чудских старшин земли Шенкурские (почти 300 верст длиной) за 20000 белок и за 10 рублей серебряных. Так образовалась на реке Ваге боярщина Васильевская, самая обширная и богатая между всеми боярщинами на Ваге. Своеземцевы первые завели там хлебопашество: до того времени чудь питалась рыбой и звериным мясом.

[50] Василий Степанович купил Вагу. Он построил вблизи городок, в 17 верстах ниже Шенкурска и назвал его Пинежским городком. В той стороне построил он много храмов: Рождества Христова на Химаневе, Рождества Богородицы на Усть-Путе, Предтечи на Леде и несколько других.

[51] Мощи преподобного Варлаама, освидетельствованные в 1630 году Новгородским митрополитом Киприаном, почивают открыто в Богословской церкви, прежде бывшей монастырской, а с 1765 года приходской, в 15 верстах от города Шенкурска, Архангельской губернии. В день преставления преподобного Варлаама бывает крестный ход к мощам его.

[52] Родоначальником Бороздиных был Юрий Лозынич, выехавший из Волыни к князю Александру Михайловичу Тверскому. Правнук его и родитель преподобного Саввы получил прозвание Борозды (это слово в старину означало окоп или траншею). Родословная Бороздиных помещена в Бархатной книге IV, 187.

[53] По рукописному житию преподобного Саввы (рукопись 1514 года в библиотеке Московской Духовной Академии, № 73) можно полагать, что преподобный Савва пострижен в Тверском Желтиковом монастыре; по мнению же преосвященного Филарета Черниговского, он - постриженник Тверской Саввинской пустыни.

[54] Список Кормчей книги, принесенный преподобным Саввой с Афона, находится в сборнике XV века, в архиве Министерства иностранных дел.

[55] Этот крест и теперь стоит в часовне близ монастыря, но обложенный досками и с лицевой стороны литыми из алебастра священными изображениями.

[56] Лисицкий монастырь с церковью Рождества Богородицы находился на Лисьей (Лисичьей) горе, в трех верстах от Хутынской обители. Он давно уже упразднен, но следы его еще заметны по оставшемуся кургану.

[57] Мощи преподобного Саввы Вишерского почивают под спудом в обители его, напротив южных дверей алтаря соборной Вознесенской церкви. Память его празднуется 1 октября. Служба и житие написаны, по воле владыки Ионы, Пахомием Логофетом. В 1764 году обитель его была упразднена, но семь лет спустя снова возобновлена по ходатайству генерал-аншефа Бороздина, усердием гвардейских офицеров, посвятивших себя иноческой жизни: Василия Павловича Глазатова (в иночестве Варлаама) и Ивана Ивановича Аничкова (в иночестве Иоасафа). Первый из них по возобновлении монастыря был первым строителем, а последний - его преемником.

[58] Мощи преподобного Ефрема почивают под спудом в соборной Никольской церкви основанного им монастыря, в посвященном ему приделе. Обитель его называлась Перекопской и по протоку Веренды - Верендовской, а теперь носит название Перекомского Розважского заштатного монастыря.

[59] Преподобный Пафнутий родился в наследственном сельце Кудинове, в 3 верстах от Боровска. На месте этого сельца стоит теперь часовня.

[60] Место, где основал монастырь преподобный Пафнутий, - отлогая долина между рекой Протвой и речкой Истермой, близ дороги из Боровска в Серпухов принадлежало к отчине князя Суходольского, а монастырь Высокий, где он прежде игуменствовал, находился в уделе князей Боровских. Основание Пафнутиева монастыря относится к 1444 году. Эта обитель, до учреждения штатов, имела 11000 крестьян и более 30000 десятин земли; теперь она состоит в числе первоклассных, но от прежнего богатства сохранила только небольшое число драгоценных утварей в ризнице.

[61] Подлинные слова преподобного Иосифа Волоколамского из сказания его о блаженных отцах.

[62] Несколько чудес преподобного Пафнутия описано преосвященным Филаретом Черниговским (Русские Святые, 1 мая); еще большее число - в рукописном житии, составленном Вассианом, архиепископом Ростовским (Минея Митрополита Макария, в Синодальной библиотеке, № 818).

[63] Мощи преподобного Пафнутия почивают под спудом в соборном храме обители его, созданном им самим в честь Рождества Богородицы и освященном в 1467 году, близ южной стены иконостаса. Над ними рака, обложенная золоченым серебром - вклад боярина князя И. Б. Репнина.

[64] Мощи блаженного Максима юродивого почивают под спудом в церкви, построенной в 1698 году во имя его на Варварской улице. Память его чтится местно, по определению Собора 1547 года, вследствие чудес, совершавшихся при гробе его.

[65] На месте этой церкви сооружена каменная, на средства Иоанна Грозного, в 1566 году. Мощи блаженного Исидора почивают под спудом в арке между приделом, посвященным его памяти, и правым отделением главного алтаря. Серебряная рака устроена в 1815 году. В рукописном житии блаженного Исидора записано несколько чудес, совершившихся при гробе его.

[66] Троицкий Клопский 3-го класса монастырь находится в 20 верстах от Новгорода на берегу реки Варяжки, близ озера Ильмень. Время основания его неизвестно.

[67] В рукописном житии преподобного Михаила (в Библиотеке Троице-Сергиевой Лавры, № 673, л. 226) слова эти выражены так: "а се Михаиле, Максимов сын, рода княжеского, сродник наш". Но автор "Житий святых Российской Церкви" и вслед за ним другие неизвестно на каком основании называют преподобного Михаила сыном великого князя Симеона. Вовсе невероятно, чтобы младенец, родившийся в 1348 году, мог дожить до 1454 года (в современных Минеях дата преставления преподобного Михаила обыкновенно указывается с меньшей определенностью - ок. 1453- 1456 гг. - Прим. ред.)

[68] Мощи преподобного Михаила почивают под спудом на южной стороне соборного храма Клопской обители, в бронзовой позолоченной раке. Память чудотворца положено праздновать повсеместно на Соборе 1547 года.

ГЛАВА III

Иоанн III Васильевич, великий и державный. - Покорение Новгорода. - Брак с греческой царевной. - Освобождение от монгольского ига. - Уничтожение уделов. - Война с Литвой для защиты Православия в западной Руси. - Соборы в Москве. - Ересь жидовствующих. - Подвиги святого Геннадия Новгородского и преподобного Иосифа Волоцкого.

Приступаем к описанию той блистательной эпохи, когда северо-восточная Русь, свергая с себя иго рабства ордынского, восстает, как воскрешенная из гроба, свободная извне и сильная внутри своей целостью под скипетром единого самодержца. Православная Церковь перестает страдать от нашествия варваров, которые обращали в груды пепла храмы Божии и обители иноческие, и от кровавых междоусобий князей; она находит себе ревностных защитников в благочестивых государях, помазанниках Божиих.

После двух тяжких веков внешнего порабощения и внутреннего неустройства Руси Господь "вознес избранного из людей Своих". На престоле обширной державы Русской является Иоанн III, сын Василия Темного: он свергает иго Орды, уничтожает уделы, подчиняет себе вольный Новгород, водворяет самодержавие в расширенной им державе и становится твердым стражем и поборником православной веры в пределах западной Руси, соединенной с иноверной Польшей [1].

Начинаем с судьбы Новгорода. По кончине святого архиепископа Ионы избран был владыкой на вече протодиакон и ризничий Феофил. Испросили дозволение нареченному владыке явиться за посвящением к митрополиту, но в Новгороде открылись сильные волнения против великого князя, который требовал, чтобы новгородцы не смели "вступаться в его земли и воды и держали имя его честно и грозно по старине и по крестному целованию". Легкомысленный народ, несмотря на увещевания Феофила, мечтал о прелестях свободы, хотел тесного союза с Казимиром, королем Польским и великим князем Литовским, и принял от него воеводу - князя Михаила Олельковича. Мятежом руководила, к удивлению современников женщина, гордая и честолюбивая, вдова посадника Исаака Борецкого Марфа, мать сыновей уже взрослых, из которых один, Димитрий, был в то время посадником. Заключили договор с королем: он обязался помочь Новгороду в случае войны с Московским государем, не ставить римских костелов на земле Новгородской и предоставить владыке посвящаться там, где будет угодно Новгороду. Два последних условия были поставлены для того, чтобы удержать на кафедре Феофила, который хотел было удалиться в монастырь, не желая быть пастырем мятежников и клятвопреступников. На вече громко кричали: "Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир! Да исчезнет Москва!" Иоанн взялся за оружие, разбил дружины новгородские на берегах Шелони (14 июля 1474 года) и показал умеренность: он взыскал с Новгорода около 80 пудов серебра, отнял северное поморье и поселения на берегах Двины, обязал новгородцев под присягой платить ему народную дань, а митрополиту - судную пошлину, ставить владык в Москве, не иметь сношений с Казимиром и не принимать к себе врагов великого князя. Со своей стороны государь дал слово забыть прошедшее, простил всех злоумышленников, в том числе и Марфу Борецкую с сыновьями, и не прикоснулся к вольности новгородской.

Феофил был посвящен в Москве и отпущен с честью. Но умеренность самодержца не отрезвила людей, привыкших к своеволию; несогласия новгородцев с наместниками великокняжескими продолжались, недовольные являлись в Москву требовать суда. Наконец, кое-кто из знати новгородской устроил так, что двое чиновников от веча прибыли в Москву с признанием Иоанна государем великого Новгорода. Державный собиратель земли Русской был убежден, что настало время водворить единовластие, и если при первом походе не покорил Новгорода, то единственно потому, что надеялся изменить порядок дел мало-помалу, не прибегая к мерам насилия. Теперь он спешил воспользоваться данным ему поводом и потребовал, чтобы новгородцы отказались от всех древних прав своих, уже отживших свой век и несогласных с новым положением государства Московского. Буйный народ взволновался, избил многих, которых считал сторонниками Москвы, и отважился снова вступить в сношения с Казимиром. Иоанн снова пошел с многочисленной ратью на Новгород и окончательно покорил его в конце 1477 года.

Ударил последний час новгородской вольности! Иоанн принял присягу от новых подданных, уничтожил вече, перевез в Москву вечевой колокол, казнил начальников мятежа и отправил в ссылку Марфу Борецкую.

В числе виновных пострадал один невинный: архиепископ Феофил, принужденный по званию владыки принять участие в договоре с Литвой, должен был отказаться от управления епархией и был заточен в Московском Чудовом монастыре, где провел около трех лет в тесном заключении и тяжко заболел. В болезни явился ему святой Нифонт, епископ Новгородский, почивающий в ближних пещерах Киевской Лавры, и напомнил ему прежнее обещание поклониться Печерским чудотворцам. Больной святитель отправился в Киев и уже приближался к Днепру, как болезнь его усилилась, и он получил откровение, что, хотя не достигнет живым до пещер, но тело его успокоится в них [2].

Другим важным делом государя Московского был брак его с греческой царевной. Брат последнего императора греческого Константина Палеолога, деспот Фома, умер в Риме. Сыновья его жили благодеяниями папы, не заслуживая их своим легкомысленным поведением; но юная сестра их, царевна Софья Фоминична, была предметом общего доброжелательства. Папа Павел II искал ей достойного жениха и обратил взор на великого князя Московского, незадолго перед тем овдовевшего [3]. Папа надеялся через юную царевну, воспитанную в правилах Флорентийской унии, убедить Иоанна к соединению с Римом и таким образом покорить себе Русскую Церковь. Он сам через особое посольство предложил великому князю знаменитую невесту, "отрасль царственного древа, которого тень покоила некогда все христианство православное, еще нераздельное". Брак Иоанна с царевной совершился в ноябре 1472 г. и доставил Московскому государству более известности в Европе, которая чтила в Софии племя древних венценосцев Цареградских. В виде приданого Иоанн принял герб властителей Восточной Римской империи - орла двуглавого, соединив его на своей печати с гербом Московским. Но папа не преуспел в своих замыслах, и присланный им легат, хотя имел прения с духовными лицами в Москве, но сам вынужден был прекратить спор будто бы за неимением книг. Сама София сделалась в Москве ревностной православной христианкой.

Наконец, наступило для Русской земли время полного освобождения от ига ордынского. Мы видели, что Дмитрий Донской отважился вступить в бой с татарами на берегу Непрядвы; но незабвенная Куликовская битва не освободила Руси от постыдной власти монголов. Сам победитель и потомки его продолжали подвергаться нашествиям татар, земля Русская обагрялась кровью и дымилась пожарами. Хотя Большая Орда давно уже не была так сильна, как во времена Батыя, хотя отделились от нее уже многие другие Орды, как-то: Ногайская, Крымская, Казанская и Астраханская, - но и при державном Иоанне хан Большой Орды Ахмат еще осмеливался вторгаться в Русские пределы. Иоанн, помня обетование двух соименных святителей Московского и Новгородского, девять лет не платил дани и, наконец, в 1480 году решился торжественно объявить свободу Русского государства. Когда хан Ахмат отправил в Москву послов для сбора дани, великий князь взял при них басму (изображение хана), бросил на землю и растоптал ногами, велел умертвить послов, кроме одного, которого отправил сказать хану, что и с ним поступит так же, как с его басмой, если он не оставит в покое Русской земли. Скоро услышали в Москве о походе Ахмата. Иоанн встретил его на берегах Угры поздней осенью, когда реки начинали уже замерзать. Прошло около двух недель в бездействии; Иоанн, не любивший проливать крови в битвах, решил отступить на поля Боровские. Бояре изумились, а воины оробели, думая, что великий князь страшится битвы. Митрополит Геронтий и Ростовский архиепископ Вассиан убедительными грамотами напоминали Иоанну обет его стоять крепко за веру и отечество. Старец Вассиан, достойный брат преподобного Иосифа Волоколамского, писал так: "Наше дело говорить царям истину: что я прежде изустно сказал тебе, славнейшему из владык земных, о том ныне пишу, ревностно желая утвердить твою душу и державу. Когда ты, вняв молению и доброй думе митрополита, своей родительницы, благоверных князей и бояр, поехал из Москвы к воинству с намерением ударить на врага христианского, мы, усердные твои богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победой. Что же слышим? Ахмат губит христианство, грозит тебе и отечеству: ты же пред ним уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов; а нечестивый дышит гневом и презирает твое моление?.. Государь! Каким советам внимаешь? Советам людей, недостойных имени христианского. И что советуют? Повергнуть ли щиты, обратиться ли в бегство? Но помысли: от какой славы и в какое уничижение низводят они твое величество! Предать землю Русскую огню и мечу, церкви - разорению, тьму людей - гибели! Чье сердце каменное не излиется в слезах от единой мысли об этом? О, государь! Кровь паствы вопиет к небу, обвиняя пастыря. И куда бежать? Где воцаришься, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти? Судьбы Божии неизбежны. Я стар и слаб, но не убоюсь меча татарского, не отвращу лица моего от его блеска... Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его! Един поженет тысящу и два двинут тьму, по слову мужа святого: "Не суть боги их, яко Бог наш! Господь мертвит и живит". Он даст силу твоим воинам. Поревнуй предкам своим: они не только землю Русскую хранили, но и многие иные страны покоряли; вспомни Игоря, Святослава, Владимира, коих данниками были цари греческие, и Владимира Мономаха, ужасного для половцев. А прадед твой, великий, достославный Димитрий, не сих ли неверных татар победил за Доном? Презирая опасность, он сражался впереди и не думал: "Имею жену, детей и богатство; когда возьмут землю мою, вселюся инде", - но стал перед лицом Мамая, и Бог осенил главу его в день брани. По какому святому закону ты, государь православный, обязан уважать его, злочестивого самозванца, который силой поработил наших отцов за их малодушие и воцарился, не будучи ни царем, ни племени царского? То было действием гнева Небесного; но Бог есть Отец чадолюбивый: наказует и милует. Древле потопил Фараона и спас Израиль, спасет и на род твой, и тебя, когда покаянием очистишь свое сердце; ибо ты человек и грешен. Покаяние государя есть искренний обет блюсти правду в судах, любить народ, не употреблять насилия, оказывать милость и виновным... Тогда Бог восстановит нам тебя, государя великого, яко древле Моисея, Иисуса и других, освободивших Израиль, да и новый Израиль - земля Русская освободится тобой от нечестивого Ахмата, нового Фараона. Ангелы снидут с небес в помощь тебе, Господь пошлет тебе от Сиона жезл силы, и одолеешь врагов, и смятутся они и погибнут. А мы Соборами святительскими день и ночь молим Его, да рассыплются племена нечестивые, хотящие брани; да будут омрачены молнией небесной и, как псы голодные, да лижут землю языками своими" [4]. Но осторожный Иоанн не решился на битву. Тогда, по словам летописца, совершилось чудо: при отступлении русских войск от левого берега Угры татары вообразили, что их заманивают в сети и вызывают на бой, приготовив засады. Объятый странным ужасом, хан спешил удалиться. Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые! Россияне, наконец, остановились; но Ахмат ушел в степи, разорив в Литве двенадцать городов, за то что Казимир не дал ему помощи. Так кончилось это последнее нашествие хана Большой Орды на Россию: он не мог ворваться в ее пределы и не вывел ни одного пленника московского. "Да не похвалятся легкомысленные страхом своего оружия, - писали современники. - Нет, не оружие и не мудрость человеческая, но Господь спас ныне Россию!" [5] При всеобщем ликовании народа в благодарность Богоматери, заступничеству Которой приписали освобождение от ига монголов, установлен был ежегодный крестный ход в Москве с чудотворной Владимирской иконой 23 июня - в день бегства Ахмата от Угры.

Так положен был конец бедственному рабству наших предков! Оно продолжалось около двух с половиной столетий. Иго, в начале своем страшное и губительное, позднее сделалось более легким, ограничивалось временными нашествиями, вмешательством в распри князей и в последнее время - только платежом дани. Наконец Господь помиловал Русскую землю и положил конец монгольскому владычеству, даровал Иоанну победу без пролития крови.

Освобождение России было почти современно уничтожению уделов и водворению самодержавия. Покоритель Новгорода присоединил к своему государству все отдаленные северные владения бывшего вольного города - Вятку и Пермскую землю до самого хребта Уральского, присвоил себе уделы многих [6] мелких владетелей, подчинил верховной своей власти ханов, или царей, Казанских и, наконец, завоевал Тверское княжество, которое боролось некогда с Москвой и спорило с ней о первенстве [7]. Собиратель уделов в одно целое мог справедливо именоваться самодержцем всея Руси; только Псков оставался еще вольным городом [8], и Рязанское княжество сохранило вид державы независимой [9].

Счастливый в делах государственных Иоанн был менее счастлив в делах семейных. От второй супруги своей Софии, царевны греческой, он имел сначала несколько дочерей, потом по молитве великого чудотворца Сергия Радонежского [10] - сына Василия. Старший сын и наследник Иоанн Младой скончался еще при жизни отца, оставив после себя малолетнего сына Димитрия, которого державный дед назначил своим наследником и сам венчал на царство в первопрестольном Успенском соборе венцом Мономаховым [11]. Но, как видно, Промысл Божий судил царствовать в России потомству императоров греческих: Иоанн разгневался на невестку, мать Димитрия (может быть, по проискам греческой партии), заключил под стражу юного внука и запретил ему называться великим князем, а вскоре объявил сына Василия наследником престола.

Дочь Иоанна Елена состояла в супружестве с Александром, сыном Казимира, наследственным великим князем Литовским и избранным королем Польским. При заключении сего брака Александр обязался грамотой не беспокоить супруги в исповедании православной веры и дозволить ей иметь домовую церковь, но слишком слабый характером, он допустил изуверов силой обращать православных к папизму, запретил строить храмы православные, умножил костелы в городах русских и даже стал стеснять и оскорблять совесть супруги своей. Иоанн, разгневанный на зятя, объявил войну. Грамота его заключалась словами: "Хочу стоять за христианство, сколько мне Бог поможет".

Бог благословил оружие, поднятое за православную веру: Александр лишился многих владений, которые перешли к Московскому государству [12]. Но Иоанну не суждено было окончить войну с Литвой и наказать зятя: он скончался после 43-летнего царствования, 27 октября 1505 года.

Иоанн принадлежит к числу весьма немногих государей, воздвигаемых провидением для решения судеб народов. Явившись на троне в то время, когда новая государственная система возникла повсюду вместе с новым могуществом государей на развалинах системы феодальной или поместной, Иоанн, великий и державный, совершил в Русской земле то же, что современные ему венценосцы совершали в Западной Европе: он не только учредил единовластие, но был первым истинным самодержцем России, заставил благоговеть пред собой вельмож и народ, восхищая милостью, ужасая гневом и карой. Князья племени святого Владимира и Гедимина служили ему наравне с другими подданными, славились чинами бояр, дворецких, окольничих, приобретая эти чины долговременной службой государю. Не принимая на себя титула царя [13], он умел внушить народу беспредельную покорность воле монаршей. Он первым завел сильное многочисленное войско и умел найти воевод смелых и удачливых, хотя сам не был отважным воином и никогда не решался на войну без крайней необходимости. При Иоанне были приглашаемы в Россию иностранные мастера, которые лили пушки, чеканили монету и строили великолепные здания [14].

Царствование Иоанна может служить ясным доказательством той истины, что венценосцы великие являются в свое время по воле Того, Кем цари царствуют и сильные пишут правду. Рожденный и воспитанный данником степной Орды, без образования, без наставлений, руководимый только природным умом Иоанн сделался одним из знаменитейших государей своего времени: силой и хитростью он восстановил свободу и целость России, оттеснил Литву, сокрушил вольность Новгорода, захватил уделы, расширил свои владения до пустынь Сибири и Лапландии на севере, а на юге - почти до самого Киева. Браком с царевной Софьей он обратил на себя внимание Европы и проявил мудрость в политике внешней; ласкаемый от Рима до Константинополя, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам западным, ни гордым султанам, он не хотел вмешиваться в дела чужие, избирал союзы только для пользы России, искал средства для исполнения своих замыслов, а сам никому не служил орудием. При нем Россия, как держава независимая, величественно подняла главу свою в пределах Европы и Азии, спокойная внутри и не боясь врагов внешних.

Таков был наш первый самодержец в делах государственных, в политике внутренней и внешней! Но в делах церковных он не присваивал себе власти, на которую не имел права. При всех важных случаях он ограничивался тем, что созывал на Соборы святителей и знатнейшее духовенство. Соборы в царствование Иоанна созывались чаще, нежели прежде [15]. Государь только утверждал соборные решения и содействовал исполнению приговоров своей властью. Так же поступали и преемники Иоанна.

На Соборе 1503 года Иоанн предложил вопрос об имениях церковных, по поводу вотчин владычных и монастырских, отобранных им в Новгородской епархии после покорения вольного города. Самодержец желал, чтобы были отобраны в казну имения и прочих монастырей русских. Замечательно, что того же желали пустынники Белозерские: Паисий Ярославов [16] и ученик его преподобный Нил Сорский говорили, что неприлично монастырям владеть селами, так как чернецы должны жить в пустынях и кормиться своим рукодельем. Но преподобный Иосиф, ученик Пафнутия Боровского и основатель монастыря близ Волоколамска, держался другого мнения. Он находил необходимым, как для благолепия церковного, так и для поддержания монашеской жизни в сословиях более образованных, чтобы монастыри пользовались некоторым довольством и владели недвижимыми имуществами [17]. Святители рассудили, что в Греческой Церкви не существовало запрещения монастырям и церквам владеть недвижимыми имениями; в Русской земле было то же со времен святых Владимира и Ярослава; даже злочестивые ханы ордынские щадили собственность епископов и обителей иноческих. "Не смеем, - заключил Собор, - отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно". И государь, слово которого было законом, добровольно подчинился решению Собора.

На том же Соборе рассуждали о вдовых священниках. Еще святой Фотий, желая пресечь повод к соблазну стригольникам во Пскове, запрещал псковским вдовым священникам священнодействовать. Митрополит Феодосий особенно заботился о нравственности белого духовенства: вдовых священников он отсылал в монастыри, развратных же лишал сана. К скорби доброго пастыря, недостойных оказалось довольно много, и множество храмов опустело без священников; народ поднял ропот на святителя, и Феодосий отказался от кафедры [18]. Собор 1503 года постановил правилом, чтобы вдовые священники и диаконы отправляли священнослужения, пока сами не решатся обязать себя монашеским обетом чистоты. Им было предоставлено, если ведут они жизнь непорочную, причащаться в алтаре: иереям - в епитрахилях, диаконам - в стихарях, а за пение на клиросе пользоваться четвертой частью доходов. С того времени стали выдавать епитрахильные грамоты [19].

Важнейшим предметом для обсуждения на Московских Соборах в конце XV и в начале XVI века была ересь жидовствующих. В 1470 году пришел в Новгород из Киева еврей Схария (Захария); хорошо знакомый с естественными науками, известными тогда под именем алхимии, он успел обольстить легковерных мнимыми чудесами магии и совратить их в ересь. Два священника Дионисий и Алексий, обманутые Схарией, и вновь прибывшие из Литвы четыре еврея распространили заразу ложного учения; сам Софийский протопоп Гавриил попал в число зараженных ею. В 1480 году великий князь Иоанн по неведению взял в Москву двух начальников этого общества: священника Алексия - протопопом в Успенский собор, а Дионисия - священником в Архангельский; сюда перешла с ними и ересь. Они казались людьми кроткими, воздержанными, праведными, а сами тайно рассеивали плевелы лжеучения. Действуя тайно и хитро, они нашли себе слушателей даже при дворе; таковыми был: близкий к великому князю дьяк Феодор Курицын с братом Иваном Волком. Алексий и Курицын имели такой свободный вход к великому князю, какого никто не имел. Нельзя было придумать обстоятельств более благоприятных для распространения ереси. Она была под защитой таких людей, которые занимали важные места в Церкви и в государстве, могла даже ожидать покровительства самого великого князя, которого, как сам он после признавался, еретики старались уловить в свои сети. Так прошло еще несколько лет.